Петр Росляков, в эту же минуту злорадно сказало радио, тридцать восьмой в русском списке Forbes , по некоторым сведениям, уже покинул страну. Источник в аэропорту «Шереметьево» сообщил, что арендованный Росляковым девятиместный самолет класса бизнес-джет взял курс на Франкфурт, откуда полет продолжится в Лондон. Таким образом, Петр Росляков, видимо, станет очередным российским лондонцем, скрывающимся в гостеприимной британской столице от закона.
…Он закрыл глаза. Пейзаж, который теперь лежал перед ним, уже никак не напоминал Рублевку.
По всей дышащей болотными парами равнине стояли игрушечные журавлики – из тех, что клюют и клюют в блюдце, дно которого чуть покрыто водой. Только эти журавли были гигантские и несколько условной формы, так что напоминали игрушки лишь общими очертаниями и характером движений.
Их были сотни.
И над ними плыли те же страшные облака.
Петр Романович Росляков беспрепятственно открыл дверь машины и ступил на пружинящую болотную почву. В эту же секунду на горизонте полыхнул и ровно загорелся гигантский факел.
– Ничего страшного, Петр Романович, – успокоил, как маленького, немедленно оказавшийся рядом помощник. – Нормальное явление. Углеводороды же…
Росляков шагал по болоту сшитыми на заказ у John Lobb ботинками, настроение у него было прекрасное.
– Пошлите в совет директоров мой протест и категорический отказ подчиниться их решениям, – на ходу диктовал он помощнику, и тот умудрялся на ходу же записывать все в ноутбук и распечатывать на принтере, парящем в воздухе рядом. – Собрание мажоритарных акционеров незаконно, поскольку не была заранее объявлена повестка дня, – продолжал Росляков. – И немедленно позвоните генеральному прокурору, я хочу переговорить с ним сейчас же. Жене переведите… ну, сами там подсчитайте, сколько она просит, и пошлите половину. Предупредите, что, если она подаст в суд, я вообще перестану платить и по крайней мере до решения суда она сама будет мыть полы у себя в Майами… А Tiffany пусть вернет, хватит у нее и так побрякушек. Теперь насчет Рузаева – подключите федеральную службу…
Тут впереди замаячила спина шофера. Не оборачиваясь и не выпуская сигарету изо рта, он пробормотал: «Что-то совсем борзеет хозяин», но тут же и смолк: Росляков, не вставая со своего сиденья, сильной рукой врезал наглому холую по шее, так что сигарета вылетела и скрылась далеко впереди, там, где туманно виднелась Триумфальная арка…
– Не смей курить, здесь все огнеопасное! – рявкнул Росляков, и шофер съежился, скукожился, смазался и сник до полного исчезновения.
А нефтяное поле лежало впереди, по бокам, позади, везде полыхали без всякой пользы факелы, били черные фонтаны, и бурильщики размазывали бурые потеки по радостным лицам…
– Сырьевая экономика, – заканчивал свое выступление Петр Росляков, Россия, компания «Петро Рос», – не хуже любой другой экономики, господа. Все, что нужно людям, делается из сырья, а без такого сырья, как нефть, вообще невозможно существование человечества. Мы отвечаем за планету, которую Бог поручил нашим заботам, и мы просто обязаны добывать углеводороды, и те страны, на долю которых выпала нелегкая миссия обеспечивать цивилизацию энергетическим сырьем, должны пользоваться особым уважением всего мира. Мы – сырьевой придаток, господа? А как понравится вам звание «технологические придатки сырьевой экономики»?
Форум тридцать секунд переваривал эту дерзость, но потом все же взорвался аплодисментами.
Петр Росляков открыл глаза.
Пробка действительно понемногу начала двигаться.
Можно успеть точно к началу утреннего совещания.
Все было обычно, водитель сидел прямо, представить себе его говорящим или тем более курящим в машине было невозможно. Помощник деликатно смотрел в сторону, чтобы взглядом не побеспокоить задремавшего начальника.
Поток все ускорялся, а ближе к Киевской поехали вообще нормально.
Небо над всем городом было абсолютно чистое, ни облачка.
– Посмотри сегодняшнюю цену, – велел Росляков помощнику, – там вроде бы что-то происходит…
Парень пролетел быстрыми, как у приличного пианиста, пальцами по клавишам ноутбука.
– Все нормально, Петр Романович, – улыбнулся он, – поднимается, расчетами на завтра сто восемьдесят два…
Росляков откинулся на сиденье, снова прикрыл глаза.
Жизнь идет правильно, в полудреме подумал он. Жизнь должна идти правильно.
В это время запищал телефон – тот, который личный.
Помощник ответил и надолго замолчал, потом, так же молча, нажал отбой.
– Что там? – спросил Росляков, уже зная, что там. Жизнь должна идти правильно, подумал он, должна, должна! Почему же…
А вокруг уже останавливались, вжимаясь в стальную толпу, дорогие машины, которые только здесь скапливаются в таких количествах.
Рублевка опять стояла в пробке, и никто не знал, когда она снова поедет.
С востока небо начало темнеть, и, непрерывно меняя форму, поплыли над Москвой облака.
Превышение
Ранним утром такого ясного дня, какие бывают в середине зимы, когда в небе вдруг обнаруживаются определенно весенние оттенки, а легкие сквозняки отчетливо пахнут гниловатой оттепелью, Макс Виноградов проснулся по телефонному будильнику.
Настроение у него было прекрасное без всяких существенных причин. Впрочем, возможно, оттого, что ему предстояла небольшая приятная поездка – из тех, которые тем приятнее, чем привычнее. Чувствовал он себя так хорошо, так бодро, что даже озноб чуть-чуть пробивал. Готовый ко всему организм охотно и благодарно откликнулся на соприкосновение с очень холодной, потом очень горячей, потом опять очень холодной водой, брызгающей на стенки душевой кабины и тихо плывущей по ним вниз. Макс мельком глянул на себя в зеркало и остался вполне удовлетворен и небольшой бородкой, и гладко выбритой круглой головой, и ясным взглядом, имевшим, безусловно, позитивное выражение – для мужчины, недавно отметившего сороковник и ведущего не совсем здоровый образ жизни в клубах и других местах досуга, вид был неплохой, даже очень неплохой. Именно так и следует выглядеть в наше время, господа, сорокалетнему мужчине, устойчиво неженатому, прилично обеспеченному, с неплохим делом в руках, живущему в одном из богатейших и, безусловно, интереснейшем городе мира. Да и вообще, где бы вы ни жили и чем бы ни занимались, выглядеть сейчас вам не помешало бы именно так – если, конечно, вы сорокалетний мужчина, а о женщинах здесь пока речи нет.
Короче, Максим – или, кратко и по-дружески, Макс – Виноградов совершил утренний туалет, после которого приобрел прекрасный запах актуального в текущем сезоне парфюма…
Только не ждите названия, не ждите! Еще не хватает автору отбиваться потом от суровых, но несправедливых обвинений в product , извините за выражение, placement . Не обидно было бы, если б действительно бабки взял, а то ведь упомянешь марку ради достоверности и художественной убедительности, а на тебя тут же и наедут – вот, мол, до чего опустился беллетрист… Нет уж, спасибо, без нас хватает мастеров этого дурного дела, а мы поостережемся.
Итак, чистый и благоухающий Макс быстро оделся – а чего там одеваться, ну, джинсики какие-никакие, футболка, пиджачок неброский – и зарядил кофейную машину. Три минуты ожидания кофе он потратил наилучшим образом: просто сидел за столом, крутя в руках сигарету (никогда не курил до хоть какого-нибудь завтрака, никогда!) и рассматривая свою холостяцкую квартиру, из тех, которые теперь и наши риелтеры по-европейски красиво называют студиями. Действительно, квартира была хорошая, купленная совсем недавно, но уже подорожавшая вдвое, просторная, прилично обставленная мебелью в гигиеническом алюминиевом стиле хай-тек, – да чего уж говорить, хорошая квартира, нам с вами как раз такая снится. Макс рассматривал свое жилье как бы со стороны, как будто только что сюда впервые попал, и испытывал спокойное чувство удовлетворения, несмотря на ужасный бардак в виде валяющейся везде одежды, CD без коробок и стоящих на всех полированных поверхностях разноцветных кружек с засохшими на дне бежевыми остатками кофе и чая. Ничего, днем придет белорусская женщина Галина, снабженная ввиду заслуженного доверия своим ключом, и наведет полный порядок, включая стирку и глажку с помощью современной бытовой техники, за небольшие ежемесячные деньги…
Он сидел, вдыхал сильный запах кипящего кофе, крутил сигарету, был счастлив.
Ну-с, а потом, секунду поколебавшись в выборе между паркой-аляской с богатым мехом вокруг капюшона и легким плащиком, сделал выбор в пользу плаща, там, в Европе, всегда тепло, что бы ни писали на погодном сайте, кинул на плечо ремень кофра с деловым, необходимым в поездке костюмом – и вышел, как следует заперев тяжелую дверь, к лифту. Тут он опять испытал то же самое чувство довольно глубокого удовлетворения: каковы бы ни были его планы, в лифте он мог поехать только вниз, поскольку жил на самом верхнем этаже и выше его квартиры было лишь хорошо зачиненное острие карандаша, на который снаружи очень походил его сравнительно недавно построенный дом. Так что не пентхаус, конечно, но и не так, чтоб совсем не пентхаус…
Ну-с, а потом, секунду поколебавшись в выборе между паркой-аляской с богатым мехом вокруг капюшона и легким плащиком, сделал выбор в пользу плаща, там, в Европе, всегда тепло, что бы ни писали на погодном сайте, кинул на плечо ремень кофра с деловым, необходимым в поездке костюмом – и вышел, как следует заперев тяжелую дверь, к лифту. Тут он опять испытал то же самое чувство довольно глубокого удовлетворения: каковы бы ни были его планы, в лифте он мог поехать только вниз, поскольку жил на самом верхнем этаже и выше его квартиры было лишь хорошо зачиненное острие карандаша, на который снаружи очень походил его сравнительно недавно построенный дом. Так что не пентхаус, конечно, но и не так, чтоб совсем не пентхаус…
И дорога в аэропорт порадовала Максима Виноградова. Вообще-то люди его поколения в большинстве воспринимают окружающую действительность как единственно возможную, не слишком придавая значение отрадным переменам к лучшему в городском пейзаже. Будучи совершенно благополучны, они тем не менее постоянно поругивают жизнь, кругом обнаруживая исключительно недостатки, неудобства, дурной вкус и обличая корыстолюбие, мздоимство, прямое воровство в среде начальства. То есть днем они и сами работают начальством, и даже немаленьким, и все, свойственное начальству, свойственно и им, а вечером съедутся в каком-нибудь популярном на сегодня клубе (никаких названий!) и обязательно полчасика все ругают. А уж только потом нюхнут понемножку и начинают зажигать по-взрослому…
А Максим, в отличие от многих, хорошо помнил прежние московские виды и потому с удовольствием любовался новыми. Взлетали и нисходили эстакады. Назначенные охранять город от шума щиты, тянувшиеся вдоль них, были похожи на раскрытую скорлупу креветочного хвоста. Гудели трубы тоннелей, мелькали и улетали назад слезящиеся лампы на их стенах. Острыми обломками вспарывали горизонт небоскребы, угловатые кристаллы их скоплений на мгновение закрывали перспективу. Огромные стеклянные сараи торговых центров с густой россыпью как бы игрушечных машин перед ними издалека заявляли о себе рекламными щитами шириной с добрые заводские ворота, но укрепленными на столбах высотой с три этажа. И надо всем этим, как уж было в самом начале сказано, сияло удивительно чистое, светло-серое с легким сиреневым оттенком небо, какое бывает только над Москвой в такую пору.
Макс гнал свою машину (ну, поверьте на слово, и страна-изготовитель достойная, и марка хорошая, и модель, а больше ни-че-го вы от меня не узнаете!) в сторону МКАД по еще сравнительно пустым улицам, любовался новыми красотами, открывающимися с каждого перекрестка, и думал о женщинах.
Женщины занимали в его жизни, как и следовало предполагать, самое большое место. То есть была жизнь – бизнес, развлечения, хорошее устройство быта – как оболочка, а внутри этой оболочки, заполняя ее всю, были женщины. Их было много, последовательно и параллельно, одно время он даже приспособился посылать ежедневную эсэмэску «Привет, малыш» в пяти копиях, но обычно хватало двух-трех. Женщины бывали в его отлично обустроенной для этого квартире; и в их разнообразных, иногда совсем не годных ни для чего квартирах; а иногда даже в его офисе по вечерам, когда служащие разбегутся; да, чего уж греха таить, и в подсобке какого-нибудь веселенького клуба, среди сломанных стульев и оставленных мастерами хип-хопа усилителей и микшеров… И никогда не возникало у Макса с женщинами конфликтов, такой он был от природы удачно устроенный человек. Никогда они не заявляли никаких претензий, не пытались растянуть, а тем более прорвать собой оболочку его жизни, стать не главным содержанием существования, а самим существованием. Если же какая-нибудь из них, проснувшись утром в квартире стиля хай-тек, обнаруживала наклонность к тому, чтобы просыпаться здесь и в обозримом или, того пуще, необозримом будущем, то больше она уже не просыпалась здесь никогда. То есть пошла, например, в Максовой рубахе, достигающей ей до колен, да включила любимую Максову кофейную машину по собственной инициативе – все, незачот , как пишут люди в Сети. И не получать ей больше ежедневных эсэмэсок, и если встретит она через пару недель Макса в их любимом клубе, то смело может рассчитывать на нежный поцелуй и дружеские объятия – и опять привет, продолжение не следует ни за что. И ведь надо же: не обижались они на него! Как-то так он их нежно целовал и дружески обнимал, что смирялись они с переменой отношений без всякого не то что скандала, но даже и без тени обиды. Хороший Макс парень, говорили они между собой, нереально хороший, а что не женится, так ты, подруга, прикинь, ты бы на его месте на нас женилась бы? Тут следует отдать должное их женской логике, которую многие не признают. Вы просто сначала научитесь так нежно целовать и дружески обнимать, как Макс, тогда и у ваших женщин логика появится.
В общем, Макс ехал все быстрее и быстрее по пустоватому шоссе, все ближе и ближе к выезду из города, думая про женщин. Думал он буквально следующее: «Из аэропорта позвоню – и привет, тайм-аут на двое суток, все номера отключу, сим-карту поставлю тамошнюю, типа отдых…»
И так ехал он, по раннему свободному времени, конечно, сто двадцать там, где разрешенная шестьдесят, за что и был остановлен инспектором ГИБДД Игорем Исуповым. Который спрятался вместе со своими радаром и палкой как раз сразу за подъемом, перед развязкой.
А Макс таких прячущихся инспекторов очень не любил. Поэтому он, затормозив, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, чтобы успокоиться за те секунды, пока инспектор, медленно передвигаясь в своем синем толстом костюме-скафандре, подойдет слева и козырнет. Закрыл, посидел на три счета и снова открыл.
Но совершенно не успокоился, а, скорее, наоборот. Прелестное утро исчезло, как будто и не было его. Небо сделалось мутным, как похмельный глаз. Городской пейзаж превратился в свалку неаккуратного бетона. Исчезла куда-то бодрость. А главное – испарилось ожидание воздушного бегства на двое суток в милую, скучноватую, но очень удобную страну, где можно будет выпасть из ритма и, отведя три часа на неизбежную встречу с партнерами, в остальное время поваляться в гостинице, побродить по берегу озера, поесть вкусно. Теперь воздушное бегство нужным рейсом, распечатка электронного билета на который лежала в кармане Макса, оказалось под угрозой, потому что ехал Макс в обрез под конец регистрации и любая задержка могла сделаться роковой.
Как поступил бы в таком случае нормальный человек, тот же Макс, оставайся он нормальным? Естественно, дал бы инспектору Исупову взятку в не очень крупном размере… ну, тысячу рублей… ну, учитывая нынешние строгости и особую спешку в аэропорт, две… ну, черт с ним, одну светло-зеленую бумажку в сто европейских денег – это выше головы. И все, конец инцидента, все люди опозданию в аэропорт сочувствуют, и бесплатно портить соотечественнику жизнь тоже никто не желает.
Но Макс Виноградов уже перестал быть нормальным, а, напротив, совершенно взбесился, услышав от Игоря Исупова произнесенные с грустной и даже сочувственной интонацией профессиональные слова: «Превышаем, водитель». И поступил совершенно необъяснимым образом…
То есть это неправильно сказано – «необъяснимым». Как раз очень даже объяснимым. Разве с вами никогда так не бывало: вот только что все у вас шло хорошо, приятно, складно – и вдруг какой-то… ну, в общем, какой-то, мягко говоря, идиот свалился на голову и весь кайф обломал. Причем он прав, вот что обидно! Вы сами подставились, а могли бы и не подставиться, и все продолжалось бы, и жили бы себе дальше. Но уже поздно, счастье рассыпалось, пошло прахом… Ах, как хочется что-нибудь разбить, въехать кому-нибудь в едало, бросить что-нибудь на землю и растоптать, и порвать что-нибудь!
Вот Макс так и сделал.
А именно: достал права, техталон, страховку, присоединил к ним бумажник с деньгами, пластиковыми карточками и прочими платежными средствами, туда же добавил свой паспорт, сплошь зашлепанный визами, приложил распечатку авиабилета – и молча, глядя в сторону, протянул инспектору. Поскольку же тот ничего не взял и даже инстинктивно спрятал руки за спину, то Макс просто уронил все эти предметы в снежную жижу, рядом с дверью машины.
Потом он открыл дверь, слегка отпихнув ею инспектора Исупова (это мы знаем, что инспектора зовут Исупов И.К., а Макс этого не знал и не интересовался, он же, как сказано, был не в себе), и вылез наружу. Все так же, глядя в сторону, он нагнулся, выдернул ключи и, хорошо, спортивно размахнувшись, забросил их на откос, где они и исчезли, проделав в чистом снежном покрове черную дыру.
После этого Максим Виноградов быстрым и ровным шагом пошел по осевой назад, в город.
Там он и сгинул.
Возможно, он превратился в нелегального иммигранта и в этом качестве вместе с другими таджиками стал работать грузчиком на строительной ярмарке возле кольцевой. Да вы, наверное, знаете, проезжали: той, что рядом с самым большим в Европе торговым центром. Там его и можно увидеть. У него красные от холода руки и один ноготь черный – придавил пакетом керамической плитки.