Если у видов саморазрушающего поведения и есть хоть один общий элемент, то это страх. Именно непереносимость состояния тревоги побуждает людей совершать самодеструктивные действия. Современная жизнь, предлагающая слишком большой выбор и слишком много информации, только повышает уровень тревоги. Когда мы испытываем подобную тревогу, практически теряем связь с разумной частью нашего мозга и действуем импульсивно, часто к собственному огорчению. Иногда мы повторяем сценарии самозащиты, рассчитывая научиться преодолевать этот сильный страх. Подобным образом человек, перманентно зафиксированный на ожидании неприятностей, лишь провоцирует ухудшение ситуации, когда это ощущение становится действительно невыносимым. Многие из наших привычек (например, пьянство) существуют для того, чтобы мы не осознавали такого рода страхи или могли их сдерживать (например, маниакальное соблюдение диеты или членовредительство). На глубинном уровне мы испытываем страх смерти (утраты самоидентификации, нарушения логики, потери дееспособности), и наше самодеструктивное поведение может стать попыткой обмануть смерть. Некоторым людям легче привести в исполнение собственную деструкцию, чем позволить жизни идти своим курсом.
Первопричины страха
Определенный уровень страха становится неизбежным результатом феномена сознания. Мы лишь песчинки (насколько можно догадываться), которые вглядываются в звездное ночное небо, чувствуя, как они ничтожны, и пытаясь осознать смысл своего существования в вечном молчании этой Вселенной. Мы видим, что люди рядом с нами умирают, знаем, что тоже уйдем, и гадаем, что будет дальше. Мы создаем мировые религии – отчасти для того, чтобы найти утешение и объяснение всем этим чувствам.
Кроме того, страх – просто неотъемлемая часть человеческого существования, поскольку без него мы не могли бы выжить. Это система оповещения, предназначенная предупреждать нас об опасности, часто на бессознательном уровне. Мы видим змею на дороге, и наше тело принимает положение «бей или беги» еще до того, как мы оказываемся в состоянии распознать угрозу. Страх хранит нас от реальной опасности. К сожалению, наша нервная система так устроена, что страх может сформироваться и тогда, когда в действительности опасности нет, или страх может не соответствовать масштабу самого риска. Если на высоте нас посещает паническая атака, тут же образуется фобия высоких мест: страх настолько велик, что приводит к мгновенной «перестройке» мозга. А поскольку страхи сильно вредят самооценке, они отправляются в область бессознательного. Такие страхи, осознанные или неосознанные, начинают тормозить нашу жизнь с помощью множества различных механизмов:
• перфекционизма;
• прокрастинации;
• неорганизованности;
• неспособности определять приоритеты или принимать решения;
• действий во вред себе: опозданий, незаконченной или плохо выполненной работы;
• стеснительности, социальной тревоги;
• неспособности к решительным действиям;
• неспособности к ответному отклику;
• потери привлекательности;
• выбора бесперспективных партнеров или работы.
Источники такого рода страхов обычно возвращают нас в детство. Старая травма (нелюбовь родителей, угрозы, заброшенность, отсутствие ласки) лежит в основе сегодняшнего страха. Старые травмы создают парадигму, при которой мы становимся уязвимыми и неполноценными. Актуальные страхи разрастаются, неосознанно отзываясь в проснувшихся старых ранах. Это может быть просто страх получить похожую травму, а может быть и страх собственной ярости, которая грозит выйти из-под контроля; страх проявить уязвимость или множество других вариантов.
Распространенный метод защиты, к которому люди прибегают, борясь с бессознательным страхом, – иллюзия контроля. Нам нравится думать, что мы отвечаем за свою жизнь и за все, что в ней происходит, и мы чувствуем заметный дискомфорт, теряя этот контроль. Уже в четырехмесячном возрасте дети предпочитают слушать мелодии, которые могут контролировать (звучащие игрушки в руках или подвешенные над ними), и начинают сердиться и злиться, если мелодия возникает случайно{65}. Это источник привлекательности высококачественных потребительских товаров: множество кнопок и рычажков заманивают нас, заставляя думать, что мы контролируем устройство (например, медиаплеер), даже если наши уши слышат другое. Здесь же таится мотивация многих самодеструктивных действий, особенно любое избегание, например промедление. Мы уклоняемся от работы, потому что поддерживаем иллюзию: «Я легко справлюсь, если понадобится». Чрезмерно оптимистичные люди сохраняют иллюзию контроля с помощью избирательного внимания.
Существует много разных историй, связанных со страхом успеха. В некоей воображаемой жизни мы можем представлять свой возвышенный образ, который не хотим подвергать испытанию. Ведь мы подвергаемся угрозе получить выговор или насмешки, когда ставим себя под удар, и поэтому при приближении к цели у нас возникает нечто вроде фобии с паническими атаками. Часто бывает достаточно одной травмы. Но какой бы ни была первопричина, мой первый совет: познакомьтесь со своим страхом поближе.
Под знакомством со страхом я имею в виду его вдумчивое и тщательное исследование: используйте «сознательное Я», контролируйте «непроизвольное Я» и хотя бы некоторое время смотрите на него, не поддаваясь, не запуская механизм реакции страха. Мы все носим шрамы из прошлого и делаем все возможное, чтобы забыть негативный опыт. Надо понять: испытывать страх совсем не стыдно – глупо позволять страху принимать решения за вас. Зато мы можем создавать множество способов защиты от этих вездесущих страхов, этакую систему обеспечения безопасности, которая облегчает нам жизнь, удерживая страх за пределами сознания. Но если мы оказались в тупике и не можем получить желаемого, стоит узнать, какой именно страх делает это с нами.
Очень привлекательная молодая женщина пребывает в растерянности. Она хочет поступить в юридическую школу, но ей ни разу не удавалось правильно заполнить заявление. Теперь, после нескольких лет попыток, это стало такой серьезной проблемой, что большую часть года она провела в размышлениях о следующем раунде заявлений – в уверенности, что что-то пойдет не так и она снова не сможет заполнить все бумаги в срок. Налицо все симптомы синдрома дефицита внимания и гиперактивности. Но почему же ей удается дойти почти до конца, а потом потерпеть поражение?
Ее родители очень больные люди: у матери депрессия, отец со странностями и признаками паранойи. Моя пациентка была единственным ребенком в семье, и часть проблем состояла в том, что ее буквально парализовали ссоры родителей. Другая часть проблем происходила из того, что на нее оказывали слишком большое давление, но при этом она получала слишком мало поддержки. Давление в большой степени исходило от нее самой; еще в младших классах ее выделяли как одаренную ученицу и прочили после окончания средней школы обучение по престижной университетской программе, которая продвинула бы ее с дипломом бакалавра в юридическую школу – и все за шесть лет. Тем не менее, придя туда, девушка навредила самой себе. Она стала встречаться с парнем, принимать наркотики и в первый же год провалила экзамены. Теперь она вот уже 10 лет пытается вернуться в программу.
В ее жизни не было примера ролевой модели поведения взрослых. Родители погрязли в бесконечных пререканиях и взаимных обвинениях, поэтому девушке было проще поступать так же. Так было безопаснее, чем попытаться войти в реальный мир и осуществить свои желания.
Теперь она решила проблему, изменив свои цели: отныне это не юридическая школа, а нечто другое, не менее сложное, что поможет ей обрести самоуважение и не нести груз своих крайне запутанных проблем.
Некоторые люди умышленно создают себе трудности; так они получают оправдание в случае неудачи, а в случае успеха смотрятся даже лучше ожидаемого. Люди, рано добившиеся успеха, часто боятся, что не смогут повторить этот позитивный опыт; они сами создают себе препятствия в жизни (пьянство, наркотики) – это позволяет поддерживать самооценку: уж лучше быть несчастным гением, чем посредственностью{66}. Другим рано расцветшим талантам кажется, что внимание, которое они получали, объясняется их неожиданной одаренностью, а не искренней любовью, и они начинают ненавидеть собственный талант. Если трудности, которые человек сам создает, выходят из-под контроля, он может ощутить безнадежность и утратит веру в свои силы. Подобное иногда приводит к самоубийству или «случайной» передозировке, как это бывает с молодыми талантливыми артистами и художниками.
Теперь она решила проблему, изменив свои цели: отныне это не юридическая школа, а нечто другое, не менее сложное, что поможет ей обрести самоуважение и не нести груз своих крайне запутанных проблем.
Некоторые люди умышленно создают себе трудности; так они получают оправдание в случае неудачи, а в случае успеха смотрятся даже лучше ожидаемого. Люди, рано добившиеся успеха, часто боятся, что не смогут повторить этот позитивный опыт; они сами создают себе препятствия в жизни (пьянство, наркотики) – это позволяет поддерживать самооценку: уж лучше быть несчастным гением, чем посредственностью{66}. Другим рано расцветшим талантам кажется, что внимание, которое они получали, объясняется их неожиданной одаренностью, а не искренней любовью, и они начинают ненавидеть собственный талант. Если трудности, которые человек сам создает, выходят из-под контроля, он может ощутить безнадежность и утратит веру в свои силы. Подобное иногда приводит к самоубийству или «случайной» передозировке, как это бывает с молодыми талантливыми артистами и художниками.
Механизмы защиты
Когда мысли или чувства вызывают у нас стресс или страх, «непроизвольное Я» обращается к защитным механизмам, чтобы снизить тревогу, обычно устраняя или преобразовывая непереносимые переживания. Это маленький трюк нашего разума, бессознательный прием, искажающий реальность ради нашего же удобства. «Механизм защиты» – один из самых популярных терминов, придуманных психоаналитиками. А такие термины, как отрицание, вытеснение и пассивная агрессия, – это названия разных способов защиты, ставшие частью нашего повседневного словаря. Механизм защиты приходит в действие при возникновении страха и других неприемлемых эмоций, от угроз чувству собственного достоинства до угрозы нашему допустимому миру, и, конечно, при угрозе нашему реальному миру: «Любое покушение на стабильность и прочность когнитивных и эмоциональных категорий, которые мы установили и на которые полагаемся в этом мире, вызывает тревогу»{67}. Такое сильное чувство, как гнев, может вызывать защиту, поскольку побуждает нас делать то, что вступает в противоречие с нашими представлениями о себе (например, ударить кого-то). Когнитивный диссонанс (соединение двух противоположных убеждений) – великий источник тревоги. Самодеструктивная деятельность, например курение, азартные игры или промедление, когда вы знаете, какому риску подвергаетесь, – это сильный стимул, порождающий вину, стыд и другие чувства, от которых мы хотели бы себя защитить.
Защитные механизмы всегда бывают естественными, зачастую даже полезными. Мы полагаемся на них, чтобы справиться с тяжелыми чувствами. Эти привычки разума постепенно становятся частью работы мозга, основными кирпичиками, из которых состоит наш характер. Они могут служить во благо, позволяя нам ехать на скорости 120 км в час, не думая о последствиях внезапного сердечного приступа. С их помощью врачи скорой помощи могут сохранять спокойствие, наблюдая сцену аварии. Защитные механизмы поддерживают солдат в бою. Так мы можем успокаиваться и рассуждать здраво, не поддаваясь первому порыву.
Однако, оберегая нас от опасности или трудностей реальной жизни, защитные механизмы слегка искажают ее, подгоняя под нашу же парадигму или изгоняя ее из сознания. Именно степень искажения, вызванного защитой, свидетельствует о том, насколько защита деструктивна. Существуют так называемые здоровые защитные механизмы, например юмор, который оказывается безопасным способом выразить агрессию; или альтруизм, когда, заботясь о других, мы на самом деле заботимся о себе. Зато другие механизмы защиты – проекция, пассивная агрессия, отрицание – могут приводить к саморазрушающим последствиям.
Саморазрушающие аспекты защитных механизмов
Отрицание – классический пример защитного механизма, с помощью которого мы перестаем видеть последствия своего самодеструктивного поведения. При отрицании мы не замечаем проблем или их побочных эффектов. Алкоголик отрицает очевидные признаки своего поведения (ему все труднее и труднее обходиться без алкоголя) и не слышит ни просьб, ни предупреждений от своей жены, друзей и сотрудников. Когда жена все-таки уходит, он винит ее; когда его увольняют, упрекает начальство. Он будет обвинять что или кого угодно, только не собственное пьянство. При бессмысленном сопротивлении мы можем использовать отрицание, чтобы блокировать осознание своей враждебности, подобно подростку, не понимающему, почему его мать ворчит, убирая в доме, когда он смотрит телевизор. Укоренившееся отрицание оказывается крепким орешком, поскольку допустимый мир такого человека становится совершенно логичным, как только он принимает его условия.
Я обнаружил один способ, который помог мне много лет назад. В то время я слишком много пил. Мог проснуться утром с жутким похмельем и отличным поводом ненавидеть себя. Я залезал под душ, делал воду как можно горячее, насколько мог выдержать, и через некоторое время уже мог контролировать свои возлияния. Я прокручивал в голове вечер и еще несколько последующих дней, думая, как остановиться. Принятое решение позволяло мне почувствовать облегчение и помогало пережить день.
Но в конце концов я понял, что принимаю эти утренние решения два или три раза в неделю – и продолжаю пить. Я увидел, что просто утешаю себя фальшивыми обязательствами, которым не следую, и почувствовал стыд за свою глупость. Итак, магия действовать перестала; я уже больше не мог успокаивать себя тем же способом и вынужден был признать, что мое пьянство вышло из-под контроля. Чтобы чувствовать себя лучше, я должен был совсем бросить пить.
Защитные механизмы, позволяющие нам не видеть суровой реальности, обычно вызывают к жизни три пагубных последствия.
1. Эмоции, которые мы пытаемся заблокировать, так или иначе просачиваются в нашу жизнь. Мы ругаем детей – вместо того чтобы ругать шефа. Мы сосредоточиваем свои страхи на промедлении, а не на ответственности.
2. В конечном итоге реальность все-таки нас настигает. Настает крайний срок сдачи отчета. Наступает полоса неудач. Мы теряем работу или, в лучшем случае, не получаем повышения.
3. Психологическая защита искажает наш характер. Мы становимся нечестными с самими собой, а следовательно, и со всеми остальными. Мы не противостоим власти, а начинаем пресмыкаться. Мы не сражаемся с болезненными переживаниями, а закрываем глаза на реальность. Мы не осознаем свои ошибки, а впадаем в депрессию и продолжаем стремиться к совершенству. Наш покоробившийся допустимый мир означает, что самозащиту мы ценим больше, чем честность и смелость.
Вот пример того, как защитные механизмы влияют на нашу личность.
Рэйчел пришла на терапию с жалобами на свое одиночество{68}. Она успешная и привлекательная, у нее несколько друзей, но не было ни одного свидания. По существу, она никогда не испытывала никакого сексуального влечения ни к мужчине, ни к женщине. Рэйчел знает, что ее мать и бабушка были фригидными, и считает, что унаследовала отсутствие сексуальных чувств. Когда терапевт пытается донести до ее сознания, что половое влечение универсально, она возражает: «Я никогда не отказывалась от своей сексуальности». Однако некоторое углубление темы выявило один случай, который произошел в 14-летнем возрасте: она увлеклась одним мальчиком из школы и написала длинное письмо с признанием в любви. Это письмо она положила в его шкафчик. Мальчик прочел его вслух группке своих приятелей, что вызвало их дружный смех. Несколько дней Рэйчел чувствовала себя глубоко униженной, а затем стала игнорировать – сначала его одного, а потом и всех мальчиков в школе. Она превратилась в отчужденного, забитого и унылого ребенка, посвятившего себя только собственным занятиям. Такое отношение к жизни она перенесла и на годы своей юности, никогда не испытывая интереса к мужчинам – в попытке защититься от повторения пережитого унижения. Итак, она сказала правду и в то же время неправду: Рэйчел никогда не пыталась отказаться от сексуальных чувств, но защитные механизмы, которые она использовала, пытаясь защитить себя от возможной боли, привели к неотвратимым последствиям.
Таким образом, самодеструктивное поведение нельзя назвать компонентом «сознательного Я». Оно становится настолько привычным, что кажется частью характера, но влечет за собой непредвиденные негативные последствия. Мы не можем видеть, как нашей защите удается ранить нас, не подвергнув свою душу тщательному и объективному исследованию. Вместо того чтобы справиться со страхом и понять его, мы начинаем всеми силами отрицать реальность. А когда мы отрицаем реальность, начинаем лгать самим себе. И как только это происходит, мы начинаем лгать другим и постепенно нагромождаем все больше лжи, поддерживая самый первый самообман. Такие защитные структуры становятся тем, что Вильгельм Райх[19] называл личностным панцирем{69}. Чем больше подобных нагромождений, тем меньше мы способны видеть. Это как если бы мы сидели в танке, видя мир лишь через крошечное оконце, и только бы и могли, что стрелять во все стороны. Кончается это тем, что мы все больше и больше теряем способность к распознаванию собственных переживаний. Наш допустимый мир искажается еще сильнее, слепые пятна становятся все крупнее, а «личностный панцирь» разрастается и тяжелеет. Постоянно повторяющаяся защита покрывает «личностный панцирь» металлическими пластинами – определяющими элементами нашей парадигмы.