Набат. Агатовый перстень - Шевердин Михаил Иванович 29 стр.

Чандра Босс взглянул на укачивающую ребенка Дильаром, затем на Иргаша и сказал:

— Ты напрасно потащил с собой жену и... ребёнка. Ночью сегодня будет опасно... очень опасно...

Мутная волна ненависти поднялась в Иргаше и стала его душить.

— Вы сами знаете, господин... Я не мог поступить иначе.

— Чепуха... Мы переправили бы твою красавицу к тебе потом в целости и сохранности.

Внезапно подняв глаза. Иргаш, как ему показалось, поймал чуть заметную усмешечку в уголках пергаментных губ Чандра Босса и прохрипел:

— Она жена... должна ехать с мужем... Я не вернусь в Кундуз, я останусь жить в Дюшамбе... Мохтадир Гасан эд-Доуле узнает про оружие... что мы... его... и мне — конец... Я знаю, он под землёй достанет.

— Молчи... я сказал, чтобы ты не смел больше гово­рить об этом...

— Но здесь степь… горы...

— Э, а ты знаешь, что вон эта гадина не подслушает и не скажет Мохтадиру Гасану эд-Доуле Сецджаби о том, сколько ты взял барыша, а? Слышишь, как она шипит?

С суеверным ужасом Иргаш взглянул на бегающую с угрожающим шипением у копыта коня фалангу, мгно­венно спрыгнул и подошвой придушил огромное насе­комое.

— Так вот... относительно твоей красавицы. И затем известно, что мужчина после ночи, провёденной с женщиной, — тряпка. Поэтому сегодня свою почтенную супругу ты с собой не бери... она поедет с нашим кара­ваном.

— Нет, — и глаза Иргаша налились кровью, — нет,она поедет со мной.

— А если пограничники станут стрелять, а если пуля вонзится ей в нежную грудь?..

— Аллах велик! Она поедет со мной...

В голосе Иргаша прозвучало столько ярости, что Чандра Босс только пожал плечами и отъехал к передним верблюдам. Но Иргаш всё-таки успел заметить, что, проезжая мимо Дильаром, он сделал ей приветственный знак рукой и что-то сказал.

Свирепо бормоча проклятия, Иргаш потянул уже с плеча винчестер, но за спиной вдруг ему послышалось странное сопение. Он обернулся. На него пристально, остановившимися зрачками смотрел Вагиф-караванщик. Вагиф не состоял на службе у Чандра Босса, более того, никто никогда не замечал прямой связи между ними, но как-то получалось, что всегда, куда приезжал Чандра Босс, обязательно появлялся и высокий, худой, молча­ливый, как могила, Вагиф.

И сейчас Вагиф ничего не сказал. Он только смотрел.

Иргаш знал, что во время только что происходившего разговора около них никого не было, но в то же время внутренне мог поклясться, что Вагиф всё слышал и ви­дел. Уж слишком небрежно высовывалась из расстёгну­той кобуры рукоятка маузера...

— Ты что уставился? — рассвирепел Иргаш. — Смот­ри, глаза вывалятся. Кривая душа ты, Вагиф.

— Э, Иргаш, зубы не скаль, ты не волк. А кривое дерево даёт столько же плодов, сколько и прямое! Жаль мне тебя, молодой ты. А с господином ты полегче, не то...

— Что «не то»?!. Но злоба уже затуманила мозг Иргаша, и он только прохрипел чуть слышно:

— Хорошему человеку одежду последнюю отдай, а дурному — дочь обесчесть...

Разобрал ли его слова Вагиф, трудно сказать, но Чандра Босс оставил в покое Иргаша.

Караван медленно, но верно приближался к холмам, вставшим между неглубокой долиной и рекой Пяндж.

Времени у Иргаша имелось совершенно достаточно, чтобы всё обдумать и взвесить. Он считал, что честь его задета. Подозрения росли и росли. Обмен словами меж­ду Чандра Боссом и Дильаром вселил в него уверенность, что между ними что-то есть.

Он поспешил уверить себя, что не застрелил на месте и Чандра Босса и Дильаром только потому, что ему поме­шал Вагиф. Не будьВагифа — о, тогда!.. Как и все вспыль­чивые, но слабовольные люди, Иргаш искал повод, чтобы отложить месть до более удобного времени. Да, рука мести поднимется, но тогда, когда Чандра Босс положит в неё всё, что ему, Иргашу, причитается за опасную и тяжелую службу. Не зазорно от врага поживиться кое-чем. Тогда не поздно будет свести счеты и притом так, чтобы самому не попасться... А Дильаром?.. Здесь он всегда успеет...

Он облизнул сухие губы и посмотрел на покачиваю­щуюся в ритме верблюжьего шага закутанную в паранд­жу фигурку, на уехавшего далеко вперед Чандра Босса. Как хорошо! Они ничего и не подозревают. А всё-таки хитрый человек Чандра Босс.

Как он все обдумал, взвесил. Приняв поступившие тайно из Пешавера вьюки с патронами, винтовками, пулемётами, он всё пересчитал, проверил. И никто в Кундузе не знал и не видел. Какие-то приезжали в город люди, спрашивали, нюхали, шарили глазами, но так ничего не разнюхали и не увидели. Нет, увидели верблюжьи тюки с ситцем да полосатым тиком, акку­ратно разложенные под сводами караван-сарая. Грузы готовились к отправке в открытом дворе Иргаша, среди глухих садов. Под покровом предрассветных су-мерок верблюды неслышно появлялись и исчезали, люди скользили в своих сыромятных мягких сапогах, точно тени.

Едва вернувшись из поездки в Гиссар, Чандра Босс позвал к себе Иргаша. На этот раз Чандра Босс не за­ставил Иргаша стоять у двери, а усадил его за низень­кий столик перед собой и налил ему коньяка.

— Пей!

Крепкий напиток обжёг горло, плеснул пламя в же­лудок.

— Пей ещё.

От второй пиалы лицо Чандра Босса перед глазами Иргаша расплывалось, точно отражение в воде. Издале­ка и странно звучал голос:

— Мы старые друзья, не правда ли?

— Мы, — пробормотал Иргаш, но, хоть уже опьяне­ние расслабило его ум и волю, он насторожился.

— Куда мы едем и зачем, ты знаешь?

— Да, мы едем на бухарскую сторону, везём оружие для сардаров Энвербея.

— Вот-вот. Красные озверели, точно черти. И терять времени нельзя. Ты мой главный помощник, понял?

— Да, господин.

— Другим не скажу, тебе скажу, но держи язык на привязи.

— Да.

— Принеси коран, дай клятву.

Иргаш дал клятву на револьвере, положенном на ко­ран, и выпил пиалу воды.

Конечно, давать такую страшную клятву он вообще не стал бы, но он был пьян, и к тому же, знал нрав Чандра Босса и то, что случается с несогласными. Выбо­ра у него не оставалось. Молитва и деньги всегда вме­сте, — говорят на Востоке. Чандра Босс платил Иргашу в месяц такое жалование, какого он не заработал бы у другого хозяина и за пять лет, и к тому же, перед тем как начать разговор, посулил за предстоящую поездку жалование за целый год вперёд. «Сытому хорошо и мо­литвы соблюдать, а на голодный желудок о боге вспо­минать некогда», — с такой оговоркой, конечно мыслен­ной, Иргаш и дал клятву. Аллаха Иргаш боялся ужасно и, как ни успокаивал себя, что клят-ву он сумеет сдер­жать, но руки, ноги у него дрожали. Чандра Босс это подметил и принял во внимание. Иргаш теперь стал покорным исполнителем его планов.

А планы сводились к следующему:

После переправы через Пяндж караван намечалось разделить на две части. Одна из них, во главе с Чандра Боссом, направляется в штаб-квартиру Энвер-бея. Дру­гая часть каравана подвергается нападению бродячих шаек и... исчезает. Вот это дело и возлагалось на Иргаша. Он должен тайно отделиться от каравана, а на той стороне напасть на вторую группу. Затем скрыть груз и верблюдов в горах так, чтобы никто там их не отыскал, и ждать приказаний Чандра Босса.

— Что вы сделаете со спрятанным? — осмелился спросить Иргаш.

— Не твое дело. Ты получишь установленную плату,

— А когда на караван я нападу, прольётся кровь или нет?

— Да, кровь прольется, — спокойно ответил Чандра Босс и пояснил: — Много людей убивать не надо, но без этого нельзя.

— На то предопределение аллаха, — пробормотал Ир­гаш.

Тогда же в беседе Чандр Босс дал понять Иргашу, что купец Мохтадир Гасан эд-Доуле Сенджаби, которо­му принадлежит оружие и боеприпасы, уверен, что всё оно в короткие сроки окажется в распоряжении Энвер­бея. Спешить надо, так как красные наступают, и воору­жение басмачам крайне необходимо. На это оружие возлагаются большие надежды. А раз оно к Энверу полностью не попадет и часть его вообще исчезнет, то, конечно, станут доискиваться, кто виновник.

— Подозрение падёт на тебя, дорогой.

— Почему? — заволновался Иргаш, —делая отчаян­ные усилия, чтобы стряхнуть с себя пьяный угар. — Ведь всё в тайне...

— Да, но мне придется сказать про тебя, Иргаш.

— Но... но меня господин Мохтадир убьёт.

— Вполне вероятно, — невозмутимо проговорил Чандр Босс. Поэтому тебе уже не придется сюда... в Кундуз, вернуться.

— Но... но я не хочу.

— Увы, а кто принял задаток?!

Действительно, так вышло, что в самом начале бесе­ды Чандр Босс вручил Иргашу крупную сумму денег наличными.

— Но...

— Ты дал клятву, дорогой мой. А срок клятвы уже начался. Итак, ты уедешь и не приедешь. На, выпей еще.

Иргаш машинально выпил.

— А жена? — вдруг вспомнил он о Дильаром. Её красота, её влекущие глаза райской гурии, с белым сине­ватым белком и чёрно-огненным зрачком, её обольсти­тельное тело приковывали его к дому, к Кундузу. Доро­гой ценой досталась она ему, страшной ценой. Жена давала удовлетворение его грубой чувственности, и он не мог спокойно о ней думать.

— Жена? Ах, да! — небрежно протянул Чандра Босс. — Мне некогда думать о жёнах моих слуг... А впрочем, ты разбогател теперь, Иргаш, и купишь себе там жену, две, три. А твоя... Дильаром... — он осекся, так свирепо смотрел на него Иргаш. — Если ты не сможешь вернуться в Кундуз, пусть она по-едет к тебе туда, где ты поселишься.

— Нет.

И тут Чандр Босс просчитался: коньяком он хотел оглушить Иргаша, довести до невменяемого состояния. Он забыл старую истину, хорошо известную на востоке — пьяный друг становится врагом. Как ни прятал Иргаш молодую жену, как ни следил, чтобы она закрывала свое прелестное лицо от посторонних, но Чандра Босса, дне­вавшего и ночевавшего последнее время в доме Иргаша, не раз обжигали глаза прекрасной Дильаром. «Не гляди на красавицу, ибо смотрение приведет в конце концов к слезам». Не мешало бы Чандра Боссу припомнить это изречение Бедиля. Но он забыл о нем...

— Хочешь сто золотых? — сказал он сдавленным го­лосом. Иргаш открыл рот.

— Бери сто гиней и... предоставь заботу о ней мне.

С воплем «нет терпенья слушать его слова» Ир­гаш кинулся на Чандра Босса и чуть не задушил его. Вагиф с трудом вырвал хозяина из рук разъярённого Иргаша.

Иргаш остыл быстро и перепугался. Он плакал пья­ными слезами, извинялся. Но Чандр Босс только добродушно похлопал его по плечу и сказал, что пошутил.

Но с тех пор Иргаш окончательно потерял покой. Он не столько готовился к экспедиции, сколько следил за каждым шагом Чандра Босса и Дильаром. Он боялся отлучиться на минуту из дома. Ему всюду мнились и ме­рещились подозрительные взгляды, шепот... Ночью он просыпался в поту и лихорадочно шарил по ложу рукой: здесь ли Дильаром?

Когда он тогда увидел Чандра Босса и Дильаром разговаривающими, он чуть не умер: с такой силой кровь прилила ему к голове. Он кинулся бить жену, но она схватила со стены винтовку и поклялась, что убьёт и его, и себя, и дочь, если он её пальцем тронет.

Отправляясь в опасный путь, Иргаш не мог оставить Дильаром в Кундузе. Ведь она будет жить, радоваться без него. Он отлично это знал. К нему, Иргашу, она хо­лодна. И она... она будет обниматься с кем-нибудь... с Чандра Боссом на мягких одеялах. Он выл, колотя кула­ками себя по голове.

Он увёз Дильаром с собой. Он взял её с собой в кара­ван, хоть выяснилось, что его родственники собираются вернуться в Бухару в самом недалеком будущем и со­гласны взять с собой молодую женщину с ребёнком. Родственники получили официальные визы, и путешествие их сулило полную безопасность. Но Иргашу всюду мнились всякие подвохи, и он истолковывал по-сво-ему каждый взгляд, каждое движение Чандра Босса. В конце концов он уверил себя, что Дильаром прелюбодейка, и только ясный и чистосердечный взгляд её прекрасных глаз удерживал его от новых безрассудств.

Он вёз через границу Дильаром и ребёнка, подвергая их всяким случайностям и лишениям долгого и тяжёлого пути по степям и горам. Он и теперь стерёг, не выдадут ли себя Дильаром и Чандра Босс движением, словом, взглядом, не выявятся ли во время совместного путешест­вия доказательства прелюбодеяния... Хитрость одной жен­щины, особенно красивой, равна поклаже сорока верблю­дов. Но он, Иргаш, хитрее всех, и уж его не обманут!

А Чандра Босс?

Всё рассчитал он в своем предприятии: и риск, и вы­году, и политику, и чистый барыш. И всё благоприятст­вовало ему, опытному и умелому дельцу. Всё шло по заранне составленному расписанию, но одного не учёл Чандра Босс. Недооценил он силы ненависти...

В настороженной тишине на бесконечном пространст­ве струились воды большой реки. В блестящем её зерка­ле, словно жидком серебре, медленно плыла полная луна, прячась временами в саблевидных листьях камыша.

Оглушительно громко взорвалась тишина резким всплеском. И почти тотчас же заплакал ребёнок.

В слепящую глаза дорожку лунного света вторглось тёмное пятно. И сразу стало ясно, что это зыбкий плот из гупсаров — кожаных мешков. На плоту угадывались чуть различимые люди.

Они шевелились, плот угрожающе раскачивался. Сно­ва жалостно заплакал ребенок.

Теперь, когда плот подплыл к камышам и повернулся, видно было, что на нём идет безмолвная борьба. Мужчи­на вырывает шевелящийся, пищащий свёрток из рук жен­щины. Наконец мужчина одержал верх. Раздался звучный всплеск...

Дико зазвенел женский вопль и оборвался хрипом.

Но одновременно раздался ответный крик: «Дьяво­лы!», и кто-то грузно плюхнулся с берега в воду.

— Врёшь, не выйдет, — плескаясь и булькая, бормо­тал кто-то.

В то же мгновение плот врезался в заросли камыша и упёрся в берег. Несколько людей спрыгнули на землю. Мужчина увлекал за собой бившуюся в его руках женщину.

— Стой!— крикнул Матьяш, выступая из-за кус­тов. — Сдавай ору-жие!

Из-за кустов выскочило несколько красноармейцев. Угрожающе защелкали затворы.

— Стой!

Вырываясь из рук мужчины, женщина пронзительно кричала:

— Помогите! Она утонула!

— Господин, у нас нет оружия. — проговорил чело­век, державший женщину, — мы несчастные беглецы. Спасаемся от гнёта и горя! Да замолчи ты, Дильаром!

Но Дильаром металась у самой воды с воплем:

— Спасите!

— Тише, — сказал Матьяш, — это ты Семён? — Свет луны упал на шлёпающего по воде бойца.

— Которая тут мать, примите, — сказал он. — Гады, ребёнка топить вздумали.

К нему в воду бросилась Дильаром и вырвала мокрую девочку.

— Молчит! Умерла, умерла! — вскрикнула Дильа­ром.

— Нет, спужалась она. Эх, мамаша, поаккуратней надо бы, река вон какая...

И, как бы в ответ, ребёнок разразился плачем.

Дильаром бросилась на колени и поцеловала мокрый сапог красноармейца.

— Что вы, что вы! — в волнении отступил Семён. — Река, она такая, шутить не станет. А ну, — уже обра­щаясь к сумрачно молчавшим мужчинам, сказал он: — Вы кто? Контрабандой балуетесь?!

— Нет, господин воин, мы мирные люди, — загово­рил Иргаш, — мы к родным местам. Отпустите нас. Вот...

Он протянул кошелёк.

— Ты что, ошалел видать?!. Держи, держи.

Послышался конский топот, и к берегу выехал Пан­телеймон Кондратьевич.

— Что у вас, ребята?

— Докладывает отделённый командир Половиков, — отрапортовал Семён. Обнаружили на реке какую-то лод­ку не лодку, плот не плот. Подпустили. Подстерегли. Шесть мужиков, одна баба, ребятёнок. Вроде заявляют: «Прибежали домой с тоёй стороны».

— Обыскали?

— Так точно. Оружия нет. Ничего, кроме вот какой-то фляги, не нашли.

— Осмотреть плот!

— Есть осмотреть!

Пока Матьяш шарил на плоту, Пантелеймон Кон­дратьевич разглядывал задержанных. Он не мог удер­жаться, чтобы при виде лица Дильаром не пробормотать: «Экие глаза!»

— Это чья женщина? — спросил он.

— Моя, — выступил вперёд Иргаш, — моя жена. Моя семья.

— Значит, всей семьей на родину?!. Хорошо!

— Мое имя Иргаш Файзи, господин начальник, мой дом близко, в Курусае, Отпустите нас. Дочка упала в воду, боюсь, заболеет.

— Он её бросил в реку, — сказал Матьяш, — девчон­ка закричала. А он полузверь-получеловек какой-то, её в воду.

— Вот как? Ты что же! — рассвирепел Пантелеймон Кондратьевич, и рука его невольно вцепилась в ворот Иргаша. — Зачем это тебе понадобилось?

Подумав, что пришел его последний час, Иргаш меш­ком опустился на землю.

— Начальник, — бормотал он, — девочка плакала, взял успокоить... упала... я не виноват... нечаянно я.

— Тьфу... потом разберемся. Эй, Половиков, как там на плоту?

— Барахлишко есть, товарищ комиссар, а оружия нет.

— Иди сюда.

— Есть.

— Ты почему мокрый весь? Купался, что ли?

— Никак нет, товарищ комиссар, вот пришлось...

— Он девчонку вытащил, — сказал Матьяш.

— Имей в виду, Половиков, ты отделённый коман­дир, ты на посту, на границе... А если б тебя, в воде стукнули, а мне отвечать! Только потому, что в погра­ничниках ты впервой, да и нарушителей тоже впер­вой взяли, я тебе спущу... Отвести задержанных на за­ставу.

— Позвольте, начальник, сказать, — попросил Иргаш.

— Идём, идём. Поговорим в своё время и на своём месте.

Кутая дочку в камзол, Дильаром плакала:

— Ой моя черноглазенькая... Ой, она заболеет.

— Семён, посади женщину на мою лошадь... Отвези поскорее к Ольге Алексеевне.

— Жена пойдет со мной, — мрачно проговорил Ир­гаш. Он так и не позволил, чтобы Дильаром уехала даже на несколько шагов вперёд.

Всю дорогу он говорил:

— В злые годы смятения и разрухи нас обманом и ложью увели из страны отцов... Многие годы мы влачи­ли на чужбине свою жизнь. Пусть не услышит голоса счастья проклятый эмир... Мы прослышали, что идёт Красная Армия и поспешили бежать... Мы хотим слу­жить вам, начальник,.. советской власти.