Корпусу удалось занять мосты через Березину у Свислочь. В 9 час. 30 мин. с предмостного укрепления на р. Березина, восточное Бобруйска, на Могилёв выступил усиленный разведывательный батальон. За ним на восток продвигались главные силы 3-й танковой дивизии. Генерал барон фон Гейер оставил за собой право выбрать направление главного удара или на Рогачёв, или на Могилёв в зависимости от обстановки (оба эти города расположены на Днепре). В 10 час. 55 мин. главные силы 4-й танковой дивизии начали наступление с рубежа р. Свислочь в восточном направлении. Положение с горючим не вызывало тревоги, снабжение боеприпасами, продовольствием и санитарное обеспечение было в порядке. Потери, к счастью, были пока незначительны. Недоставало лишь понтонно-мостовых парков и строительных частей. Взаимодействие с авиацией полковника Мельдера было отличным. Только с бомбардировщиками ближнего действия генерала Фибига мы не могли добиться установления достаточно быстрой связи, 1-я кавалерийская дивизия доказала свою боеспособность.
В этот день воздушная разведка установила, что русские в районе Смоленск, Орша, Могилёв накапливают свежие силы. Надо было спешить с выходом на линию Днепра и форсировать эту реку, не ожидая прибытия пехоты, что могло привести к потере нескольких недель.
Между тем в районе Белостока шли ожесточённые бои по уничтожению окружённой группировки противника. Это свидетельствует о том, что русские крупными силами пытались прорваться на восток. Сопротивление русских произвело на командование 4-й армии столь сильное впечатление, что оно решило не ослаблять войска, осуществлявшие окружение. Поэтому фельдмаршал фон Клюге отменил мой приказ на выступление 17-й танковой дивизии к Борисову; только одна 18-я танковая дивизия достигла Борисова и создала на Березине предмостное укрепление, от удержания которого в значительной мере зависело продолжение наступления 47-го танкового корпуса в направлении Днепра. Несмотря на все мои сомнения, я всё же разослал по частям приказ командования 4-й армии.
2 июля, находясь в Мире, в 5-м пулемётном батальоне, обеспечивавшем фланги 17-й танковой дивизии и 29-й мотодивизии, я лично выяснил обстановку на фронте вокруг окружённой группировки противника. Я выслушал мнения офицеров о противнике, чтобы правильнее оценить обстановку. Затем я поехал к генералу Лемельзену и приказал ему и находившемуся у него командиру 29-й мотодивизии держать кольцо окружения замкнутым. После этого я направился в Кайдано, где находилась 17-я танковая дивизия. Генерал Риттер фон Вебер доложил, что он успешно отразил все попытки противника вырваться из окружения. Оттуда я поехал на новый командный пункт танковой группы, расположенный у Синило (юго-восточнее Минска) — По прибытии на командный пункт я узнал, что при передаче приказа 17-й танковой дивизии произошло какое-то недоразумение; оказалось, что части дивизии не получили приказа остаться на участке фронта вокруг окружённой группировки противника и продолжали продвижение на Борисов. Я тотчас же приказал доложить об этом факте командованию 4-й армии. Уже нельзя было что-либо изменить. В 8 час. утра на следующий день я был вызван в штаб фельдмаршала фон Клюге в Минск, где мне предложили дать объяснение. Выслушав мои объяснения, фельдмаршал фон Клюге заявил, что он уже намеревался отдать Гота и меня под суд, так как у Гота произошло точно такое же недоразумение, и фельдмаршал думал, что имеет дело с генеральской фрондой. Но я заявил, что это не так, и этим успокоил его.
После такой беседы я поехал в 47-й танковый корпус в Смолевичи (35 км северо-восточнее Минска), но там уже не нашёл штаба корпуса и поехал дальше на Борисов в 18-ю танковую дивизию. Там я осмотрел предмостное укрепление на Березине и провёл совещание с командирами этой дивизии. Дивизия выслала передовой отряд в направлении Толочин. На обратном пути я встретил в Смолевичах командира корпуса и договорился с ним о действиях 18-й и 17-й танковых дивизий. Во время этого совещания радисты моего командирского танка получили сообщение об атаке русскими танками и самолётами переправы на Березине у Борисова. Об этом сообщили 47-му танковому корпусу. Атаки были отбиты с большими потерями для русских; 18-я танковая дивизия получила достаточно полное представление о силе русских, ибо они впервые применили свои танки Т-34, против которых наши пушки в то время были слишком слабы.
2 июля части танковой группы находились: 1-я кавалерийская дивизия — южнее Слуцка, 3-я танковая дивизия — в Бобруйске (передовой отряд дивизии стоял перед Рогачёвом), 4-я танковая дивизия — в Свислочь, 10-я мотодивизия — восточнее Слуцка; дивизия СС «Рейх» — севернее Балусевичи на Березине, 10-я танковая дивизия — в Червень, пехотный полк «Великая Германия» — севернее Барановичи; 18-я танковая дивизия — в Борисове, 17-я танковая дивизия — в Кайдано, 29-я мотодивизия — в Столбцах, 5-й пулемётный батальон — юго-восточнее Барановичи.
3 июля русские войска, окружённые под Белостоком, капитулировали. Теперь всё своё внимание я сосредоточил на движении к Днепру.
4 июля я посетил 46-й танковый корпус. Я поехал из Синило через Смолевичи, Червень, Слободка на командный пункт 10-й танковой дивизии и оттуда в дивизию СС «Рейх». По пути в эту дивизию я встретил командира корпуса, которому на вопрос о местонахождении пехотного полка «Великая Германия» мог только ответить, что этот полк всё ещё находится у Барановичи в резерве 4-й армии. Затем я направился в дивизию СС «Рейх», в Ст. Речки. Генерал Гауссер сообщил мне, что его мотоциклетный батальон после тяжёлых боёв образовал у Бродец (17 км южнее Березино) предмостное укрепление на Березине. По его словам, мост через Березину у Якшицы был взорван и переправить через реку машины он не мог; сапёры заняты ремонтом подъездных путей, проходящих через заболоченную местность. Я поехал к сапёрам и увидел, что они прилежно работают; они обещали закончить свои работы к утру 5 июля.
4 июля 24-й танковый корпус вышел к Днепру у Рогачёва, захватив ещё несколько переправ через Березину. В этот день дивизии танковой группы находились: 1-я кавалерийская дивизия — восточнее Слуцка, 3-я танковая дивизия — перед Рогачёвом, 4-я танковая дивизия — в Старом Быхове (Быхове), 10-я мотодивизия — в Бобруйске, дивизия СС «Рейх» — в Балусевичи, 10-я танковая дивизия — в Березино, пехотный полк «Великая Германия» — восточнее Столбцы; 18-я танковая дивизия — восточнее участка Нача, части 17-й танковой дивизии — в Борисове, главные силы этой дивизии — в Минске, 29-я мотодивизия — в районе Кайдано, Столбцы, 5-й пулемётный батальон — западнее Столбцы.
6 июля крупные силы русских переправились у Жлобина через Днепр и атаковали правый фланг 24-го танкового корпуса. Атака была отбита 10-й мотодивизией. Наша воздушная разведка донесла о движении эшелонов противника из района Орёл, Брянск в направлении Гомеля. В районе Орши был запеленгован новый штаб армии русских. На Днепре, казалось, готовится оборонительный рубеж. Это заставляло торопиться.
К 7 июля были достигнуты следующие пункты: штаб танковой группы — Борисов; 1-я кавалерийская дивизия — Бобруйск, 10-я мотодивизия — Жлобин, 3-я танковая дивизия — район Рогачёв, Новый Быхов, 4-я танковая дивизия — Старый Быхов (Быхов), 10-я танковая дивизия — Белыничи, дивизия СС «Рейх» — Березино, пехотный полк «Великая Германия» — Червень, 18-я танковая дивизия — Толочин, 17-я танковая дивизия — Сенно, 29-я мотодивизия — Борисов.
17-я танковая дивизия под Сенно вела ожесточённые бои с сильным противником, который ввёл в бой чрезвычайно большое количество танков. Упорные бои вела также и 18-я танковая дивизия. Так как 24-й танковый корпус уже достиг Днепра, нужно было принять решение о дальнейшем продолжении операции. От моих начальников я не получал никаких новых указаний, поэтому следовало полагать, что старая директива, согласно которой 2-я танковая группа должна выйти в район Смоленск, Ельня, Рославль, полностью остаётся в силе. Я лично не находил никаких оснований для изменения этой директивы. Тогда я не знал, что взгляды Гитлера разошлись с точкой зрения главного командования сухопутных войск. Об этом факте и всех его последствиях я узнал значительно позже. Разногласия при проведении операций станут понятными только в том случае, если посмотреть, что происходило за кулисами германского верховного командования в те дни.
Гитлер упустил из виду, что он сам лично приказал вести стремительное наступление с оперативной целью захвата Смоленска. В последние дни боёв он видел только окружённую группировку в районе Белостока. Фельдмаршал фон Браухич не осмеливался сообщить группе армий «Центр» свою совсем иную точку зрения, так как ему было известно мнение Гитлера. Фельдмаршал фон Бок по своему собственному признанию хотел передать 2-ю и 3-ю танковые группы под общее командование фельдмаршала фон Клюге, чтобы избавиться от непосредственной ответственности за управление ими. Фельдмаршал фон Клюге хотел, в соответствии с официальным мнением Гитлера, закрепиться на фронте вокруг Белостока и выжидать, пока капитулируют русские, отказавшись от дальнейшего продвижения на восток.
Гот и я не были согласны с этим мнением. Мы стремились пробиться своими танковыми силами на восток, как это указывалось в первоначальной, ещё не потерявшей своей силы директиве, и достичь наших первых оперативных целей. Мы хотели (об этом уже говорилось) сковать силы противника у Белостока минимальным количеством танковых сил и предоставить ликвидацию окружённой группировки полевым армиям, которые следовали за нашими танковыми группами. Главное командование втайне надеялось, что командующие танковыми группами без приказа и даже вопреки приказу будут стремиться достигнуть первых оперативных целей наступления. В то же время оно не решалось дать указания командующим группами армий и командующим армиями, чтобы побудить их принять желанное решение.
И вот получилось, что 2-я танковая группа отдала приказ сдерживать белостокскую окружённую группировку минимальными силами, а всеми остальными имевшимися в распоряжении частями преследовать противника, отступавшего через реки Березина и Днепр, фельдмаршал фон Клюге отдал контрприказ всем частям, участвовавшим в окружении группировки противника, закрепиться на своих позициях вокруг Белостока и ожидать приказа на продолжение наступления в восточном направлении. Часть войск получила этот приказ несвоевременно и продолжала продвигаться на Березину. К счастью, вся операция в целом от этого особенно не пострадала, но зато между командующими создались неприятные взаимоотношения, начались споры.
Форсирование Днепра
7 июля я должен был принять решение: либо продолжать быстрое продвижение, форсировать своими танковыми силами Днепр и достичь своих первых оперативных целей наступления в сроки, предусмотренные первоначальным планом кампании, либо, учитывая мероприятия, предпринимаемые русскими с целью организации обороны на этом водном рубеже, приостановить продвижение и не начинать сражения до подхода полевых армий.
За немедленное наступление говорила слабость в данный момент обороны русских, которая только ещё создавалась. Русские занимали сильные предмостные укрепления под Рогачёвом, Могилёвом и Оршей; поэтому нам не удалось взять Рогачёв и Могилёв. Правда, у нас имелись сведения о подходе к противнику подкреплений: крупная группировка русских войск отмечалась в районе Гомеля, другая, меньшая, — севернее Орши, в районе Сенно. Но наша пехота могла подойти не раньше как через две недели. За это время русские могли в значительной степени усилить свою оборону. Кроме того, сомнительно было, удастся ли пехоте опрокинуть хорошо организованную оборону на участке реки и снова продолжать манёвренную войну. Ещё в большей степени вызвало сомнение достижение наших первых оперативных целей и окончание кампании уже осенью 1941 г. Это-то и было как раз главным.
Я полностью сознавал всю трудность решения. Я считался с опасностью сильного контрудара противника по открытым флангам, которые будут иметь три мои танковых корпуса после форсирования Днепра. Несмотря на это, я был настолько проникнут важностью стоявшей передо мной задачи и верой в её разрешимость и одновременно настолько был убеждён в непреодолимой мощи и наступательной силе моих войск, что немедленно отдал приказ форсировать Днепр и продолжать продвижение на Смоленск.
Я отдал распоряжение прекратить бои на обоих участках — как у Жлобина, так и Сенно — и организовать там только наблюдение за противником.
Участки форсирования Днепра были ограничены предмостными укреплениями, занятыми крупными силами русских. Для 24-го танкового корпуса по договорённости с генералом бароном фон Гейером в качестве пункта форсирования был назначен Старый Быхов (Быхов), а днём начала действий — 10 июля; 11 июля 46-й танковый корпус должен был форсировать Днепр у Шклова, а 47-й танковый корпус — у Копысь между городами Могилёв и Орша. Все передвижения войск и выход их на исходное положение тщательно маскировались; марши совершались только ночью. Прикрытие с воздуха района исходного положения осуществляли истребители храброго полковника Мёльдера, который развернул передовые аэродромы непосредственно за первым эшелоном. Там, где появлялись его истребители, небо сразу же становилось чистым.
7 июля я посетил 47-й танковый корпус, чтобы устно разъяснить планы форсирования Днепра. По дороге в корпус я осмотрел трофейный русский бронепоезд. Затем я поехал в штаб корпуса, размещённый в Наче (30 км восточнее Борисова), оттуда в Толочин, в 18-ю танковую дивизию, которая вела бои с русскими танками. Генералу Нерингу было указано на важность овладения районом Коханово, западнее Орши, и ликвидации имевшихся в этом районе предмостных укреплений русских для успеха предстоявших операций. Войскам, которые снова произвели на меня чрезвычайно хорошее впечатление, я высказал свою особую благодарность.
8 июля я посетил 46-й танковый корпус; дивизия СС «Рейх», входившая в него, всё ещё вела бои на западном берегу Днепра.
9 июля ознаменовалось особенно горячими спорами относительно проведения предстоящих операций. Ранним утром на моём командном пункте появился фельдмаршал фон Клюге и попросил доложить ему обстановку и мои намерения. Он был совершенно не согласен с решением незамедлительно форсировать Днепр и потребовал немедленного прекращения этой операции, пока не подойдёт пехота. Я был глубоко возмущён и упорно защищал свои действия. Наконец, изложив ему уже упоминавшиеся мною доводы, я заявил, что приготовления зашли слишком далеко и теперь приостановить их просто невозможно, что части 24-го и 46-го танковых корпусов в основном уже сосредоточены на исходном положении для наступления и я могу держать их там лишь очень непродолжительное время, иначе их обнаружит и атакует авиация противника. Я заявил далее, что глубоко верю в успех наступления и, если говорить в более широком масштабе, ожидаю, что эта операция закончит русскую кампанию уже в этом году. Мои целеустремлённые разъяснения, видимо, тронули фельдмаршала фон Клюге. Хотя и неохотно, но он всё же согласился с моим планом, сказав: «Успех ваших операций всегда висит на волоске».
После этой бурной беседы я поехал в 47-й танковый корпус, который, находясь в тяжёлом положении, нуждался в особой поддержке. В 12 час. 15 мин. я был в Крупки на командном пункте генерала Лемельзена. Он выразил сомнение в том, что 18-й танковой дивизии в боевой группе генерала Штрейха, образованной из истребителей танков и разведчиков, удастся овладеть районом Коханово, так как войска слишком устали от непрерывных боёв. Я настоял на своём приказе и распорядился, чтобы 18-я танковая дивизия после выполнения своей задачи, а также 17-я танковая дивизия, после того как разгромит противника у Сенно, поворачивали на юго-восток к Днепру. Из штаба корпуса я поехал на фронт. По пути я встретил генерала Штрейха и дал ему необходимые указания. Затем я встретил Неринга, который вопреки мнению своего корпусного начальства заявил, что занятие указанного района исходного положения не представляет трудности. Потом я разговаривал с командиром 29-й мотодивизии, который также заявил, что сможет выполнить свою задачу — достигнуть Копысь — без особых затруднений. Дивизиям были даны указания этой ночью выйти к Днепру и занять указанные районы исходных позиций.
В этот день 17-я танковая дивизия всё ещё вела с танками противника ожесточённые бои, которые принесли ей крупный успех; войска дивизии уничтожили 100 русских танков.
К вечеру 9 июля танковая группа находилась: командный пункт группы — Борисов (10 июля переведён в Толочин); 1-я кавалерийская дивизия обеспечивала фланги юго-восточнее Бобруйска, 3-я танковая дивизия — в районе Жлобин, Рогачёв, Новый Быхов фронтом на север, 4-я танковая дивизия — Старый Быхов (Быхов), 10-я мотодивизия — Старый Быхов (Быхов) в пункте переправы; 10-я танковая дивизия — южнее Шклова, дивизия СС «Рейх» — у Павлова, несколько частей из состава этой дивизии южнее Могилёва обеспечивали правый фланг корпуса, пехотный полк «Великая Германия» — у Белыничи; 18-я танковая дивизия — южнее Толочин, 17-я танковая дивизия — у Замостье, 29-я мотодивизия юго-западнее Толочин сосредоточивалась для наступления на Копысь.
Следовавшая за нами пехота вышла слабыми передовыми отрядами на линию Бобруйск, Свислочь, Борисов, а главными силами — на линию Слуцк, Минск. Гот овладел Витебском, Геппнер — городом Псков.
10 и 11 июля при незначительных потерях было проведено планомерное форсирование Днепра.
10 июля в середине дня из 24-го танкового корпуса поступило сообщение, что корпусу удалось форсировать Днепр у Старого Быхова (Быхов). Во второй половине дня я направился ещё раз в 47-й танковый корпус, чтобы убедиться в боеспособности войск и осмотреть район исходного положения. Генерал Штрейх вывел войска на рубеж своего боевого охранения на участке предмостного укрепления русских западнее Орши. Северо-западнее Орши была выставлена ещё одна группа боевого охранения под командованием полковника Узингера. Разведывательный батальон 29-й мотодивизии установил связь с находившейся справа дивизией СС «Рейх». 18-я танковая дивизия находилась в районе своего исходного положения, 17-я танковая дивизия к 10 час. своими передовыми отрядами вышла к автостраде у Коханово. Части этой дивизии уже вели бой на западном берегу Днепра юго-западнее Орши. 29-я мотодивизия достигла района своих исходных позиций. Я ещё раз разъяснил командиру дивизии, что быстрый выход к Смоленску после удачного форсирования реки имеет чрезвычайно важное значение. Итак, на фронте 47-го танкового корпуса также удалось выполнить трудную задачу сосредоточения войск и занятия исходного положения. Я уверенно шёл навстречу событиям грядущего дня.