Итак, прежде всего надо переменить тактику, стать тихой и покорной. Он готов к моей агрессии, а как только ее не станет, он растеряется – тут я его и обойду. И при этом надо, конечно, ускорить подготовку к окончательному решению вопроса… Кажется, именно так нацисты обозначали все эти свои газовые камеры, печи и прочие кошмары дурного вкуса – окончательное решение еврейского вопроса. Формулировка, следует признать, точная.
Я остановилась на отравлении.
* * *Если вам нужно срочно принять меры против древоточца, доставшегося вам вместе с комодом chippendale , который вы нашли на обычной гаражной распродаже, или привести в порядок все кладовые в доме, или починить лампу, которую вы нечаянно сдернули за шнур с каминной полки, или убить кого-нибудь – что вы сделаете? Конечно! Вы возьмете местную газету и откроете ее на странице объявлений: там всегда есть с полсотни предложений разных услуг.
Вот и в этот раз я устроилась на диване с телефонной трубкой, развернула газету, еще мокрую от травы на газоне, и начала читать все объявления подряд. Дошла я только до сообщения об открывшейся в нашем городке студии традиционного тибетского пения, которому брался научить за резонные деньги любого желающего господин Тан, – и в это время зазвонил, конечно, телефон. Пометив карандашом Тана, чтобы продолжить поиски после телефонного разговора, я ответила на звонок. Обычно я звонила Кэйт, она же мне – только в исключительных случаях, когда я, например, сидела на унитазе, проклиная лишнюю ложку майонеза в соусе, или возилась с эпилятором…
– Что ты делаешь, милая, разводишь крысиный яд для своего тирана или считаешь морщины на своей шее? – вместо того чтобы поздороваться, спросила она. От упоминания крысиного яда мне едва не стало дурно, хотя я давно привыкла к тому, что в шутках Кэйт всегда есть много большая доля правды, чем в обычных шутках. Но откуда она все узнала?!
– Ждала твоего звонка, потому что если его не ждать, то ты обязательно позвонишь, – ответила я довольно резко, уж очень меня огорчил крысиный яд. А может, посоветоваться с нею, мелькнула мысль, ведь все равно она догадывается…
– Я не обижусь и не повешу трубку, не надейся, – она действительно нисколько не обиделась. – Я чувствую, что тебе необходим мой совет.
Мы обе замолчали, но через минуту я рискнула.
– Скажи, Кэтти, с чего бы ты начала, если бы тебе надо было решить… ну, некую проблему… конфиденциально… – тут меня, как мне показалось, осенило, – допустим, у меня есть некоторые подозрения относительно моего здоровья, и мне нужно найти доктора, который все проверит, не поднимая шума ни в каком случае…
– ЭЙДС?! – завопила она так, что я могла бы ее услышать без всякого телефона. – У тебя ЭЙДС?! Но он же не мог передаться через взгляд на того латиноса-бармена! А кроме него – от кого он мог бы у тебя взяться?
– Ты не все знаешь, – гордо сказала я, уже сама почти веря, что меня заразил случайный любовник, и вспоминая всякие эпизоды из фильмов с мотелями, неотразимыми негодяями и неудержимой страстью… – Это было случайно, минутное безумие… А теперь я не нахожу себе места от страха, но не хочу идти к нашему доктору Вэйнстайну, потому что потом… потом я уже не найду в себе сил обратиться к нему, если я еще чем-нибудь заболею…
– После ЭЙДС ты уже ничем не заболеешь, – мило пошутила Кэйт. – А Элу ты еще не сказала? Или у тебя после… после твоего грехопадения ничего не было с Элом? Как тебе удалось? У него что, уже проблемы с эрекцией?
За секунды, в которые она задавала свои неприличные и глупые вопросы, я сообразила, что все это – не такая уж хорошая выдумка.
– Никаких проблем у него нет, а у меня, боюсь, есть… Что касается Эла вообще… Ты же знаешь, что у нас уже два года разные спальни… Ну, так что ты думаешь по этому поводу? Как мне найти то, что мне нужно, – не совсем легальное, но и не вполне криминальное? Я сейчас смотрю нашу газетенку, эту паршивую «Эплвудскую хронику», но пока…
– Боже, в каком веке ты живешь?! – опять закричала она в трубку так, что у меня зачесалось в ухе. – Ты что, не слышала, что уже изобретен Интернет и в нем есть все? Например, все десять или сто миллионов врачей, которые тебе скажут, что вообще незащищенный секс опасен, особенно со случайными партнерами, но у тебя на этот раз обошлось благополучно…
– Значит, – оставаясь в своем образе милой дурочки, перебила я, – ты уверена, что искать следует в Интернете? И там есть то, что мне нужно?
– Сраная дура! – рявкнула вместо ответа Кэйт и бросила трубку. Она бывает очень раздражительной, но обязательно извиняется потом и делает какие-нибудь безумные подарки. Однажды она назвала меня «алчной сукой», причем прилюдно, на заседании нашего совета «Женщины Эплвуда за аборты», но в тот же вечер стояла у моих дверей на коленях, протягивая коробочку с очень милыми сережками, мой камень – сапфир. Не сказать чтобы крупные, но все же…
Я спокойно продолжила читать газетные объявления, собираясь заняться Интернетом ближе к вечеру. Но, дойдя до недвижимости в районе Пэрадайз-Хиллз, недавно застроенном на противоположном берегу озера, и совсем немного подержанного Lamborghini , я поняла, что Кэйт и на этот раз была права – газета как носитель информации безнадежно устарела, надо включать ненавидимый мною лэптоп.
Впрочем, если использование техники необходимо и неизбежно, я управляюсь с нею не хуже нормальных людей. На следующее утро примерно через полчаса поисков я прочла на экране то единственное объявление, которое было мне нужно: «Специалист поможет в решении любых персональных проблем, конфиденциально, легально». К счастью, специалист дал не только свой e-mail , но и номер телефона – терпеть не могу эти письма в пустоту! Никаких других подходящих объявлений не нашлось даже в Интернете.
* * *Голос в телефоне был симпатичный, немного с хрипотцой, но молодой.
– Я могу приехать к вам, мэм, – так ответил он на мой вопрос об адресе его офиса, или мастерской, или кабинета, не знаю, как это назвать. – Где вы живете?
Такая нежданная любезность меня смутила. Я привыкла к тому, что все специалисты, за исключением разве что сантехника, требуют везти предмет их деятельности к ним – все равно, сломавшуюся кофейную машину или больного дедушку. А располагаются их служебные помещения, как правило, где-нибудь на границе штата. И в поисках адреса мой GPS в машине – одно из немногих любимых мною электронных приспособлений! – сходит с ума, а когда я наконец стучу в ободранную дверь, обнаруживается, что прием закончился час назад и специалист, черт бы его взял, уже подъезжает к аэропорту, чтобы улететь в родной Канзас на уикенд. Точнее, до вторника, мэм, нет, мэм, вы не ошиблись, сегодня четверг, но я ничем не могу вам помочь, я просто сосед, который присматривает за всем этим, когда он улетает в Канзас, бывали в Канзасе, мэм?..
Он сказал, что прекрасно знает Эплвуд, сам живет неподалеку и может приехать минут через сорок. Был полдень, среда, Эл должен был появиться не раньше половины шестого вечера, и я разборчиво продиктовала свой адрес. Что сказать этому парню, я уже придумала – меня осенило сегодня под утро. Мне нужны сильные снотворные, а врач не выписывает, это не совсем законно, но в том и проблема – без снотворных я не могу, а получить их обычным путем не могу тоже… Не очень складно, но довольно правдоподобно – правда всегда не очень на себя похожа.
Он выглядел примерно так, как и должен был выглядеть. Щетина на голове короче, чем на щеках, под старым полотняным пиджаком рубаха навыпуск, будто он впопыхах вылетел из спальни, слишком длинные джинсы, лежащие складками на несоответственно дорогих ботинках… Словом, настоящий специалист, из тех молодых, которые умеют все, но хотят чего-то такого, что мне непонятно – да и им, думаю, тоже. От выпивки не отказался и уселся с бутылкой пива в кресло, повернув его таким образом, что у меня остался выбор: либо стоять, причем за его спиной, либо сесть на диван к нему прямо лицом, через стеклянный столик.
– Я хочу предупредить вас, мэм, – начал он, будто мы уже час беседуем и обо всем договорились. – Во-первых, вы мне будете говорить правду, исключительно правду о ваших проблемах. Во-вторых, вы заплатите мне много, хотя вам будет казаться, что я ничего не сделал, только поболтал с вами. В-третьих, вы заплатите только после успешного преодоления ваших трудностей.
Я сразу забыла свою версию вранья и, словно под гипнозом, кивнула три раза.
– У вас проблемы в отношениях с мужем? – Он продолжал тем же тоном если не старого знакомого, то домашнего доктора.
И я снова кивнула.
Через полчаса я рассказала ему все, кроме как о намерении убить Эла. Но об убийстве заговорил он сам.
– Другого решения вы не найдете, – сказал он (я уже знала, что его зовут Марком). – Любое другое приведет к потере денег вами, а следовательно, и мной – мой гонорар пропорционален сумме, которая вам достанется, и составит от нее тридцать процентов.
Через полчаса я рассказала ему все, кроме как о намерении убить Эла. Но об убийстве заговорил он сам.
– Другого решения вы не найдете, – сказал он (я уже знала, что его зовут Марком). – Любое другое приведет к потере денег вами, а следовательно, и мной – мой гонорар пропорционален сумме, которая вам достанется, и составит от нее тридцать процентов.
– Таким образом, вы предлагаете свои услуги наемного убийцы, – меня начала бить сильная дрожь, потому что я вдруг поняла, что происходит. – Тридцать процентов – это много, но как вы собираетесь проверить, не обманываю ли я вас?
– Я найду способ, – он усмехнулся. – Странно… Вы интересуетесь, почему я доверяю вам, но не озабочены тем, можно ли доверять мне…
Увы, иногда, особенно когда разнервничаюсь, я забываю о том, что мне, с моими золотыми кудряшками, не положены мозги. Вот и сейчас, стараясь унять дрожь и начисто утратив чувство юмора – что ни говори, я впервые нанимала киллера, – брякнула лишнее, да еще тоном человека, который привык делать умозаключения.
– Если вы не боитесь, что я вас обману, значит, собираетесь обмануть меня раньше, – вот что я сдуру сказала, но тут же спохватилась и добавила: – Такого принципа ведения дел придерживается мой муж Элайя, и он так часто повторяет это, что я запомнила.
Подняв глаза, я встретилась взглядом с Марком, он смотрел на меня с интересом и явным удивлением – следовательно, его не ввела в заблуждение моя ссылка на мужа, который на самом деле за всю жизнь не сказал ничего похожего и вообще изъяснялся очень просто… Некоторое время мы сидели молча, первым заговорил он.
– Я полагаю, что вы уже обдумывали отравление и вас испугали трудности. Так вот: моя работа – справляться с трудностями в такого рода делах… В частности, я использую вещество, следов которого уже через полчаса никакой анализ не обнаружит.
– Вы все сделаете сами?! – Мое восклицание выдало меня с головой – мою заинтересованность и мою растерянность. Он даже не кивнул, только прикрыл веки.
* * *Все, что происходило потом, осталось в моей памяти отдельными картинками, промежутки между которыми я до сих пор никак не могу заполнить. А сами картинки яркие, подробные, но какие-то странные, как будто все на них не настоящее, а нарисованное. Именно картинки – и каждая в таком облачке, в тумане по краям, как старые комиксы.
И звук немного плывет, будто проигрыватель изношен.
И при этом картинка сменяет картинку так быстро, что не успеваешь понять, реальность это или действительно комикс.
…Жарким бесшумным полднем я слышу шорох у задней двери и выхожу прогнать наглую белку. На крыльце лежит холщовая сумка из супермаркета натуральных продуктов, в ней бутылка Jack Daniels , полная примерно на две трети…
…В кабинете сумрачно и прохладно из-за постоянно закрытых жалюзи, я боюсь перепутать бутылки или уронить – перчатки из латекса скользят…
…Вечером я сижу в гостиной перед телевизором, не замечая, что сегодняшняя серия давно кончилась. В доме тихо, так что донесшееся сверху восклицание кажется невыносимо громким…
…Элайя стоит на верхней площадке лестницы, он странно одет – будто собрался на пикник: джинсы и старая мотоциклетная куртка, которую он не надевал, по-моему, с университетских времен…
…В одной его руке стакан, в другой – бутылка…
«Я знал, что ты попытаешься это сделать, – говорит он, – но ты не учла, что не на всякий организм яд действует немедленно. Виски без отравы имеет вкус, который я хорошо знаю».
…Он зачем-то снимает куртку, кладет ее на перила и спускается, спускается, спускается по лестнице, идет ко мне, а я все еще не понимаю, что произошло. Я встаю, делаю шаг к нему. Он ставит бутылку на ступеньку, стакан просто роняет, разжав пальцы, толстое стекло падает на ковер с глухим стуком и катится к моим ногам…
…Теперь в его руке – он левша – пистолет, тот самый его Walter PPK , который я искала, но не могла найти…
Ведь это он должен был умереть, вовсе не я!..
…Какая-то тень появляется за его спиной, его левая рука неестественно выворачивается, гремит отвратительно громкий выстрел. На белой тишотке, которую он надел под куртку, мгновенно набухает и расплывается пламенно алое пятно…
…Марк взваливает длинный черный пластиковый мешок, вроде тех, которые показывают в новостях, на плечо и, прихватив куртку Эла, идет к задней двери…
Вот тут наконец я и упала в обморок.
* * *Я пришла в себя лежащей на боку, прижавшись щекой к колкому ворсу ковра, будто в последние минуты спала, а не валялась без сознания. Вставать не хотелось. Первое, на чем остановился взгляд, был листок, вырванный из небольшой записной книжки. Он лежал в пяти сантиметрах от моего лица. Все еще не пытаясь встать, я взяла листок и прочитала то, что на нем было написано.
Написано было немного: «30%».
Прочитав это, я все вспомнила и тут же встала. Меня довольно сильно качнуло, но я доплелась до дивана и свалилась уже на него.
В комнате было как-то по-особому пусто, как бывает, когда выносят какой-нибудь громоздкий предмет.
Я вспомнила, что именно отсюда только что вынесли – судя по моим часам, которые Элайя мне недавно подарил, прошло максимум десять минут, – и вспомнила довольно спокойно, будто не я здесь только что лежала, как труп, рядом с трупом. Пожалуй, сегодня мы в последний раз лежали рядом, подумала я. Обычное для меня состояние наблюдателя, не участвующего в происходящем, а лишь замечающего в действительности смешное и нелепое, вернулось. И благодарная единственному зрителю реальность тоже вернулась в свою обычную форму – мир уже не был нарисованным, а самым что ни есть обычным.
Мне даже не пришлось делать усилие, чтобы посмотреть на то место, где лежал он. Там пустота, оставшаяся после исчезновения главного предмета, была заметней, чем во всей комнате. Я не сразу поняла, чего там еще не хватает – пятна, вот чего. Странно, совершенно холодно размышляла я, когда же Марк успел все вычистить… И предположение, что он здесь возился с пятновыводителем, тогда не показалось мне идиотским – все же я была не совсем в порядке. Когда убиваешь даже мужа – ну, или когда его убивают на твоих глазах, – некоторое время чувствуешь себя не совсем в своей тарелке.
Как раз на мысли об удивительных возможностях современной хозяйственной химии зазвонил телефон – не мой сотовый, а наш домашний телефон, по которому уже давно почти никто не звонит. Разве что Кэйт – вовремя, как всегда…
Звонил небритый Марк, и я пропустила мимо ушей его первые слова, пытаясь вспомнить, давала ли я ему этот номер.
– Вы меня слушаете? – раздраженно спросил он. – Мне кажется, вы не услышали мой вопрос: когда я получу гонорар? Все сделано чисто, и, уверяю, вам не грозят неприятности…
– Больше вам нечего сказать? Ну, например… – начала я, но он резко перебил меня.
– А вам не следует знать ничего более. Проблема, которую надо было решить, устранена полностью, ее уже не существует. Будьте любезны рассчитаться со мной и забудьте обо всем.
– Завтра я не смогу получить в банке такую сумму, – сказала я, – утром позвоню им, и, вероятно, дня через три…
– Постарайтесь провести эти три дня спокойно. – Что-то не понравилось мне в этом его совете, но я не поняла, что. И переспросить не могла – он уже отключился. Тут я сообразила, почему он звонил по домашнему телефону: его номер не определился. Я попробовала перезвонить по тому, который списала из объявления, но он не отвечал. Связь теперь сделалась односторонней.
* * *Три дня я спала.
Я просыпалась в разное время – в середине ночи, под утро, в поддень и на закате – и брела на кухню голая и босиком, брала из холодильника первое, что попадало под руку… Однажды это оказался неведомо как попавший туда кусок венгерской салями, который я погрызла и бросила в мусор, в другой раз это был любимый сыр бри в вакуумной упаковке, с которой я не справилась и отправила в мусор все целиком…
За три дня я выпила весь запас джина, что был в доме, бутылку «Смирновской», неведомо для чего хранившуюся в холодильнике же, почти весь коньяк из бара и черт его знает что еще.
Ту бутылку я опорожнила в раковину и, сполоснув на всякий случай, поставила в ряд с другими, содержимое которых плескалось в моем желудке и помогало спать.
И все время, что оставалось от высасывания из горлышка всякой дряни, я спала – кроме первых минут после очередного пробуждения, когда меня рвало. Я сидела на полу в ванной, и мне казалось, что все вокруг пахнет отравленным виски. Я помню, что бормотала, как последняя сентиментальная дура: «Эл, прости меня, я не хотела, чтобы тебя унесли в мешке» – врала, как обычно.
В банк я успела позвонить утром первого дня. А утром третьего позвонили из банка и сказали, что деньги можно взять, они уже упакованы в стандартный кейс из тех, которые банк дарит свои давним и почтенным клиентам, решившим по каким-то причинам закрыть счет.