Дэшил Хэммет Обгоревшее лицо
* * *— Мы их ждали вчера, — закончил свой рассказ Альфред Бэнброк. — Но когда они не появились и сегодня утром, жена позвонила по телефону миссис Уэлден. А миссис Уэлден сказала, что их там не было... и что они вообще не собирались приезжать.
— Итак, — заметил я, — ваши дочери уехали сами и по собственной воле остаются вне дома?
Бэнброк кивнул. Его лицо выглядело усталым, щеки обвисли.
— Да, так может показаться, — согласился он. — Поэтому я обратился за помощью в ваше агентство, а не в полицию.
— Такие исчезновения и раньше случались?
— Нет. Если вы следите за прессой, то вам, наверное, попадались заметки о... как бы это сказать... нерегулярном образе жизни молодого поколения. Мои дочери уезжают и приезжают, когда им того захочется. Но я, хотя и не могу сказать, что мне известны их намерения, вообще-то всегда знаю, где они.
— Вы не догадываетесь, почему они так уехали?
Он затряс опущенной головой.
— Вы в последнее время часто ссорились? — рискнул предположить я.
— Нет... — начал он, но внезапно переменил тон. — Да... хотя я и не считаю, что этот случай может иметь значение, да и вообще не вспомнил бы о нем, если бы вы меня не спросили. В четверг вечером...
— И о чем шла речь?
— О деньгах, разумеется. Кроме денег, у нас не было причин для разногласий. Я давал дочерям на карманные расходы довольно много... может быть, слишком много. Так что им не приходилось себя ограничивать. Как правило, дочери не выходили за пределы того, что я выделял... Но в четверг вечером они попросили у меня сумму, которая значительно превышала разумные потребности двух девушек. Я был возмущен... хотя в конце концов все же дал денег, правда, несколько меньше, чем у меня требовали. Это не назовешь ссорой в полном смысле слова... но некоторое охлаждение наших отношений все же произошло.
— И именно после этой размолвки они сказали, что едут на уик-энд в Монтри, к миссис Уэлден?
— Возможно. Я не уверен. Кажется, я узнал об этом только на следующий день. Но, может быть, они сказали моей жене?
— Вам не приходит на ум другая причина бегства?
— Нет. Да и этот наш спор о деньгах... который, вообще, не столь уж необычен... не мог быть тому причиной.
— А как считает их мать?
— Их мать умерла, — поправил меня Бэнброк. — Моя жена — их мачеха. Она всего лишь на два года старше Миры, моей старшей дочери; жена так же, как и я, совершенно обескуражена.
— Ваши дочери и их мачеха живут в согласии?
— Да! Да! В полном согласии! И всегда, когда в семье возникают разногласия, они образуют единый фронт против меня.
— Ваши дочери выехали в пятницу после полудня?
— В полдень или несколькими минутами позже. Автомобилем.
— И автомобиля, разумеется, тоже нет?
— Естественно.
— Какой марки машина?
— Кабриолет. Такой, со складным верхом. Черный.
— Его регистрационный номер? Номер двигателя?
— Сейчас.
Он повернулся в кресле к большому письменному столу с выдвижной столешницей, что загораживал четверть стены конторы, порылся в бумагах и продиктовал мне номера. Я записал их на обратной стороне конверта.
— Я включу вашу машину в полицейский список украденных автомобилей, — сказал я. — Здесь не обязательно упоминать о ваших дочерях. Если полиция найдет автомобиль, нам легче будет обнаружить девушек.
— Отлично, — согласился он, — коль скоро это можно сделать без огласки... разве что окажется, что с девочками плохо.
Я понимающе кивнул и встал.
— Мне необходимо поговорить с вашей женой, — сказал я. — Она дома?
— Кажется, да. Я позвоню и скажу, что вы придете.
...Я разговаривал с миссис Бэнброк в огромном, напоминающем крепость доме из белого известняка на вершине холма, возвышающегося над заливом. Это была высокая, темноволосая женщина лет двадцати двух, склонная к полноте.
Она не сказала ничего такого, о чем не упомянул бы ее муж, но сообщила больше деталей.
Я получил описание девушек.
Мира — двадцать лет, рост 173 см, вес 68 кг, физически развита, имеет несколько мужские манеры. Короткие каштановые волосы, глаза карие, кожа темная, лицо квадратное, с широким подбородком и коротким носом, над левым ухом под волосами — шрам. Любит лошадей и всякие развлечения на свежем воздухе. Когда она уходила из дома, на ней было голубовато-зеленое шерстяное платье, маленькая голубая шляпка, короткая черная шубка и черные туфли.
Рут — восемнадцать лет, рост 162 см, вес 48 кг, глаза карие, волосы короткие, каштановые, кожа смуглая, лицо овальное, с мелкими чертами. Тихая, робкая, склонна искать опору в старшей, более сильной сестре. Одета была в серое шелковое платье и табачно-коричневый плащ, отделанный мехом; в комплекте с широкополой коричневой шляпой.
Я получил по фотографии каждой девушки и в придачу снимок Миры, стоящей перед кабриолетом. Получил список вещей, которые они с собой взяли, — такие обычно берут с собой на уик-энд. И, что куда важнее, миссис Бэнброк продиктовала мне список друзей своих падчериц, их родных и знакомых.
— Они упоминали о приглашении от миссис Уэлден перед ссорой с отцом? — спросил я, пряча бумаги в карман.
— Пожалуй, нет, — ответила миссис Бэнброк, поразмыслив. — Вообще-то я не склонна видеть здесь связь. Потому что девочки, в сущности, с отцом и не ссорились. Перепалка, которая произошла между ними, была не настолько острой, чтобы ее можно было назвать ссорой.
— Вы знаете, когда они выехали?
— Разумеется! Они выехали в пятницу, в половине первого. Поцеловали меня, как обычно, на прощание. Их поведение не наводило на подозрение.
— И вы понятия не имеете, куда бы они могли податься?
— Нет. Среди фамилий и адресов, которые я вам назвала, есть родные и знакомые девушек в других городах. Они могли отправиться туда. Вы полагаете, что мы должны...
— Я займусь этим, — пообещал я. — Не могли бы вы сказать, к кому скорее всего могли поехать девушки?
— Нет, — ответила она решительно. — Не могу.
С этого свидания я прямиком отправился в агентство и привел в действие обычный механизм: договорился, чтобы агенты других отделов Континенталя занялись некоторыми фамилиями из моего списка, занес черный кабриолет в полицейский реестр угнанных автомобилей и передал фотографам снимки девушек для изготовления копий. Выполнив все это, я был готов беседовать с людьми из списка миссис Бэнброк. Прежде всего я решил нанести визит Констанс Дели, проживающей на Пост— стрит. Мне отворила служанка. Она сказала, что мисс Дели выехала из города, но не пожелала сообщить, куда отбыла и когда вернется.
Оттуда я пошел на Ван-Несс-авеню и отыскал в автомобильном салоне некоего Вэйна Ферриса — молодого человека с прилизанными волосами, великолепными манерами и нарядами, которые полностью скрывали все остальное, чем он мог обладать, например, ум. Вэйн очень хотел помочь, но не знал, как. Чтобы объяснить это, он истратил уйму времени. Славный парень.
Следующая осечка: «Мистер Скотт находится в Гонолулу».
В посреднической конторе по торговле недвижимостью на Монтгомери-стрит я застал второго прилизанного, стильного молодого человека с хорошими манерами и в отличном костюме. Звали его Раймонд Элвуд. Я мог бы принять его за близкого родственника Вэйна Ферриса, если бы не знал, что мир изобилует людьми подобного типа. Он тоже не сумел ничего рассказать.
Потом еще несколько осечек: «Он за городом...», или: «Пошла за покупками...», или: «Не знаю, где вы можете его найти, мистер...».
Прежде чем отказаться от дальнейших поисков, я нашел приятельницу сестер Бэнброк, миссис Стюарт Коррелл. Она жила на Пресидо-Террас, неподалеку от Бэнброков.
Это была маленькая женщина, больше похожая на девочку, примерно такого же возраста, что и миссис Бэнброк. Пушистая блондиночка с большими глазами той особой разновидности голубизны, которая, вне зависимости от того, что за ней скрывается, всегда демонстрирует честность и искренность.
— Я не видела ни Рут, ни Миру вот уже две недели, — ответила она на мой вопрос.
— Ну, а во время последней встречи они говорили что-нибудь об отъезде?
— Нет.
Глаза ее были широко открыты и предельно искренни. Но на верхней губе дрогнула какая-то маленькая мышца.
— И вы не представляете, куда они могли бы поехать?
— Нет.
Ее пальцы смяли кружевной платочек в шарик.
— После вашей последней встречи они давали о себе знать?
— Нет.
Прежде чем это сказать, она увлажнила губы кончиком языка.
— Не можете ли вы сообщить фамилии и адреса ваших общих знакомых?
— Зачем?.. Или...
— Есть шанс, что кто-нибудь из них видел девушек после вас, — пояснил я. — А может, видел их даже после пятницы.
Она без особого энтузиазма продиктовала мне несколько фамилий. Все они уже были в моем списке. Два раза миссис Коррел допустила некоторые колебания, как если бы пыталась изменить фамилию, которую не хотела называть. На меня глядели все так же широко раскрытые искренние глаза. А пальцы уже не мяли платок — щипали материю платья.
Я не прикидывался, что верю. Но и уверенности, достаточной, чтобы припереть миссис Коррелл к стене, я не ощущал. Уходя, пообещал, что еще вернусь; она при желании могла счесть это угрозой.
— Благодарю вас, — сказал я. — Знаю, как трудно временами вспомнить что-нибудь точно. Если я наткнусь на что-то, способное помочь вашей памяти, — вернусь и скажу.
— Что?.. Да, пожалуйста! — воскликнула она.
Прежде, чем потерять дом из поля зрения, я внезапно оглянулся. В окне на втором этаже колыхалась занавеска. Уличный фонарь давал не так уж много света для полной уверенности в том, что за колышущейся занавеской мелькнула светловолосая головка.
Девять тридцать. Слишком поздно для визитов. Я вернулся домой, написал отчет о работе за день и лег в постель, думая больше о миссис Коррелл, нежели о сестрах Бэнброк. С нею надо разобраться...
Утром в агентстве меня ждало несколько телеграмм. Но ни одна из них ничего не вносила в дело. Поиски, предпринятые в других городах, не дали результатов. Из Монтри сообщили, что там не обнаружили ни девушек, ни черного кабриолета.
Я вышел, чтобы съесть сэндвич, и купил газету.
Завтрак оказался испорченным.
САМОУБИЙСТВО ЖЕНЫ БАНКИРА
«Прислуга миссис Стюарт Коррелл, жены вице-президента Голден Гейт Трест Компани, обнаружила сегодня утром свою хозяйку мертвой в спальне дома на Пресидо-Террас. На полу возле кровати валялась склянка из-под яда. Муж убитой не смог указать причины самоубийства. Он сообщил, что она не производила впечатления особы, находящейся в состоянии депрессии, а также...»
Пришлось немного слукавить, чтобы попасть к мистеру Корреллу. Был он высоким, худощавым мужчиной лет тридцати пяти с землистым нервным лицом и голубыми неспокойными глазами.
— Прошу простить меня за беспокойство в такую минуту, — сказал я, когда, наконец, предстал перед ним. — Постараюсь не отнимать у вас больше времени, чем это необходимо. Я — агент Континентального детективного агентства. Пытаюсь отыскать Рут и Миру Бэнброк, которые исчезли несколько дней назад. Думаю, вы их знаете, мистер Коррелл.
— Да, — ответил он равнодушно. — Знаю.
— Вы знаете, что они исчезли?
— Нет. — Его взгляд переместился с кресла на ковер. — А почему я должен знать?
— Когда вы видели Рут и Миру последний раз? — спросил я, игнорируя его вопрос.
— На прошлой неделе... пожалуй, в среду. Собственно, они выходили... стояли в дверях и разговаривали с моей женой, когда я вернулся из банка.
— Жена не говорила вам ничего об их исчезновении?
— Нет. И мне совершенно нечего сказать относительно мисс Бэнброк. Простите, но...
— Еще одну минутку, — попросил я. — Не стал бы докучать вам, если бы не было необходимости. Я заглядывал сюда вчера вечером... пришел, чтобы задать несколько вопросов вашей жене. Мне показалось, что она нервничала. Знаете, создалось впечатление, что ее ответы были... хм... уклончивыми. Я хочу...
Он сорвался с кресла.
— Ты! — выкрикнул он. — Из-за тебя она...
— Спокойно, мистер Коррелл, — попытался я утихомирить его. — Нет ничего, что...
Но он был предельно взбудоражен.
— Ты довел мою жену до смерти! — обрушился он на меня. — Ты убил ее! Совал свой проклятый нос... убил своими угрозами... своими...
Глупо. Жаль парня. Но я находился на работе. Поэтому приходилось дожимать гайку.
— Не будем ссориться, Коррелл. Я приходил сюда, чтобы выяснить, не знает ли ваша жена что-нибудь о дочерях Бэнброка. Она мне врала. Потом совершила самоубийство. Я хочу знать, почему. Откройте мне правду, и я сделаю все, что только смогу, чтобы пресса и общественное мнение не связали ее смерть с исчезновением дочерей Бэнброка.
— Да разве такое возможно? — воскликнул он. — Абсурд!
— Может быть... но между этими двумя событиями есть связь! — Я сочувствовал, но мне следовало делать то, что положено. — Ни малейших сомнений! Если вы скажете, в чем может состоять эта связь, возможно, удастся избежать огласки. Так или иначе я все узнаю. Или вы мне расскажете... или я все узнаю сам.
Какое-то время я думал, что он меня ударит. И не винил бы его. Он, казалось, оцепенел... Потом отошел. Сел в кресло. Отвел глаза.
— Ничего не могу вам сказать, — пробормотал он. — Сегодня утром горничная зашла в комнату жены и нашла ее мертвой. Моя жена не оставила никакого письма, никакого объяснения... ничего.
— Вы видели ее вчера вечером?
— Нет. Ужинал я не дома. Пришел поздно и сразу же отправился в свою комнату. Не хотел будить жену. Я не видел ее со вчерашнего утра.
— Не показалась ли она тогда обеспокоенной или озабоченной?
— Нет!
— А почему, по вашему мнению, она пошла на такое?
— Бог мои, откуда мне знать? Именно над этим и ломаю голову.
— Что-нибудь со здоровьем?
— Она не выглядела больной. Никогда не болела, никогда не жаловалась.
— Может быть, ссоры в последнее время...
— Мы никогда не ссорились... ни разу за полтора года нашего супружества!
— Финансовые затруднения?
Он без слов затряс головой, не отрывая взгляда от ковра.
— Может, какие-нибудь сложности?
Он снова покачал головой.
— Не заметила ли горничная вчера вечером чего-нибудь особенного в поведении госпожи?
— Нет.
— Вы просматривали вещи жены... искали какие-нибудь бумаги, письма?
— Да... и ничего не обнаружил. — Он поднял голову и взглянул на меня. — Только одно... — произнес он медленно. — В камине в ее комнате я заметил кучу пепла... Похоже, она сожгла какие-то свои бумаги.
У Коррелла больше ничего не было для меня... по крайней мере, я не сумел ничего больше из него выжать.
Секретарша Альфреда Бэнброка сказала, что шеф на конференции. Я велел уведомить его о моем приходе. Бэнброк вышел и пригласил меня к себе.
На его измученном лице не было написано ничего, кроме вопроса.
Я не заставил долго ждать себя с ответом. Бэнброк — взрослый мужчина, и можно говорить без обиняков.
— Дело приобрело скверный оборот, — сказал я, когда дверь за нами закрылась. — Полагаю, что мы должны просить о помощи полицию и прессу. Миссис Коррелл, приятельница ваших дочерей, солгала мне вчера, когда я ее расспрашивал. А ночью она совершила самоубийство.
— Ирма Коррелл? Самоубийство?
— Вы ее знаете?
— Да! Очень хорошо! Она была... Была доброй приятельницей моей жены и девочек. Она убила себя?
— Да. Яд. Прошлой ночью. Какое отношение она может иметь к исчезновению ваших дочерей?
— Какое отношение? — повторил он. — Не знаю. А она должна иметь?
— Полагаю, что да. Она говорила мне, что не видела подруг уже две недели. А ее муж на следующий день сказал, что они были у нее в последнюю среду после полудня, когда он вернулся из банка. И она очень нервничала, когда я ее расспрашивал. Вскоре приняла яд. Так что трудно сомневаться в наличии здесь какой-то связи.
— А это означает...
— Что ваши дочери, может быть, в безопасности, но нам нельзя рисковать, — закончил я за него.
— Вы полагаете, что с ними что-то случилось?
— Я ничего не предполагаю, — ответил я уклончиво, — но считаю, что коль скоро с их исчезновением так тесно вяжется смерть, то пора кончать шутить.
Бэнброк позвонил своему адвокату — румяному седовласому старичку по фамилии Норуэлл, который славился тем, что знал об акционерных обществах больше, чем все Морганы, но не имел ни малейшего понятия о полицейских процедурах, и велел ему явиться для встречи во Дворец Правосудия.
Там мы провели полтора часа, пуская полицию по следу и отбирая для прессы то, что, по нашему мнению, следовало опубликовать. Было много фотографий, много общих данных о девушках, но ни слова о связи между ними и миссис Коррелл. Полиция, разумеется, знала о самоубийстве. Когда Бэнброк и его адвокат ушли, я возвратился, чтобы прожевать это дело с Патом Редди, которого назначили полицейским детективом.
Пат Редди был самым молодым среди своих коллег — большой светловолосый ирландец, который весьма любил эффектные штучки на свой особый ленивый манер.
Около двух лет назад, только что упакованный в полицейскую форму, он патрулировал участок в одном из лучших районов города. Однажды вечером Пат выписывал квитанцию о штрафе на автомобиль, припаркованный возле противопожарного гидранта. Внезапно явилась хозяйка машины и вступила с полицейским в перепалку. Это была Элти Уоллес, единственная и капризнейшая дочь владельца Уоллес Коффи Компани — худенькая, легкомысленная девушка с яркими огоньками в глазах. Она, должно быть, немало наговорила Пату, потому что он препроводил ее в полицейское отделение и посадил в камеру.
На следующее утро в отделение ворвался яростно брызжущий пеной старый Уоллес с половиной адвокатского сословия Сан-Франциско. Пат, однако, не уступил, и девушка уплатила штраф. Старый Уоллес потом едва не набросился на Пата в коридоре с кулаками. Пат усмехнулся сонно в лицо императору кофе и процедил сквозь зубы: