Нет, зря она так. Гектор подсказал ей путь к спасению, надеялся, что у нее хватит ума его советом воспользоваться. Она и воспользовалась. Так что благодарить его нужно, а не винить.
А что толку благодарить? Они все равно больше никогда не увидятся…
Ветер с Оки шевелил и перебирал траву. А почему вон там, сбоку, трава примята сильнее, чем в других местах? Едва заметная тропинка!
Путь вел к рощице в небольшой ложбине. Здесь совсем не было ветра, осеннее солнце пригревало так ласково, что Аглае захотелось отдохнуть и понежиться под его лучами. И вообще — надо было подумать, что делать дальше. Ну вернется она в город, а там? Снова к доктору Лазареву идти — в кухарки наниматься?
Усмехнувшись, Аглая рассеянно опустилась на какой-то плоский камень, вросший в землю.
Камень? Да нет, она ведь случайно на него наткнулась, не может быть, чтобы он был тем самым, о котором крикнул Гектор. И все же она с надеждой огляделась, а потом и вскочила, заслышав топот копыт.
Гнедой конь… Тот самый гнедой конь! И всадник… Гектор!
Она ринулась вперед, потом остановилась, прижав руки к груди. Не верила глазам, не знала, что делать, боялась своего острого желания кинуться к нему на шею. Он спешился, забросил поводья на куст. Конь опустил голову к траве, бока его тяжело вздымались.
Гектор шел к Аглае медленно. Лицо его было отрешенным, почти равнодушным. Он словно сдавался в плен, беспощадный плен тому необоримому, что влекло его вперед. И Аглая тоже почувствовала себя безвольной и обреченной, когда вскинула руки, чтобы обнять его, когда приблизила губы к его губам.
Они целовались, как безумные, как умирающие от жажды. Не то стоны, не то рычание рвалось из его груди. Аглая не противилась его поцелуям, его грубости и нежности, его неудержимой, словно бы пьяной страсти. Закрыла глаза — и как будто ураганным ветром ее понесло, повалило, ударило о землю, превратило в неведомое, бездумное существо, живущее только алчным желанием и утолением его. И земляное ложе нежило, баюкало, укачивало их неистово сплетенные тела.
* * *— Это вы Алёна Дмитриева? — недоверчиво спросил мужской голос в трубке. — Писательница? Правда вы?
Алёна вздохнула. Она уже привыкла к тому, что внешность ее производила очень странное впечатление. Услышав, что она пишет книги, причем детективы, люди, как правило, реагировали весьма непосредственно, а именно восклицали:
— Быть того не может!
Алёна уже и перестала размышлять о том, выглядит ли она всего лишь легкомысленно или вовсе глупо. Но голос ее вроде бы звучит достаточно интеллектуально… Откуда же сейчас такая недоверчивость у собеседника? И вообще, странный человек: набирал ведь телефон Алёны Дмитриевой, а теперь удивляется, что отвечает как раз она…
— Очень может быть, что я вас разочарую, — с ехидной любезностью заговорила Алёна, — но я и есть Алёна Дмитриева. Писательница. Да.
— Очень рад! — произнес мужчина весьма воодушевленно. — А скажите, это вы…
Он сделал крохотную паузу, и Алёна усмехнулась, убежденная, что он сейчас спросит: «Это вы написали…» — и назовет пару из бессчетного количества романов и романчиков, принадлежавших перу неутомимой беллетристки Алёны Дмитриевой. Однако мужчина снова ее удивил:
— Это вы были позавчера в гостинице «Октябрьская» и застряли в лифте?
«Боже ты мой! — испугалась Алёна, вспомнив, как истерически колотила ногами в двери злополучного лифта. — Неужели я там что-нибудь сломала и мне намерены предъявить иск?!»
Вот только иска ей сейчас не хватало, при практически пустом кармане-то…
Она уже представила себе, какую речь произнесет на суде в ее защиту подруга Инна, адвокат по гражданским делам (надо знать, с кем дружить, люди добрые!), когда мужчина сказал:
— Ну так вы потеряли там один листочек. А я его подобрал. И готов вернуть, если это что-то нужное.
Какой еще листочек?! Ах, листочек… Не тот ли самый, хищение которого пыталась приписать Алёне мадам Каверина? Ну конечно, как же ей сразу в голову не пришло, что бумажка просто выпала из конверта, когда Алёна шарилась там в темноте!
— Я вам кричал-кричал… — продолжал мужчина. — И администратор кричала. Я догнал бы вас, но уйти не мог — я фотограф, видите ли, для гостиницы рекламные постеры делал, и меня как раз директор ждал, чтобы новые снимки посмотреть. Я и так опаздывал, ну и просто не мог задерживаться. К тому же вы убежали и не оглянулись, я подумал, может, что-то не слишком важное.
Было дело, вспомнила Алёна, кричала администраторша. Но Алёна тогда решила, что ее ждет лишь продолжение скандала, и умчалась со всех ног. А помедлила бы — и получила потерянный листочек, список там какой-то, и не возникло бы проблем с работодательницей, и конверт с пятьюстами евро, глядишь, остался бы в ее сумке, а не был бы горделиво возвращен скупой мадам Кавериной.
Кстати! Надо же, ходить в таких серьгах и в такой шубке, ездить на такой машине — и быть такой скупердяйкой! А впрочем, может быть, она именно потому и ходит и ездит во всем таком, что скупердяйка. Денежки счет любят, что известно всем, кроме одной малоизвестной писательницы.
А впрочем, зря она так о себе. Все же мужчина-то ее узнал, значит, не такая уж Алёна Дмитриева и малоизвестная…
— А как вы меня узнали? — не удержалась наша героиня от соблазна нарваться на комплимент.
— В прошлом году случайно зашел в «Дирижабль», а там проходила ваша встреча с читателями, — последовал ответ. — Помните? Вы еще загораживали стенд, к которому мне нужно было подойти, и я от нечего делать слушал и смотрел, пока ждал. А у меня зрительная память хорошая, поэтому я вас сразу узнал.
Да, пожалуй, комплиментом ответ собеседника можно считать весьма условно. Нет чтобы ему оказаться восхищенным читателем… Да ладно, что слава, в конце концов? Яркая заплата… ну и так далее, см. «Разговор книгопродавца с поэтом» А. С. Пушкина.
— Так вам листочек нужен или нет? — спросил мужчина.
Алёна пожала плечами. Зачем он ей? Поезд ушел, к тому же Наталья Михайловна тоже выразилась в том смысле, что все это уже не имеет значения. Она собралась было пылко поблагодарить неизвестного за хлопоты и сказать, что более хлопотать не стоит, как тот заговорил снова:
— Я сначала его выбросить хотел. А потом прочитал и подумал, может, это какие-то наброски к очередному роману. Там, на той встрече, вы вроде бы говорили, что любите романы с шифрами писать, а тут самая настоящая шифровка, ей-богу.
— Шифровка? — удивилась Алёна.
— Ну да! — засмеялся мужчина. — Шпионская такая. «Ап. — АлРжБяИчШАм». Буквы А, Р, Б, И, Ш прописные, л, ж, я, ч, м — строчные. Дальше — «Мен. — САлчШ». С, А, Ш — прописные, л, ч — строчная. И все в таком же роде, в два столбца. В левом — Ап., Мен., Мн., Пр., Агл., Гек., Кр., Ип., Сф., Атр., Зеф. А в правом буквы большие и маленькие, их перечислять — язык сломаешь. Ну, разве не шифровка?
Алёна растерянно моргнула. Список, сказала Наталья Михайловна. Ничего себе список. В самом деле шифровка какая-то. Любопытно бы на него посмотреть, конечно…
Любопытство было основным качеством, сокрытым движителем, альфой и омегой, сильной и слабой стороной нашей героини. Оно вело ее по жизни, иногда заводя совершенно не туда, куда она вообще-то направлялась. Алёна Дмитриева очень часто повторяла две поговорки: «Любопытство погубило кошку» и «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали». Не раз ей приходилось убеждаться в их точности, но искушения любопытством она никогда не могла преодолеть.
— Слушайте, как здорово, что вы нашли этот листок! — воскликнула она с самым искренним воодушевлением. — Я и представить не могла, где его посеяла. Как бы мне его заполучить?
— Да легко! — засмеялся мужчина. — Давайте где-нибудь пересечемся сегодня. Скажем, через час. Около парикмахерской, что ли.
— Ну, за час я до Покровки как-нибудь доберусь, — согласилась Алёна.
— Погодите, при чем тут Покровка? — удивился мужчина. — Я про ту парикмахерскую говорю, которая на Республиканской.
Вообще-то Алёна всегда ходила стричься на Покровку — в «Фэмили». И маникюр там же делала. На Республиканскую ее занесло единственный раз в жизни, и именно там она рассталась со своими кудрями. Голове при одном упоминании о той парикмахерской стало зябко, несмотря на то что в комнате у Алёны было тепло и совершенно ниоткуда не дуло. На Республиканской находилась «Мадам Баттерфляй», а в «Мадам Баттерфляй» служил злокозненный экспериментатор Сева.
— Я про ту парикмахерскую говорю, где бабочки на стене, — пояснил мужчина. — Я вас там вчера видел, как раз перед тем, как вы в гостинице появились. Вы стояли и смотрели на бабочек, а я мимо пробегал, не удержался и сфотографировал их несколько раз. Ну и вы в кадр попали. Я, собственно, тогда и вспомнил, где вас видел первый раз, а потом в гостинице подумал: ну и ну, бывают на свете совпадения. Если хотите, я вам по электронке фотографии пришлю или на диск сброшу.
Точно, вспомнила Алёна, пробегал мимо парикмахерской какой-то бородатый с фотоаппаратом. Заснял бабочек, ну и писательница Дмитриева в кадр попала невзначай. Экий папарацци оказался проворный! Однако иметь свою фотографию в обскубленной прическе у Алёны не было ни малейшего желания. Она и в зеркало-то лишний раз теперь старалась не смотреть, утешалась только мыслью, что рано или поздно голова обретет прежний легкомысленно-пышноволосый вид. А увековечиваться в таком виде… Нет уж, спасибо, не надо. Даже странно, что фотограф ее узнал, в новой-то прическе! Что значит профессиональная память и профессиональный взгляд…
— Конечно, спасибо большое, я вам визитку дам, — сказала Алёна с искусственным воодушевлением в голосе, совершенно точно зная, что визиток у нее в сумке при встрече с фотографом не окажется, — и вы мне пришлете фотографии. Значит, через час около бабочек? Вас зовут-то как?
— Андрей Овечкин, — представился мужчина. — Кстати, туда еще две бабочки прилетели. Правда, не такие красивые, как прежние. Тех-то, прежних, кто-то стер, а рядом вот новых нарисовали. Какие только забавы люди себе не находят, да? Ну, до встречи!
Фотограф Андрей Овечкин положил трубку.
То же сделала и Алёна Дмитриева, писательница. Потом она еще немножко потыкала пальцами по клавиатуре, но дело не шло… Уже который день дело не шло — роман не писался, сюжет вырывался, как строптивый мустанг из рук ковбоя… Очень плохо, конечно, но она порадовалась, когда появилась приличная причина выключить компьютер и отправиться кормить того ненасытного зверюшку, имя которому было — Любопытство.
Алёна пришла первой и не замедлила убедиться, что Андрей Овечкин оказался прав. На месте первых двух бабочек на стене сейчас находилось размазанное сине-зеленое мутное пятно, однако рядом красовались две другие нарисованные летуньи. Одна была желто-красная, с черными, сиреневыми и белыми пятнами, полосками и овалами на крыльях. Другая оказалась мертвенно-голубовато-белая, с черными пятнами и голубовато-серой каймой крыльев. Прямо скажем, невыразительная бабочка. Первая еще ничего, но вторая убогонькая какая-то. Интересно, как она зовется? Может, Сева знает? Разве что пойти в «Мадам Баттерфляй» и спросить?
За спиной вдруг раздался щелчок, потом другой. Алёна оглянулась и увидела человека с фотоаппаратом, который деловито снимал стену и бабочек.
— Здрасьте! — оживленно воскликнул бородатый фотограф. — Вот и я! Как вам новые бабочки?
— Да так себе, — пожала плечами Алёна, поняв, что перед ней Андрей Овечкин. — Зачем первых стерли, не пойму. Как они там назывались… Зефир бриллиантовый и морфидей Менелай, он же сапфировая бабочка. Я еще вчера подумала, что эту серую стену не худо было бы всю расписать, куда веселей смотрелась бы.
— Точно, здорово было бы, — кивнул Андрей. — Кто знает, может, завтра и новых сотрут.
— Кто знает, — согласилась Алёна. Затем достала мобильник — недавно купленный, с фотоаппаратом, видеокамерой и еще разными всякими примочками, даже с выходом в Интернет! — и на всякий случай тоже сфотографировала бабочек.
— Да я пришлю вам фото, если хотите, — сказал Андрей. — Только вечером, у меня днем работы полно. Кстати, вот ваш список, в целости и сохранности.
Алёна развернула белый листок, сложенный вчетверо. Посмотрела — и аж в глазах зарябило!
Ап. — АлРжБяИчШАм
Кр. — крРчШИГржБ
Мн. — АлОбАк
Мен. — САлчШ
Гар. — АлИчШГр
Агл. — ПлтрАлжБчШорРкрР
Гек. — АлчШкрР
Ип. — чШжБорРГртИАл
Сф. — АмчШАлгСТур
Атр. — чШАлжБорРТоп
Зеф. — ИчШ
Да уж небось зарябит!
— А вы хоть понимаете, что все это значит? — усмехнулся Андрей, и Алёна подумала, что ее новый знакомый оказался мужчиной не без проницательности.
— Ни слова, — честно призналась Алёна. — И даже ни буквы. Но ничего, листок-то не мой, я его должна была одной даме передать, да обронила. Наверное, он ей нужен. Штука в том, что я не знаю ни где она живет, ни какой у нее телефон.
— Фамилию знаете? Имя-отчество? — деловито осведомился Андрей.
— Ну, знаю.
— А в адресное бюро не хотите съездить?
— Честно? — усмехнулась Алёна. — Не хочу. Та дама не слишком порядочно со мной обошлась, поэтому сильно бить ноги ради нее я не стану. Вот упал странный список с неба, в смысле, вы его принесли, — и очень хорошо. Теперь, если даме и впрямь судьба его получить, значит, получит. И я, кажется, придумала, как его передать.
— Как? — спросил Андрей, и Алёна подумала, что он тоже относится к особому подвиду людей, название коему «Варвара Любопытная». Ну и здорово!
— А пошли со мной — и узнаете, — усмехнулась она и направилась ко входу в парикмахерскую.
В холле перед высоким застекленным шкафом со множеством лосьонов, шампуней, кремов, лаков, бальзамов, красителей, гелей, пенок и прочих парикмахерских примочек стоял Сева и придирчиво разглядывал какой-то флакон. При виде Алёны он высоко поднял свои невероятные брови:
— Привет. Что, нового клиента к нам привели? — Затем экспериментатор повернулся к мужчине: — Вас постричь, побрить, сделать художественное обрамление бороды?
Услышав его слова, Андрей испуганно схватился горстью за подбородок и не слишком внятно пробормотал:
— Ничего мне не надо обрамлять. Я вообще здесь случайно. Сопровождающее лицо, так сказать.
— Слушайте, Сева, помните, дама здесь такая была, Наталья Михайловна? — взяла бразды правления в свои руки Алёна. — Ну, вы нам с ней еще про бабочек рассказывали…
— Конечно, помню, — кивнул Сева. — Кстати, вы видели новых бабочек на стене? Теперь там появились парусники — Аполлон и Мнемозина.
— Парусники? — изумился Андрей. — Вы про бабочек говорите? Или, может, там еще кораблики где-то нарисованы?
— Кораблики тут совершенно ни при чем. Парусники, морфиды, павлиноглазки, перламутровки, бражники, бархатницы — это виды бабочек. Внутри каждого вида есть еще подвиды. Ну вот, например, вид — парусники, подвиды — Аполлон и Мнемозина. Понятно?
— Уже понятно. Странно только, что у них у всех мифологические имена, — сказала Алёна.
— Так ведь очень многие бабочки называются по именам мифологических персонажей. Кого только нет! Прометей, Артемида, Эвриала, Медуза, Циклоп, Гектор, Парис, Приам, Менелай, те же Аполлон и Мнемозина, а еще Гарпия, Аглая…
— А Аглая — она чего богиня? — нахмурился Андрей, и Алёна посмотрела на него с симпатией: если не спросил, кто такая Эвриала, Гарпия и Медуза, значит, знаком с мифологией. Нечасто сейчас таких людей встретишь, тем более вот так, на улице.
— Аглая — одна из трех харит, или граций, — пояснила она.
— Точно, — кивнул Андрей. — Забыл. А еще были три сестры, которые пряли нить жизни, парки. Их звали Атропос, Клото, Лахесис.
— Ну и ну, — сказал Сева. — Уважаю! Вы, может быть, тоже бабочками интересуетесь? Я вот специально читал мифологический словарь, чтобы в их названиях разбираться.
— Да нет, я про бабочек ничего не знаю, — усмехнулся Андрей. — Я просто люблю картины, где древние боги и герои нарисованы. Ну и почитывал на досуге, кто есть кто.
— А я филфак заканчивала, — сообщила Алёна. — У нас там с мифологией строго было, зачет по античной не сдашь, если, не дай бог, перепутаешь Аталанту с Атлантом, Бризеиду с Гесперидами, Подалирия с Подаргой или имя какой-нибудь музы забудешь. Вот и въелось в память на всю жизнь. Впрочем, мы отвлеклись. Значит, вы помните Наталью Михайловну? Где она живет? Может быть, телефон ее знаете?
— А вам зачем? — Голос Севы стал подозрительным, и Алёна с горечью подумала, что, видимо, производит на людей впечатление не только легкомысленного, но и глубоко порочного, криминально опасного существа.
— Да мне кое-что передать ей нужно. Она некий список искала. Так вот он у меня.
— А… — сказал Сева, слегка успокаиваясь насчет преступных замыслов Алёны. — Ну, если передать, тогда конечно. Только я вам ничем помочь не могу, к сожалению. Мне лишь фамилия, имя и отчество клиентки известны — она же записывалась ко мне.
— Ясно, — огорченно протянула Алёна. — Знаете что, Сева? Если Наталья Михайловна один раз к вам записалась, то, может, и еще раз придет. — Сомнение, которым была пронизана эта фраза, она постаралась, как говорится, спрятать в самый глубокий карман. — И тогда вы передадите ей мою визитку и скажете, что я нашла список и прошу ее мне позвонить. Хорошо?
Она протянула Севе визитку, и тот легчайшей гримаской сопроводил впечатление от ее более чем скромного вида. В самом деле, это был просто жемчужно-серый прямоугольничек, по краю обрисованный тонкой извилистой линией, в центре которой курсивом было напечатано: Елена Дмитриевна Ярушкина, а также телефон домашний, телефон мобильный и e-mail. На обороте можно было прочесть: Алёна Дмитриева, писатель, и те же самые телефоны и e-mail. Сева прочел текст с одной стороны визитки, потом с другой и вслед за тем произвел умозаключение, делающее честь его умению мыслить логически: