Инна побледнела. Она представила, что такой человек, как Светлана Анатольевна, может сделать с Павликом, с ее Павликом… и ей стало страшно. Впрочем, делать с ним ничего не нужно, Павлик просто умрет, оставшись без матери.
– Светлана Анатольевна, неужели вы во мне сомневаетесь? По-моему, я уже доказала вам свою преданность.
– Доказала, но тем не менее мой жизненный опыт говорит, что людям можно верить лишь тогда, когда держишь их за горло.
– Я сделаю все точно так, как вы мне скажете.
– Не сомневаюсь, милая. Я так только, для верности напомнила тебе о сыне и о документах в сейфе.
Костромин опять вызвал Лену к себе в кабинет. Во-первых, он выполнял указания управляющего, а во‑вторых, что-то ему было не по себе. Казалось, что он чего-то не предусмотрел, упустил. Он разглядывал сидящую напротив него девушку и поражался той перемене, что произошла в ней за несколько месяцев ее работы в банке. В молодой женщине с трудом можно было узнать ту тихую скромницу, которая пришла к ним работать по рекомендации Строганова. Та не была дурнушкой, просто находилась вся в себе. И теперь за несколько месяцев из куколки появилась бабочка-красавица. Гладкие блестящие волосы, огромные глаза, одета со вкусом, держится с достоинством, но нет высокомерия и самоуверенности. И дело тут не в том, что сейчас у нее появились деньги на одежду и прочие дамские штучки, это сделал Строганов. Хотя на пустом месте ничего не бывает. Все это было спрятано в ней глубоко, а он сумел разбудить и выпустить на поверхность ее очарование.
Костромин смотрел на Лену, глубоко задумавшись… Слишком, слишком хороша… И явно неглупа. Не ошибся ли он, все ли сделал как надо?
– Леночка, – обратился он к ней ласково, – как вы себя чувствуете?
– Что вы этим хотите сказать? – удивленно отозвалась она.
– Ну, я хотел сказать, – он сделал вид, что смутился, – вы так переживаете смерть Александра Васильевича…
Она демонстративно промолчала, тем самым давая ему понять, что не желает продолжать этот разговор.
– Все это очень печально, – произнес Костромин, – но видите ли, в чем дело. Я вынужден снова вас побеспокоить, ибо… – Он остановился, заметив в ее глазах насмешливые искорки, так она отреагировала на слово «ибо», раньше совершенно ему не свойственное.
Впрочем, она тут же придала взгляду спокойную безмятежность и опустила длинные ресницы. Костромин против воли залюбовался ею и подумал, что, если бы не сегодняшняя взрывоопасная ситуация в банке, он бы не отказался завести с ней легкую интрижку, совсем необременительную и ни к чему не обязывающую. Но тут же отбросил от себя эту мысль, потому что, во‑первых, момент для интрижки сейчас был самый неподходящий, а во‑вторых, в глубине души он понимал, что эта девушка не станет заводить мелкие шашни ни с кем, а уж с ним в особенности.
Лена, в свою очередь, рассматривала Костромина из-под ресниц и думала о том, как он ей неприятен. Казалось бы, во внешности его не было ничего отталкивающего и обращался он с ней подчеркнуто вежливо, но смутное чувство поднималось в ней всегда, когда они разговаривали или просто находились рядом. Чувство свое она понемногу определила, это было недоверие. Лена никогда не доверяла этому человеку. Все началось с того, что она, через несколько дней после первого свидания с Александром в квартире Костромина, поймала на себе его внимательный взгляд.
«Он знает!» – подумала тогда Лена.
И хотя на ее вопрос, знает ли Костромин, что именно она, Лена, была у него дома со Строгановым, а не какая-то другая женщина, Александр отвечал отрицательно, Лена поняла: Костромин все про нее знает. Это было неприятно. Словно невзначай, не акцентируя внимания, она потихоньку расспрашивала Александра про Костромина – кто такой, откуда взялся.
– Мы старые знакомые, – отвечал Строганов, – учились вместе.
– Дружили? – уточнила Лена.
– Ну да, – ответил он, чуть помедлив, и этой крошечной паузы оказалось достаточно, чтобы Лена прониклась к Костромину еще большим недоверием.
И когда Вовчик, никак не хотевший угомониться и все преследовавший Лену, хотя она не давала ему никакого повода, выследил ее как-то со Строгановым у банка, а потом ворвался домой и устроил скандал, она сдуру пожаловалась Александру. Тот предложил поручить пустяковое дело Костромину, но Лена аж в лице переменилась.
– Ни в коем случае! Я сама все улажу!
– А то смотри, у него для этой цели есть ребята, научат твоего хахаля уму-разуму – на километр к тебе не подойдет! – Александр засмеялся как-то неприятно, и Лена поняла, что сделала большую глупость, ведь все мужчина ревнивы.
Давать Костромину такой козырь против себя Лена никак не могла. Следовало срочно нейтрализовать Вовчика, пока он не попался на глаза банковским. Пришлось привлечь к сотрудничеству его мать. Тетя Валя встретила Лену не слишком любезно, но, увидев, как она теперь выглядит, только тяжело вздохнула – она поняла, что Вовчик Лене не пара. Лена умоляла ее повлиять на сына, и тетя Валя сделала все, что могла. Вовчика отправили за границу на месяц, там он подцепил новую девицу и Лене больше не докучал.
Сейчас Лена была сильно обеспокоена: чего хочет от нее Костромин? Был ли он в курсе ее встреч с Гариком? Кто убил Гарика и почему?
– Лена, – перебил ее мысли Костромин, – с вами ничего за последнее время не случилось? Уже после смерти Александра Васильевича.
– Ничего особенного. – Она пожала плечами.
– Ну а конкретней? – насторожился он.
– Потеряла перчатки, парижские, – вздохнула Лена, – вы не представляете, как жалко.
Да она издевается над ним! Костромин почувствовал, как вспотели ладони.
– Послушайте, дорогая моя девочка, – он заметил, что Лена слегка поморщилась от такой фамильярности, – вас брал на работу Александр Васильевич Строганов, и при всем моем уважении к покойному сейчас, когда банк переживает тяжелые времена и грядет большое сокращение, я не смогу вас защитить, если вы сами не хотите пойти мне навстречу. Вам ясно?
– Куда уж яснее! – усмехнулась Лена. – Что вы хотите?
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне, ничего не утаивая, какие события произошли с вами за последнее время.
– А почему вы думаете, что за последнее время со мной должно было что-то произойти? – удивилась Лена, и он понял, что сболтнул лишнее.
«Он знает! – пронеслось в голове у Лены. – Он следит за мной по долгу службы или сам по себе, но он знает, что я встречалась с Гариком и что бедный «попугайчик» сообщил мне кое-что интересное. Но знает ли он, что именно Гарик мне сообщил? И кто же все-таки его убил?»
– Уверяю вас, Юрий Николаевич, вы ошибаетесь, со мной ничего не случилось.
«Все врет! – думал, в свою очередь, Костромин. – Она должна была рассказать мне хотя бы то, что за ней идет слежка. Она это скрыла, но почему? Что рассказал ей Строганов? Или она ведет свою игру?»
На столе у Костромина зажглась кнопка местной связи.
– Юрий Николаевич, возьмите трубку, это из прокуратуры, – раздался голос секретарши.
Костромин сухо кинул Лене «вы свободны!» и взял трубку.
Лена вышла из кабинета очень обеспокоенная. Костромин прямо угрожал ей увольнением. Она уже привыкла к этой мысли, ведь теперь, когда Строганова нет, она долго в банке не продержится. Она заскочила по пути в туалет, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Копошась в сумочке, она заметила, какой там беспорядок. С тех пор как она выбежала сломя голову из офиса убитого Гарика, руки не доходили привести содержимое сумки в порядок. Пока она нетерпеливо искала в этой беспорядочной куче мелочей пудреницу, ей под руку попалась какая-то бумажка. Листок был тонкий, почти прозрачный и, вероятно, разрезан пополам. На нем была напечатана цепочка цифр, обрывавшаяся по линии разреза. Очевидно, где-то существовала вторая половина разрезанного листка. Откуда бумажка попала к ней в сумку? И Лена вспомнила, как она поспешно собирала высыпавшиеся из сумочки вещи там, возле мертвого Гарика. И листочек взяла с собой в суматохе, по ошибке, иначе никак нельзя было объяснить его появление. И что это за цифры? Лена в задумчивости сложила листок в четыре раза и убрала в потайное отделение сумочки, потом наскоро припудрила нос и щеки, подправила рисунок губ и поспешила на рабочее место.
Гарик сказал: «Все идет по плану» и еще – «Он мне должен». План Гарика явно не предусматривал такого конца – собственной смерти.
Нехорошие мысли преследовали Лену весь день. Вечером она ужинала в своей комнате и думала, думала… Что могло связывать двух таких разных людей – Гарика и Строганова? Какие у них были общие дела, за которые Александр остался должен бедному Гарику? Упоминание о Лондоне, номера счетов… Неужели Александр задумал ограбить собственный банк? Лена чуть не подавилась бутербродом. Все сходится, сделать это он хотел с помощью Гарика, тот сам сказал про себя Лене, что он классный хакер. С виду полное чучело, а голова соображала. Во всяком случае, первая половина плана явно удалась. Не зря Костромин так дергается – деньги пропали. Его тягают к начальству, потому что из банка уплыла крупная сумма денег, а вовсе не потому, что погиб Строганов. И Костромин так нервничает вовсе не из-за смерти своего друга, если можно так выразиться.
Всем, кто знал про деньги, велено молчать, но какие-то слухи, намеки доходят даже до Лены, а уж о том, что в банке неприятности, знают все. Но получается, что те, кого могут обвинить в пропаже денег, убиты. Лена вспомнила, как Гарик не обращал внимания на ее слова про смерть Строганова… Значит, вот какой у них был план… Если в банке куда-то уплыла крупная сумма денег, то подозрение падает на того, кто об этом знал. А так получается – нет человека и спроса с него никакого.
«Не могу поверить, – сказала Лена самой себе, – это чудовищно и абсолютно неправдоподобно. Но почему же тогда Александр так странно вел себя в тот последний день?»
Ведь они всячески скрывали свою близость, он очень на этом настаивал, а в тот день вдруг подошел при всех к ее столу, выдумал какую-то ерунду, оторвал от дела, а потом сказал тихонько, глядя в ее удивленные глаза:
– Поедем куда-нибудь, пообедаем!
Лена подчинилась, недоумевая. И потом, когда вышли к машине и он послал ее обратно в банк выяснить мелкий вопрос, Лена тоже удивилась, но пошла. Александр раньше никогда так не делал, он вообще никогда ничего не забывал. В первые дни после трагедии Лена думала, что Александр предчувствовал свою смерть и захотел проститься с ней, Леной. Но теперь-то она понимает, что все было продумано заранее.
Но ведь она видела его в горящей машине, возразила сама себе Лена.
«Нет, – ответил ей внутренний голос, – ты видела, как он сел в машину, а потом только горящий факел, уже после взрыва, через секунду, но после. А полиции ты сказала, что видела все».
Она вообще тогда ослепла и оглохла от горя и ничего не помнит. Неужели это тоже было частью его плана? Ее горе, ее рыдания там, у машины. Она – свидетель. Она рассказала, что видела, и ей поверили, вот какой замечательный план разработал Александр!
Допустим, сказала себе Лена. Допустим, она дура, ее использовали и заставили сделать все, что нужно. Судя по найденному билету и паспорту, Александр и дальше хотел ею управлять. Но для этого он должен был с ней связаться. Он этого не сделал и с Гариком тоже не встретился. Легкомысленный попугай забеспокоился и побежал к Лене. Очевидно, Строганов должен был передать ему оставшуюся плату за услуги. То ли произошел какой-то сбой, то ли Александр теперь действует по своему собственному плану, отличному от плана Гарика. Но тогда Гарик становится опасным для Александра, он слишком много знает и имеет доказательства…
Лена почувствовала, что не хватает воздуха, и раскрыла окно. Сердце пронзила такая боль, что она чуть не вскрикнула. Она поняла, кто убил Гарика.
Немного отдышавшись, она взяла в руки конверт с паспортом и билетом, засунула туда же половину листочка бумаги с цепочкой цифр и задумалась, куда понадежнее спрятать документы, чтобы не нашла Ангелина. Она роется в Лениных вещах, Лена знает. Несмотря на замок на двери, она все же проникает в комнату и рыщет по углам. Что она пытается найти? Скорее всего, бесится от нечего делать. Или хочет точно знать, сколько у Лены денег. Лена напряженно размышляла. Письменный стол не подходит, его Ангелина обыщет в первую очередь. Книжный шкаф? У Ангелины полно времени, она перетряхнет все книжки. В платяной шкаф, в белье? Это не оригинально, Ангелина обязательно догадается там посмотреть.
Лена подошла к старинной швейной машинке, еще бабушкиной. Машина была с ножным управлением, убиралась внутрь, и сейчас в нерабочем состоянии выглядела как небольшой столик. Разумеется, Лена давно на ней не шила, но жалко было выбрасывать, все-таки память о бабушке, и мама так считала. Ангелина при виде машинки пренебрежительно фыркала – зачем, мол, Лена держит в доме это старье – и никогда к ней и близко не подходила. Племянник тоже, потому что однажды, когда он полез тайком что-то там крутить и разбирать, ремень порвался, тяжеленная машина сверзилась на пол. Он успел отскочить, ничего себе не повредил, но ушибся и испугался, поэтому потерял к машине всяческий интерес. Лена вытащила машину, приклеила конверт скотчем к внутренней поверхности столика, потом опять убрала машину внутрь и легла спать, вздохнув с облегчением.
Утром, когда Костромин пришел в свой рабочий кабинет, у него на столе заверещал зуммер внутреннего телефона.
– Юрий Николаевич, – защебетала в трубке секретарь управляющего, – зайдите срочно к Артуру Виленовичу!
По ее тону Костромин понял, что дело нешуточное и действительно срочное. Он чуть не бегом отправился к шефу. В приемной секретарша Раечка шепнула ему, указывая на дверь:
– Двенадцать баллов!
Это было серьезно. До сих пор ее штормовые предупреждения не поднимались выше девяти. Костромин глубоко вдохнул и выдохнул воздух, распахнул дверь и вошел в кабинет.
Шеф сидел за столом, набычившись, красный и толстый, как астраханский помидор, и смотрел на вошедшего взглядом, полным такой ненависти, что Костромин ощутил, как на нем дымится костюм.
– Артур Виленович, вызывали?
– Вызывал, вызывал. – Голос управляющего был подозрительно тих, почти ласков. – Ну, и как у тебя идет расследование? Нашел пропавшие деньги?
– Артур Виленович, вы же понимаете, все непросто! Я со своей стороны делаю все возможное…
– Все возможное?! – заорал шеф так, что с полки свалился сувенирный хрустальный кубок и разбился вдребезги. – Все возможное ты делаешь?! А ты, козел, знаешь, что дружок твой Строганов жив-здоров и по городу шляется?
– Что вы, Артур Виленович, – забормотал Костромин, – это невозможно… Он же погиб, в машине сгорел напрочь… Прямо здесь, все видели… На глазах свидетельницы… Этого никак не может быть, чтобы он жив…
– На глазах свидетельницы, так ее разэтак! Свидетельница – его девка, весь банк про это знает, она не только покажет, что смерть его видела, она покажет, что он из мертвых воскрес, если он ей велит! Я когда еще сказал ее в работу взять, а ты, так твою разэтак!
– Артур Виленович, поясните, пожалуйста, откуда такая информация, что Строганов жив! – лебезил Костромин.
– Откуда-откуда! – Шеф начинал понемногу отходить, выбросив, видимо, излишек адреналина. – От верблюда! Следователь прокуратуры со мной разговаривала, Громова: оказывается, у них есть сведения, что Строганова видели позавчера, живого и невредимого.
– Где его видели? – спросил Костромин сухим деловым тоном.
– В почтовом отделении, почти рядом с домом, как говорится, по месту жительства. Корреспонденцию получал до востребования.
– Достоверны ли эти сведения? – позволил себе усомниться Костромин. – Даже если допустить, что Строганов действительно жив, – Костромин произнес эти слова с интонацией сугубого недоверия, – то неужели он пришел бы получать корреспонденцию под собственным именем, да еще рядом с домом? Ведь его кто угодно мог опознать – жена, соседи… Кроме того, ведь был же труп в машине!
– А кто тебе сказал, что это был его труп? Положил вместо себя бомжа какого-нибудь, а сам смылся!
Юрий Костромин, много лет отработавший в так называемых «компетентных органах», никогда не выдавал своих эмоций – он не краснел, не бледнел, не заикался; но одно внешнее проявление стресса он так и не научился контролировать. Когда он нервничал, у него потели ладони. Вот и сейчас, при последних словах управляющего, его ладони предательски покрылись испариной. Никак не выдавая волнения ни голосом, ни мимикой, он сказал управляющему:
– Все происходило на улице, днем… нет, не могу себе представить, чтобы он успел выскочить из машины и заменить себя другим человеком! Но теперь это уже не проверишь…
– Почему же не проверишь? Ты из себя дурака-то не строй. Следовательша… как ее… Громова уже получила санкцию прокурора на эксгумацию трупа.
– Вот даже как! Но ведь там все сгорело!
– Ну почему же все… зубы-то наверняка остались, а по зубам человека элементарно опознать можно… Он же лечился у зубного, там карточка есть, все написано – где пломба, где коронка… Так что, Юра, если дружок твой жив, – управляющий с явным злорадством сделал ударение на слове «дружок», – мы это уже послезавтра узнаем, и будем сами его искать!
– Артур Виленович, очень хорошо, что следствие стронулось с мертвой точки, я этому искренне рад. – Произнося эти слова, Костромин как бы ненароком отошел за сейф, где управляющему его не было видно, и вытер руки носовым платком – на тот случай, если он удостоится «высочайшего» рукопожатия.
– Вот ты мне и скажи – где твой дружок закадычный зубы лечил. Ты ведь по должности все про всех знать должен, а уж про него-то и подавно: небось все вместе делали – и в баню, и по бабам, и к зубному.
– Разумеется, я знаю. Кстати, мы с ним в разные поликлиники ходили, я – в «Меди», а он – в «Стому».
– Вот и славно. Завтра его, любезного, откопают, ты сообщишь… как ее… все фамилию забываю… Громова! Ты ей сообщишь, что дорогой покойник лечился в «Стоме», а там уж она пусть разбирается – сам он в машине сгорел или исполняющий его обязанности неизвестный. И учти, Юра: если в машине не Строганов сгорел, – управляющий снова поднял на Костромина тяжелый взгляд, – ты у меня пожалеешь, что на свет родился.