Громовый удар прокатился над равниной. Земля задрожала, побежала из-под ног.
Животные замерли…
Там, далеко позади, раздалось шипение. Огромное облако пара поднялось вверх и закрыло собой озеро, трясину и болото, скрыло самый вулкан.
Широким потоком поползла лава…
Она скатилась по склонам вулкана, сжигая на пути заросли саговников и араукарий, гингко и цикадей. Хвощи, словно соломинки, подхватывались раскаленным потоком и исчезали в нем. Саговники и гингко склоняли свои вершины, на миг замирали, потом вспыхивали ярким огнем. Некоторые из них горели стоя, словно факелы. Громко трещали охваченные пламенем смолистые араукарии.
Лава доползла до озера, смела по пути заросли хвощей…
Пар, оглушительный свист, шипенье, и — вода исчезла. На ее месте теперь пузырилась и дымилась лава, висели клубы пара и сернистых газов.
Озера больше не было. А лавовый поток рос и рос, поднимался все выше и выше. Озеро наполнялось лавой.
Не прошло и часа, а озеро было уже полно до краев. Потом лава начала выливаться из берегов, потекла, разлилась и ринулась на трясину. Трясина была залита в несколько минут. Последняя преграда была сметена — лава разлилась по равнине.
Опять мегалозаврГорячий вихрь, несшийся впереди надвигавшейся лавы, словно отряд разведчиков перед армией, обжигал кожу, жег глаза. Едкие газы несли с собой удушье. Маленькие динозавры один за другим падали на землю, корчились и умирали. Стегозавр чихал, и при каждом чиханьи громко звенели гребни на его спине, а шипы хвоста терлись друг о друга и шуршали, словно тысячи высоких бамбуков.
Давился от кашля мегалозавр, припав к земле; один за другим начали чихать и фыркать игуанодонты.
Газы стелились по земле. Бронтозаврам, при их росте и длинных шеях, они не были так страшны, как другим ящерам. Но у них сверлило в носах, и им ело глаза, и они дышали с все большим и большим трудом.
Меньшие животные по одиночке выбирались из облаков пара, дыма и газов; они качались, спотыкались и пытались уйти подальше, на равнину. Но тут же падали и оставались на месте. Сернистые газы сжигали им легкие, и тот, кто подышал ими несколько минут, был приговорен к смерти.
Громко топоча ногами, тронулись вперед бронтозавры. Они шли не останавливаясь, давя и сметая с пути и живых и мертвых игуанодонтов, стегозавров и мегалозавров. Они даже не замечали, когда под их ногами с хрипом и стонами умирали растоптанные ими динозавры. Они не слышали, как хрустели раздавленные ими щиты огромных черепах.
Мегалозавр лежал обессиленный и скалил зубы. Он задыхался, и его ярость росла с каждой минутой. Он пытался встать и не мог. Это его раздражало, и он хватал зубами все, до чего мог дотянуться, лежа на боку. И когда около него опустилась нога бронтозавра, он повернулся и впился в нее страшными зазубренными клыками. Бронтозавр повернул в сторону, но не замедлил походки. Он рванул ногой и потащил за собой мегалозавра.
Бронтозавр шагал, а мегалозавр, судорожно сжавший челюсти, волочился за ним по земле. Обломанные стволы поросли царапали его бока, спина колотилась о камни и обломки, и боль приводила его в исступление. Он все крепче и крепче сжимал челюсти, словно рассчитывая, что это поможет ему избавиться от бесчисленных ударов, толчков и царапин.
Задняя нога бронтозавра наступила на хвост мегалозавру и придавила его к земле. Передняя нога поднялась… Мегалозавр не разжал челюстей. Нога шагнула… Тело мегалозавра вытянулось.
Передняя нога бронтозавра тащила его вперед, а задняя, придавившая хвост, не пускала. Мегалозавр вытягивался все сильнее и сильнее.
Всего несколько секунд прошло после того, как бронтозавр наступил хищнику на хвост.
Кожа на ноге бронтозавра была очень толста. Даже зубы мегалозавра не могли прорезать ее. Мегалозавр был прикован к передней ноге бронтозавра своими сжатыми челюстями. Но его растягивало, и хвост не выдержал — оторвался у самого туловища.
Кровь залила траву и забрызгала ноги бронтозавра. Мегалозавр захрипел и разжал челюсти. Он упал меж ног бронтозавра, и тут же на него наступила задняя нога, вдавила в землю, смешала с ней. А потом по хищнику проволокся тяжелый хвост.
Когда бронтозавры прошли, на земле осталось несколько кучек грязи, от которых пахло мускусом и цвет которых был странно красен.
Остался одинТучи затянули небо, солнце давно скрылось. Но вечерней прохлады не было. Жаром несло сзади, от потоков лавы, все дальше и дальше продвигавшейся по равнине.
Когда пришло время луны — бронтозавры не окоченели.
Им никогда еще не было так тепло днем, как в эту странную ночь, когда темнота светилась красным заревом, когда сзади грохотало и шипело, когда мрак ночи нес с собой не холод и сырость, а сухость и тепло.
Бронтозавры шли до тех пор, пока их не перестал подгонять запах серы и жар лавы. И только тогда они почувствовали ночь, только тогда они встретились с кругом луны.
Холоднее и холоднее становилась кровь, медленнее и медленнее текла по сосудам. Медленнее становились и движения бронтозавров, и наконец они застыли на месте, окоченели на открытой равнине, не защищенные ничем.
Эту ночь они могли не бояться — врагам было не до них.
Луны не было — небо покрыли тучи. Но позади ярко светило зарево и красными отблесками пятнило спины бронтозавров.
Они простояли на месте недолго. Лава ползла вперед, неся с собой смерть и — тепло.
Бронтозавры очнулись, подняли головы, осмотрелись. В красном полумраке виднелась равнина, на западе ярко сверкали залитые лавой озеро и трясина. Жаром дышала равнина, и жар становился все сильнее и сильнее. Лава двигалась вперед. Снова сильно запахло серой, снова дышать стало трудно, снова поднялись ноги, ступили…
И снова — впереди бронтозавры, далеко позади — лава. Ящеры шли вперед, лава текла за ними…
Утром солнце тускло светило сквозь тучи дыма и паров. Этот тусклый свет придавал странный вид равнине, покрытой лавой. Лава сверху застыла, затянулась тонкой корочкой. Но то тут, то там корочка лопалась, и из нее били огненные ключи. Казалось, что лава дышит, смеется. А на самом деле она остывала. Ключи были последним усилием, последней борьбой огня с холодом, последней встречей жидкого с твердым.
Корка становилась толще и толще. Но под этой коркой лава была жидкая и горячая. Вулкан не прекратил своей деятельности. И медленно, чуть заметно, лава продвигалась вперед, а из жерла вулкана лились и лились новые потоки, новые подкрепления огню и смерти.
Бронтозавры шли по равнине.
Теперь это было не все стадо, вышедшее с озера. Несколько бронтозавров погибло на равнине, а один отбился от стада. Это был тот самый, которого укусил за ногу мегалозавр. Вспыхнул страх перед хищником, снова как будто заболел раненый когда-то хвост, ему отозвалась прокушенная нога. Бронтозавр повернул в сторону и пошел один.
Он долго шел; потом, ночью, несколько часов простоял на месте, и снова в одиночку тронулся в путь, когда его согрел жар лавы. И теперь он шагал один по равнине, забирая все больше и больше к югу. Остальные бронтозавры пошли на восток.
VII. ГОЛОС ИНСТИНКТА
РекаДальше и дальше от грохочущего вулкана, дальше от потоков лавы, несущих с собой смерть, дальше от клубов дыма и газа!
Игуанодонты и мегалозавры, бронтозавры и стегозавры, динозавры и другие животные бежали от вулкана. Кто на юг, кто на восток. На запад и на север не бежал никто. Оттуда шла смерть.
Чем дальше отодвигался к западу вулкан, тем медленнее шли животные. И когда огненная туча слилась с яркобагряным закатом, когда нельзя стало отличить зарева вулкана от пожара зари, когда запах серы исчез, а ночь снова повеяла прохладой, — бегство кончилось. Жизнь взяла свое, и первыми это показали мегалозавры. Громкий рев, прыжок, и — стегозавр беспомощно шевелил шипами хвоста, а хищник грыз ему горло, брызгая на траву свежей кровью.
Бегство кончилось… Кончилось перемирие между хищниками и дичью, кончилась совместная жизнь и ночевки бок о бок. Вернулось старое — снова мир разделился на два отряда. Охотники и дичь. И снова стоны побежденного смешались с криками победителя…
Равнина привела бронтозавра к реке.
Река катила свои волны к морю, пробежав через леса и болота, рощи и равнины. В ее мутной воде смешались прозрачные воды ключей и родников, железистые источники пещер, ил болот и потоки дождевой воды. Тесными вереницами столпились деревья по берегам реки. Саговники и гингко, араукарии и цикадеи то склоняли свои ветви и листья над мутными струями, то поднимали их ввысь, дальше от воды, ближе к небу. Кусты и папоротники купались в брызгах реки, а хвощи, словно не утерпев, влезли в самую воду, по широким и тихим затонам.
Река была быстра. Но чем дальше шел по ее берегам бронтозавр, чем чаще валились под напором его тела хвощи, папоротники и цикадеи, тем медленнее и шире становилась река. Чаще и чаще встречались отмели. Заросли начали выбегать на воду, врезались в реку, разбивали своими стеблями мутные волны.
Еще день пути, и река разбилась на рукава, потерялась в зарослях и отмелях, островках и заливах. И вот — она исчезла. Сеть рукавов перемешалась, покрытая хвощами и болотными растениями, с заливами и болотами. Теперь река походила на большое подсыхающее озеро.
Бронтозавр огляделся. Он подошел к воде, глянул вперед, глянул на воду и заскрипел.
Никто не отозвался…
Бронтозавр не привык ступать по твердому дну. Он привык к тому, чтобы ноги вязли в иле и тине, вязли в мягком, податливом дне озер и больших болот. Он привык, чтобы его хвост путался в водорослях, чтобы кругом него была муть и клубилась илом вода. Здесь — галька чуть поскрипывала под ногами, ила не было, а хвост легко и свободно волочился позади тела. Вода не поднялась до спины, она закрыла ноги, и только.
И еще раз остановился бронтозавр: эта вода совсем не походила на обычную воду озер. Снова он оглядывался и скрипел. И снова было тихо, и он шел дальше.
«Где же водоросли?»Весь день бродил бронтозавр по рукавам и заливам, ища глубоких мест, ища илистого дна и подводных зарослей. Он ничего не находил — ни зарослей, ни ила, ни глубины. Галька и песок, чистая вода, мели… Только раз он на что-то натолкнулся и потащил из воды. Это была ветка гингко, застрявшая у тальковой гряды. Ветка с полусгнившими листьями…
Он ел молодые побеги хвощей в затонах, объедал ветви гингко, жевал траву. Он ел все это потому, что был голоден, но он предпочел бы другое. Водоросли, нежные и сочные, с запахом болота и тины, водоросли, с которых бежали струйки, когда он поднимал их над водой и жевал, — их не было.
Снова пошел бронтозавр по воде, забирая все дальше и дальше от отмелей и берегов.
Солнце вспыхнуло в последний раз, зажгло облака и скрылось. Ярко-зеленый луч осветил закат, мелькнул, словно стрела, на миг вылетевшая откуда-то снизу, и погас. На востоке поднялась и стала расти темно-синяя тень. Она ширилась и охватывала небо.
Закат потух, прохлада окутала реку, туман поднялся над хвощами. Черепахи поджали ноги и спрятали хвосты и головы под щиты, саламандры вылезли из чащ, раки поползли по отмелям, громко стуча клешнями. Галька перекатывалась и тихо шуршала под их жесткими коленчатыми ногами.
Вода плескалась около ног бронтозавра, огибала его струйками и спешила слиться снова в одно течение, тихое и ленивое…
На следующий день бронтозавр двинулся вниз по реке. Рукав был неглубокий, и он шел по воде, брызгаясь и плескаясь так, что его было слышно издали. Но услышать его было некому — ни на реке, ни в зарослях, ни на далеких лугах не было видно ни одного животного.
В середине дня бронтозавр добрался до огромного залива. Вода в нем была чуть соленая — сюда забегало на час-другой море во время бурь и высоких приливов. По берегу залива сплошной стеной тянулись заросли хвощей, а на середине было глубоко и здесь были заросли водорослей. Тинистое дно чуть опускалось под ногами ящера — тина лежала на тальковой подкладке.
Водоросли, тина…
«Вода — спасенье», — шепнул инстинкт. Бронтозавр пристально посмотрел на широкую гладь залива, словно ища на ней черных холмов.
Холмов не было, вода залива была гладка, и только кое-где нежная рябь указывала на подводные заросли.
Струйки воды переливались на солнце, брызги ярко сверкали, облачко радужной пыли окутало голову бронтозавра. В его пасти был пучок водорослей, только что вытащенных из воды…
Опять не такЗалив был похож на озеро: он был так же велик, его водоросли вкусны, а вода тепла и глубока. И все же, бронтозавру чего-то не хватало. Он был один, и ему нужна была пара.
Инстинкт размножения, инстинкт сохранения рода требовал пары. Но ни одного бронтозавра не было видно на заливе, ниоткуда не доносился громкий скрип, нигде не поднимались над водой темные холмы с длинными шеями и маленькими головами.
Все чаще выходил бронтозавр из залива и бродил по соседним зарослям, выходил на луга и болота, напряженно всматривался в туманную мглу дали. Все чаще он едва успевал вернуться к ночи на воду. Но нигде в окрестностях не было видно бронтозавров.
Тогда он вышел из залива, прошел через заросли, миновал топкие болота и очутился на лугу. Этот луг тянулся до самого горизонта, и, только там, где синее небо сливалось с бурой зеленью луга, темнели леса. Бронтозавр повернул и пошел параллельно реке, к туманному сиянию, видневшемуся вдали, над морем. Болота и трясины, ручьи и речки, путаная смесь воды, зарослей и трясин, — вот его путь.
В болотах, незаметно переходивших в морской залив, он остановился. Здесь было столько воды и зарослей, что бронтозавр никак не мог разобраться в них сразу. Как высоко ни поднимал он голову, ничего, кроме зарослей и островков, воды и отмелей не было видно.
Переходя с рукава на рукав, с болота на болото, с озерка на озерко, он шел много дней. И к концу недели он услышал где-то далеко-далеко знакомый скрип. Он даже не услышал его, а только почувствовал, так слабы были звуки. Но инстинкт подсказал ему то, чего не разобрало ухо.
«Здесь»…
И бронтозавр громко заскрипел, подняв голову и напряженно всматриваясь вдаль. Он скрипел до тех пор, пока у него не перехватило дыханье. Прислушался — но не услышал ответного скрипа. Ничто не нарушало тишины.
Бронтозавр шагнул в одну сторону, потом в другую, повернулся, пошел назад. Остановился, заскрипел и снова зашагал. Он не знал куда идти, а инстинкт повторял: «здесь», «здесь», «здесь». Это «здесь» тянулось на десятки километров, убегало к горизонту, сливалось в мутную мглу болот и озер, зарослей и рукавов.
Где-то, на каком-то рукаве, озерке, болоте… Но — где?
Он бродил и скрипел. Он делал сотню-другую шагов, останавливался, вглядывался в заросли и болота.
«Здесь», — говорил инстинкт, и бронтозавр брел дальше, шурша зарослями и громко чвакая в трясинах.
«Здесь», — и бронтозавр перебирался с рукава на рукав.
«Здесь», — и он ломился сквозь заросли хвощей.
«Здесь», — и он проваливался до живота в трясину, вяз в ней ногами и хвостом.
«Здесь», — и он шел по отмели, разметывая песок и перемешивая его с галькой.
«Здесь»… но наступал вечер, солнце пряталось, и бронтозавр окоченевал с тем, чтобы на следующий день снова начать поиски.
VIII. СОПЕРНИК
ПриливПриливная волна в полнолуние была высока, и море пошло на землю.
Словно неприятельские отряды ворвались в страну врага — волны пошли приступом на берег, низкий и пологий. Они проникли в болота и озера, вошли в рукава реки, осолонили воду заливов и затонов. Хвощи согнулись под напором моря, а водоросли перепутались и комьями всплыли, оторванные от дна, на поверхность мутной воды.
Вместе с волнами пришли и жители моря.
В большом затоне, залитом приливом, занесшим морские волны на много километров вглубь страны, закопошились странные существа. Вода затона, всегда пресная, а теперь солоноватая, не была для них подходящей средой. И все эти губки и медузы, морские ежи и звезды, черви и моллюски, осьминоги и каракатицы, — медленно умирали. Их тела, пропитанные солью моря, жадно впитывали в себя пресную воду затона, разбухали и росли, растягивались, становились большими и словно раздутыми. Животные пили воду кожей, пили так старательно, словно хотели выпить весь затон. А потом — они погибали и опускались на дно, где их заносил навсегда тонким слоем ил.
Гигантские осьминоги беспомощно шевелили щупальцами — круглыми присосками, вытягивали их, обвивали ими стволы хвощей, росших в прибрежной воде, обвивали друг друга, переплетались студенистыми телами. Их рты раскрывались и громко щелкали челюсти, похожие на клювы попугаев. Глаза ярко сверкали в мутной воде, а запах мускуса становился очень сильным. А потом — глаза тускнели, щупальца обвисали, тело разбухало, и осьминог тяжело ложился на дно.
Словно спасаясь от неведомого врага, выпускали клуб за клубом черную жидкость каракатицы, скрываясь в чернильной мути. Но муть не спасала их: враг — пресная вода — был везде.
Море принесло и гигантов морской волны. Они были сильны и живучи, пресная вода не могла сразу погубить их тела, одетые то толстой кожей, то крепким панцирем чешуи. И в рукавах реки — как в морских волнах — они боролись за жизнь, нападали и защищались.
Похожие на дельфинов ихтиозавры разрезали волны реки высокими спинными плавниками, а их большие хвосты рассекали воду с резким шумом пароходных винтов. Большие акулы стаями гонялись за ихтиозаврами, нападали на них сбоку, сзади. Они избегали только одного — подплывать к ихтиозаврам спереди. Длинные челюсти ихтиозавра были усажены множеством острых зубов, и прожорливые рыбы кружились около него, старательно увертываясь от ударов сильных челюстей. Удары хвоста, удары плавников ихтиозавра разгоняли акул, но они тут же собирались в стайку, снова нападали, снова на ходу рвали зубами бока ящера.