- Тихо, тихо, мадам, - прошептал Игорь, вставая своей длинной фигурой между поэтессой и её бывшей невесткой. - Экая вы взбалмошная особа. Чуть что не по вашему, начинаете жалить...
Бермудская бросила взгляд на дверь и ужасом увидела черную шапочку и круглые затемненные очки. Бауэр медленно вошел в квартиру и тихо затворил дверь. Снова запер её на многочисленные засовы.
- Звони в милицию, Степан! Скорее! - крикнула Бермудская. Нападение! Ограбление! Эта мерзавка привела сюда бандитов!
Дьяконов надавил на висок поэтессы холодным дулом пистолета и заставил её пройти в комнату. Там, на диване уже сидел ни жив, ни мертв от ужаса Степан, весь какой-то съежившийся и скорчившийся.
- Здорово! Давно не виделись! - улыбнулся Игорь. - Аж со вчерашнего вечера!
- Ах вот оно что, - пролепетал Степан, узнав в незваном госте словоохотливого кандидата-бомбилу. - Так я и думал...
- Думать никому не возбраняется, - наслаждался произведенным на славную чету эффектом. - Смотря только, чем думать. Итак, раз мы уже здесь, рассядемся по этим уютным старинным креслам и побеседуем ладком. Полагаю, никто возражений не имеет. Вы, Степан, оставайтесь, на месте, вам, Ольга Александровна, будет удобно здесь, вы, Маргарита, садитесь сюда, чтобы вас не достала ненависть хозяйки, а вы, Федор Анатольевич вот сюда. Ну а уж я посижу здесь, ближе к выходу, чтобы наша славная хозяйка не отчебучила что-нибудь невообразимое. Вы, Федор Анатольевич, следите за тем, чтобы никто не подходил без нужды к телефонному аппарату. У госпожи Бермудской, наверняка, есть старые связи. Ее покойный муж был большим чином в органах.
- Да уж не чета тебе, щенок, - прошипела Бермудская. - В свое время тебя бы стерли в пыль только за то, что ты так смотришь на меня...
- Ушло золотое времечко, Ольга Александровна, безвозвратно ушло, примите мои соболезнования, - засмеялся Игорь. - А вы, боюсь, вообще недооцениваете серьезность вашего положения. Оттого и шипите, как кобра. А надо бы вам быть повежливее...
- Какое такое положение, идиот? - хмыкнула Бермудская. - И что ты вцепился в свою пушку? Расслабься, ты же мужик, молодой, здоровый. Что мы против тебя, я старая женщина, он слаб как ребенок... А никакого серьезного положения нет и в помине, кроме разве того, что вы ворвались в мою квартиру и угрожаете мне огнестрельным оружием. Я гражданка России, член Союзов писателей и журналистов, и меня защищает наш Российский закон.
- Все это верно, - Игорь положил пистолет в карман и улыбнулся, закинув ногу за ногу и закуривая. - Вернее, было бы верно, если бы я был представителем правоохранительных органов и был бы связан всевозможными законами, инструкциями и предписаниями. А я лицо частное и к тому же очень нервное, а потому не наглейте, гражданка Бермудская, а то вам дороже обойдется...
- Нападение, короче? - исподлобья взглянула на него Ольга Александровна.
Дьяконов молча кивнул головой.
- Чего хотите? Денег? Ценностей? Берите все, что есть. Наличных денег немного - в квартире имеются пятьсот долларов США, они в моем кабинете в столе, вот ключ, если хотите... Ценности тоже есть - бриллианты, золото, все ваше, пожалуйста. Ценные книги, картины, они дорого стоят. Шуруйте, короче...
- Да не за этим мы пришли, Ольга Александровна, - покачал головой Игорь.
- А за чем же? - закурила и хозяйка, при этом демонстративно выпустила струю дыма в лицо Бауэру. И тут-то он не выдержал.
- Мы пришли судить тебя, старая ведьма! - крикнул Федор, привставая с места. - Я сейчас расскажу всем, как ты в августе восьмидесятого года послала своего отчима и любовника Виктора Удищева и меня поджечь дом отца Маргариты Валентина Нарышкина. Удищев подсыпал мне в водку какого-то снадобья, того самого, какого я уже изведал, когда имел несчастье переспать с тобой.
- Несчастье? - хмыкнула Бермудская, нагло глядя в его круглые очки. То-то ты пыхтел, как паровоз, деревенщина. Первый и последний раз в жизни попробовал настоящую женщину. Теперь-то никакой уже никогда не попробуешь, - добавила она, подмигивая ему.
Рита сделала было движение в сторону бывшей свекрови, но Игорь остановил её.
- Я тогда спас Маргариту, которой было одиннадцать лет и остался на всю жизнь уродом. Я обвиняю тебя в смерти Нарышкина и покушении на жизнь одиннадцатилетней невинной девочки, обвиняю в своем несчастье, обвиняю в том, что ты решила снова женить Степана на Рите, а потом убить её. Не знаю, правда, с какой целью.
- Я хотел было кое-что проверить, но думаю, что могу сказать и сейчас, - вмешался Игорь. - Ольга Александровна узнала про книги её отца Валентина Нарышкина, печатающиеся миллионными тиражами за рубежом и поняла, что Рита имеет возможность получить эти деньги. А после смерти Риты её единственным наследником будет Степан, ну и его добрая любящая мать, разумеется...
Бермудская позеленела от злобы и метнула быстрый взгляд на ошеломленного сообщением Степана. Он вопросительно поглядел на нее, она многозначительно опустила веки вниз, что означало - да, это правда, сиди, мол и не рыпайся.
- Для этого она привлекла меня и Степана, - продолжал Бауэр. - Я должен был довести Риту до состояния ужаса, а Степан предложить ей поддержку, опоить её их зельем, а затем скрепить их официальные отношения в ЗАГСе. И если бы я случайно не подслушал разговор в кабинете о том, что они хотят убить Риту, все бы так и было. А я..., - замялся Бауэр. - Я спас ей жизнь, а потом, когда я увидел её в их доме уже молодой женой Степана, я влюбился в нее. И люблю до сих пор. Разумеется, без права на взаимность. Я инвалид, я урод, я опустился, я много пил, мне не на что жить. Бермудская предложила мне денег, немалую сумму, для меня, разумеется, если я помогу Степану жениться на ней. Я согласился, думая, что она просто хочет избавиться от надоевшего и сидящего на её шее бездельника. Оказалось иначе. И мне никак не удавалось переговорить с Маргаритой наедине, то одно мешало, то другое. Я хотел ведь не только предупредить её об опасности, я хотел..., - он замялся. - Я хотел, чтобы она знала все. Я решился на это, узнав, что ей грозит смертельная опасность. А для этого нужно было и место, и время для разговора.
- А вы знаете, Федор, от чего умер малолетним ваш брат Николай?
- Знаю, - ответил Бауэр. - Мне говорил покойный отец. - Можно сказать, что он умер от голода. Они жили в Казахстане в ужасной нищете, просто порой собирали объедки на улицах, когда маму выгнали с работы посудомойки в столовой. А когда Коля заболел, организм не справился, слишком уж он был ослаблен. Я тоже родился в Казахстане, но уже через год нам разрешили вернуться в Россию.
- А вы знаете, что ваша мать обращалась за помощью к своему брату Балясникову?
- Нет, не знаю, ведь мама умерла, когда мне было всего семь лет. А отец про это не рассказывал. Вообще, про Егора Степановича в нашем доме практически не говорили. Это уж я, когда стал взрослым, опустился до того, что втайне от отца стал клянчить деньги у нее. И она меня использовала как проститутку-мужчину, при этом ещё и как подопытного кролика со своими порошочками.
- Я читала письмо, где ваша мать Вера Степановна умоляла брата-генерала хоть чем-нибудь помочь ей. Разумеется, он не ответил, сказала Рита.
Бауэр метнул на Бермудскую быстрый взгляд и сжал кулаки в черных перчатках.
- Эти люди обжирались здесь черной и красной икрой, ананасами, шоколадными конфетами, парной телячьей вырезкой и свежайшей осетриной, а ваша мать собирала для вашего маленького братика объедки на улицах, продолжала Рита.
- Это не ко мне! - рявкнула Бермудская. - Я читала то письмо и возмущалась поведению мужа. - Она не стала добавлять, что знала о том, что именно он распорядился уволить ненавистную сестру, компрометирующую его, с работы посудомойки в рабочей столовой, после чего и умер её малолетний сын Коля. Затем Балясников сделал так, что о его распоряжении узнало высшее руководство, которое одобрило его решение. Такое котировалось и оценивалось. - Именно я заставила мужа помочь этой семье. В пятьдесят восьмом году они переехали из Казахстана в Подмосковье. А про моего покойного мужа нечего тут плести, я ему цену знаю и имею право судить его. А вам, молокососам, это не дано. У него тоже жизнь была нелегкая! Каждую ночь с пистолетом под подушкой спал, ареста ждал и не хотел попадать за решетку, знал, что там с людьми творят, особенно с генералами. Повезло только, что вождь умер, а то бы и его, и меня... в лагерную пыль. Тогда это было мигом. Сегодня пан, завтра пропал. А что касается поджога нарышкинского дома, все это сплошная брехня. Если даже это и сделал покойный Виктор Удищев, это вовсе не означает, что его на это преступление послала я. Ты сам участвовал в поджоге, Федор, вот это вернее. Поджег по пьяни, а потом опомнился и полез спасать людей...
- Зачем мне было поджигать дом незнакомого мне человека, да ещё ехать за этим пятьдесят километров от Москвы?
- А зачем мне? - пожала плечами Бермудская. - Я писала рецензию на романы Нарышкина, отрицательную, не скрою, рецензию, даже просто-таки разгромную, так что у него было больше оснований поджечь мою дачу, чем у меня - его.
- А зачем мне? - пожала плечами Бермудская. - Я писала рецензию на романы Нарышкина, отрицательную, не скрою, рецензию, даже просто-таки разгромную, так что у него было больше оснований поджечь мою дачу, чем у меня - его.
- А какие у вас были основания затевать эту авантюру с повторной женитьбой Степана, вы не хотите нам поведать? Или вы подтверждаете своим молчанием то, что предположил я? - вмешался Игорь.
- А я вообще никакого отношения к этому не имею, - спокойно ответила Бермудская. - Он решил жениться, с него и спрос. А мне он потом сообщил, а мне что? Пусть женится, с моей шеи слезет, пора бы уже... А то, что тут наплел Федор, это сплошная чушь и ахинея. Он просто умом тронулся после того, как побывал в этом пожаре. Да и до того был пустым человеком, валялся пьяный в грязи, из вытрезвителей я его два раза вытаскивала, штраф ещё за него платила... Одни придурки меня окружают, жить тошно, ушло время крупных интересных людей. На смену им пришла одна мелочь, но самое мелкое ничтожество - мой родной сын...
А вот этого ей говорить было не надо. В карих глазах Степана зажегся какой-то злой нездоровый огонек, видимо, многолетняя ненависть, которую он испытывал к матери, нуждалась в каком-то выходе, выплеске. Но он не поглядел на мать, он вдруг пронзительным взглядом поглядел в глаза Дьяконову, словно он что-то хотел ему сказать, но не мог. Он умоляюще продолжал глядеть на Игоря. Бермудская же в это время отвернулась от сына и продолжала с равнодушным видом пускать кольца дыма. А Игорь вдруг понял те немые знаки, которые посылал ему Степан.
- Мне надо поговорить с вами наедине, Ольга Александровна, - сказал Дьяконов. - Может быть, и впрямь, нам с вами удастся договориться.
Та внимательно поглядела на него и, как бы нехотя, встала. Одернула кокетливым жестом платье, поправила прическу. Презрительно поглядела на присутствующих и вышла из комнаты.
- Прошу ко мне в кабинет, - пригласила она Игоря.
Они вошли в огромный тридцатиметровый кабинет Бермудской. Стеллажи до потолка, старинные книги в них, картины на обитых шелком стенах, статуэтки и серебряные подсвечники на антикварном столе - все это было выдержано в прекрасном солидном стиле. Кабинет произвел впечатление на Игоря.
- Нравится? - поняла его реакцию Бермудская.
- Нравится, - признался Игорь. - Что нравится, то нравится...
- Жалко только, что я вам не нравлюсь, господин частный детектив из агентства "Пинкертон" Игорь Николаевич Дьяконов, в прошлом капитан, следователь МВД, обладатель красивой "девятки" стального цвета, засмеялась Бермудская.
- Ну почему же? Вы личность весьма примечательная.
- А вы красивый мужчина. Что вы связались с этой Ритой? Ну, допустим, вы правы, я повторяю, допустим, насчет гонораров её отца и организованной мной женитьбы сына. Но в чем же тут состав преступления, спрашиваю я вас? Убивать-то её никто не собирался, это все фантазмы неадекватного, обиженного жизнью человека. Она и сама бы все отдала, вернее, поделилась с близкими людьми. На всех бы хватило. Вот что, Игорь Николаевич, делаю вам деловое предложение. Будьте моим союзником, не пожалеете. Бросите своей несчастный "Пинкертон" и заживете как человек, у вас ведь жена и десятилетний сын Роман. Я заплачу вам сто тысяч долларов, если поможете мне.
- Сколько? - поразился её размаху Дьяконов.
- Сто тысяч, - спокойно повторила она. - У вас, разумеется, диктофон в кармане, но я от всего откажусь. Я не боюсь вас ни грамма, ни вот на сколечко. А вот то, что дело практически сорвалось, это скверно. Это очень скверно. Но все поправимо. Вы пользуетесь влиянием у моей бывшей невестки, это очевидно. Так повлияйте же на нее, скажите, что все чепуха и болезненные фантазии, что вы все выяснили. А остальное мы с моим придурочным сыночком сделаем сами. На днях заканчивается процесс по иску родственника Нарышкина, адвоката из Торонто, к пиратским издательствам, незаконно печатавшим его книги, на нем присутствует мой доверенный человек. У ответчиков нет ни малейших шансов. В ближайшем будущем Ритка получит не менее миллиона долларов. Этот ушлый адвокат сумел доказать, что два голливудских фильма сняты по произведениям её отца. И главное, иск о возмещении морального и материального ущерба. Он требует три с половиной миллиона долларов. Но у тех есть какие-то контраргументы по некоторым пунктам иска, возможно сумма компенсации будет меньше. Так что я по минимуму считаю, что Ритка получит миллион, возможно и больше, значительно больше, дело сложное... Я знаю не все подробности дела, но ясно одно - она получит м н о г о! Больше, чем у вас и у меня в карманах во много, много раз. Соглашайтесь... - Она пыталась гипнотизировать его своими черными большими глазами.
- Да..., - призадумался Игорь. - В карманах у меня и впрямь не густо...
- И это не все, - продолжала Бермудская. - Я помогу вам устроиться на высокооплачиваемую работу в престижную фирму. Вы же имеете, я полагаю, юридическое образование, вам не более тридцати пяти лет, у вас богатый опыт работы в органах, вы красивы, энергичны и интересны. Эх, мне бы такого... сына... Охота вам прозябать в вашем занюханном "Пинкертоне"? Кого ищете? Шлюх, сбежавших от своих занудных мужей? И получаете за это гроши, а то и огромное спасибо? Да разве это для вас, Игорь Николаевич? Поглядите на себя! Не упускайте свой шанс! Он дается не так уж часто, порой один раз в жизни!
- Да, Ольга Александровна, - развел руками Игорь. - Хотел я вас о многом спросить, а теперь, выходит, и спрашивать не о чем. Вы и сами все рассказали. Может опровергнете и другие обвинения...
- Да остальное просто собачья чушь. Никакого дома я не поджигала и ни в каких преступлениях не замешана. А сына на Ритке хотела женить, это правда! Потому что раньше её узнала о том, о чем нужно. Эх, Игорь Николаевич, видели бы вы, как я жила раньше, вплоть до самого последнего времени! На кой ляд мне было пачкаться, ввязываться в какие-то темные делишки, травить кого-то, поджигать кого-то? Бред сивой кобылы, да и только!
- Тогда все. Я подумаю о вашем предложении.
- Да нет времени думать! Нет! Надо развеять все эти мифы немедленно. Надо настроить Риту на совершенно противоположную волну, на брак со Степаном! Ну!
- Ладно, считайте, что договорились. Но учтите, обманете - я сумею отомстить, Ольга Александровна!
- Да я не буду вас обманывать, я не жадная, Игорь Николаевич! Я стольким людям материально помогала в свое время. И никто никогда не отдавал долгов, разве только мстили за добро с процентами. А с таким мужчиной, как вы я тем более рада поделиться. Верьте мне, прошу вас...
- Все. Заметано! - решительно махнул рукой Дьяконов, и они пошли в гостиную.
- Эге! - воскликнула Бермудская. - А они тут без нас коньяк пьют! Обнаглели совсем, что ли? Ворвались без приглашения и пьют коньяк, купленный на мои деньги. Степан, быстро убери бутылку со стола!
- Да ладно, Ольга Александровна, - заступился Дьяконов. - Пусть пьют. Все так устали, перенервничали. Давайте, действительно, замнем всю эту историю. А вам, Маргарита Валентиновна, скажу вот что - только что Ольга Александровна обоснованно развеяла все мои гипотезы. Все, в чем её обвиняли - неправда. И вам неплохо бы выпить мировую.
- А быстро она вас обработала, Игорь Николаевич, - тихо произнесла Рита, закрывая лицо руками. - Хотя... если подумать... Может быть, я и на самом деле вообразила себе черт знает что... Никто из вас не знает, что такое настоящее одиночество... Мерещится такое...
Воодушевленная Бермудская плюхнулась в кресло, окинула всех туманным взором, взяла рюмку, стоявшую перед ней и опрокинула её себе в рот. А потом ещё раз обвела всех подозрительным взглядом. И то, что она увидела в глаза присутствующих, насторожило её. Какая-то тайная радость светилась и в глазах Риты, и в просвечивающих сквозь круглые очки глазах Федора. А черные глаза Степана блудливо сверкали. Она сразу поняла, что тут произошло за время её отсутствия. Только было поздно. Бермудская дернулась было, чтобы побежать в ванную и прочистить себе желудок, но Игорь и Федор крепко схватили её за руки и прижали запястья к подлокотникам кресла. Ольга Александровна хотела было выплюнуть на пол то, что она выпила, но Дьяконов зажал ей свободной ладонью рот. И она безвольно откинулась на спинку кресла. Потом посидела немного и сделала жест, что ничего больше не предпримет, чтобы избавиться от выпитого коньячка с порошочком, рецептом покойного преданного Витеньки Удищева. А действовать порошочек начинал быстро, она это прекрасно знала. Помнила Валентина Нарышкина...
Игорь убрал руку от её рта. Но держать её за руки они продолжали, зная, что женщина она очень даже решительная. А выплевывать коньяк было уже поздно...
- Спасибо, сыночек, - презрительно хмыкнула Бермудская. - Спасибочки тебе. И ты предал... А иного от тебя ожидать трудно было. Откровенности моей хочешь, эйфории? Так будет тебе и всем вам откровенность, дорогие мои, даже порошочек не успеет подействовать. Чтобы вы, мелочь пузатая, знали, что я и без всякого снадобья выскажу все, что по вашему поводу думаю...