В апреле я снова направился во Францию. Авиация противника ещё более активизировала свои действия и начала совершать оперативные бомбардировки. Так, наш учебный лагерь в Кам де Майи вскоре после моего инспектирования был полностью разрушен. Только благодаря предусмотрительности генерала барона фон Гейера мы не понесли существенных потерь, так как войска и материальная часть (к большому, между прочим, неудовольствию солдат) были размещены в деревнях и лесах в стороне от лагеря.
После вторичной беседы с фельдмаршалом фон Рундштедтом и с офицерами его штаба об организации резервов я поехал, как это мне советовал Гитлер, вместе с Гейером к фельдмаршалу Роммелю в Ла-Рош-Гион. Я был знаком с Роммелем ещё до войны. Он был командиром госларского егерского батальона, из которого вышел я, и я всегда поддерживал с ним самые лучшие дружественные отношения. Затем мы встречались во время польской кампании, когда в сентябре 1939 г. Гитлер посетил мой корпус после сражения в „коридоре“. Роммель был тогда комендантом главной ставки фюрера. Позднее он перешёл в бронетанковые войска и успешно командовал 7-й танковой дивизией, во Франции в 1940 г., а затем корпусом и танковой армией в Африке. Эти бои принесли ему военную славу. Роммель обладал не только открытым, прямым характером, был не только храбрым солдатом, он был, кроме всего прочего, военачальником большого дарования. Это был энергичный человек с утончёнными чувствами, он всегда находил выход из самого тяжёлого положения, очень любил своих солдат и справедливо пользовался большим авторитетом. В прошедшие годы мы часто встречались для бесед с целью обмена боевым опытом и всегда находили общий язык. В сентябре 1942 г. Роммель, вернувшись по болезни в Германию, попросил Гитлера назначить меня в Африку его заместителем, хотя и знал о моей ссоре с фюрером. В то время это предложение было резко отклонено. Это было моим счастьем, так как вскоре пришло известие о поражении в Эль-Аламейн, которого я, по всей вероятности, не сумел бы предотвратить, как это не удалось Штумме и тем, кто его сменил! Да и сам Роммель не сумел бы этого сделать.
Печальный опыт, который Роммель получил в Африке, настолько убедил его в значительном превосходстве западных держав в воздухе, что он исключал возможность всяких передвижений крупных соединений. Он также не верил в возможность ночных перебросок танковых и моторизованных дивизий. В этом мнении его убеждал его собственный опыт, полученный в Италии в 1943 г. Доклад генерала барона фон Гейера об организации подвижных резервов за атлантическим фронтом, в котором он отстаивал манёвренное использование этих сил и создавал соответствующую этой задаче группировку, противоречил точке зрения Роммеля. Я знал об отрицательном исходе их совещания. Поэтому меня не удивил весьма горячий и решительный протест Роммеля, когда я начал говорить об отводе танковых сил от побережья. Роммель наотрез отклонил это предложение, указав, что мне, солдату Восточного фронта, неведом опыт Африки и Италии, что в этом состоит его преимущество, поэтому он не намерен вводить себя в заблуждение относительно своих убеждений. Спор с Роммелем по вопросу организации моторизованных резервов не обещал в связи с таким положением никаких результатов. Видя такой явный протест, я отказался от дальнейших попыток убедить Роммеля и решил ещё раз изложить своё мнение по этому вопросу Рундштедту и Гитлеру. Мне было ясно, что Западный фронт не получит ни танковых, ни моторизованных дивизий сверх тех, какие имеются здесь в настоящее время. Только две дивизии СС (9-я и 10-я), отданные весной „напрокат“ востоку, должны были при вторжении на материк снова вернуться на запад. Поэтому я не мог обещать Роммелю ничего, кроме этих двух дивизий. Общее руководство войсками на западе могло быть облегчено лишь высвобождением для них резервов верховного командования и предоставлением командующему этими войсками неограниченных прав над группой армий Роммеля. Ни того, ни другого не произошло.
Роммель, приняв во Франции командование над группой армий „Б“, сделал очень много в своём районе для усиления оборонительной мощи Атлантического вала. В соответствии с полученным указанием рассматривать побережье как главную полосу обороны он обеспечил предполье обороны побережья различными препятствиями, расположив их в воде. В тыловых районах, где он считал вероятной высадку воздушных десантов, он установил проволочные заграждения, так называемые „спаржи Роммеля“. Многие участки местности были заминированы. Все части, находившиеся под его командованием, всё свободное от занятий время должны были посвящать окопным работам. В группе армий „Б“ жизнь кипела. Признавая необходимость всех этих усилий, в то же время нужно пожалеть, что Роммель не смог понять всего значения подвижных резервов. Проведение подвижными силами крупной наземной операции, которая в условиях абсолютного превосходства противника в воздухе и на море дала бы нам в руки единственный козырь, он считал невозможным; поэтому он и не стремился к её осуществлению. К этому нужно добавить, что Роммель, во всяком случае в момент моего визита, придерживался предвзятого мнения о вероятном районе высадки десанта. Он неоднократно заверял меня в том, что англичане и американцы, по всей вероятности, будут высаживаться севернее устья р. Соммы. Не признавая никаких иных возможностей, он обосновывал своё мнение тем, что противник, предпринимая такую трудную морскую операцию крупными силами, только по причинам снабжения должен будет выбрать для высадки десанта этот район, который находится на минимальном расстоянии от его погрузочных портов. Уверенность его в правильности своей точки зрения подкреплялась возможностью более свободной поддержки десанта авиацией в районе севернее р. Соммы. В этом вопросе он отклонял тогда любое возражение.
По всем этим вопросам взгляды Роммеля сходились с взглядами Гитлера, хотя и по разным причинам. Гитлер был и оставался солдатом окопной войны периода 1914–1918 гг., он никогда не понимал манёвренного ведения войны. Роммель же считал, что в условиях превосходства противника в воздухе вести манёвренную войну нельзя. Поэтому неудивительно, что Гитлер, считавший более свежий боевой опыт Роммеля неоспоримым, отклонил все предложения по организации моторизованных соединений, которые делали ему главнокомандующий войсками на западе и я.
6 июня 1944 г., в день вторжения противника на материк, во Франции находились:
— сорок восемь пехотных дивизий, из них тридцать восемь дивизий на линии фронта и десять дивизий во фронтовом тылу, причём пять из последних дивизий находились между реками Шельдой и Соммой, две дивизии — между реками Соммой и Сеной и три дивизии — в Бретани; десять танковых и моторизованных дивизий, из которых 1-я танковая дивизия СС „Адольф Гитлер“ — в Беверло (Бельгия), 2-я танковая дивизия — в районе Амьен, Абвиль, 116-я танковая дивизия — восточнее Руана (севернее р. Сены), 12-я танковая дивизия СС „Гитлер-Югенд“ — у Лизьё (южнее р. Сены), 21-я танковая дивизия — у Кан, танковая учебная дивизия — в районе Ле-Ман, Орлеан, Шартр, 17-я мотодивизия СС — в районе Сомюр, Ниор, Пуатье, 11-я танковая дивизия — в районе Бордо, 2-я танковая дивизия СС „Рейх“ — в районе Монтобан, Тулуза, 9-я танковая дивизия — в районе Авиньон, Ним, Арль.
Вся надежда на успех обороны связывалась с этими десятью танковыми и моторизованными дивизиями. С трудом удалось до некоторой степени пополнить и обучить эти дивизии.
Из этих дивизий Роммель имел в своём подчинении четыре дивизии — 2, 116 и 21-ю танковые дивизии и 12-ю танковую дивизию СС. В резерв верховного командования вооружённых сил были выделены 1-я танковая дивизия СС, танковая учебная дивизия и 11-я мотодивизия СС. 9-я и 11-я танковые дивизии и 2-я танковая дивизия СС находились в Южной Франции на случай высадки десанта на побережье Средиземного моря.
Такое рассредоточение сил с самого начала исключало возможность ведения успешной обороны. Да и ход событий, кроме того, был столь нерадостным, что хуже ничего нельзя было и придумать. В день вторжения противника на материк Роммель находился на пути в Германию. Он ехал на доклад к Гитлеру. Гитлер, как обычно, лёг спать очень поздно, и 6 июня, когда прибыли первые донесения, его не решились беспокоить. Йодль, который руководил операциями в отсутствие Гитлера, не мог принять решения о немедленном использовании резерва верховного командования вооружённых сил, даже и трёх танковых дивизий, так как он не знал, является ли высадка в Нормандии главной операцией или же она произведена с целью ввести нас в заблуждение. Так как у верховного командования вооружённых сил не было ясности в вопросе возможности высадки противника на побережье Средиземного моря, оно также не подтянуло танковых дивизий из Южной Франции. 21-я танковая дивизия, стоявшая в районе вторжения противника, была к началу своего контрудара связана с согласия Роммеля и вопреки распоряжениям генерала барона фон Гейера с выполнением других задач и упустила тем самым подходящий момент для наступления на десантные части англичан. 116-ю танковую дивизию Роммель подтянул ещё ближе к побережью, в район Дьеппа, и держал её там до середины июля. Незнание некоторыми крупными начальниками тактики применения танков привело к тому, что отдавались приказы на совершение маршей днём под воздействием авиации противника; в первую очередь это относится к учебной танковой дивизии. Фронтальные контрудары в районе действия корабельной артиллерии противника преждевременно истрепали единственно боеспособные силы, которые германский рейх мог противопоставить вторжению. Бронетанковые части понесли чудовищные потери; из-за катастрофического положения на востоке их уже никак нельзя было восполнить, потому что после 22 июня угроза полного крушения Восточного фронта повелительно требовала снабжения резервами этого фронта, которым когда-то пренебрегали в пользу запада.
Недопущение вторжения было бы значительно облегчено, если бы Гитлер и верховное командование вооружённых сил последовали предложению генерала барона фон Гейера и генерал-инспектора бронетанковых войск; они требовали разделения всех танковых и моторизованных дивизий Западного фронта на две группы, расположения их в боевой готовности севернее и южнее Парижа и тщательной подготовки ночных маршей к фактическому фронту вторжения.
Но в конце концов даже и с занятых позиций можно было бы добиться большего при целеустремлённом руководстве. Ещё 16 июня, спустя две недели после начала вторжения, 116-я танковая дивизия находилась на побережье между Абвиль и Дьепп, 11-я танковая дивизия — у Бордо, 9-я танковая дивизия — под Авиньен; танковая дивизия СС „Рейх“ вела бои с партизанами в Южной Франции. В это время остальные дивизии вместе с прибывшими с Восточного фронта 9-й и 10-й танковыми дивизиями СС истощили свои силы в тяжёлых фронтальных атаках противника, которого поддерживала корабельная артиллерия. Кроме этих танковых дивизий, в этот день ещё семь пехотных дивизий, расположенных севернее Сены, находились в бездействии близ побережья в ожидании десанта противника, который так никогда и не был высажен в этом районе.
Касаясь частностей, можно сообщить следующее. 7 июня генерал барон фон Гейер принял на себя командование соединениями в районе Кан, которые входили вначале в 7-ю армию, а затем в группу армий „Б“, 12-я танковая дивизия СС и танковая учебная дивизия были введены в бой левее уже ведшей бой 21-й танковой дивизии. 10 июня генерал барон фон Гейер хотел нанести контрудар, но успешная атака бомбардировщиков противника вывела из строя штаб танковой группы „Запад“. Руководство боем перешло к штабу 1-го танкового корпуса СС. С опозданием на несколько дней в разное время и на разных участках вступили в бой дивизия СС „Адольф Гитлер“ и 2-я танковая дивизия. 28 июня заново сформированный штаб танковой группы „Запад“ снова взял в свои руки командование над 1-м и 2-м танковыми корпусами СС, 86-м и 47-м танковыми корпусами. Предложения генерала барона фон Гейера начать наступление всеми силами были отклонены Роммелем, который потерял веру в успех наступления. Были ли другие, политические причины, оправдывавшие запоздалое и не централизованное введение в бой резервов, остаётся недоказанным.
28 июня умер командующий 7-й армией генерал-полковник Дольман. На его место был назначен генерал-полковник Хауссер.
29 июня в Оберзальцберге у Гитлера состоялось совещание генералов Западного фронта. На совещании присутствовали также фельдмаршалы фон Рундштедт, Шперле и Роммель. Здесь я видел Роммеля в последний раз. У меня снова сложилось такое же впечатление, как и в конце апреля в его штабе в Ла-Рош-Гион, что Роммель, находясь под влиянием сознания превосходства противника в воздухе, исключает возможность ведения манёвренной обороны. На этом совещании в первую очередь шла речь об усилении наших соединений истребительной авиации. Геринг обещал дать 800 истребителей, если Шперле сможет предоставить необходимое количество лётчиков. Но этого Шперле не смог сделать, у него было, насколько я помню, всего 500 экипажей. Это сообщение вызвало гнев Гитлера. Печальным итогом дня явилось вскоре последовавшее снятие с должностей Рундштедта, Гейера и Шперле. Место Рундштедта занял фельдмаршал фон Клюге, который уже несколько недель находился в главной ставке фюрера, изучая общую обстановку с тем, чтобы быть под рукой в случае необходимости. Господин фон Клюге был тогда у Гитлера „желательной персоной“.
Новое командование войсками на западе, вступившее в свои права 6 июля, не в состоянии было что-нибудь изменить в ходе событий. Фельдмаршал фон Клюге прибыл во Францию с настроением, создавшимся под влиянием оптимизма, царившего в главной ставке фюрера. Прежде всего он имел столкновение с Роммелем, но вскоре вынужден был согласиться с его весьма трезвой оценкой положения.
Господин фон Клюге был прилежным солдатом, хорошим тактиком небольшого масштаба, но он ничего не понимал в вопросах применения танковых соединений в условиях манёвренной войны. Его влияние на управление танковыми соединениями там, где мне с ним приходилось сталкиваться, было отрицательным. Он был мастер по дроблению соединений. Поэтому неудивительно, что командование войсками на западе продолжало ставить заплаты вместо того, чтобы пресекать зло в корне и вести манёвренную войну оставшимися, способными передвигаться танковыми соединениями. Эти уцелевшие подвижные силы были истрёпаны и обескровлены во фронтальных контратаках, которые предпринимались против противника, поддерживаемого мощной корабельной артиллерией.
11 июля пал Кан. 17 июля английские бомбардировщики атаковали машину Роммеля, объезжавшего фронт; шофёр был тяжело ранен, а фельдмаршал выброшен из машины и с проломленным черепом и рядом других повреждений доставлен в госпиталь.
В его лице Западный театр военных действий потерял самую сильную личность.
В этот день линия фронта проходила от устья р. Орн через южные окраины городов Кан, Комон, Сен-Ло, Лессей к побережью.
В то время как на фронте в Нормандии развёртывавшиеся передовые части западных союзников готовились осуществить прорыв нашего фронта с захваченного предмостного укрепления, что создавало для нас крайне напряжённое положение, на Восточном фронте развивались события, непосредственно приближавшие чудовищную катастрофу.
22 июня 1944 г. по всему фронту группы армий «Центр», которой командовал фельдмаршал Буш, русские перешли в наступление, введя в бой сто сорок шесть стрелковых дивизий и сорок три танковых соединения. Они добились полного успеха. К 3 июля русские войска вышли к Припятским болотам, достигнув линии Барановичи, Молодечно, Козяны. С этих рубежей наступление неудержимым потоком хлынуло дальше, перекинулось на участок группы армий «Север», и уже к середине июля линия фронта проходила через Пинск, Пружаны, Волковыск, Гродно, Ковно (Каунас), Двинск (Даугавпилс), Псков. На главных направлениях (Варшава и Рига) наступление, казалось, будет продолжаться безостановочно. После 13 июля наступление стало распространяться на участок фронта группы армий «А» и войска противника достигли линии Перемышль, р. Сан, Пулавы (на р. Висла). В результате этого удара группа армий «Центр» была уничтожена. Мы понесли громадные потери — около двадцати пяти дивизий.
В результате этих потрясающих событий Гитлер в середине июля переместил свою ставку из Оберзальцберга в Восточную Пруссию. Все наличные силы были брошены на разваливавшийся фронт. Фельдмаршал Модель, командующий группой армий «А», был назначен вместо фельдмаршала Буша командующим группой армий «Центр», вернее говоря, — командующим «пустым пространством». Так как одному человеку нельзя было долго нести тяжесть двойных обязанностей, то командующим группой армий «А» был назначен генерал-полковник Гарпе.
Моделя я хорошо знал с 1941 г., когда он командовал 3-й танковой дивизией. Описывая русскую кампанию 1941 г., я достаточно полно охарактеризовал его как храброго, неутомимого солдата, хорошо знавшего обстановку на фронте, умевшего применять свои способности в бою, а потому пользовавшегося доверием своих солдат. Вскоре он стал нехорош для ленивых и неспособных подчинённых, потому что он решительно добивался своего. Модель был самым подходящим генералом для выполнения непомерно тяжёлой задачи по восстановлению центральной части Восточного фронта.
Гарпе был старым офицером-танкистом родом из Вестфалии — спокойный, уверенный, храбрый и решительный. Будучи человеком с трезвым умом и холодным рассудком, он тоже был подходящим офицером для выполнения тех задач, которые стояли перед ним. Только благодаря присутствию духа и выдающимся военным способностям этих генералов был восстановлен Восточный фронт. Впрочем, для этого понадобилось определённое время, тем более, что произошло непредвиденное событие, которое грозило сделать все усилия, направленные к обороне родины, бесплодными.
Глава X 20 ИЮЛЯ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
В результате победы русских и отсутствия у нас каких бы то ни было резервов над Восточной Пруссией, провинцией, непосредственно примыкающей к рухнувшему фронту, нависла серьёзная опасность. Поэтому я, как начальник учебных частей бронетанковых сил, отдал 17 июля 1944 г. распоряжение о переводе всех боеспособных соединений из Вюнсдорфа и Крампнитца (близ Берлина) в Восточную Пруссию, в укреплённый район Лётцен (Лучаны).
18 июля во второй половине дня ко мне прибыл один знакомый генерал военно-воздушных сил и сказал, что он хотел бы со мной побеседовать. Он сообщил мне, что новый командующий войсками на западе фельдмаршал фон Клюге намеревается без ведома Гитлера заключить перемирие с западными державами, для чего хочет в скором времени вступить в переговоры с противником. Это известие совершенно ошеломило меня. В моём воображении сразу стали вырисовываться события, которые должны были повлиять на ослабленный Восточный фронт и пагубно отразиться на всей судьбе Германии. Этот шаг Клюге сразу привёл бы к крушению нашей обороны как на западе, так и на востоке и к безостановочному продвижению русских. До этого момента я не мог себе и представить, что сражающийся с противником германский генерал может против воли главы государства прийти к такому решению. Я не мог поверить этому сообщению, поэтому спросил у своего собеседника, из каких источников он узнал об этом. Генерал отказался ответить на этот вопрос. Он не сказал мне также и причин, побудивших его сделать такое потрясающее сообщение именно мне, и для чего он это делал. На мой вопрос, будет ли задуманный шаг сделан в ближайшем будущем, он ответил отрицательно. Следовательно, я имел время, необходимое для спокойного обдумывания этого странного сообщения. Так как в ставке из-за непрерывных докладов и визитов у меня не было условий для спокойного размышления, я решил 19 июля поехать с целью инспекции в Алленштайн (Ольштын), Тори (Торунь) и Хоэнзальца (Иновроцлав) и во время поездки принять определённое решение. Доложи я всё слышанное Гитлеру, не зная источника сообщения, я бы совершенно несправедливо навлёк на фельдмаршала фон Клюге тяжёлое необоснованное подозрение. Это привело бы к плохим последствиям для господина фон Клюге, а также и для Западного фронта. С другой стороны, если бы я скрыл это сообщение, а потом оно оказалось бы правильным, это также имело бы для меня тяжёлые последствия. Следовательно, было очень трудно найти правильный выход из положения.