В глубине души Красной Шапочки Внутренняя богиня прижалась к Разумею и дрожала, а Девочка сжалась в комочек, словно бездомный котенок…
И опять неожиданно прозвенел звонок, только теперь у Матушки.
– Алло! – со злостью ответила она и тут же сменила тон. – А, ма, привет… Нет, конечно, я тебе рада. Я всегда тебе рада. Может быть, нам тебя встречать? Вот как? И во сколько ты будешь? Нет, конечно, не ложимся. Мы будем ждать, конечно-конечно. Ну, до вечера тогда.
Положив трубку, Матушка буквально сползла по стеночке на пол, не сводя взгляда с Красной Шапочки.
– Życieztobą – toniebajka, toebitwa[14], – сказала она. – Ты хочешь, чтобы я вся седая стала, как Бабушка?
– Но Бабушка не седая, она… экзистенциально-фиолетовая… – пробормотала девушка.
– Ты хочешь, чтобы я тоже стала экзистенциально-фиолетовой?! – взвизгнула Матушка. – Но я не о том! Не отходи от темы!
– Мама, я тебе не успела сказать, но я не смогу уйти со съемок. Это деньги, которых у нас сейчас нет, и еще в фильме будут сниматься Бабушка и Плотва.
– Час от часу не легче.
– Ма, – протянула Красная Шапочка. – А что случилось-то? Чего ты так…
Матушка открыла рот, а затем закрыла его и обреченно махнула рукой:
– Да, ты права, выхода у нас пока нет. Одно хорошо, теперь ты там будешь под присмотром… если он, то есть Лев Львович, конечно, утвердит Бабушку, – она прикрыла лицо в классическом жесте фейспалма. – Я слишком устала для подобных испытаний.
Наконец Матушка взяла себя в руки и встала:
– Вот что, Бабушка обещала прибыть к двенадцати. Ее подвез «один хороший знакомый»… где она их только находит, таких знакомых, готовых на ночь глядя везти ее за сто километров? Значит, нам надо ее встретить. Она, конечно, приедет налегке, как ты помнишь, готовить она не любит. В общем, сначала я тебе список составлю, сбегаешь в кулинарию, купишь там всего готового, а потом…
– Мама, ты чудо! – Красная Шапочка едва не запрыгала от радости. – Слушай, а почему ты так против Серого Во… в смысле, Серова-Залесского?
– Если бы ты знала, какой это человек, – начала Матушка и внезапно осеклась. – Стой! Какого еще Серова-Залесского? Волка, что ли? Да мне нет дела до твоего Волка. Я про режиссера.
– А я тебе толкую про Волка! – повысила голос дочка.
– На тебе куртка Льва Львовича! – обличающее ткнула в вещдок Матушка. – Он ее двадцать лет таскает!
– Мама, мне ее Волк дал, а режиссер сейчас на киностудии, и я его не видела со вчерашнего дня.
О том, что Лев Львович явно заинтересовался ею не только как актрисой, девушка говорить не стала. Наверное, Разумей Занудович сработал.
– Какое счастье! – искренне обрадовалась Матушка. – Но мне кажется, что ты станешь причиной моей смерти!
– Ну что ты, мам, не говори так, – попросила Красная Шапочка. – А я влюбилась в Волка.
– Нет, ей-богу, станешь, – Матушка, успокаиваясь, подмигнула Красной Шапочке. – В тихом омуте Ктулху[15] водится: я-то думала, что у меня дочка – обычная гламурная принцесса, а ты вон что вытворяешь. В кино снимаешься и с Волками водишься.
Еле успев сбегать в кулинарию до приезда Бабушки, Красная Шапочка и Матушка накрыли на стол, обойдясь курицей гриль и салатом.
Открывая Бабушке дверь, Оленька заранее приготовилась к особому шоу и не ошиблась. В квартиру буквально вплыла пожилая женщина типичных для ее возраста размеров, с психоделически-фиолетовыми волосами и моложавым, неожиданно свежим лицом, в шифоновом платье столь же немыслимого фиолетового цвета, с алым шарфиком на шее, в фиолетовой шляпе размера – грибок на детской площадке и вся увешанная амулетами. Три на груди, два на поясе и по одному на каждой руке.
– Ну что. Целуйте меня, мои дорогие! – Низким голосом объявила она. – Перекусим и разложим карты. Посмотрим что там с вашей аурой.
– Мама, – Матушка смотрела с укоризной. – Передохни. У меня все детство пропахло благовониями, и я сначала узнала, что обозначает любая игральная карта, затем карты Таро, а уже потом научилась читать и писать. А руны мне вообще в страшных снах снились.
– Хорошо, – смилостивилась Мария Ивановна, снимая шляпу, занявшую половину коридора. – Сегодня гадать не буду. Завтра.
– Завтра мы едем на киностудию, – напомнила Красная Шапочка.
– В маразм пока не впадаю и готова внести лепту в российский кинематограф. Пора засветить мой очаровательный образ на экране, – без ложной скромности заявила Мария Ивановна.
Бабушка против волков ничего не имела, и Серова-Залесского, появившегося на пороге квартиры в девять утра, приветствовала радушно. Это означало, что он ей приглянулся, по крайней мере, на первый взгляд. А за один взгляд Бабушка обычно различала все основные цвета ауры и считывала базовую информацию о личности, вплоть до родословной.
Подавая ему руку для поцелуя, она внимательно посмотрела в янтарные глаза.
– Где я вас видела, молодой человек?
– Бабушка, он известный актер, – крикнула из своей комнаты Красная Шапочка, переодевавшаяся из футболки в брючный костюм.
– Нет, где-то в другом месте. У вас аура подпорчена, – торжественно объявила Мария Ивановна. – Нагнитесь.
Несмотря на то что сегодня она была в расшитом цветами и райскими птичками халате, на ней с самого утра висела снизка амулетов. Один из них Бабушка сняла с себя и надела на шею Серова-Залесского.
– Носи. Если начнешь чихать, значит, рядом находится недруг.
– Спасибо, – на полном серьезе заявил Волк и прижал к груди амулет в виде серебряного кругляша с вычеканенным солнцем.
Бабушка вообще следовала по жизни довольно четкому кодексу правил, и одно из них гласило, что первому впечатлению о человеке стоило верить.
– Ну, с главным закончили, – объявила Мария Ивановна с чувством выполненного долга. – А теперь к второстепенному. Мы, кажется, куда-то собирались.
Бабушка взяла бразды правления в свои руки, что, кстати говоря, получалось у нее отлично, и, видя в руках Волка мотоциклетный шлем, велела молодежи отправляться своим ходом и ждать ее на киностудии, пока она сама поедет туда на такси.
– Только ты курточку-то накинь, – велела Мария Ивановна внучке; а то продует. А это, – она кивнула на висевшую режиссерскую куртку. – Отдай и больше не надевай.
От ее взгляда не укрылся давешний трофей, а уж в плане добывания информации Бабушка вполне могла вести мастер-классы повышения квалификации сотрудников ГРУ, потому узнать, откуда дома взялся столь непривычный предмет одежды, ей не составило труда.
Бабушка принадлежала к тому типу людей, о которых с грустью говорят, что сейчас таких не делают. Они живут рядом с нами, и мы совершенно не ценим их и даже порой раздражаемся на их «назойливость» – а будь наше поколение поумнее, мы бы ловили каждое их слово, чтобы сохранить его в своих сердцах и передать поколению, идущему за нами.
У Бабушки спорилось всякое дело. Казалось, она одновременно присутствует везде и замечает все. Она умела и приободрить, и приструнить, и пожурить до краски стыда, и похвалить так, что, казалось, летнее солнышко согрело тебя своими лучами.
Подмигнув на прощание Волку, она извлекла из модной сумки смартфон последнего поколения и безошибочно стала набирать номер такси.
Да, она помнила номер московского такси наизусть, хоть год не была в столице. При этом тот таксопарк, услугами которого пользовалась Бабушка, оказался настолько хорош, что, несмотря на утренние пробки и прекрасное знание города, наличествующее у Волка, успела к киностудии на несколько минут раньше оного.
Впрочем, возможно, все дело в том, что Волк все-таки не вез Красную Шапочку самой короткой дорожкой, предпочитая более длинную, но более красивую, вдоль Москвы-реки. По дороге он, кстати, разминулся со спешащим куда-то длинноволосым Хирургом, махнув ему лапой и получив в ответ приветственный сигнал. Так что когда Красная Шапочка описывала Плотве круг знакомств Волка, по крайней мере, с одним из упомянутых персонажей она не ошиблась.
Впрочем, ее это не очень-то и удивило. Даже если бы Волку последовательно помахали Микки Рурк, Хью Лори и охочий до латиноамериканок экс-губернатор солнечной Калифорнии, который тоже неравнодушен к двухколесным архидушегубкам, Красная Шапочка восприняла бы это как должное.
Потому что отныне в душе девушки началось нечто, удивившее даже невозмутимого Разумея Занудовича, а Внутреннюю Богиню приведшее в экстатический восторг. А именно она, душа то бишь, она же место обитания субличностей, внезапно превратилась в помесь майских праздников с венецианским карнавалом.
– Это хорошо, когда на душе праздник! – наивно прокомментировала происходящее безобразие Девочка-девочка.
Остальные обитатели подпространства благоразумно промолчали.
Погода на душе стояла столь хорошая, что любой метеоролог из тех, кто любит с плохо скрываемым торжеством произносит фразу «к выходным похолодает и пойдет дождь с мокрым снегом, градом и шквалистым ветром», просто обязан был повеситься на ближайшем суку с термометром в руке.
В ее незримых садах сияло солнце, как глаза Серого Волка в самом хорошем расположении духа, луна, находящаяся в то же время на небе, старалась не отставать от своего старшего брата, а звезды удачно косплеили россыпи бриллиантов из фильма про Индиану Джонса.
Ветерок был ласков, как преданная комнатная собачка; цвело все, что могло цвести, включая пни; пело все, что могло петь, кроме разве что ворон, к тому же невесть откуда появилось море, которое Разумей Занудович тут же классифицировал как Адриатическое.
А все потому, что Красная Шапочка была влюблена. Влюблена так, как может влюбиться только прирожденная инженю, снабженная Внутренней Богиней с золотым дипломом. Да-да, именно золотым, это как красный, только круче в разы, как объяснила Разумею Занудовичу сама Внутренняя Богиня. Будь у внутренних богинь аспирантура, красношапочкина вполне могла бы через пару лет претендовать на звание академика. Вообще-то подобная элитарность Богини была (по крайней мере, с точки зрения Разумея) излишней и даже опасной, но именно она делала Красную Шапочку такой счастливой. Серов-Залесский стал для нее личным сортом наркотика, но при этом (тут и Разумей был с Внутренней Богиней совершенно согласен) абсолютно безопасным, пусть и вызывающим привыкание буквально с первой дозы.
Если бы хоть какая-то опасность от влюбленности существовала, Разумей Занудович ни за что бы не допустил, чтобы это чувство в душе Красной Шапочки так разыгралось и, словно маленький озорной слоненок, топтало бы малину с усердием гномов, достающих из бездонных шахт солнечное сияние. А так он тихонько манкировал своими непосредственными обязанностями, присматривая лишь за тем, чтобы его напарница не натворила уж слишком больших глупостей. Потому что был убежден – такого, как Волк, еще поди поищи. И вовсе не потому, что Серов-Залесский снимался в Голливуде, вовсе не поэтому…
Красная Шапочка, откровенно говоря, немного побаивалась. Побаивалась она многого – как отреагирует режиссер на появление Бабушки, придется ли она ему по душе, и как, в свою очередь, Мария Ивановна отреагирует на режиссера. Среди недостатков Бабушки, если, конечно, это можно было назвать недостатком, числилась столь специфическая вещь, как отсутствие пиетета в отношении людей, облеченных властью или снискавших почет.
В ней не было ни малейшей заносчивости, просто Бабушка везде и со всеми чувствовала себя, что называется, в своей тарелке. К тому же ей столько раз приходилось оказывать услуги полумистического, точнее экстрасенсорного, типа интересным, богатым и властным людям, что иллюзий на их счет у нее не осталось.
Вот только подобное отношение к людям могло испортить Красной Шапочке установившийся на съемочной площадке климат. А ей бы очень этого не хотелось.
Но тревоги оказались напрасными. Режиссер Бабушке обрадовался как родной:
– Какой типаж, боже ты мой, – воскликнул Лев Львович, едва Мария Ивановна появилась на съемочной площадке. – Какой колорит! То, что нужно. Звезда моя, – обратился он к Красной Шапочке, – Вы никуда не уходите, мы сейчас быстренько проведем фотопробы, а там…
Что «там», Брюковкин уточнять не стал; как и всякий по-настоящему творческий человек, он тяготел к недосказанности, и, не завершив мысли, умчался на поиски Олега, приехавшего вместе с ним.
Олег, по совместительству бывший еще и фотографом, и системным администратором, программистом и даже электриком, с большой долей вероятности торчал в серверной, громя немцев на Курской дуге, – он являлся заядлым фанатом WoT – и звать его даже по студийной связи было напрочь бессмысленно, поскольку грохот его родного КВ-2 в наушниках перекрывал все внешние звуки. Вот и приходилось Магомету Брюковкину самолично вытаскивать гору с фотоаппаратом из серверной для проведения фотопроб.
Бабушка тем временем без малейшего стеснения водрузила на режиссерский столик свою пеструю сумку, которая, по мнению Красной Шапочки, была чем-то вроде котомки Гермионы Грейнджер, и в нее вмещалось намного больше, чем могло показаться, и, взглянув на внучку, спросила:
– А чего это этот Лев Львович на тебя смотрит, как голодный кот на сметану?
– Он считает, – зарделась Красная Шапочка, – что я восходящая звезда киноэкрана.
Бабушка с сомнением покачала головой:
– Может, и так, но тут что-то другое. Вот Волк на тебя похожим образом смотрит. Только по-другому немного.
– Вы обо мне, что ли? – Серов-Залесский отвел своего россинанта в стойло и явился на площадку, уже облачившись в костюм, имитирующий то, чем и так его природа щедро одарила, и с лапами-ботинками под мышкой. – Я опять что-то натворил, и Лев Львович устроит мне знатную трепку, как только найдет?
– Что вы, молодой человек, – поспешила успокоить его Бабушка. – Режиссер о вас даже не упоминал. Это мы так, сплетничаем.
Тут появился Лев Львович, за которым семенил Олег с фотоаппаратом, чей объектив заставил бы лопнуть от зависти половину хипстеров Москвы, если бы они его узрели.
– Ну-с, приступим, – заявил Брюковкин с ходу. – Вы когда-нибудь были на студийной фотосъемке?
– Была, только давненько уже, – кивнула Бабушка. – В конце шестидесятых, помнится, пару раз меня фотографировали в студии…
– Между прочим, – увидев недоверчивое выражение лица режиссера, сказала Красная Шапочка, – Бабушкина фотка была на обложке журнала «Огонек», вот.
– Я снялась в двух фильмах, – уточнила Мария Ивановна.
Режиссер тут же сменил скептицизм на более привычный и более подходящий ему азарт:
– Тогда что я вам буду рассказывать? Олег, ты готов?
– Усегда готов, – голосом Папанова заявил Олег и встряхнул дредами, рассыпавшимися по плечам в неизменной старой футболке неопределимого цвета. – Только стул поставлю.
Он перенес старинный стул к такому же антикварному столу и пригласил Марию Ивановну присесть.
– Прекрасно. – Сев к столу, Бабушка тут же достала из сумки колоду карт Таро и вынула из нее картинку. – У нас будет удачный фильм, – смело заявила она. Мне вообще все ваши фильмы нравятся, слежу за вашим творчеством все последние двадцать с небольшим лет.
– Мне это приятно, – почему-то помрачнел режиссер.
Будучи предоставленными сами себе, Красная Шапочка и Волк отдрейфовали в тенек. Июньское солнце припекало так, словно всерьез решило, что городу Москве не помешает небольшой отдых в субтропиках, но поскольку города ездить на курорт еще не научились, субтропики можно устроить с доставкой на дом.
– Слушай… – Серый Волк смущенно потупился. – А чего твоя Бабушка меня поминала-то? Ругала небось?
– Не-а, не ругала, – поспешила успокоить его Красная Шапочка. – Мне вообще кажется, ты ей понравился.
– Она прямо так и сказала? – уточнил Волк с воодушевлением.
– Не-а, но я ж свою Бабушку знаю. Понравился ты ей, а вот… – говорила Красная Шапочка словами Внутренней Богини.
– Блин, ты меня в гроб загонишь. – Разумей уставился на Внутреннюю Богиню так, как водитель-лихач на невесть откуда выпрыгнувшего гибэдэдэшника. – Ну сколько раз тебе говорить – следи за языком, а? Что ты теперь ему скажешь?
– Правду, – ответила Внутренняя Богиня, извлекая из воздуха папаху, бурку и деревянную лошадку. – Раз уж мы встречаемся, скрывать от нашего избранника что бы то ни было считаю неуместным. – Она взмахнула шашкой и закачалась на лошадке.
И прежде чем Разумей успел что-то возразить, Красная Шапочка выпалила:
– Бабушка считает, что Лев Львович ко мне неровно дышит.
– Трудно не заметить, – пожал Волк плечами. – А что ему, он – мужчина свободный, неженатый…
– Ты так говоришь, будто это нормально! – вспыхнула Красная Шапочка. – Между прочим, он ко мне клеится! А ведь я – твоя девушка, я тебя уже поцеловала.
– Я знаю… – ответил Волк, но добавить ничего не успел.
– Знает он. – Красная Шапочка скорчила рожицу. – И что ты собираешься делать?
Волк пожал плечами:
– Если он начнет к тебе приставать, скажу ему: «Лев Львович, дело в том, что мы…»
– Какой он все-таки… – аура Внутренней Богини переливалась зловещим лилово-багровым светом. – Разве на него можно положиться?
– Вот именно что можно, – стал на защиту Волка Разумей. – У меня сложилось впечатление, и я считаю его вполне обоснованным…
– Сложилось, так разложи его обратно! – рявкнула Внутренняя Богиня. – Нам с нашей подопечной не нравится то, что Волк ведет себя недостаточно…