– У вас есть внучка? – удивилась я. Сюрпризы начинаются!
– Да, а Ильяс тебе не сказал? Вот чудак! Он обожает девочку, но с ее матерью жить не смог. Она тоже певица и безумно ревновала его к его славе. Они расстались. Он платит ей большие деньги, а она не позволяет ему видеть дочь… До ужаса банальная история! Детка, ты не обижайся на него, он живет в сумасшедшем ритме.
– Господи, Наиля Сабуровна, о каких обидах речь? Я прекрасно все понимаю, и я ужасно рада вас видеть!
– Скажи, а как мама?
– Мама? Да хорошо! Живет в деревне, наслаждается этой жизнью, после смерти деда пошла преподавать в деревенскую школу, ученики ее обожают…
– А что она преподает?
– Историю и литературу. И если я не ошибаюсь, у нее роман с агрономом, он пожилой вдовец…
– Каринка, как хорошо! Ты часто у нее бываешь?
– Нет, редко. Это далеко, времени мало, да и не нуждается мама во мне.
– Как это возможно! Мамы всегда нуждаются в детях. Это неправильно, Каринка! Обещай мне, как вернешься в Москву, непременно съезди к маме. Я передам для нее какой-нибудь подарочек… Обещаешь?
– Обещаю!
Мы приехали в симпатичный маленький отель.
– Я всегда тут останавливаюсь, когда бываю в Барселоне. Тут уютно и спокойно. А Илька не может себе позволить такой скромный отель, ноблесс оближ! Он хотел тебя поселить в роскошном отеле, где сам будет, но я ему отсоветовала. Зачем привлекать внимание? Одно дело, ты живешь в одном отеле с ним, и совершенно другое – с его матерью. И встречала тебя его мать.
И она вдруг мне подмигнула. Я смутилась. Она похлопала меня по руке, не тушуйся мол!
– Вот что, детка, ты располагайся, а через полчасика я зайду за тобой, и пойдем ужинать.
– Надо как-то одеться?
– Да нет, тут рядышком есть прелестный скромный ресторанчик, но там удивительно вкусно кормят.
Она ушла.
Я пребывала в растерянности. Что все это значит? Ильяс посвятил ее в наши отношения? Хотя это еще не отношения, а прелюдия к ним… И она так ласкова со мной… И так лукаво мне подмигнула… Очень все странно… Меня всегда было трудно смутить, я всегда существовала, так сказать, с открытым забралом, ничего не боялась, а сейчас вдруг оробела… Очень, очень странно!
Я разобрала чемодан, чуть освежила легкий макияж. И тут зазвонил телефон.
– Алло!
– Каришка моя!
– Илечка! Ты где?
– Я в Амстердаме. В аэропорту! Вот выбралась минутка! Ты на меня не обиделась?
– Ну что ты! Я в восторге! Сейчас пойдем ужинать с твоей мамой! Она так меня встретила…
– Знаешь, как она обрадовалась, когда я сказал ей о тебе!
– Что ты ей сказал, Илечка?
– Что я… что я люблю тебя, Каришка! Ты ведь и сама это понимаешь, да?
– Пока не поняла, повтори, пожалуйста!
– Я люблю тебя. Теперь дошло?
– Вообще-то я тупая. И хочу, чтобы ты сказал мне это, глядя в глаза. Тогда я пойму, тогда до меня дойдет!
– Действительно, на редкость тупая особа! – засмеялся он. – Но я все повторю завтра, после спектакля, если, конечно, я не провалюсь…
– С ума сошел!
– Я всегда так говорю перед спектаклем. А до спектакля лучше мне на глаза не попадаться.
– Меня уже предупредили!
– О, вот, объявили посадку! Целую тебя, май лав! Я ведь еще ни разу тебя по-настоящему не целовал! А так хочется! А тебе… хочется?
– Очень хочется, Илечка!
– Тогда я счастлив!
И он отключился.
Что это? Он что, действительно меня любит? Похоже на то… И сколько нежности в его голосе…
Тут пришла Наиля Сабуровна.
– Ты готова, детка?
– Да! Мне только что звонил Ильяс!
– Ты так сияешь! Он что-то приятное сказал?
– О да!
Мы прошли два квартала до небольшого уютного ресторана, где на стенах висели большие фотографии. Мне сразу же бросилась в глаза фотография моей любимой Елены Образцовой. Монсеррат Кабалье, Владимир Атлантов, Мирелла Фрэни, какие-то незнакомые мне лица и… Ильяс!
– А неплохая у него тут компания! – заметила я.
– Да уж! – засмеялась Наиля Сабуровна.
Ее тут знали. Мы ели что-то очень вкусное, острое, запивая это чудесным красным вином, и болтали об общих знакомых.
– Знаешь, детка, – вдруг, словно собравшись с духом, начала Наиля Сабуровна. – Какое-то время назад Илька сказал: «Мама, я случайно встретил в Петербурге Карину Дубровину, помнишь ее?» А я как раз недавно видела кошмарную передачу, где тебя просто изничтожали… Это был сущий ужас! О тебе говорили, как о какой-то темной девке-лимитчице… Но я же тебя знала… Что это за люди, детка!
– Ох, Наиля Сабуровна, не хочу я о них говорить…
– Да, я тоже, просто к слову пришлось! Так вот, когда Илька сказал, что встретил тебя… Он вдруг начал так нервно стучать пальцами по столу, он это делает всегда в крайнем волнении, я сразу поняла, что это ты так его взволновала… А он продолжает: «Мама, она была с мужчиной, который заявил, что он ее будущий муж, но он ей не подходит, категорически не подходит… Она выглядела такой одинокой и беззащитной…»
– О господи! – воскликнула я.
– И я сразу его спросила: «Ты влюбился в нее, сынок?» А он мне: «Да, мамочка, влюбился! Хотя я еще в ранней молодости был в нее влюблен. Но тогда перспектива певческой карьеры была для меня важнее всего, я уехал, а вернулся, она уже вышла замуж… а потом еще раз, а тут вдруг столкнулся с ней и опять какой-то будущий муж…» Карина, детка, скажи, что это был за человек?
– Это… мне что-то померещилось… и после смерти Корецкого я пять лет не могла даже смотреть на мужчин, а тут…
– Не объясняй!
– Да нет, я хочу сказать… Весь разговор с Ильясом занял меньше пяти минут, но, когда он ушел, у меня словно пелена с глаз спала, я увидела, что тот человек… он ревнует, и не просто ревнует, а…
– Ревнует не просто к мужчине, а к знаменитости, так?
– Именно! И я сразу сказала, что хочу уехать, и он согласился… Знаете, я тут подумала, что Ильяс как сказочный принц или волшебник снял с меня какое-то наваждение, заклятье, я не знаю…
– Ты его любишь?
– Кого?
– Ильяса?
– Проще всего было бы сказать «да, люблю». Но все это куда сложнее… Для меня раньше любовь означала безумную страсть. Я кидалась с головой в омут. В случае с Корецким это переросло в любовь… А тут… Ильяс говорит, что любит меня, и я чувствую в нем огромную нежность ко мне, я купаюсь в этой его нежности… Но мы три часа были одни в моей квартире и даже не поцеловались… – все это я выпалила одним духом. Господи, что я несу? И зачем это все его маме?
Но она тоже смотрела на меня с нежностью.
– Я бы хотела, чтобы вы поженились! – с улыбкой заявила она. – Ильке нужна именно такая женщина, как ты. Мне всегда казалось, что ты достаточно циничная девочка, а сейчас я поняла, это было наносное… от одиночества. С Корецким ты не чувствовала себя одинокой, да?
– Да. Ни секунды. Я чувствовала, что всегда, постоянно нужна ему…
– Ты Ильке тоже нужна! Очень! У него, кроме меня, нет никого.
– У него было много друзей!
– Именно было! Зависть в артистической среде неизбежна, у него остался только Митя, ты его знала?
– Нет. Он меня с друзьями не знакомил.
– Митя талантливый физик, это совсем другой круг, но Илька его очень любит, они иногда где-то встречаются и непременно отправляются ловить рыбу… И уху варят…
– Корецкий тоже это обожал.
– Детка, Корецкого давно нет, тебе надо выйти замуж, ты слишком привлекательна, чтобы быть одной.
– Мне недавно один человек сказал, что я нагло привлекательна, – засмеялась я.
– О да! Он очень хорошо это сформулировал. Я хочу, чтобы Илька на тебе женился. Он тебя любит…
– Господи, Наиля Сабуровна, меня как пыльным мешком прихлопнули…
– Почему? – улыбнулась она.
– Это все так… Знаете, я когда видела его по телевизору, всегда думала: надо же, как мой Илечка взлетел, как изумительно он поет… Но мне даже в голову никогда не приходило… И потом, насколько я понимаю, певцам такого ранга, да и вообще певцам, нужна не столько жена, сколько нянька, а я не уверена, что справлюсь.
– Ну, детка, начнем с того, что певцам прежде всего нужна любящая и понимающая женщина. А нянька… Нянька, конечно, тоже нужна, но пока еще я жива и в силах, эту роль при Ильке выполняю я, и я всему тебя обучу… Илька хороший добрый парень. Скажи, а ты детей хочешь?
– Очень, очень хочу!
– Вот и прекрасно! Но только тебе придется бросить работу, ты понимаешь?
– Да с наслаждением! Преподавать историю искусств нынешним студентам дело как минимум неблагодарное. Они в большинстве своем зомбированы Интернетом. Ой, Наиля Сабуровна, мы с вами говорим так, словно Ильяс уже сделал мне предложение и я его приняла. Хотя о такой свекрови можно только мечтать!
Она рассмеялась:
– Да сделает он тебе предложение, завтра же, я твердо уверена!
– Но мы же с ним еще не… даже не целовались ни разу!
– Я понимаю, о чем ты… Хотя вы оба люди с опытом, и если вас тянет друг к другу, думаю, проблем не будет…
– Я понимаю, о чем ты… Хотя вы оба люди с опытом, и если вас тянет друг к другу, думаю, проблем не будет…
– Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.
– Постучи еще по столу!
Я постучала.
– Ох, Каринка, ты вот сказала, что из меня получится хорошая свекровь, а я уже чувствую, что буду любить сноху… мы вот с тобой, как встретились, все разговариваем, разговариваем, и это такое счастье, говорить по-русски… А то эта Вивиан… Я с ней объяснялась по-английски, а для меня это пытка… И получалось, что поболтать-то мне было не с кем…
– А сколько лет вашей внучке?
– Четыре годика. Но я уже больше полутора лет ее даже не видела. Илька тоже.
– А как зовут девочку?
– Паола. Она такая хорошенькая…
– А кто же ею занимается, если мать певица?
– В том-то и беда, что чужие люди. Но я не хотела бы об этом говорить, слишком больно. Извини.
– Нет, это вы меня извините!
– Расскажи мне лучше о Москве, детка, я скучаю по ней!
Я рассказала, какой теперь стала Москва.
– Да? А я в Интернете читала какие-то ужасы! Как все ужасно делается…
– О! У нас просто считается хорошим тоном ругать все, что исходит сверху. Одна моя знакомая громко возмущалась ужасающими розовыми пингвинами, стоящими на Никольской.
– Розовые пингвины? Но это и вправду ужасно!
– Может, и ужасно, я не видела, но там просто проходил фестиваль мороженого. Кончился, и убрали пингвинов!
– А! – рассмеялась Наиля Сабуровна.
* * *Когда я, чуть захмелевшая не столько от вина, сколько от обрушившихся на меня эмоций, вошла в свой номер, на столе стоял очаровательный букет из крупных чайных роз. Розы изумительно пахли. И лежал конверт. Записка от Ильяса. «Каришка моя дорогая, девочка моя любимая! Если ты в состоянии подстроиться под сумасшедший ритм моей жизни, если я хоть немножко нужен тебе, то «Би мой вайф[2]»! Надеюсь, за сутки, которые отделяют нас от встречи, ты сможешь хорошенько все обдумать. Сутки на размышления это не так уж мало, правда? Если б ты знала, как уютно мне стало жить с того момента, как ты вернулась в мою жизнь! Я люблю тебя!»
Вот оно! Неужели Наиля Сабуровна знала об этом письме? Или просто она так знает своего сына? Ему стало уютно жить… А ведь и я ощущаю нечто подобное… С того момента, как Наиля Сабуровна встретила меня в аэропорту. Я задумалась. Моя вполне налаженная жизнь рушится. Это была одинокая жизнь. А теперь… Легко мне не будет, это ясно. Но если я в состоянии прыгнуть с тарзанки, а однажды даже с парашютом, да и вообще делать какие-то экстремальные глупости, то неужто я не справлюсь с ролью жены певца с мировым именем? О, могу себе представить, какую рожу скорчит Четырежды Бывшая и что она будет обо мне говорить! Но мне плевать! Я всем этим злыдням утру нос! Но это ерунда! Главное, мне кажется, Илька, Илечка, тот человек, тот мужчина, который согреет меня и которому стоит посвятить свою жизнь! И не потому, что он мировая знаменитость, а потому, что, еще не видя его, только проведя вечерок с его мамой, я вдруг ощутила, что у меня есть семья! Опять есть семья, которая начала рушиться со смерти папы и окончательно рухнула со смертью деда. А это дорогого стоит! С Лёней у нас, пожалуй, была не семья, а… дивный любовный дуэт, что ли… Тогда я не готова была поступиться своей работой, своей независимостью… А сейчас – с дорогой душой!
Но время позднее, надо заснуть, иначе на кого я буду похожа завтра вечером? Но где там! Я съела шоколадку, которую мне положили рядом с подушкой. Не помогло! Если б я могла сейчас поговорить с Тонькой! Но в Москве уже глубокая ночь… Заснула я только под утро. Проснулась, как будто меня кто-то толкнул. На часах половина девятого. Вчера мы договорились с Наилей Сабуровной вместе позавтракать. Я вскочила, кинулась в душ, быстренько привела себя в порядок и постучала в номер будущей свекрови.
Она открыла мне, уже готовая, одетая, подкрашенная.
– С добрым утром, детка! – И она поцеловала меня. – Ты плохо спала? Нервничала?
– Да, только под утро уснула.
– Илька тебе звонил?
– Нет. Прислал букет и записку.
– И что он пишет, если не секрет?
– Всякие хорошие слова и еще одну фразу по-английски.
– Почему по-английски? И что за фраза?
– Би май вайф!
– О! Какая дурь!
– Почему дурь?
– Безвкусица! Не решился по-русски, дурачок!
– Нет, просто он в Москве на концерте спел мне «Би май лав»!
– Да? А он мне не говорил… Ну, тогда эту безвкусицу можно простить. А ты ему ответила?
– Он дал мне сутки на размышления.
– Но ты уже решила? Да или нет?
– Господи, конечно да!
– Девочка моя, я так счастлива! – обняла меня будущая свекровь.
И мы пошли завтракать, а потом отправились гулять по Барселоне.
Часа через три, утомившись, решили выпить кофе.
– Давай возьмем какое-нибудь пирожное.
– С удовольствием.
– Скажи, детка, ты, может, хочешь что-то купить?
– Да нет, не хочу! Я все равно сейчас ничего не соображу…
– Волнуешься?
– Не то слово!
– Твое счастье, что ты пока не знаешь, как волнуется сейчас Илька! Я всегда в день спектакля или концерта предпочитаю куда-нибудь смыться. Хотя это тоже его сердит. Запомни, когда будешь с ним вместе, в день спектакля будь дома, можешь ему понадобиться, но ни с чем к нему не обращайся. Будь тише воды, ниже травы.
– Это несложно. Я вообще не из приставучих.
– Ну, может, с тобой он будет иначе себя вести…
– Ой, Наиля Сабуровна, а здесь «Бориса» как-то осовременили, что-то придумали?
– А как же! Но в меру. Ничего такого шокирующего.
– Ох, как я ненавижу эти издевательства над классикой! Когда князя Мышкина объявляют Князем Тьмы…
– Как?
– Вот так!
– Это в Москве?
– Да.
– Ты можешь объяснить мне зачем?
– Большинство зрителей просто не знает, кто такой князь Мышкин. А те, кто знает, они в шоке. Это и есть цель. Шокировать! По крайней мере об этом будут говорить…
– Что-то я видно устарела, плохо воспринимаю эти новации.
– Я тоже.
– А ты часто бываешь в театре?
– Очень редко. Мне там, как правило, скучно или тошно.
– Прости детка, а ты понимаешь, что выйдя за Ильку, ты должна будешь появляться с ним на всяких концертах, спектаклях, быть зачастую под прицелом папарацци?
– Понимаю. Меня это не радует, но, как говорится, ноблесс оближ! И я сумею, в грязь лицом не ударю!
– О, в этом я не сомневаюсь. Вот твои обидчицы обрадуются! Будет, что обсудить! – и она мне подмигнула.
– Да уж!
* * *Вернувшись в гостиницу, я прилегла, попыталась заснуть. Но тщетно! Тогда я вымыла голову, сделала маску и медленно начала краситься и одеваться. Маленькое черное платье с большим вырезом на спине, черные шпильки и оставшаяся от тети Фели сказочная камея на голубом ониксе. Большая редкость.
Я постучалась к Наиле Сабуровне.
– О! Как красиво! Ты потрясающе выглядишь! – одобрила она меня. – Это что, камея? Никогда таких не видела. Что ж, такой невесткой можно только гордиться.
* * *Я сидела в пятом ряду партера, и меня била крупная дрожь. Я почти ничего не воспринимала, только сказочный голос Ильяса пробирал меня до печенок. Кажется, он и играл замечательно, но я слишком волновалась, чтобы трезво оценить. А публика неистовствовала.
– Детка, тебе нехорошо? – шепнула мне Наиля Сабуровна. – Ты такая бледная…
– Нет, все в порядке, я просто дико волнуюсь.
– Илька поет сегодня божественно, я строго его сужу всегда, но сегодня он в ударе! Ты не находишь?
– Если честно, я мало что понимаю сейчас…
Наконец спектакль кончился. Успех был огромный.
– Наиля Сабуровна, а мы… мы пойдем к нему за кулисы?
– Нет! Мы сейчас поедем в одно чудесное место и будем там его ждать, вернее, ждать его будешь ты!
– А вы?
– Дорогая моя, вам надо побыть вдвоем, мама здесь будет лишней! Но я тебя туда провожу.
Артисты еще выходили на аплодисменты, а она меня уже вывела из зала. Мы сели в такси и вскоре уже вошли в шикарный ресторан. Наиля Сабуровна сказала что-то по-испански метрдотелю, тот широко улыбнулся и кивнул.
– Удачи, детка!
И она поспешно ушла. Метрдотель, солидный господин в смокинге, проводил меня к старинному лифту, и мы поднялись на какой-то этаж.
– Прошу вас, сеньора!
Это был очень просторный балкон, посреди которого стоял накрытый стол. На столе горели свечи, вокруг было много цветов. Он отодвинул мне стул, налил в бокал что-то и ретировался. Я осталась одна. Под балконом плескалось море. Я вдруг страшно замерзла. И тут он опять появился и накинул мне на плечи что-то восхитительно мягкое и теплое.
– Грасиас! – пробормотала я.
Он опять исчез. И чего меня так трясет? Я даже замуж выхожу в третий раз, подумаешь, большое дело! И хотя я не курю, мне вдруг безумно захотелось закурить. Дура! Коза! – сказала я сама себе.
И тут в дверях возникла крупная темная фигура. Ильяс!
Он кинулся ко мне, схватил, поднял со стула и крепко обнял. Я сразу перестала дрожать, сразу согрелась. А он уже целовал меня, прижимал к себе, что-то шептал на ухо, я не разбирала слов. Вдруг он оторвался от меня.