– Ерунда это, – перебила официантку курьер Лена, – намного хуже встретить идиота с шокером.
– Вы уверены, что у женщины на шоссе было подобное оружие? – спросила я.
– Если просто человека пихнуть, тот зашатается, начнет ругаться, а ваша знакомая молча рухнула, – ответила Лена. – Конечно, ее током шибанули.
– Можете описать хулиганку? – не успокаивалась я.
– Нет. И вообще, чего вы ко мне привязались? – вдруг сменила тон девушка. – Делать нечего?
Я достала из сумочки бордовую книжечку с золотым гербом и помахала ею перед лицом курьера.
– Вы свидетель.
– Понятно… – протянула Лена. – Но правда, я ничего сказать не могу, не обратила внимания.
– Давайте начнем с роста, – предложила я.
– Как у всех, – пожала плечами девушка.
– Худая, толстая? – наседала я.
– В куртке была, – пробормотала курьерша, – в такой пухлой, в них все бабы квадратные. Длинный пуховик, три четверти. Для старперов одежда, молодые носят укороченные.
– Цвет волос? – задала я следующий вопрос.
– Капюшон на ней был, – раздалось в ответ, – здоровенный, глубокий. Вроде еще очки и шарф. Лица я не рассмотрела.
– Может, необычный запах? – цеплялась я за последнюю надежду.
Елена развела руками.
– Не-а.
– Что-нибудь странное, – взмолилась я, – отличающее ее от всех!
Курьер оперлась руками о высокую барную табуретку и задумалась, вспоминая происшествие на переходе.
– Я первой через дорогу на зеленый заторопилась, шла справа. Ваша подруга тоже спешила, но с другой стороны улицы, и она шла слева, мы находились как бы по диагонали. Вдруг меня слегка толкнули. Я обернулась, испугалась, что сумку с заказом выроню, придется потом испорченную еду оплачивать. Смотрю – баба. Видела ее секунду, даже не успела ничего сказать. Она резко влево взяла, наскочила на женщину в красном, и та грохнулась. Все.
– Куртка, капюшон, очки, шарф, брюки. Почему вы решили, что это женщина? – мрачно поинтересовалась я. – После вашего рассказа возникает образ унисекс.
Лена оперлась локтями о стойку.
– А сумочка? На плече у вашей унисекс висела симпатичная, яркая торбочка. Кожаная. Похоже, дорогая. Сейчас такие в моде, но ни один мужик к ним не прикоснется. Понятно? Тетка женщину в красном пальто пихнула и унеслась. Я не заметила, куда она направилась, потому что испугалась. Хоть до утра расспрашивайте, больше ничего нового не скажу.
Глава 24
К дому Елизаветы я подкатила через полтора часа и позвонила в квартиру. Но никто не собирался открывать дверь. Я прислонилась к стене и призадумалась. Перед тем как окончательно потерять сознание, Майская произнесла имя своего сына. Естественно, она беспокоилась о мальчике, тот не может оставаться один в квартире. Надо найти Гришу, рассказать ему, что с мамой произошел несчастный случай, и спросить имена ее подруг. Кто-то из близких должен приютить ребенка. По дороге я постоянно набирала домашний номер Майской, но трубку не снимали. Вероятно, Гриша посещает музыкальную школу, спортивные занятия или ходит куда-то еще после основных уроков. Мне надо просто подождать паренька. Или, может, позвонить Вене? Пусть пошарит в базах мобильных операторов, сейчас даже младенцы имеют сотовые. Кстати! Вениамин может узнать номер школы, в которую записан Григорий Майский!
Мои размышления были прерваны шумом подъехавшего лифта. Кабина плавно раздвинула двери, из нее вышел мальчик в брюках и куртке, за спиной у него мотался ранец.
– Гриша! – обрадовалась я. – Здравствуй!
– Я Наташа, – сказал ребенок, снял с головы капюшон и превратился в кудрявую девочку. – Разве у мальчиков бывают ранцы с «Хэлло, Китти»?
– Ты права, – вздохнула я. – Извини, обозналась. Конечно, пареньку больше подойдет портфель со Спайдерменом. Кстати, Гриша Майский не в одной школе с тобой учится?
– Тетя, а вы не педофилка? – вдруг спросила малышка. – Нам учительница рассказывала про мужчин, которые детям конфеты или игрушки предлагают, а потом крадут их, на куски режут и в супе варят.
– Прямо так ваша учительница и говорила? – с недоверием поинтересовалась я.
– Ага, – кивнул ребенок. – Одна школьница пошла с таким, а он ее съел. Как в кино «Зомби в городе». Смотрели?
– Нет, – выдавила я из себя. – Не бойся, пожалуйста. Во-первых, я женщина, и вот удостоверение, видишь? Ищу мальчика Гришу, он живет в этой квартире.
– Там нет детей, – возразила девочка, – никаких. Ни больших, ни маленьких. Здесь тетя живет. Бабушка ее не любит, потому что она противная. Вот Фаина Борисовна была другая, но она умерла.
Дверь квартиры, расположенной на противоположной стороне лестничной клетки, распахнулась, вышла стройная дама в джинсах и воскликнула:
– Юля, ты с кем болтаешь?
– Ба, она не педофилка, – радостно сообщила внучка, – потому что из полиции. С документом.
– Немедленно иди мыть руки, – приказала бабушка. И сурово посмотрела на меня: – Что вы тут делаете?
Я вновь достала удостоверение и мирно объяснила:
– Ваша соседка, Елизавета Алексеевна, стала жертвой хулигана, ее отвезли в больницу. Не знаете, где можно найти Григория, сына Майской?
Молодая бабушка заахала:
– Уже днем нападают! Куда же вы смотрите, а? Почему бандитов не ловите?
– Стараемся изо всех сил, – пробормотала я. – Подскажите, куда мог направиться Гриша?
Соседка подбоченилась.
– Я плохо знакома с Елизаветой, она сюда въехала после смерти Фаины Борисовны. Вот та была замечательной женщиной, а госпожа Майская с нами не общается. Спасибо, если при встрече кивнет, а то просто мимо прошествует с царственным видом. И вы ошиблись, детей у нее нет.
– Мальчик Гриша, – с недоумением продолжала я, – он, похоже, одногодок вашей внучки.
– Нет, – возразила женщина, – ни разу не видела в сто пятой квартире ребенка. Погодите-ка… Юля, ты где?
– На кухне, баба Вера! – закричала девочка.
– Ешь котлетки, – приказала бабушка и вышла на лестницу, прикрыв за собой дверь. – Ваша Майская развратная особа, детская Юли соседствует с ее спальней. Раньше, когда за стеной обитала Фаина Борисовна, мы горя не ведали. А потом поселилась эта, и началось! – Вера оглянулась на прикрытую створку. – У нас, знаете ли, слышимость феерическая. К Майской часто приходит мужчина, и они после десяти вечера устраивают в комнате оргию. Поверьте, даже стыдно, вопли, визги, стоны, звуки неприличные. Юлечка маленькая, но она задает вопросы: «Бабушка, что у тети случилось? Ей плохо? Почему они с дядей так кричат?»
– Пикантная ситуация, – согласилась я, – но Майская не виновата, что стены возвели из картона.
Соседка Лизы нахмурилась.
– Однажды я набралась смелости, пошла к ней и попросила: «Обустройте спаленку в другом месте, в большой комнате. Имейте совесть, не развратничайте под ухом у малолетнего ребенка!» Думаете, это подействовало? Шлюха ответила: «Я нахожусь в своем доме, что хочу, то и верчу!» Но я не из тех, кто сдается без боя, и отправилась в полицию. А там хамы сидят. Они спросили: «Шум происходит после двадцати трех? Если раньше, мы не имеем права вмешиваться. До одиннадцати Майская может петь, плясать, гулять, веселиться. Вот на перфораторе работать разрешается до двадцати, если ремонт продолжается позднее, тогда другое дело, мы придем». – Вера задохнулась от возмущения, перевела дух и сказала: – Мне жаль, что на Майскую хулиган напал, но, с другой стороны, хоть спокойно поживем, пока гетера в больнице лежит. Поверьте, даже кошка так не визжит, когда амурничает. Вот уж не повезло с соседушкой… А насчет мальчика вот что отвечу. У Майской двушка, когда я к ней заглядывала, никаких следов детей не видела – ни игрушек, ни одежды, ни кровати для школьника. Елизавета живет одна.
– Не считая мужа, – протянула я.
Вера закатила глаза.
– Он приходящий! Разве законный супруг станет в спальне чехарду устраивать? Семейный человек свое дело тихо сделает, интеллигентно, без воя на весь дом.
Она повернулась и взялась за ручку двери.
– Как зовут любовника Майской? – задала я ей в спину вопрос.
– Случая познакомиться не было, – язвительно ответила Вера.
– Он Саша, – пропищала из квартиры девочка.
– Юля! – возмутилась бабушка. – Не выдумывай! Откуда эти сведения?
– Тетя ему всегда кричит: «Сашка, давай, давай!» – процитировала внучка, выходя наружу. – А он ей отвечает: «Сейчас я тебя отдеру». Ба, он ее бьет ремнем? А за что?
Вера стала пунцовой и замерла с открытым ртом.
– Значит, Саша? – воодушевилась я. – Может, ты и фамилию слышала?
– Нет, – ответила Юлечка, – тетя ее не произносила.
Бабушка взяла себя в руки. Она схватила внучку за плечо, втолкнула ее в прихожую и, сказав с гневом:
– Нашли тему для беседы с крошкой! – исчезла в квартире.
– Нашли тему для беседы с крошкой! – исчезла в квартире.
Я села в лифт, спустилась на первый этаж и позвонила Вене.
– Мальчик прописан вместе с матерью, – сказал Греков.
– Можешь уточнить, какую школу он посещает? – попросила я.
– Это долго, – уперся помощник.
– Ну, попробуй! – заныла я. – И соседка, и ее внучка никогда не видели Гришу, значит, он живет в другом месте. Вероятно, у бабушки.
– Родителей у Елизаветы нет, давно умерли, – заявил Веня, – а про подруг в документах не сказано.
– Где Майская жила раньше? – поинтересовалась я.
– В самом центре, район Бронных улиц, с рождения в одном доме, – без задержки сообщил компьютерщик. – Школу там же окончила. О, интересненько… Погоди-ка! Вот же странность…
– Что? – занервничала я.
– У школы открыт сайт, – протянул Веня.
– Чем тебя потрясла эта новость? Если у современного колледжа нет страницы в Интернете, туда не стоит отдавать ребенка, – сказала я.
– Тут есть «Зал лучших выпускников», – словно не слыша меня, вещал Веня, – приведены имена, фамилии тех, кто получил золотые медали.
– Ну и что? – не поняла я. – Школа хочет повысить свой рейтинг.
– Лампа, среди тех, кем гордится учебное заведение, названы Елизавета Алексеевна Майская, – объявил Греков, – а еще Анастасия Валерьевна Гудкова и ее брат Григорий Валерьевич Гудков. Лиза с Настей учились в одном классе, а Гриша на год их старше.
– Погоди, – пробормотала я, – не понимаю. У Григория есть сестра, которую, как и его жену, зовут Настей? Никогда не слышала, что у Гриши имеется сестра!
– Это она! – воскликнул Веня.
– Кто? – обомлела я.
– Анастасия Валерьевна, сестра, и Анастасия Ильинична, жена, – это один человек, – зачастил Веня. – Одна женщина с разными отчествами. Приезжай в офис, – предложил Веня, – ты должна все увидеть собственными глазами.
– А мальчик Гриша? – растерялась я. – Что с ним будет?
– Потом сообразим, как поступить, а сейчас рули сюда, – велел Веня, – полюбуешься на фото. Парень, похоже, не живет вместе с матерью, значит, кто-то о нем заботится.
– Елизавета перед тем, как ее отвезли на «Скорой», все говорила: «один… один…» Наверное, малыш остался без присмотра, – заспорила я.
– Пока ты доберешься в офис, я успею придумать, как нам искать ребенка, – пообещал Веня.
В конторе Макса, кроме Грекова, не было никого. Я удивилась, но потом посмотрела на часы и сообразила: сотрудники уже разъехались по домам. Макс частенько повторяет им: «Давайте обойдемся без геройства. Прозвенел звонок – топайте к семейному очагу. Тот, кто просиживает на службе сутками, не умеет правильно организовывать работу. Мне не нужны бледные, невыспавшиеся немощи, у которых от ночных бдений высох мозг. Если не болтать с коллегами, не пить безостановочно чай, не торчать в Интернете, общаясь с бывшими одногруппниками по детскому саду, то легко успеешь сделать все, и даже останется время на посещение спортзала». Кстати, абонемент на фитнес сотрудники Макса получают в первый день службы, и если человек не спешит к тренажерам, коллеги быстренько объяснят ему, что упражнения с гантелями-штангами являются обязательными. Макс проверяет, как часто его люди ходят на тренировки. Исключение сделано лишь для Вени – Греков смахивает на засушенный стручок кенийской фасоли и, похоже, живет в офисе.
– Любуйся! – воскликнул компьютерщик, едва я переступила порог его кабинета. – Справа фотки из школьного архива, слева из паспортных столов.
Я быстро подошла к широкому столу, на котором тесно стояли несколько ноутбуков и мониторов.
– Не нависай надо мной, – недовольно произнес Вениамин, – сядь.
– Некоторые люди с возрастом не меняются, – только и сумела сказать я, опускаясь на стул.
Греков пошевелил мышкой, и на детском снимке Насти появились белые точки. Затем они соединились пунктирами, и получилось нечто вроде маски, закрывающей лицо полностью. Пару секунд ничего не менялось, потом сетка из линий переместилась на фотографию взрослой Гудковой, стала желтой, и в правом верхнем углу экрана появилось окно с фразой «Совпадение найдено».
– По остальным снимкам тот же результат, – потер руки Веня. – Твоя Анастасия не «Ильинична» по отчеству, а «Валерьевна». Сколько лет вы дружите?
Я попыталась вспомнить точную дату нашего знакомства.
– Настя вроде жила в одном дачном поселке с Аней. Спиридонова моложе Гудковой, но летом, на каникулах, возраст не имеет большого значения. Вообще-то ни Настя, ни Аня не рассказывали подробностей о своем детстве…
Не закончив фразы, я умолкла.
– Ну, говори, – воскликнул Веня, – что ты вспомнила?!
Я облокотилась о стол.
– Знаешь, моя мама иногда брала учеников. Но репетиторствовала она не из материальных соображений – отец прекрасно зарабатывал, наша семья ни в чем не нуждалась даже после его смерти. Просто мамочке порой бывало скучно, в особенности когда я поступила в консерваторию и она не могла более контролировать меня. Вот тогда и стали появляться девочки, которые занимались с ней вокалом. Аня была одной из них. Где мама нашла Спиридонову, я понятия не имею, но некоторое время Анечка, милая, воспитанная, талантливая, буквально жила у нас. Мама возлагала на нее большие надежды. А потом ученица куда-то исчезла. Я не особо интересовалась ее судьбой, мамины подопечные постоянно ротировались. Моя мать была крайне эмоциональным человеком, она влюблялась в своих учениц, начинала строить прожекты, мысленно видела их на сцене «Метрополитен-опера» или «Ла Скала», а потом случался разрыв. Я понимала, что мама слишком многого требует от школьников. Профессия музыканта, певца нелегка, и, если хочешь достичь успеха, надо забыть обо всем, заниматься исключительно самосовершенствованием. Но далеко не все подростки готовы ради будущей карьеры на жертвы. Аня перестала посещать наш дом. Мама, помнится, очень переживала, вроде даже пыталась поговорить с родителями девочки, но та окончательно забросила пение. Я тогда уже сидела в оркестре за арфой, и у меня были свои проблемы.
Глава 25
На меня совершенно неожиданно нахлынули воспоминания.
Вот я прихожу усталая с работы и вижу маму в возбуждении. На кухне царит беспорядок, моя сверхаккуратная родительница не убрала посуду и встречает меня словами:
– Нет, какое безобразие! Аня решила прекратить занятия!
– Мамуля, не волнуйся, она просто закапризничала, – пытаюсь я ее успокоить. – Отдохнет, одумается и снова будет распевать вокализы.
Но мамуля ажитируется после моих слов еще сильнее:
– Прямо сейчас поеду к ее родителям. Удивительные люди! У дочери талант, уникальные способности, а они…
– Оставь их в покое, – советую я, – может, Аня не хочет петь в опере.
Мама на секунду столбенеет, а потом возмущается с утроенной силой:
– Что значит «хочет – не хочет»? Дети глупы, на то им и даны родители, чтобы направить чадо, указать ему нужную дорогу. Нам, взрослым, понятно, как и куда необходимо идти. Нельзя разрешать ребенку своевольничать, ничего хорошего из этого не получится. Ну-ка, вспомни, как ты не желала играть на арфе. Сколько я потратила времени на уговоры, порой применяла наказания… И вот результат – ты самая юная в оркестре, перед тобой широкая дорога, карьера сольной исполнительницы. А ведь не сломай я тебя, получилось бы, как, например, у Селезневых. Наташа с тобой в одном классе в музыкальной школе занималась, подавала надежды, но в шестнадцать лет взбрыкнула, а родители ее не дожали, решили, пусть доченька проявит самостоятельность. И что вышло? Наталья родила вне брака, высшего образования у нее нет, сидит в библиотеке, книги выдает. А ты играешь на концертах! Поеду-ка я к Спиридоновым, попытаюсь их урезонить…
Мамуля, гордо вскинув подбородок, идет к выходу из кухни. Но на пороге она оглядывается.
– Не трогай посуду! Помни: руки – твое достояние. Вернусь и сама помою.
Я молча киваю и смотрю ей вслед. Совершенно невозможно сказать маме малоприятную правду: что я ненавижу арфу и всегда терпеть не могла, что службу в оркестре воспринимаю как каторгу, а при мысли о сольной карьере у меня начинается почесуха. Но я не обладаю сильным характером Селезневой и не способна, категорично заявив: «Отстаньте, моя жизнь – это моя жизнь», – бросить опостылевшую учебу. Кстати, Наташа абсолютно счастлива, ей не нужно высшее образование. Да и мне тоже! Но как объяснить это мамуле? Я очень люблю ее и не могу разбить ей сердце.
От Спиридоновых мама вернулась крайне мрачная и сообщила:
– У Ани проблемы со здоровьем, ей предстоит долго лечиться, не до пения девочке. Ах, у меня голова разболелась, пойду к себе…
Совсем поздно, около полуночи, я услышала, как мама беседует с кем-то по телефону, и удивилась – обычно она укладывалась спать около одиннадцати. Полная любопытства, я заглянула в столовую, где у нас стоял аппарат, и услышала фразу: