– Что это нам дает? – уточнил Фюнхауф.
– Теперь мы точно знаем, что он подходил туда не потому, что искал Рамиреса, а потому, что просто хотел еще раз увидеть своих бывших соотечественников и вовсе не считал себя военным преступником. Я даже думаю, что большинство из тех, кого осудил Гаагский международный трибунал, искренне не считают себя преступниками. Каждый из них почти наверняка убежден, что защищал своих соотечественников и не мог выбрать другого пути.
– Это только ваши предположения, – возразил Фюнхауф. – Человек обязан понимать границы зла или добра, которые он переступает.
– Не всегда, герр Фюнхауф, далеко не всегда. Вам отчасти повезло, вы родились после войны и не видели ужасов, через которые прошли эти люди и многие из моих сограждан тоже. На войне люди становятся другими, пролитая кровь превращает даже нормальных людей в неуправляемых монстров. Я даже больше скажу: любая война развращает победителей. В этом случае дозволены убийства, насилие, мародерство, грабежи, как обычная плата за поражение. И никакие моральные нормы в этих случаях не действуют.
Фюнхауф молчал, даже не пытаясь спорить.
– Я могу вспомнить, как в победном апреле сорок пятого года советские войска брали штурмом Берлин, – продолжал Дронго. – Это был последний акт великой трагедии и великого подвига советских людей. Нужно было покончить с фашизмом раз и навсегда. Сотни тысяч людей погибли на Зееловских высотах и на улицах Берлина, когда брали с боями каждый дом, каждый квартал. Можете себе представить, как обидно было умирать в последние дни войны… А потом началась вакханалия. Герои превратились в насильников. Даже по самым осторожным данным, огромное количество женщин и девушек, не успевших покинуть город, были изнасилованы. Некоторых сразу убивали, другим повезло больше…
– Я об этом слышал, – глухо проговорил Фюнхауф.
– Мне рассказывал об этом мой отец, он тоже воевал. И потерял двоих братьев на той проклятой войне. Я буду всегда преклоняться перед их памятью. Они действительно были героями. Но война развращает и героев. Тогда многие из них искренне полагали, что оставшиеся в городе женщины – их законная компенсация за все страдания и смерти. До сих пор не публикуют статистику, сколько людей было расстреляно в Берлине за насилие и мародерство. Повторяю: война в смысле нравственного и морального падения не щадит ни победителей, ни побежденных.
– Я все понял, – кивнул Фюнхауф. – Поступайте как считаете нужным. После сегодняшнего успеха вы у нас настоящий герой. Если сумеем еще и найти убийцу Ламбрехта, то я первый сниму перед вами шляпу.
– Которую вы не носите, – улыбнулся Дронго, посмотрев на часы. – Уже семь часов. Господин Фюнхауф, может, вы мне поможете? Я должен еще успеть забежать в свой отель, чтобы переодеться и доехать до Майнца.
– Что вам нужно?
– Машина. На поезде я просто не успею.
– Ну, это как раз не проблема, – усмехнулся начальник полиции.
Глава 14
Отель «Кантел» в Майнце был расположен на северо-западе от вокзала, в тихой, почти загородной зоне, где тишина лишь изредка нарушалась проезжавшими мимо автомобилями. Повсюду стояли уютные двухэтажные домики, окруженные кустами цветов и декоративными деревьями. Дронго подъехал к отелю без пяти минут восемь и, отпустив машину, вошел в холл, устраиваясь на удобном диване. На часах было три минуты девятого, когда в холле появилась София. Она была уже в другом платье. Черно-красное, длинное, оно выгодно подчеркивало достоинства ее фигуры. Плащ София перекинула через руку. Дронго улыбнулся. Он понял, почему она не надела плащ, – ведь в этом случае был бы нарушен ее законченный облик, и плащ выглядел бы несколько куцым на фоне длинного платья. Она успела даже забежать к парикмахеру и сделать себе укладку.
Дронго подошел к ней и поцеловал руку.
– Вы выглядите просто великолепно, – мягко сказал он. Затем подошел к портье и попросил вызвать такси. Столик в итальянском ресторане, о существовании которого он узнал от самого Фюнхауфа, был уже заказан.
– Вы тоже неплохо смотритесь, – сказала она, увидев его в смокинге.
В приглашении, присланном американским издательством, была просьба взять с собой и смокинг, так как в день закрытия их приглашали на официальный прием по случаю окончания ярмарки. Сейчас, в смокинге и лакированной обуви, он чувствовал себя почти как на приеме.
Машина приехала довольно быстро, и они, усевшись в салон автомобиля, отправились в центр города.
– Я заказал нам столик в итальянском ресторане, – пояснил Дронго, – если вы не возражаете.
– Не возражаю, – улыбнулась София. – Я позвонила в Белград отцу и сообщила, что Видрана, возможно, выйдет из тюрьмы уже в следующем году. Если, конечно, вы сказали правду. Но я почему-то вам верю.
– Правильно делаете, – улыбнулся в ответ Дронго, – я бы не стал так глупо и неумно лгать.
В ресторане им отвели лучшие места у фонтана. Дронго попросил принести устрицы и шампанское, а уже затем перейти к самому ужину. Когда принесли устрицы, София обратила внимание, что он даже не дотронулся до них.
– Вы не любите устрицы? – удивилась она.
– Не очень, – признался Дронго. – В этом есть нечто неэстетичное, когда вы берете еще живую устрицу и убиваете ее лимонным соком. Возможно, она мне просто не нравится, поэтому я так и говорю. Я вообще не люблю некоторые деликатесы – устриц, кальмары и черную икру.
– Икру тоже? – улыбнулась София.
– Представьте себе. В моем детстве ее было слишком много. Не забывайте, что я родом из Баку. А настоящую икру можно достать только из белуги, живущей в водах Каспийского моря. Если мясо осетра считается самым вкусным, то икра не самая лучшая. Самая лучшая икра бывает серого цвета и напоминает маленькие жемчужины. Это белужья икра, которую я, впрочем, тоже не очень любил. Тогда она почти ничего не стоила, а сейчас на вес золота, хотя разница в ценах между Баку и европейскими ресторанами все равно очень существенная.
– Теперь буду знать, – сказала София.
– За наше знакомство, – поднял свой бокал Дронго.
– За знакомство. – Бокалы почти неслышно соприкоснулись.
София пригубила шампанское, поставила бокал на столик.
– Странно, – произнесла она, – если бы кто-нибудь еще два дня назад сказал мне о нашей возможной встрече, я бы ему не поверила. Ни за что бы не поверила.
– Но вы поняли, что я вам не лгал.
– Уже поняла. А после того, как вы рассказали мне о возможном досрочном выходе из тюрьмы Видраны, я вам окончательно поверила.
– Она еще не вышла…
– Не поэтому, – быстро перебила его София. – Вы честно сказали, что за нее просил ее муж. Учитывая, что два дня вы рассказывали о нем ужасные вещи, и именно вы посадили его в тюрьму, доказав его причастность к этому преступлению, такая откровенность вызывает по меньшей мере уважение.
– Спасибо. – Дронго подозвал официанта и заказал основной ужин, а также попросил принести бутылку «Баролло». Ему нравилось это итальянское красное вино.
– Вы завтра уезжаете? – спросил он.
– Улетаем. Поздно вечером, – ответила София. – Нужно сказать, что наша поездка на этот раз была исключительно удачной. Мы заключили шесть контрактов на переводы и издание наших книг. Это все благодаря профессору Брашовану. Он настоящий интеллектуал и книжник. И ему до сих пор верят в Европе.
– Мне кажется, у вас, у сербов, выработался какой-то комплекс неполноценности.
– Не забывайте, что мы почти двадцать лет были отверженными среди европейских народов, – напомнила София. – Все беды Югославии были списаны на сербский режим и Белград, который якобы не хотел отпускать народы и предоставлять им независимость. Никто не думал, что оставшиеся в Хорватии или Боснии сербы будут подвергаться сознательному выдавливанию, как это происходит сейчас в Косово. Можете не сомневаться, что через двадцать лет там не останется сербов. Я могу об этом спокойно говорить – у меня мать итальянка, а отец только наполовину серб. Но для остальных сербов это крайне болезненная тема. До сих пор продолжаются процессы над сербскими военными, до сих пор нас считают людоедами, виновными в геноциде соседних народов. Можно подумать, что среди наших оппонентов не было своих палачей и людоедов… Иногда возникает такое ощущение, что Гаагский международный трибунал был создан не для решения югославских проблем, а для осуждения Сербии.
– Югославская армия подчинялась Белграду, – напомнил Дронго, – а сербы составляли большинство в Югославии. С сильного всегда спрашивают больше.
– Поэтому с нас до сих пор и спрашивают, – вздохнула София, – и поэтому опять убили серба на этой ярмарке, зарезав его среди бела дня в цивилизованном Франкфурте. И никто не смог его защитить.
– Боюсь, что в данном случае вы не правы. Чем больше я узнаю о погибшем, тем с большей вероятностью понимаю, что это акт мести. Он был далеко не ангелом и, судя по всему, лично возглавлял карательные отряды, действующие в Боснии.
– Там все убивали друг друга, – напомнила София. – Нельзя судить одних, оправдывая других. Я не хочу его выгораживать, но подозреваю, что его враги тоже вели себя не лучшим способом.
– Да, – кивнул Дронго, – здесь вы абсолютно правы. Его сестру изнасиловали и убили на глазах у мужа. Заодно убили и ее двоих детей.
– И вы хотите, чтобы после такого он не мстил своим обидчикам? – вскинула голову София.
– Я хочу, чтобы он и ему подобные попытались остаться людьми в предлагаемых условиях, когда людьми оставаться просто невозможно, – ответил Дронго.
– Кажется, я начинаю вас лучше понимать… А вы сами сколько людей отправили за решетку или на гильотину? Вы ведь очень известный эксперт. Наверное, даже трудно сосчитать…
– Я не обижаю людей. Я воюю с хищниками, – возразил Дронго, – или с теми, кто оступился, как ваша сестра, и должен понести наказание за свои грехи.
– Значит, вы такой карающий архангел, который решает, кому жить, а кому умереть? – насмешливо спросила София.
– Нет. Люди сами выбирают свой путь. Я лишь стою в конце этого пути и не позволяю им избежать расплаты за содеянное.
Официант принес бутылку вина, разлил его в бокалы, расставил тарелки на столике.
– За вас, – предложил Дронго, поднимая свой бокал. – Хотел вам сказать, что вы очень красивая и умная женщина.
– Умная – во-вторых, – усмехнулась она.
– Конечно. Иначе мы встречались бы с вами только на книжной ярмарке, – достаточно цинично ответил Дронго, пригубив свой бокал.
– Ваша откровенность переходит некоторые границы приличия, – заметила София.
– Нет, я просто не пытаюсь вас обманывать. С вами достаточно комфортно беседовать о современной литературе, учитывая ваши запросы и вкусы. Я обратил внимание на книгу, которую вы читали. Это последний роман Умберто Эко, моего хорошего знакомого. Но для общения с такой интеллектуалкой можно выбрать павильон на книжной выставке, пресс-клуб, библиотеку, книжный магазин, мест достаточно много…
– Но вы выбрали ресторан.
– Да. Поэтому «умная» на втором месте. А на первом – «красивая». Я правильно расставил акценты.
– Интересно, – прищурилась она, – и в каких местах вы предпочитаете встречаться с красивыми женщинами?
– В ресторанах, отелях, домах и спальных комнатах, – невозмутимо ответил Дронго.
Она покраснела, отвернулась и покачала головой.
– Вы очень опасный человек, теперь я это понимаю. Вы – соблазнитель.
– Не думаю, – грустно возразил Дронго, – опасный соблазнитель не стал бы говорить таких очевидных вещей. Он попытался бы как-то убаюкать вас своей обволакивающей речью.
– Вы считаете, что меня можно «убаюкать»?
– Нет, не считаю. Поэтому полагаю, что наиболее действенным способом разговора с вами будет выказать откровенность и здравый смысл.
– Теперь я понимаю, что вы действительно опасный человек. – София подняла бокал: – Давайте выпьем за ваше здоровье. Мне не очень нравится дело, которым вы занимаетесь, но понимаю, что оно тоже необходимо людям. Как нужны охотники, истребляющие размножившихся хищников, чтобы беречь остальных животных, или…
– Или ассенизаторы, которые избавляют нас от мусора на наших улицах и дурных запахов, – закончил за нее Дронго.
– Зачем так самоуничижительно? Я этого не говорила.
– Но могли подумать. Спасибо за ваш тост.
– Говорят, что легче всего женщин соблазняют творческие натуры и уверенные в себе мачо. К какой категории вы себя относите? – поинтересовалась София.
– Конечно, я – мачо, – ответил он.
Официант принес основные блюда. София предпочла рыбу, он выбрал мясо. Она обратила внимание на его длинные пальцы.
– У вас руки музыканта или аристократа, но никак не сыщика.
– Я занимался музыкой семь лет, пытался стать пианистом, – признался Дронго. – Но потом понял, что ничего из этого не получится, и бросил это занятие. Пошел заниматься боксом, и мне почти сразу сломали нос… Интересно, какие, по-вашему, должны быть руки у сыщика? С перебитыми костяшками, узловатые, с короткими ногтями, грязные и ободранные?
– Нет, я так не говорила. Но все-таки музыка и бокс – слишком разные сферы.
– Не уверен. Шерлок Холмс любил играть на скрипке и был неплохим боксером, если вы помните.
– Шерлока Холмса никогда не существовало. Даже несмотря на то, что у него есть свой музей в квартире на Бейкер-стрит.
– Шерлок Холмс существует и сегодня, – возразил Дронго, – он даже более реален, чем мы с вами. Такова сила искусства. Тысячи людей по-прежнему пишут ему письма и ходят к нему домой, чтобы увидеть его квартиру, в которой он жил вместе с доктором Ватсоном.
– Насколько я помню его истории, он был холостяком и только однажды влюбился в женщину, которая смогла его переиграть, – вспомнила София.
– Правильно, – добродушно согласился Дронго.
– Значит, если действовать по аналогии, то для того, чтобы вам понравиться, вас нужно переиграть?
– Не думаю, что мне это понравится, – признался он, – и полагаю, что сделать это будет не так просто.
– Это я уже поняла. Вы слишком рациональны, слишком циничны, слишком наблюдательны, слишком хорошо изучили человеческие слабости, привычки, пороки, заблуждения, слишком часто используете ошибки людей. Вы исключительно опасный противник. И еще вы, наверное, очень нравитесь женщинам.
– Прекрасный вывод. Это ваше личное мнение или анализ всего сказанного?
– Конечно, анализ. Ведь вы умеете читать чужие мысли, разгадывать загадки, которые вам задают не самые глупые люди. Хищники всегда гораздо сильнее дичи, иначе они бы просто вымерли. И вам, для того чтобы с ними бороться, нужно быть двойным хищником. Таким пожирателем хищников, каковым вы на самом деле и являетесь.
Дронго неожиданно вспомнил поезд, в котором они когда-то ехали в Варшаву. В купе собралась веселая молодая компания, среди которой был и он. Все – студенты, всем – не больше двадцати. Они играли в какую-то смешную игру на реакцию, и он умудрялся обыгрывать всех, сознательно оставляя в партнерах одну высокую девушку, которая ему понравилась. В какой-то момент он нарочно начал подыгрывать ей, чтобы она победила. Когда она выиграла и они вышли в коридор, девушка спросила его:
– Вы нарочно мне подыграли?
– Нет, – возразил он, – вы выиграли абсолютно честно.
– Странно, – задумчиво произнесла она, – мы все играли просто в игру, а вы словно играли с нами. Я видела, как вы следили за всеми остальными. Ни у кого из нас не было ни единого шанса на выигрыш. Вы были как хищник, который играет с дичью, прежде чем ее удавить.
Дронго тогда удивился ее словам. С тех пор прошло больше тридцати лет, а он явственно помнит лицо той молодой девушки. Вернувшись из поездки, они больше никогда не встречались. Как ее звали? Кажется, Лала. Да, именно так. Ее мать была его профессором, очень красивая женщина, и дочь обещала быть не менее привлекательной. Как странно, что спустя столько лет София почти повторила ее слова. Тридцать лет… Целая жизнь. Как быстро она пролетела!
– О чем вы задумались? – вернула его к действительности София.
– Много лет назад мне уже говорили о том, что я потенциально сильнее других, но иногда мне бывает легче притвориться слабым. – Он поднял свой бокал и пригубил вино.
– Интересно, – сказала София, – я слышала тогда, что вы не только хороший сыщик, но и психолог, который умеет составлять довольно точные психологические характеристики людей, с которыми общается. Это правда?
– Иначе я бы не был хорошим сыщиком, – ответил Дронго.
– В таком случае, покажите свое мастерство. Вы можете описать мой психологический образ?
– Вы этого хотите?
– Да.
– Не пожалейте потом об этом.
– Почему?
– Правда обычно бывает не очень комфортной.
– Интересно. Теперь я тем более настаиваю. Итак, слушаю вас. Будет интересно убедиться в том, что вы действительно такой «знаток человеческих душ».
– Хорошо. Вы – достаточно независимый и самостоятельный человек. Я видел, как именно вы сидели за столом и читали книгу, ни на кого не обращая внимания. При этом вас мало интересует мнение остальных. В обычной жизни вы не носите очки, а когда читаете, надеваете их, даже не думая, что можете выглядеть старше своих лет. Вы не считаете нужным производить впечатление на окружающих, полагая, что самое важное, какое впечатление они производят на вас. Подруг у вас немного, но если они есть, то с ними вы дружите много лет. С отцом у вас наиболее доверительные отношения и вместе с тем некая отстраненность, ведь он не стал рассказывать вам подробности судебного процесса над вашей старшей сестрой, а вы не захотели его расспрашивать. Свою десятилетнюю дочь вы оставили мужу, с которым развелись больше шести лет назад. Значит, тогда она была совсем маленькой… Не каждая мать решится на подобное. Отсюда вывод: вы ведете жизнь не очень рациональную, неупорядоченную, дни и ночи у вас бывают разорванными, вы не тот человек, который завтракает, обедает и ужинает по часам. Полагаю, что готовить вы тоже не научились.