— О-йе-и-о! — затянула, главная запевала государства, голосистая толстуха с завитыми в мелкий бисер волосами.
— О-йа-и-а! — подхватили остальные зулумбийцы, ударили в тамтамы и, ритмично притоптывая, скрылись за поворотом.
«Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец», — подумал с грустью Семен.
Впереди показалась трехглазая электричка, загудели рельсы и задрожали провода. Зягура засуетилась, подхватила тюки и свертки, ловко подцепила накрытую мешковиной клетку и поводок с упирающимся перепуганным котом. Сказала что-то ему в треугольное ухо, легонько шлепнула по спине, и кот, мгновенно успокоившись, шагнул за ней в открытые двери вагона. Семен уже не удивлялся, за сегодняшний день он понял, что умение обращаться с животными у каждого зулумбийца в крови. Он едва успел закидать оставшиеся подарки в тамбур, металлические створки с легким шипением сдвинулись, отрезая его от Зулумбии, как хлебный ломоть.
Тронулись. Побежал назад зулумбийский пейзаж, открывая и унося прочь крытые пальмовыми листьями хижины, плетеные заборы, глинобитные сарайчики, дрожащее в горячем воздухе красное заходящее солнце и на его фоне черные, словно выведенные тушью, деревья.
Всю дорогу Семен грустил, прижавшись лбом к грязному стеклу, а Зягура, сидя на полу, напевала безмятежную песню из незнакомых рокочущих слов.
До дома добрались к полуночи. В квартире царила сонная тишина, и только в конце извилистого коммунального коридора дремало пятно электрического света. Похоже,
Эмма Петровна опять забыла выключить на кухне свет. Семен затащил свертки в комнату и прошел на кухню. Наверное, за сегодняшний день у его выработался стойкий иммунитет к любым неожиданностям. Во всяком случае, он нисколько не удивился, когда увидел, что несмотря на поздний час на плите булькает кастрюля и пахнет щами, а посередине кухни стоит и, напряженно вытянув шею, всматривается в черный провал окна неподвижный страус эму. Под ногами Семена скрипнула половица. Страус повернул голову и злобно посмотрел в его сторону знакомым взглядом Эммы Петровны. Семен тотчас нырнул в тень и, бесшумно ступая, вернулся в комнату. Теперь понятно, как Зягуре удалось приручить соседку, помог врожденный зулумбийский талант.
Зягура уже спала. У нее в ногах поверх одеяла свернулся калачиком котяра. Птицы киви дремали на спинке стула, а крокодил на коврике возле кровати. Тишина. Только один из бегемотов похрапывал во сне. Семен переступил через сваленные на полу тюки и прилег рядом с Зягурой. «Пожалуй, скажу Пашке, где надо принцессу искать. Раз их каждый год больше сотни вылупляется, то, глядишь, и этому дураку повезет», — подумал он, засыпая.
Кирилл Бенедиктов ОБЪЯВЛЕНИЕ
1
«СДАМ КОМНАТУ в этом доме СТУДЕНТКЕ медицинского училища. НЕДОРОГО. Звонить ПОСЛЕ 19.00»
Клочок бумаги с размытой надписью прилепился к углу нового семнадцатиэтажного красавца-дома, облицованного розоватым кирпичом. Объявление было напечатано на принтере, скорее всего, на струйном — буквы расплылись и отрастили неряшливые хвосты, так, что написанный от руки в самом низу номер телефона наполовину скрылся под грязными потеками. Неудивительно: всю последнюю неделю августа шли проливные дожди, природа со вкусом мстила за долгое засушливое лето. «Опоздала», — подумала Жанна, протягивая руку к объявлению. «Если оно висит здесь хотя бы с 25-го, кто-нибудь из девчонок наверняка уже сориентировался». 25 августа всех первокурсников проинформировали, что свободных койко-мест в общежитии значительно меньше, чем поступивших в этом году в училище иногородних студентов. Жанна собрание пропустила — у сестры случилась свадьба, не присутствовать было невозможно — и узнала о том, что осталась ни с чем, только первого сентября. То есть сегодня.
«Опоздала» — произнесла она вслух, срывая объявление со стены. На пижонском розовом кирпиче остался сероватый, похожий на лишай, след. «Ну и пусть. Все равно позвоню. Домик-то какой классный. И училище в двух шагах. После 19.00. Может, попробовать прямо сейчас? Все равно уже опоздала. Ну и пусть».
Жанна дошла до ближайшего таксофона, порылась в карманах накинутой прямо на белый халат куртки, извлекла карточку, на которой вроде бы оставалось еще пять или шесть единиц, и набрала номер. В трубке потекли медленные ленивые гудки. До 19.00 оставалось еще пять часов, понятное дело, никто не собирался бежать со всех ног, чтобы ответить на одинокую телефонную трель. «Ну и пусть», — повторила Жанна, показав тупому аппарату язык, и в этот момент трубку сняли.
— Алло, — сказал сонный, пробивающийся словно сквозь вату, голос. — Алло, говорите…
Мужчина. Почему-то Жанна с самого начала была уверена, что комнату сдает предпенсионного возраста тетушка, заинтересованная в студентке-медичке главным образом в силу накопившихся за долгую трудовую жизнь проблем со здоровьем. Девчонки рассказывали про такие варианты— некая Верка вообще два года ухаживала за полупарализованной старушкой, меняя ей памперсы и собственноручно стирая вонючие простыни, и в результате стала счастливой владелицей отдельной московской жилплощади. Мужской голос испугал Жанну. Она оторвала трубку от уха и несколько секунд смотрела на нее; как на случайно попавшую ей в руки ядовитую змею, не зная; что с нею делать — отбросить подальше или попытаться свернуть шею. Потом ей пришло в голову, что, возможно, комнату действительно сдает женщина, но она появляется после 19.00, а сейчас она разговаривает с ее мужем, сыном, или кем-нибудь еще в этом роде. Жанна глубоко вздохнула и вновь поднесла трубку к уху.
— Я по объявлению, — сказала она, забыв от волнения поздороваться. — Это вы сдаете комнату?
2
— Лучше сиреневый костюмчик надень, — посоветовала Альмира. — Ты в нем не так по-блядски смотришься.
До ответа Жанна не снизошла. Она сосредоточенно подводила губы помадой «WaterShine». Действительно классная помада, но стоит совершенно запредельных денег — каждый день такой пользоваться не станешь. Впрочем, сегодня не совсем обычный день. Кажется.
— Смотри, не теряйся там, — продолжала гнуть свое Альмира. — Если крендель нормальный, сострой из себя девочку-целочку, подинамь его недельку-другую, а потом ставь условие — или так, или никак. Сделаешь все no-умному, к новому году станешь полноценной москвичкой, на нас, лимиту позорную, даже и взглянуть не захочешь…
«Это ты-то лимита», — вздохнула про себя Жанна, но вслух ничего говорить не стала. Альмира и вправду происходила из местечка с гордым названием Мухосранск-Верхневолжский, но в Москве у нее жила родная тетка. При этом незамужняя тетка, работавшая в каком-то крутом холдинге, регулярно уезжала в таинственные командировки, и Альмира оставалась одна в совершенно роскошной трехкомнатной квартире рядом с метро «Коньково». Вела себя там нагло, по-хозяйски. Вот сейчас: валялась голая на гигантском итальянском лежбище, пялилась на себя в непонятным образом вделанное в потолок зеркало, беспрестанно щелкала семечки, сплевывая их в какую-то фарфоровую вазу, украшенную дворцами и павлинами, и издевалась над Жанной. Хорошо хоть, позволила попользоваться своими шмотками. Судя по количеству сумок, которые Альмира притащила с собой из Мухоранска-Верхневолжского, она всерьез рассчитывала открыть в Первопрестольной мелкооптовую торговлю турецким и китайским тряпьем.
— А если увидишь, что парнишка урод или с прибабахом — даже в квартиру не заходи, — продолжала свои наставления Альмира. — Ноги в руки и бегом обратно. Тетушка моя приезжает только через неделю, так что до понедельника знай мою доброту — живи здесь. А за это время или еще чего найдешь, или с девчонками договоришься — сейчас многие снимают втроем однокомнатные хаты, чтоб дешевле. Ну, будете вместе спать, подумаешь, велико дело! Особенно если еще соседки попадутся симпатичные, так и вообще красота — мужики не нужны…
Терпение Жанны кончилось.
— Альмирка, — сказала она, — достала уже, слышишь? Ты лучше скажи, мне сережки какие одеть — гвоздики или висюльки?
— Эй, я не поняла, подруга, ты комнату идешь смотреть или на свидание?
Добьешься нормального совета от такой лахудры. Жанна критически осмотрела свое отражение в стеклянной дверце шкафа-купе. Ну, прическа вроде ничего — длинные белые волосы волнами падают на плечи, почти красиво. Блонда натюрель, как выражался Пашка Васильев, друг туманной юности. Тушь у Альмирки тоже оказалась классная, ресницы выглядят раза в два длиннее, чем на самом деле. Вот дальше хуже — на щеке выскочила какая-то гадость, типа маленького нарывчика… но это он сейчас маленький, а через пару дней может вызреть в полноценный фурункул. Пудра, конечно, скрывает основное безобразие, но все же, все же… Так, спускаемся ниже — кофточка с надписью «Two my best friends», как объяснила Альмира, имеется в виду то, что скрывается под тканью. Жанна собиралась надеть топик, но подруга запретила. Не на Тверскую идешь, сказала. Ну что ж, кофточка так кофточка.
Еще ниже — не очень короткая кожаная юбочка. Не очень короткая с точки зрения Жанны. Возможно, у хозяина квартиры будут свои соображения на этот счет. Пояс с большой золоченой пряжкой — в просвете пряжки был бы виден пупок, если бы его не закрывала навязанная Альмиркой кофточка. С топиком выглядело бы сногсшибательно, но нет топика, нет и пупка. Колготки решила не надевать — во-первых, жарко, во-вторых, летом удалось загореть почти дочерна, обидно будет, если никто это не оценит. Босоножки на пятисантиметровой платформе, с модными в этом году перевязочками до икры.
Непонятно, зачем я так вырядилась, в который раз сказала себе Жанна. Если там живет его мама, она меня и на порог в таком виде не пустит. Если он живет там один, у меня есть хороший шанс быть изнасилованной на журнальном столике в прихожей. Чего я хочу добиться? Чтобы он цену снизил? Да ведь и без того написано — НЕДОРОГО. Специальные скидки для одиноких блондинок? Фу, дурочка.
«Подходите к половине восьмого, — сказал ей сонный голос в телефонной трубке. — Раньше, пожалуйста, не надо. Посмотрим, подходят ли вам мои условия…»
Он специально не договорил фразу, подумала Жанна. Слова «…и подходите ли вы мне» просто звенели у нее в ушах, когда она выходила из кабинки таксофона. Но ведь не произнес же он их. Разве что мысленно.
Но именно из-за этих непроизнесенных слов она помчалась к подруге Альмире, упросила ее поделиться кофточкой, юбочкой и косметикой, а потом два часа сидела перед огромным зеркалом, наводя марафет. Кажется, успела — на часах без двадцати семь, от «Коньково» до училища сорок минут на метро. А до розовато-кирпичного дома еще ближе. На минуту, но ближе. Почти центр. «Девушка, где вы живете?» «В центре!» Звучит потрясающе.
Жанна еще раз прошлась взад-вперед перед зеркальными панелями шкафа, крутанулась на каблуках, так, чтобы волосы разлетелись Пушистым Белым Облаком, и, послав Альмирке воздушный поцелуй, отправилась договариваться насчет комнаты. Или встречаться с хозяином квартиры. Это как посмотреть.
3
— Добрый вечер, — произнес человек, открывший ей дверь. — Вы Жанна?
— Жанна, — храбро сказала Жанна. — А вы?..
— Леонид. Очень приятно, Жанна. Проходите, пожалуйста.
«Слава Богу, интеллигент», — решила она. — «Изнасилование на столике отменяется».
Вошла независимой походочкой, обдуманным движением сняла с плеча сумочку, опустила ее на застеленную циновкой калошницу. Головой не вертела, но прихожую срисовала мгновенно: низкий, изогнутый сводом, потолок, на стенах — светильники в виде факелов, очень прикольные. Никаких шкафов, только стойка для обуви и крючки для одежды, вбитые прямо в стену. Крючки в форме оскаленных волчьих голов. Не страшных, но как-то неприятно ухмыляющихся. Неуютно под взглядом таких волков стаскивать с себя куртку…
— Вы позволите? — Леонид потянулся за курточкой, ухватил за петельку и повесил на клык одной из морд. — Тапочки?
«Зануда», — подумала Жанна. Присела на калошницу и принялась распутывать ремешки своих босоножек. При желании это тоже можно делать достаточно выразительно. Леонид стоял и терпеливо ждал, пока она закончит, тактично глядя куда-то в сторону. Жанна, наоборот, воспользовалась случаем, чтобы получше его рассмотреть, пусть даже из такого неудобного положения. Лет тридцать-тридцать пять. Высокий, где-то под метр девяносто. Красавцем не назовешь, но и уродом тоже. Ни бороды, ни усов. Лицо бледное, вытянутое, обрамленное длинными — до плеч — темными волосами. Карие глаза, крупный, с горбинкой, нос. Красные, немного припухшие, губы. Твердый подбородок. Что ж, очень хорошо.
— Пойдемте, — сказал он, когда Жанна закончила переобуваться (и пришла к выводу, что внешность хозяина квартиры не вызывает у нее рвотного рефлекса). — Я думаю, беседовать нам будет удобнее в гостиной.
Квартира оказалась большой. Направо по коридору располагалась кухня, прямо — гостиная, но была еще и дверь слева. «Неужели один живет? — подумала Жанна, вспомнив родную двухкомнатную квартирку в Софрино, где она провела лучшие годы своей юности в компании с матерью, бабушкой и сестрой. Везет же некоторым…»
В гостиной два широких мягких на вид кресла, как сторожевые псы, расселись по бокам огромного уютного дивана. Окна были плотно занавешены темно-фиолетовыми, подметающими пол шторами, но изгибавшаяся под потолком люстра заливала гостиную живым теплым светом.
— Вы хотите снять комнату, так? — Леонид указал ей на кресло. Жанна с некоторой опаской опустилась на краешек мгновенно просевшей под ней подушки.
— Хотелось бы. В общаге мест нет, а училище наше тут, за забором…
— Я знаю, — мягко перебил он. — Сам я врач, и проблемы студентов-медиков мне близки. Потому и дал объявление.
— Там было написано «СТУДЕНТКЕ», — Жанна лукаво улыбнулась. — Значит, проблемы студентов мужского пола вас не волнуют?
— Почти все они много пьют, — Леонид поморщился. — А я не переношу пьяных, тем более, у себя дома. К тому же, у меня есть определенные причины сдавать комнату именно девушке.
— Да, и какие же?
Леонид не стал спешить с ответом. Он рассеянным жестом убрал назад упавшую на глаза прядь волос, засунул руки в карманы своего замшевого жилета и некоторое время шевелил пальцами, словно пытаясь сосредоточиться.
— Видите ли, Жанна, — наконец, сказал он. — В объявлении я написал «Недорого», но на самом деле я готов сдавать эту комнату бесплатно. Мне нужно, чтобы кто-нибудь вел мое хозяйство и ходил за продуктами — вот, собственно, и все.
— Нормально, — усмехнулась Жанна. — Вы домработницу себе ищете, что ли? Так студенты для этого народ неподходящий, им учиться надо, а не хозяйство вести…
— Вы меня не поняли, — снова перебил ее хозяин. — Ничего такого, что требовало бы от вас больших затрат времени и сил. Пару раз в неделю сходить в магазин — да вы в любом случае это сделаете, даже если будете жить одна. Поддерживать чистоту — только не говорите, что если бы вам пришлось снимать квартиру, вы не стали бы там убираться. Нет, нет, ничего, сверх того, что вы сделали бы для себя сами, я от вас не потребую. Взамен — живите бесплатно в отдельной, запирающейся на ключ, комнате. По вашему, это несправедливо?
— Да нет, — сказала Жанна, подумав. — Отчего же… Вопрос можно?
Леонид развел руками и неожиданно тепло улыбнулся.
— Сколько угодно.
— А зачем вам домработница? Сами не справляетесь?
По вытянутому лицу хозяина пробежала тень. Или ей показалось?
— Понимаете, Жанна, у меня несколько необычный распорядок дня. Вы же наверняка слышали, что, с точки зрения биологических ритмов, люди делятся на сов, жаворонков и голубей? Так вот, я сова в квадрате. Я ложусь спать с петухами и просыпаюсь только под вечер. Мне приходится тяжело, но изменить годами сложившийся распорядок означает навлечь на себя угрозу тяжелого нервного расстройства. Я вынужден работать дома, в основном, по ночам. Как это ни печально, остальной мир придерживается иного расписания, и это сильно осложняет мне жизнь. Многие магазины ночью закрыты, даже уборку дома не сделаешь — пылесос жужжит слишком громко, соседи жалуются. Вот поэтому мне самым драматическим образом не хватает помощника. Помощницы. Впрочем, если вы считаете мои требования излишне суровыми, я готов извиниться за то, что отнял у вас столько времени…
Жанна помотала головой.
— Нормальные требования… А комнату посмотреть можно?
— Разумеется, — Леонид извлек из кармана серебристый брелок с висящими на нем ключами. — Бросьте взгляд на ваше будущее обиталище. Надеюсь, оно вам понравится…
«Шустрый какой, — подумала Жанна. — Я его еще словом не обнадежила, а туда же — бросьте взгляд, обиталище…»
Грациозно поднялась с кресла, чуть подняла брови — ну, куда идти, показывайте. Думала, что придется возвращаться назад, в прихожую — ничего подобного. Дверь в «обиталище» оказалась спрятанной за тяжелой темно-фиолетовой портьерой, драпировавшей одну из стен гостиной. Плоский блестящий ключ два раза провернулся в замке. Щелк. Дверь открылась.
«Я хочу здесь жить», — подумала Жанна, перешагнув порог. — «Этот тип определенно с прибабахом, но я буду последней дурой, если откажусь от такой комнаты. Альмирка обзавидуется. Я очень хочу здесь жить».
В отличие от гостиной, здесь было очень светло. Закатное солнце пробивалось сквозь легкий, похожий на золотистую паутинку, тюль, расцвечивало кремовые, праздничные обои. В луче, падавшем на медового цвета паркет, плясали пылинки. Жанне захотелось отбросить тапочки и пройтись по медовым дощечкам босиком — они, должно быть, теплые-теплые, чуть шершавые на ощупь. Великолепно.
У окна, выходившего на унылое серое здание медучилища, стоял большой письменный стол с понтовым кожаным креслом на колесиках. Жанна представила, как откидывается в этом кресле, вытягивает длинные загорелые ноги, кладет их на стол… Почему-то хотелось, чтобы Леонид тоже это представил. Она обернулась. Хозяин стоял в полутемной гостиной, наблюдал за ней, покачивал на пальце брелок с ключами.