– Лев Давыдович близкий родственник главы банкирского дома Морган, который его давно финансово поддерживает и наставляет. – Берзин от таких слов напрягся и слегка побледнел. – А в США последние годы томпсоны стал весьма популярным оружием у бандитов. Их там называют гангстерами. Убить Троцкого из томпсона будет очень символично. Кроме того, пуля сорок пятого калибра замечательно подходит для нашей задумки. У неё отличное останавливающее и слабое проникающее действие. В плотной толпе на трибуне очередь из томпсона гарантированно сметет ближний ряд, а у остальных будут неплохие шансы уцелеть. Наш же клиент, без сомнения, сразу полезет вперёд, чтобы продемонстрировать собравшимся свою козлиную бороду. Смущает меня лишь одно – у этого оружия малая дистанция прицельной стрельбы, к тому же, огонь придётся вести из движущегося автомобиля…
В общем, необходима подстраховка. Нужны два хороших стрелка с винтовками, которые засядут в одном из номеров гостиницы и будут стрелять из глубины помещения через приоткрытые окна, имея первоочередными целями Троцкого и мою поднятую руку. Их выстрелы вряд ли кто услышит, а в поднявшейся после стрельбы на площади суматохе, они имеют все шансы спокойно уйти. Одна лишь просьба: внешне эти люди не должны быть похожи ни на испанцев, ни на наших товарищей.
Лучше всего подошли бы блондины "нордической" внешности.
– Риск… вы понимаете, какой это риск? Если дело вскроется, то политическому престижу Советского Союза будет нанесен непоправимый ущерб. А нас с вами ждет в лучшем случае расстрел.
– Я смерти не боюсь. И готов, если надо, умереть там, на трибуне. А риск… – Усмехнулся Тухачевский. – Если мы рискнем, то можем как победить, так и проиграть. Если нет, то Троцкий ударит по нам на своем поле, имея решительное преимущество. Вы боитесь? Я готов взять на себя всю ответственность и рискнуть головой ради устранения этого умного и опасного врага.
– Мне необходимо поставить в известность Москву. – Твердо произнес Берзин. – После прецедента с интервью мне был сделан выговор за излишнюю инициативу.
– Но Москва поддержала эту инициативу. Ведь так?
– Так.
– Значит, мы поступили правильно. И даже если по возвращении меня расстреляют за своеволие или ошибки, то мне будет не обидно. Ведь я смело воевал с врагом, используя все подручные средства, а не отсиживался за директивами, боясь пискнуть без разрешения руководства. Каким же я буду коммунистом, если испугаюсь отдать свою жизнь за победу идей, в которые верю? Вы понимаете, что если на стадии согласования будет утечка, все пойдет прахом и… – Тухачевский замолчал.
Вывод был понятен. Берзин думал минут пять, молча смотря в окно и постукивая пальцами по подоконнику. Потом он повернулся и, твердо взглянув Тухачевскому в глаза, произнес:
– Будут вам американские гангстеры. Будет и подстраховка с арийскими мордами.
Только сами уж будьте любезны, не спугните цель бледным лицом.
– Не переживайте. Ненависть не даст этого сделать.
Три дня спустя, в полдень, Тухачевский, стоя на площади у гостиницы "Северная Флорида", оглядел место предстоящего спектакля и про себя усмехнулся. Ещё со времен Гражданской войны Троцкий любил устраивать как бы импровизированные митинги в подчеркнуто демократической обстановке и обращался к толпе с подножки вагона своего бронепоезда или с крыши броневика. Вот и теперь, устроители просто подогнали к краю площади большой грузовик. Гостиница и проходящая вдоль ее фасада дорога остались по правую руку от импровизированной трибуны, а впереди на добрую сотню шагов колыхалось целое море голов. В первых рядах Михаил Николаевич заметил нескольких корреспондентов с фотоаппаратами на штативах. Троцкий стоял около середины левого борта кузова в окружении верхушки POUM и местных анархистов, горделиво сверкая стеклами пенсне. Сам же Тухачевский поднялся в числе последних, и сейчас скромно стоял почти у самого заднего борта, подальше от гостиницы и дороги, где должны были проехать гангстеры. Все действующие лица в сборе, у центрального входа гостиницы уже стояло такси, и трое музыкантов уныло пытались втиснуть свои инструменты в тесный салон фордика.
Наконец Троцкий, решив, что пора начинать, поднял руку, и толпа затихла, приготовившись внимать идейному вдохновителю будущего четвертого Интернационала.
И тот не обманул ожиданий. Минут пять Лев Давыдович, разогревая публику, вдохновенно славил собравшихся на площади "бескомпромиссных борцов". Под конец приветственного спича он, как бы спохватившись, поведал, что счастлив видеть "присоединившегося к нам талантливейшего советского маршала Тухачевского". После чего повернулся лицом к Михаилу Николаевичу и со змеиной улыбкой на лице стал протискиваться к нему вдоль борта грузовика для рукопожатия. Репортеры сделали стойку и приготовились запечатлеть исторический момент. "Ах ты ж гнида", – с веселой злостью подумал Тухачевский. – "Вернее утопить хочешь? Ну, погоди, голуба! Сейчас и я тебя удивлю". Отодвинув в сторону соседа, он сделал шаг навстречу не ожидавшему этого Троцкому и, крепко пожав протянутую руку, заключил того в объятия, дружески похлопывая по спине. Со стороны эта сценка смотрелась ожившей иллюстрацией к притче о блудном сыне. Вдоволь потискав задыхающегося в его объятиях "друга и соратника" и дав собравшимся запечатлеть в памяти, а фотокорреспондентам на пленке, сей момент трогательного единения, Михаил Николаевич отпустил страдальца на волю и, пока тот ошеломленно пятился от него с приклеившейся улыбкой и злыми глазами, резко взял инициативу в свои руки.
– Товарищи! – Громко крикнул Тухачевский, за два месяца, подтянувший испанский язык до уровня, позволяющего ему сносно произносить заранее подготовленные высказывания. – Настает решительный час борьбы с угнетателями и их прихвостнями – фашистами всех мастей! И в этот решительный час мы должны отказаться от мелких разногласий и объединиться! Готовы ли вы единым фронтом выступить против ненавистного врага?
– Да! – Самозабвенно заорали зрители, хорошо разогретые предыдущим оратором. А Тухачевский продолжил, крича изо всех сил, чтобы быть услышанным хотя бы представителями прессы:
– Франкисты говорят "Да здравствует смерть"! Вот что они на самом деле несут на испанскую землю! Смерть и разрушение! Они стремятся уничтожить, разрушить свое Отечество ради идей и убеждений! И мы должны им ответить со всей твердостью, что умрем, но не отдадим Испанию на растерзание этим палачам! Только мы стоим у них на пути! Мы последняя надежда испанского народа! А потому я уверен – "Они не пройдут"! – И, высоко вскинув над головой сжатый кулак и слегка развернув корпус вправо, как бы в сторону инициатора митинга, стал выкрикивать лозунги, мешая испанские и русские слова – El pueblo unido jam?s ser? vencido! Que viva la libre Espa?a! Viva la Uni?n Sovi?tica! Да здравствует товарищ Сталин! Ура!
Закончил он своё выступление, скандируя зажигательную строку из песни Серхио Ортеги. На втором-третьем повторах к нему стали присоединяться отдельные голоса, а через полминуты эти слова подхватила почти вся толпа, и опомнившемуся Троцкому оставалось лишь молча пережидать этот взрыв энтузиазма.
– Ель Пуэбло! Унидо! Хамас сэра венсидо! – неслось над площадью. То тут, то там началась пальба по небесам из пистолетов и винтовок. Над крышами взмыли испуганные птицы. Одновременно с ними музыканты спешно вскочили в свой автомобиль, оставив на тротуаре добрую половину своих инструментов, и легковушка, весело набирая скорость, покатилось по улице в сторону трибуны. Внимательно наблюдавший за ними Тухачевский, почувствовал резкий толчок в предплечье, чуть ближе к локтю словно плеснули кипятком, и, уже опускаясь на пол кузова и пытаясь прикрыть раненую руку от валящихся на него тел, услышал долгожданный стрёкот "чикагской пишущей машинки".
В тот же день в 17 часов 10 минут в кабинет Джона Пирпонта Моргана младшего зашел взволнованный секретарь, держа в руках небольшой листок.
– Сэр, вам срочная телеграмма из Мадрида.
– Что случилось? Франко взял Мадрид?
– Нет, сэр. Сегодня в полдень на площади перед отелем Флорида в Мадриде неизвестные расстреляли трибуну руководителей Народного фронта. Площадь не была перекрыта из-за условий военного времени и обстановки, поэтому на легковой автомобиль, в котором сидело несколько человек, никто не обратил внимание.
– Что с Троцким?
– Убит. Также погибла часть руководителей POUM и анархистов. Много раненых. – Морган внимательно посмотрел на Джимми.
– Кто-нибудь из московской миссии пострадал?
– Ранен Тухачевский.
– Хорошо, Джимми, можешь идти, – Выдавил из себя Морган. Произошедшее для него было шоком. "Новый игрок вышел с размахом, громко заявив о себе", – Подумал наследный владелец гигантской финансовой Империи Морганов. – "Теперь нужно понять, кто он…".
Часть 4
Флэш-рояль
Глава 1
27 декабря 1936 года. Лондон. Кабинет Энтони Идена, министра иностранных дел Великобритании.
– … таким образом, – докладывал секретарь, – на площади перед отелем "Флорида" Тухачевский смог очень серьезно завести толпу. Что совершенно не характерно для него. Свидетели говорят, что Троцкий был полностью обескуражен, он не ожидал такого поведения.
– Вы уже выяснили, кто организовал покушение?
– Нет, сэр. Наши люди работают, но пока их донесения не вызывают оптимизма.
– Даже так? И что они нашли?
– Работали две группы. Первая устраивала шум и отвлекала внимание толпы. Вторая – пыталась устранить Троцкого и Тухачевского, ведя огонь с балкона из винтовок.
Полноценную баллистическую экспертизу провести не получится, но судя по характеру ранения, Тухачевскому просто повезло. Пуля попала в предплечье поднятой руки, хотя, вероятно, целились в голову. Опрос свидетелей подтвердил это предположение. Все они утверждают, что незадолго до ранения маршал повернулся и чуть сместился в сторону. Конечно, странно, что с такого расстояния промахнулись, но, вероятно, что-то пошло не так, и стрелок заволновался.
– Это интересно, – оживился Иден. – Почему именно их?
– Не известно. Пытаемся выяснить.
– А остальные раненые и погибшие?
– Они случайные жертвы. Первая группа стреляла в сторону трибуны из томми-ганов со ста пятидесяти ярдов, да еще и двигаясь на легковом автомобиле. Рассчитывать на попытку прицельно в кого-то попасть очень сложно. Наши специалисты считают, что они отвлекали внимание охраны.
– Их задержали?
– Нет. Из-за неразберихи и хаоса погоню смогли организовать только через четверть часа. А потому, закономерно, не преуспели – лишь нашли в трех кварталах от площади горящую легковую машину. Те же, кто в ней ехал, по-видимому, скрылись дворами. Но никто ничего подозрительного не видел.
– Троцкий и Тухачевский… – задумчиво произнес Иден. – Какой интересный расклад.
Наши заокеанские друзья зашевелились?
– Да. У них очень высокая активность. Тоже пытаются выяснить, что случилось.
Возможно, это просто отвлекающий маневр, но уж больно энергично они суют свой нос в это дело. Кроме того, наши резиденты докладывали о сильном переполохе в ряде приличных домов, – секретарь чуть заметно и едко улыбнулся.
– Известно, что конкретно они ищут?
– Смутно, сэр. Самым популярным мнением среди исполнителей является поиск нового игрока. На другой стороне Атлантики считают, что таким образом он заявил о себе.
– Но зачем убивать сразу и Троцкого, и Тухачевского? Где связь? Что их могло объединить?
– Вероятно, популярность, сэр. После рейда по тылам маршал стал буквально героем Испании. О нем стали с уважением отзываться даже в ставке Франко, опасаясь и считая серьезным противником. А Троцкий – это Троцкий. Известный демагог, способный мобилизовать на борьбу очень многих колеблющихся.
– Значит, эти выстрелы были выгодны Франко?
– Очень на то похоже, но сам Франко вряд ли к этому причастен.
– Никаких версий у вас нет?
– Нет, сэр, – сказал секретарь и слегка задумался. – Согласно показаниям нескольких свидетелей в окне, откуда стреляли, мелькали светловолосые фигуры…
– Берлин?
– Мы отрабатываем эту версию, но наш добрый друг, – секретарь обозначил улыбку, – нам ее пока не подтвердил. Если что и было проведено, то он не в курсе.
– Рим?
– Маловероятно. У них, конечно, есть свои интересы в Испании, но… в Риме сами пытаются понять, кто провел эту акцию. Причем, судя по тому, как экспрессивно Муссолини отреагировал на это событие, можно уверенно сказать – это не он. Новый игрок более чем вероятен. И судя по всему, он занимается выгодную нам позицию.
– Это все в высшей степени странно и любопытно… А что Тухачевский? Как он отреагировал?
– Его увезли в госпиталь, и там он пробыл трое суток. Потом, несмотря на протесты врачей, выехал на оборонительные позиции, что возводили к западу и юго-западу от Мадрида, на инспекцию. Провел там неделю, внес массу предложений, советов и корректив по тому, что и как лучше делать. После чего его отозвали в Москву. По официальной версии – для награждения в Кремле.
– Дали орден Ленина?
– Согласно версии газеты "Правда", Тухачевскому присвоили звание Героя Советского Союза. – У сэра Идена от этой новости вытянулось лицо, и на какое-то время наступила крайняя степень задумчивости, которую принято называть "ступор".
Такого поворота событий он не ожидал.
– Как вы думаете, маршала награждают столь высокой наградой потому, что оценили успехи, или из-за того, что захотели убрать из Испании?
– Сэр, вероятно и то, и другое. Его успехи в военных делах заставляют задуматься.
Мало кто обращал внимание на то, какой человеческий материал получил Тухачевский за месяц до того, как начал воевать. Спустя всего лишь месяц он с помощью сброда, кое-как приведенного в подобие настоящего солдата, смог громить численно превосходящие силы. В Берлине из-за озабоченности генерала Гудериана, который воодушевился успехами Тухачевского, уже воет ОКХ. Да и не только они. Наш добрый друг встревожен, потому что, если это не случайность, то в руках Германии и СССР окажутся военные инструменты, значительно превосходящие все доступные нам на сегодняшний момент.
– Я думаю, что вы слишком переживаете. Тухачевский собрал фактически офицерский полк, потому и смог добиться столь впечатляющего успеха против колониальных войск, которые никогда качеством не отличались. Для выводов, которые вы озвучили, нужны систематические успехи, а не отдельные авантюры.
– Как вам будет угодно, сэр, – покорно кивнул секретарь.
– В силу вскрывшихся обстоятельств нас больше всего интересует то, кто стоит за покушением на Троцкого и Тухачевского. Вполне вероятно, что наши заокеанские друзья правы – в игру мог вступить какой-то новый игрок, о которым мы либо не знаем, либо его недооцениваем. Кроме того, меня интересует позиция Москвы по испанскому вопросу. Насколько далеко они готовы пойти? И что они вообще хотят?
– Литвинов… – замялся секретарь.
– Что Литвинов? – удивленно поднял бровь сэр Иден. – Этот старый пройдоха решил выйти из игры?
– Не по своей воле, – произнес с прискорбным лицом секретарь. – Мне только полчаса назад стало известно, что он пропал. Айви Литвинова обратилась в посольство Великобритании с просьбой помочь. Она подозревает арест, но мы пока не знаем, что на самом деле случилось.
– Это плохо. Если нужно подключите наши дипломатические инструменты. Если Литвинова действительно арестовали и сейчас допрашивают, то…
– Вы считаете? Но что они смогут сделать?
– Не знаю. Но мне это не нравиться.
Глава 2
24 января 1937 года. Московская область. Село Волынское. Ближняя дача.
Тухачевский испытывал сильное волнение, подъезжая к даче Хозяина.
Вернувшись в Москву, он не сразу вошел в курс дел, а потому поначалу чувствовал себя достаточно расслабленно. Но воспользовавшись предоставленным ему отпуском по ранению, и полистав подшивку газеты "Правда" за сентябрь-декабрь минувшего года, напрягся и очень сильно. Чистка все-таки началась. Совершенно другая, нежели та, что имела место в его воспоминаниях, но началась.
Погиб в автокатастрофе Литвинов. "Комиссовали" одну тысячу двести семнадцать командиров из РККА, преимущественно "старой гвардии". Кого по здоровью, кого по уму, кого за преступления.
Показательным стало дело Егорова, которого уволили из армии "по состоянию здоровья" после того, как он ушел в запой. Не выдержала, видите ли, "душа поэта" "публичного унижения" в кабинете Сталина. Оказаться неправым и признать это Егоров был не в состоянии. Поэтому запил. От душевной боли, обиды и бессилия. И не успел он войти во вкус, как ему организовали медицинскую комиссию. Вот так и получилось, что не прошло и двух недель с момента начала истерики, как он уже ехал в Томск "на лечение", причем начисто уволенный из армии. Да не просто ехал, а радовался тому, что его не отправили поправлять здоровье на остров Врангеля к морским котикам и белым медведям.
Читая газеты, Тухачевский не верил своим глазам. Казалось, что весь Советский Союз стал потихоньку приходить в движение, меняя и корректируя свой курс…
За этими мыслями маршал даже не заметил, как оказался перед кабинетом. Дверь открылась. Из-за нее пахнуло мягким, приглушенным освещением и легким ароматом терпкого табака. Михаил Николаевич вздохнул и решительно вошел внутрь.