– Давай удостоверение, – сказал он.
Виталий послушно вынул пластиковую книжечку и протянул ему. Терентьев, раскрыл ее, вставил в щель считывателя и принялся что-то вводить, но не вручную, а по заранее подготовленному шаблону, не иначе. Вся процедура заняла минуты полторы; глайдер к этому времени как раз набрал высоту и лег на маршевый отрезок траектории.
– Ну, вот и все, – вздохнул Терентьев, закончив.
Он вынул удостоверение из щели, вернул Виталию, а сам снова склонился к сейфу – прятал терминал, наверное.
Виталий украдкой заглянул в свой документ.
– Смотри, смотри, – подбодрил его Терентьев, не меняя позы и глядя по-прежнему влево и вниз. – Должен же ты знать, где служишь?
Личные данные, понятное дело, не изменились – имя, фамилия, дата рождения, изображение-голограмма. А вот в графе «воинское звание» теперь и впрямь значилось «капитан». Лейтенантом Виталий не пробыл и трех полных суток.
– Мобпредписание давай тоже, – велел Терентьев, и Виталию пришлось на пару секунд отвлечься.
Уже вынув прямоугольничек предписания, Виталий внезапно засомневался.
– Я же его должен предъявить кадровику в части, – пробормотал он нерешительно. – И сдать ему же.
Терентьев, не разгибаясь, поглядел на Виталия снизу вверх.
– Я и есть кадровик, – сообщил он. – Давай.
«Да пропади оно пропадом! – подумал Виталий сердито. – Велели подчиняться – вот и подчинюсь».
Он протянул капитану мобпредписание и снова принялся разглядывать удостоверение личности.
Помимо нового звания в документе появились отметки об окончании Академии с итоговой суммой баллов 49.9247, о присвоении специальности «пилот-инженер» начальной категории и о зачислении на действительную воинскую службу в подразделение R-80 на должность интенданта.
Последняя отметка была датирована сегодняшним числом, остальные – позавчерашним.
Терентьев уже запер сейф, выпрямился и откинулся в кресле. Голову он повернул вправо, к Виталию.
– Можешь спрашивать, – ровно сказал он.
Виталий за эту возможность, ясное дело, с радостью ухватился:
– За какие заслуги в капитаны произвели?
– Ниже капитана у нас не положено, – с ленцой пояснил Терентьев. – Так что считай это стартовым бонусом.
– А выше? – ехидно уточнил Виталий.
Терентьев был старше Виталия лет, наверное, на десять, вряд ли меньше. Откровенно говоря, за это время можно было уже и до майора дослужиться, особенно в шурупах. Выпустился лейтенантом, пять-семь лет – капитан, еще пять-семь – майор… Тем более сам говорит – лейтенантов у них нет, сразу же повышают.
– Объясняю популярно, – совершенно без злости принялся рассказывать Терентьев. – Во-первых, зря зубы скалишь. Погоны у меня капитанские, да. И в книжечке написано – капитан, в той, что с собой ношу и везде показываю. Но вообще-то я полковник. Знать тебе это надо, а вот болтать об этом – извини, не следует. Мы отобрали именно тебя, и ты прекрасно понимаешь – мы сделали это не от фонаря. А значит, болтать ты не станешь. Ты пока не представляешь куда попал, но это мы быстро поправим. Должность разобрал свою?
– Разобрал. Интендант.
– Знаешь, что это?
– Знаю. Снабженец.
– Верно, – подтвердил Терентьев. – По сути. Наверное, ты догадался, что это тоже ширма, как мое капитанство.
Тут у Виталия начали возникать новые подозрения, куда же он на самом деле угодил. Но вот так вот сразу – все-таки не верилось.
– Эр-восемьдесят, – невольно понизив голос, спросил он, – это разведка или что-то вроде?
Терентьев усмехнулся:
– Нет, не разведка. Не разведка, не спецназ, не «Альфа», не «Вомбат». Но понятно, что подразделение закрытое и секретное. Кстати, как на борт прибудем, дашь подписку, будь готов.
Виталий слушал, затаив дыхание.
– И чем предстоит… заниматься? – поинтересовался он, поскольку собеседник умолк.
– Об этом после подписки, уж извини. Пока тебе полезно знать вот что: ко мне обращаться как к капитану. О полковнике забудь. Совсем забудь, за ненадобностью. Уставщина не обязательна. Корректность обязательна. Твой прямой начальник – я, и только я. Приказы других лиц старше по званию открыто не игнорировать, а свои действия в обязательном порядке согласовывать со мной. Первое время мы постоянно будем вместе, так что наломать дров у тебя вряд ли получится. Главный принцип: не знаешь, что делать, – спроси у меня. Только у меня, ни у кого больше. Я не зверь и не идиот, прекрасно понимаю, что тебе нужно войти в курс дела и втянуться в работу и что на данный момент твоя осведомленность мало отличается от нулевой. Поэтому я буду тебя учить. Но не так, как в Академии, на это нет времени. Учиться и вникать будешь по ходу дела, так сказать – в боевой обстановке. Это понятно?
– П-понятно, – напряженно кивнул Виталий.
– Ну и еще одно, – добавил Терентьев. – В принципе, это не имеет особого значения, но расскажу уж, традиция такая. Четырнадцать лет назад я выпустился из той же Академии, которую ты только что закончил. Четырнадцать лет назад я точно так же сидел в таком же глайдере, только предыдущей модели. И сидел я на том месте, на котором сейчас сидишь ты. Потный и злой на весь мир, в ненавистной шурупской форме. А на моем месте сидел некий староватый для капитана офицер и говорил мне примерно то же, что сейчас говорю тебе я. Этот офицер с недавних пор – шеф нашего отдела, скоро его увидишь. И когда придет время ему снова уходить на повышение, а будет это лет, наверное, через десять – пятнадцать, я, если доживу, займу его место. А ты, если тоже доживешь, полетишь в Академию и привезешь оттуда такого же потного и злого на весь мир мальчишку в ненавистной шурупской форме. И по дороге будешь сидеть там, где сейчас сижу я, и вкручивать ему примерно то же, что сейчас слышишь. Ты понял нашу систему…
Тут Терентьев ухмыльнулся и только после этого закончил:
– …шуруп?
Чувствуя в груди странную пустоту, Виталий торопливо закивал:
– Кажется, понял…
4Маткой оказался заслуженный шлюп-пятисотка. Глайдеров на борту у него имелось даже два, и это притом, что жилые отсеки комплектовались также на двоих. Всего лишь – в принципе, на пятисотку легко умещались пять – семь человек экипажа, в зависимости от назначения и спецификаций. Когда глайдер с Терентьевым и Виталием пристыковался к фермам на верхней палубе, а затем и ушел сквозь шлюз в ангар, Виталий этого еще не знал, поэтому первым после финиша словам шефа реально удивился.
– Этот, – Терентьев небрежно указал на второй глайдер в ангаре, – твой. Потом осмотришь.
«Ничего себе! – оценил Виталий. – С первого дня службы сажают на машину? Да куда ж я, черт возьми, умудрился встрять? В первый же день звезду на погоны, в первый же день машину! Да, во флоте не везде так! Звезду, во всяком случае, даже фон Платену вряд ли повесят раньше пары лет выслуги!»
Но это были еще цветочки. Ягодки начались, когда Виталий увидел свою каюту. Отдельную.
Никто и никогда не предоставляет молодняку отдельных кают – на борту младшие офицеры живут по трое, по четверо, если очень повезет – то по двое. Но в отдельных каютах – никогда, отдельные не всегда и майорам достаются, причем тут даже класс судна не всегда важен. Ну, командир, старпом и старинж – понятно, им по корабельному статусу положено. Начальник разведки, если есть, – тоже понятно, у него в сейфе многое хранится, что чужим глазам незачем доверять, даже если это его подчиненные.
Нет, каюта Виталия не была отделана красным деревом с позолотой, шикарной она была не в этом смысле.
Она была двухкомнатная. Спальня отдельно, кабинет отдельно. За счет того, что полка-рундук в каюте имелась только одна, нижняя, на месте верхней устроили просторную антресоль с дверцами, а поскольку штатный шкафчик, рассчитанный опять же на двоих, наличествовал и, в свою очередь, полностью принадлежал Виталию, тот понял, что еще долго будет обрастать вещами, чтобы занять хотя бы половину предоставленной кубатуры.
В кабинете полукольцом красовались аж четыре терминала, явно сопряженных; чуть в стороне помещался довольно просторный для интерьеров пятисотки письменный стол, а по переборкам – сплошь полки с документацией и спецлитературой на пластике. То есть безо всяких компьютеров и сетей можно работать. Отдельно – здоровенный экран посреди стены, то ли трансляция, то ли видео.
Зато санузел оказался практически стандартным; Виталий начал уже опасаться, что обнаружит там что-нибудь наподобие биде или джакузи. Ничего подобного: стандартный судовой вакуумный унитаз, рукомойник и душевая кабинка, правда, последняя с ионным режимом, что в принципе на кораблях встречалось, но опять же в основном по каютам старшего командного состава.
В общем, порядком озадаченный Виталий оставил чемоданчик в рундуке под полкой (оттуда в случае внезапных маневров корабля уж точно не вывалится и не примется летать по каюте) и поспешил в кают-компанию, как и велел Терентьев. Примерно на полдороге Виталий начал понимать, что кают на этой пятисотке всего две, зато обе просторные, а кают-компания чуть уменьшенная, но двоим все равно хоть конем гуляй. И начал подозревать, что они с Терентьевым и есть весь экипаж.
В общем, порядком озадаченный Виталий оставил чемоданчик в рундуке под полкой (оттуда в случае внезапных маневров корабля уж точно не вывалится и не примется летать по каюте) и поспешил в кают-компанию, как и велел Терентьев. Примерно на полдороге Виталий начал понимать, что кают на этой пятисотке всего две, зато обе просторные, а кают-компания чуть уменьшенная, но двоим все равно хоть конем гуляй. И начал подозревать, что они с Терентьевым и есть весь экипаж.
Конечно, это было странно и несколько поперек флотских обычаев, но Виталий с момента «покупки» его капитаном таинственного R-80 столкнулся с таким количеством странностей, что устал удивляться. Удивлялка распухла, как сказал бы майор Никишечкин со свойственной ему грубоватой непосредственностью.
Терентьев дожидался в кают-компании, за столом. Там же, на столе, белел отпечатанный на нескольких листиках документ и лежало стандартное стило-самописка.
– Присаживайся, капитан, – велел Терентьев. – Читай сначала про себя, потом вслух. Я обязан тебя предупредить, что звукозаписывающий модуль включен, идентификатор голоса – тоже.
«ПОДПИСКА О НЕРАЗГЛАШЕНИИ СЛУЖЕБНОЙ ТАЙНЫ», – прочел Виталий заголовок.
В целом текст был суховат и канцеляричен, но прост и понятен с первого прочтения, что вообще-то редкость для официальных документов. Состоял он из трех разделов. Первый был посвящен тому, что именно в подразделении R-80 является служебной тайной. Судя по тексту, ею являлось практически все, связанное с поручениями и заданиями. Объем информации, открытый для разглашения, на каждом задании оговаривался особо. Суть заданий не объяснялась никак, видимо, заданий Виталию выполнить предстояло много, и были они очень разные.
Второй раздел объяснял, что бывает за разглашение служебной тайны. В данном случае за болтливость грозил трибунал по законам военного времени, где девяносто процентов статей карались расстрелом.
Третий раздел и был, собственно, подпиской, где Виталию предстояло подтвердить, что он ознакомлен с данным текстом, согласен с ним и расписаться в этом.
Чуть ниже еще имелась строка: «Инструктаж провел ______________», где, без сомнений, позже укажет свои имя и фамилию капитан Терентьев и тоже распишется.
Кроме всего прочего, Виталий без особого труда понял, что звукозаписывающий чип встроен прямо в пластик заглавного листа и в данный момент действительно включен. Поэтому он спокойно и чуточку торжественно, как недавно на принятии присяги, зачитал распечатанный текст, что нужно – внес, где положено – расписался и так же спокойно передал подписку шефу. При этом он прекрасно осознавал, что если раньше какие-то теоретические проценты все повернуть вспять и получить новое назначение еще имелись, то с этого момента их просто не осталось.
– Замечательно, – удовлетворенно пророкотал Терентьев, делая отметки в подписке и убирая ее в герметичный конверт. – Пойдем, заодно покажу где у нас служебный сейф и дам к нему коды.
Сейф располагался в ходовой рубке, на штатном месте. Виталий сразу его увидел. Однако это оказался не тот сейф – Терентьев кратко ему объяснил, что там хранится только полетная документация. Служебный же сейф оказался неплохо замаскирован, не вдруг и отыщешь. Код Виталию пока полагался только от верхней секции, об этом Терентьев честно предупредил и тут же спрятал подписку Виталия в нижнюю.
Виталий в этот момент подумал, что полученный код и местонахождение сейфа – это первая информация, за разглашение которой его теперь могут совершенно законно расстрелять, но нельзя сказать, что испытал трепет или еще какие сильные чувства – как-никак он шесть лет подспудно готовился и привыкал к мысли: допуск к секретной информации имеет любой офицер и хранить тайну обязан сознательно и твердо, иначе зачем вообще все – офицерство, флот, служба?
– Ну что? – вопросил Терентьев, глядя на наручные часы, когда сейф был закрыт и опечатан. – Пить еще не устал? Даже если устал – придется еще по сто пятьдесят. Традиция. Но потом – сухой закон на весь срок обучения.
– К традиции готов, господин капитан, сэр, – вздохнул Виталий не очень старательно козыряя.
– Господина капитана рекомендую опускать даже при контактах с другими военными. Если нужно обратиться ко мне или к начальнику отдела – обращайся просто «мастер». Я к нему, по правде говоря, обращаюсь так же. Тебя первое время положено именовать стажером, совершенно официально, поскольку первые три месяца тебе зачтутся как стажировка.
– А как шеф обращается к вам? – поинтересовался Виталий и тут же подумал, что вопрос его, вероятно, запредельно наивен и неуместен.
Однако стажеру простителен, потому что Терентьев без тени смущения ответил:
– Меня шеф зовет кадетом.
– До сих пор? – поразился Виталий. – Все четырнадцать лет?
– Ага. Но, полагаю, скоро перестанет. Догадываешься почему?
– Потому что появился я, а кадет может быть только один, самый младший? – предположил Виталий.
– Именно, – подтвердил Терентьев. – Но что придумает шеф для меня – не рискну предположить. Его самого в бытность на моем месте именовали юнкером. Уж не знаю почему.
Они вернулись в кают-компанию, по пути заглянув на камбуз. Теперь Виталий знал, где хранятся рационы и напитки, в том числе коньяк, а кроме того, познакомился с графиком дежурств по камбузу, который находился в полной противофазе с вахтами в рубке. Если корабль стоял где-нибудь на швартовке, вахты отсутствовали, а дежурный по камбузу автоматически считался и дежурным по кораблю, если это не оговаривалось особо.
Настолько куцый экипаж имел и свои недостатки – формально свободного времени не оставалось вообще. Но, с другой стороны, готовить на двоих не скажешь, что очень обременительно. И порядок на камбузе потом наводить – тоже.
Терентьев быстро и явно привычно сообразил ужин на двоих – банкет-то они пропустили вместе с балом. Виталий отнес готовое в кают-компанию. И состоялся у них с новым шефом разговор за ужином. Вернее, не разговор – скорее лекция, потому что говорил в основном Терентьев, а Виталий лишь иногда что-нибудь спрашивал.
– Ну что, стажер, – сказал Терентьев, вставая. – Давай за знакомство и зачисление. Не так часто у нас появляются новобранцы. Ты первый после меня. Служить нам с тобой предстоит долго – если, конечно, судьба военная не велит сложить голову раньше срока.
Когда выпили, Виталий осмелился на робкий вопрос:
– А что… служба интенданта настолько… опасна?
– Интенданта – не особенно, – пояснил Терентьев жуя. – Но ты же понимаешь, наше интендантство всего лишь прикрытие. А вообще учти: на некоторые объекты авангард флотской разведки, куда ты так рвался, попадает только после нас. Не всегда, но достаточно часто.
– Н-да, – Виталия хватило только на это короткое и обтекаемое междометие.
– Именно так. Поэтому знай и помни: с виду мы шурупы. Но служба иной раз складывается так, что флотским позавидуешь. Только никто об этом обычно не знает, а жить-служить тебе придется в мире, где к шурупской форме относятся с презрением. И ты будешь это терпеть, а обиды глотать, потому что другого выхода у тебя нет. Эр-восемьдесят, братец. Стисни зубы и молчи. Привыкнешь со временем, все привыкли, и я, и шеф, и четвертый, бывший начальник отдела, а теперь наш верховный босс, покровитель в самых высоких правительственных кругах, тоже в свое время привык. Официально он уже не на службе, и мы с тобой пока о нем знаем всего-навсего, что он существует, да и то лишь между собой. Но когда-то он прошел все ступени эр-восемьдесят: твою, мою и шефа.
– Значит, ступеней всего четыре? – уточнил Виталий.
Ему и впрямь было любопытно до дрожи – юношеский пыл за время учебы не успел выветриться начисто, и детская страсть ко всяческим казакам-разбойникам в Виталии Шебалдине отнюдь не уснула. Да еще пришло четкое осознание: предстоящие казаки-раз-бойники ни в коем случае не игра, там все всерьез и по-крупному. Слишком уж обыденно Терентьев говорил о возможной гибели – так говорят только на настоящей войне. Впрочем, военные во все века гибли и безо всяких войн.
– Да, четыре. Ты – стажер, учишься, у меня на подхвате. Я – основной оперативник, плащ, так сказать, кинжал и все такое. Начальник отдела – общее руководство, ну и взаимодействие с флотом, войсками и гражданскими. И покровитель на самом верху, невидимый и почти неощутимый, пока нам жопу не начнет припекать всерьез. Но учти, это не значит, что можно расслабиться и наломать дров: натворишь глупостей, спасать тебя никто не станет, чик – и нету стажера. Даже притом, что у нас каждый человек – штучный товар, долго учат, но и спрашивают по-взрослому. Уяснил?
– Вполне…
– Тогда по второй, и с алкоголем на этом все. Давай, стажер!
Бутылка с коньяком так и простояла до самой ночи на столе нетронутой – никто к ней больше не прикоснулся. Виталию, говоря начистоту, не слишком и хотелось продолжать – ему было интересно, он слушал.