Лена-колена, окрылённая победой, счастливая, первым делом заскочила в каюту к Петровичу и Лан Эб-Боту. Те сидели за столиком и играли в шахматы. Оба в одних трусах и майках, сильно нетрезвые, но жутко одухотворённые.
Оба попадали со стульев, когда к ним заскочил Чужой, не сообразив сразу, что к чему. Лена сразу полезла к Петровичу целоваться и обниматься, забыв, что не вернула свой прежний облик.
Потом все трое уселись на полу и начали хохотать над комичностью создавшейся ситуации…
− Проспался?! — Спросил Лан Эб-бот Петровича, еле отодравшего свою голову от столика в Манге, и подкурил новую «Беломорину».
Вокруг них было всё так же шумно из-за беснующихся фанатов «Зенита». Всё так же перед ними красовались запотевшие кружки с «Невским-светлым», и манила тарелочка с сырными жареными гренками.
«Ё-моё!» − Подумал Петрович. — «Неужели мне всё приснилось?»
− Если кто спросит, то ты так и говори! — Сказал Лан Эб-Бот, словно он умел читать мысли. — Бери открытку!
Он протянул Петровичу валентинку с сердечком, в которой было написано: «Люблю тебя, Петрович, вечно и бесконечно! Быстрее возвращайся! Всегда жду тебя! Твоя Лена-колена!»
− И вот ещё тебе за службу премия! — Эб-Бот протянул Петровичу новый брелок сигнализации от его «Лады-гранты» с гравировкой на задней крышке: «За верную службу Родине от секретной службы, имя которой называть нельзя».
− Наши ребята всё тебе в тачке починили, «сигналку», компьютер, «мерсовский» движок вставили…
− Домой мне надо! — Буркнул Петрович и побрёл к выходу из кафе.
− Не пропадай, дружище! Созвонимся! — Сказал весело Лан Эб-Бот ему вслед.
Из раскрытой двери на Петровича ринулся свежий прохладный Питерский воздух, принесённый со стороны Финского залива. В глаза ударили, заставив прищуриться, лучики низкого Питерского утреннего солнышка, пробившиеся между серых громад зданий.
Петрович поёжился, вздохнул, и медленно побрёл по Каменноостровскому в сторону метро…
СУБАТОМНЫЙ РЫЦАРЬ-СТРАННИК ГАННОВЕР И УПАВШАЯ ПЛАНЕТА
(стилизация под одного, очень известного писателя-фантаста)
Пролог
Когда падают планеты — успевайте отскочить в сторону…
Американцы опять чего-то натворили, и планета упала. Куда — неясно…
Ганновер хотел это понять, но потом подумал — зачем? Рано или поздно это все равно должно было произойти. Потому что людям, особенно американцам, не дано понять правильно струны Вселенной. Они погрязли в своих грязных деньгах и политических амбициях, и уже не видели ничего даже под своим носом. Они не видели, как струны постепенно рвались одна за другой. А ведь специальный клей для струн можно было купить только в соседней галактике — «Туманности Андромеды». И проход в нее закрывали огромные космические чудовища, связываться с которыми не хотелось даже Ганноверу рыцарю-страннику.
Он увидел ее, планету, бывшую когда-то голубой, когда она падала мимо него в преисподнюю. Он ничего не мог поделать в этом случае. Ведь планета потеряла атмосферу, а последний противогаз у него закончился еще на прошлой неделе. Хитрые венерианцы скрыли от него истину. Он не знал, что планета будет падать сегодня. Он думал, что перед великим концом еще будет время. Это было давно, и он не любил об этом вспоминать.
В одном противогазе все-таки осталось еще немного дыхательной смеси, и тогда Ганновер решил провести спасательную операцию. Он ворвался на своем звездолете в пригороды падающей планеты. Там валялось много трупов. И нечем было дышать из-за невыносимого смрада. Но у Ганновера все еще было немного дыхательной смеси.
Он решил спасать только женщин и детей, потому что мужчин спасать было уже поздно. И это они в конце концов устроили этот катаклизм. Да и планета вот-вот должна была достигнуть дна Вселенной и разбиться там на мелкие кусочки.
Ганновер успел спасти симпатичную девушку и двух детей — мальчика и девочку. Больше он никого не успел спасти. Все остальные оказались мертвыми, может быть и несовсем.
— Если хочешь жить — иди со мной женщина! — Сказал девушке Ганновер.
— С тобой хоть на край света! — Ответила она ему с готовностью.
— Именно туда мы и едем. — Подтвердил он.
Дети были молчаливые.
Спасение.
С этой девушкой и детьми Ганновер полетел на Альфу-Центавра создавать новую человеческую цивилизацию. У него еще оставалось немного дыхательной смеси. Звездолет быстр и ловок. Он даже умел притворяться большим космическим астероидом. Но компьютер на звездолете был плохой. Он задавал слишком много вопросов, и никогда не давал ответы. Задолбал короче. Его надо было ремонтировать, но запчастей не было. Это создавало трудности.
Ганноверу надо было во что бы то ни стало успеть на Альфу-Центавра. Потому за ними гнались осколки упавшей планеты. Ими управляли зомби, или то, что от них там осталось после падения…
Конец.
Это конец…
Эпилог.
Они выжили и создали новую расу гигантов-Ганноверов. Поэтому вы и можете читать эти строки…
ВТОРОЙ СОН ПЕТРОВИЧА
У Петровича было много жён. Но на этот раз ему приснилась первая. Самая надёжная. Та, которая терпела его целых восемнадцать лет.
Во сне они были надёжной командой киллеров, и получили очередной заказ. Не рефлексируйте. Во сне всё возможно.
Сели, короче, в советскую «шаху» и поехали на задание. Там какая-то общага, что ли, была. Рано утром поднялись незаметно на второй этаж, заходят в нужную комнату-отсек, коридорного типа. Их видит типа дочь заказанной и в ужасе отшатывается в сторону. Они в масках. Заходят…
Разумеется, замедленные кадры. Объект оказывается третьей несостоявшейся женой Петровича, очень милой, слегка слишком серьёзной женщиной. Отказала она ему короче, но не настолько же, чтобы во снах застреливать!
Петрович в мандраже. Надо что-то делать, срочно отменять заказ. Ах какой он подлец и сволочь оказался!
Но первая жена уверенно и хладнокровно вгоняет пулю за пулей в бедную женщину…
Петрович в прострации, сматывается с места преступления в том самом жигулёнке, выделывая дикие пируэты на склоне холма. Видя попутно, как вокруг к происшествию сбегаются и съезжаются «менты». Но «уходит».
Приезжает домой. Там его дожидается Первая. Такая вдруг милая, с большим блестящим пистолетом, с большими блестящими укоряющими глазами. Пистолет надо срочно куда-то прятать или девать. А тут слышно, как в соседнюю квартиру рвётся толпа с криками: «Эф-Би-Ай!». Возмездие рядом…
Петрович просыпается в холодном поту. «Блин! Фильмов насмотрелся! Какое ещё у нас тут «Эф-Би-Ай? Участковый пьяный может только вечером припрётся «для галочки»!» И будет долбиться своими огромными ботинками в железную, неоткрываемую для него, дверь.
«Что-то тут не так!» − Подумал Петрович. — Надо «произвесть» расследование!»
Собрал всех своих бывших жён с их семьями, типа на пикник, и начал производить.
− Ты, конечно, большой гад и сволочь, Петрович, но у нас всё без тебя замечательно! — Сказала Первая жена. — Мы про тебя и забыли совсем! Иногда только взгрустнётся чуть-чуть. Ведь бывали же светлые моменты.
− Мы с тобой навсегда Петрович, ты же знаешь, что просто пока разошлись. Нет-нет, я тебя сейчас пока не жду! — Сказала Вторая.
− Та-а-ак! — Сверкнула глазами Крайняя жена.
− Не беспокойся, милая! — Успокоил её Петрович. — Это иносказательно!
− У нас ничего и не было с тобой. Попутал ты всё с годами. Ну подумаешь, во сне застрелили, с кем не бывает?! — Засмеялась та самая Третья, во сне убиенная. И дочь её пожала плечами (дети, конечно, не все Петровичевы были), «не в понятках».
− Да кому он нужен! — Сказала Семнадцатая (надо сказать, что далеко не все жёны были зарегестрированными). — На раз только и годится… Ну так, в полгода!
− Грех видать за тобой, Петрович! − Молвила девятая. — Такие сны просто так не снятся! Не исправишь его до смерти, так гореть тебе в аду!
− Да помогите же, в конце концов, грех мне этот сыскать! — Взмолился тогда Петрович. — Почто вокруг да около вертите?! За всеми грешки, небось, водятся! А как распознать конкретный, ноющий?!
− Может и не грех это, − сказала Пятая жена, ведьма, − вдруг тебя кто-то держит в астрале за руку, и не хочет отпускать?!
− Хорошо, если за руку! — Съехидничала Восьмая.
− Может денег кому должен? − Разволновался Петрович. — И забыл отдать?
− У тебя таких денег с роду не бывало, какие ты нам должен! — Засмеялись жёны. — Потратили мы на тебя зазря свои молодые годы!
В этот момент на поляну с пикником выехал внедорожник-«Мерс», и из него вылезла роскошная блондинка в сногсшибательном «прикиде» и макияже.
− Не помнишь меня, Петрович?! — Подошла она к Петровичу и приспустила очки «Дольче энд Габбана».
− Не помнишь меня, Петрович?! — Подошла она к Петровичу и приспустила очки «Дольче энд Габбана».
Петрович остолбенел:
− Не-ет!
− Шестой класс. Меня тогда, кроме как «какашкой», никак и не звали! Один ты меня жалел и защищал!
− Мари-инка! Ты на меня злишься что ли до сих пор?! Мы только целовались!
− Ах-ха! А жениться кто обещал?! … Я после школы от злости на всех в киллерши пошла. Богатой стала, независимой!
Но нет у меня любви до сих пор из-за тебя, Петрович! Устала я жить, все люди мне должны за это…
Женщина вдруг достала из-под плащика автомат и начала строчить по сторонам. Петрович в ужасе наблюдал, как падали вокруг него жёны со своими новыми хахалями, подруги, друзья подруг и все пришедшие на «халявный» шашлык. Из их тел вырывались фонтанчики крови от пуль, выворачивались от летящего свинца руки и ноги, вылетали мозги…
Петрович ринулся было к Маринке, чтобы схватить её и остановить, но та повернулась к нему и начала строчить из автомата прямо в него…
Но что это? Пули не пробивали его грудь. Это была просто краска!
Маринка кинула автомат на землю и кинулась обнимать Петровича:
− Расслабься Петрович! Ты, конечно, подлец! Но свой в доску подлец! Мы все тебя любим и помним! Разыграли мы тебя! Артисткой я стала, а не киллершей.
Все встали с земли, снимая с себя кровавую бутафорию, и окружили Петровича со всех сторон.
− Молодец, что помнишь нас всех и беспокоишься, Петрович! И сны твои — этому подтверждение!
ЕЩЁ
У Петровича в жизни было много женщин, но ему хотелось Ещё. На двадцать втором этаже его нового монолитного дома на Парнасе в однокомнатной квартирке жила итальянка Анкора. Её имя переводилось на русский как «Ещё».
Работала она переводчицей в каком-то крутом учреждении на Невском, и была стройной смуглой брюнеткой на высоченных шпильках.
В первый раз Петровичу удалось с ней поговорить ранним утром в один из будних дней во дворе. Её «Фиат» фыркал и никак не хотел заводиться. Петрович с готовностью предложил даме свои услуги и поднял капот её авто.
То, что он увидел под капотом, перевернуло его мировоззрение. Он понял, что погорячился, и что итальянские инженеры последние полвека занимались чем-то не тем. А ведь его старый Жигулёнок, вроде как, тоже был их произведением.
По крайней мере, в странных штуках внутри «Фиата» Петрович не нашёл мест, где можно сделать «подсос», «притереть контакты» или «поискать искру». Мало того, он даже не смог определить, где находится аккумулятор.
Фиаско от Фиата было позорным и возмутительным. Анкора фыркнула: «Inutile uomo!» (бесполезный мужчина). Закинула сумочку Дольче энд Габбана на хрупкое плечико, и сердито зацокала своими шпильками к станции метро «Парнас», не оставляя Петровичу даже тени надежды.
Во второй раз Петрович решил брать «быка за рога», т. е. «кобылицу». Он пришёл к ней вечером домой «за солью» с литровой бутылкой «Мартини» под мышкой. Разговор завёл светский и многозначительный. Он говорил и о том, что на площади Сан Марко в конце концов должны прекратиться наводнения, и про кота Берлускони, и что он всю жизнь мечтал быть гондольером в Венеции, и что он сам, по сути, является Питерским гондольером, поскольку «бомбит» по ночному городу каждый день на своей старенькой «шестёрке», являющейся, по сути, «Фиатом» производства конца прошлого века.
У Анкоры-Ещё от разговора с Петровичем вроде бы начал загораться в огромных чёрных глазах какой-то огонёк, но опять произошла невезуха. Петрович элементарно не рассчитал своих сил, потому что пришёл в гости к итальянке на голодный желудок. А у той, естественно, холодильник оказался совершенно пустой (ну это с русской точки зрения). Закусывать было нечем, Ещё свои порции в бокалах обильно разбавляла апельсиновым соком, а Петрович был натурал. Он пил Мартини неразбавленным.
Поэтому через некоторое время Петровича совсем перестали слушаться руки. Они начали вытворять такое, что ему самому стало стыдно. И он опять потерпел фиаско.
Возмущённая невоспитанностью рук Петровича, итальянка Ещё с позором изгнала его из своей однушки приговаривая: «Dio mio! Бофэ мой! Пьетровьич! Вали отсюда несолоно хльебавши!» И держала при этом в руке работающий блендер «Бугатти».
В третий раз Петрович пришёл к Ещё за солью с шахматной доской под мышкой. Заинтригованная итальянка впустила его. Но и в этот раз старания Петровича были тщетны.
Несмотря на то, что у него был когда-то первый разряд, его «ферзевый гамбит» загнулся от её «сицилианской защиты» на двадцать восьмом ходу. Ему пришлось с позором сдаться при «потерянном качестве», потому что перспектива остаться на глазах итальянки совсем «голым королём» его не прельщала.
Казалось бы всё?! И Петровичу совсем не светило Ещё?
Но однажды летним вечером он сидел перед своей парадной на скамеечке и писал на планшете очередной рассказ для сайта. Естественно про Петровича.
Раздалась знакомая барабанная дробь знакомых шпилек. И ох! И ах! Итальянка заинтересовалась тем, что пишет Петрович. «Ах это вы тот самый Пьетровьич? Il mio amore! Как я вас лублу! Как я лублу ваши рассказы! Приходите ко мне почаще за солью!»
И той же ночью Петрович засыпал в объятиях жаркой итальянки. Она часто повторяла своё имя по-русски: «Ещё! Ещё!»
А в его голове всё вертелась мысль: «Женская душа неисповедима, ё-моё…»
Примечания
1
В. Шекспир, перевод Б. Пастернака