Арибальд и правда не думал приставать к напарнице, хотя она была молода и симпатична. У мэтра и без Фейны хватало подруг, это раз. А второе, и главное, – Арибальд всерьез любил свою работу. Настолько любил, что увлекался каждым необычным случаем, забывал о времени и окружающем мире и не мог думать ни о чем, пока очередная логическая головоломка не оказывалась решенной. И он бился за каждый заблудший разум в деле будущего возрождения человеческой расы.
Людей действительно следовало спасать.
Миры-миражи, в которые по прихоти одурманенного мозга погружались опустившиеся люди (из тех, кто еще не умер от передозировки), завораживали Арибальда. В этих мирах если и существовала логика, была она настолько чуждой и непонятной, что не вдруг удавалось ее обнаружить. Эта извращенная логика требовала раскрепостить интеллект, избавиться от наросшей коросты привычек и убеждений и рвануть в иллюзорный мир случайных ассоциативных последовательностей. Арибальд относился к жизни как к игре, а лучшими играми считал игры чистого разума.
В «Лаваэсти» было, как всегда, хорошо и уютно, ну а к здешней кухне и напиткам не сумел бы придраться и самый капризный гурман. Невидимый исполнитель пел с придыханием: «Вольному – воля, спасенному – боль». Следовало признать: Фейнамиэль имела все основания полагать, что мэтр решил за ней приударить, раз сюда пригласил. Однако подозрения ее быстро развеялись – он даже за обедом говорил о работе. И продолжал донимать спутницу расспросами.
– Ты догадалась, как возникла цепочка «эльфы – пауки – матка»? При всей кажущейся нелогичности?
Фейнамиэль уже размышляла об этом. Цепочка и впрямь была странная: матки бывают у пчел или муравьев, но уж никак не пауков. Среди пауков вообще нет общественных видов.
– Нет, мэтр.
– Ты снова называешь меня мэтром!
– Простите... Ари.
Арибальд вздохнул и некоторое время самозабвенно любовался на просвет жидкостью в бокале. Потом поставил бокал на скатерть.
– Над пациентом не один раз наклонялась медсестра, эльфийка. А санитары и наблюдатели стояли поодаль, у дверей или за спинкой кровати. Именно поэтому склонившаяся почти к самому лицу Айвена эльфийка казалась ему огромной, куда больше мужчин, оставшихся на периферии зрения!
«А ведь правда! – подумала Фейна, восхитившись простоте объяснения. – Это начальный образ-кадр, а дальше включается воображение, начинают наслаиваться прежние мысли и впечатления, гулять ассоциации, выстраиваться неожиданные цепочки...»
– Вот так-то... – Арибальд снова умолк, вперившись в бокал, который недавно рассматривал, только теперь руки его были сложены на столешнице, а бокал стоял рядом. Молчал Арибальд примерно минуту. Что сейчас творилось в сознании мэтра, невозможно было угадать.
– И все-таки зря мы так рано легализовали марихуану, – внезапно сменил направление разговора Арибальд. – Наркотики разрушают людей. В буквальном смысле. На улицах стало тише и спокойнее, но скоро станет совсем уж пусто. Переоценили мы разумность вида хомо сапиенс. Они глупее и безответственнее, чем думают наши коммандеры, если позволяют химии убивать себя.
– Тем меньше сомнений в том, что мы должны их спасти, Ари. Для начала – лучших. Давайте за это выпьем?
– С радостью. Люди и впрямь столько переняли у нас, что мы не можем их вот так просто бросить.
* * *
Во дворце-корабле Арибальд еще разок внимательно просмотрел сегодняшнюю запись.
Прогресс, конечно, налицо – по сравнению с полной галиматьей первых видений Айвена нынешняя мнемограмма достаточно связна и последовательна. Сюжет на первый взгляд незамысловат: к Айвену приходит Арибальд... то есть Ариэль. (Йэнналэ, как утомили женские имена! Назвать бы тебя Степанидой, чтоб проникся!) Так... Приходит Ариэль, Лесной Коммандер. (Лесной! Ну да, ну да, расхожий стереотип – раз эльф, значит, живет в лесу.) Просит сшить парадный мундир к...
Арибальд сверился с заметками в блокноте, которые по ходу первого просмотра чиркал на бледно-зеленых листках – он придавал большое значение мелочам в видениях пациентов. Например, названиям воображаемых сборищ с большим количеством действующих лиц.
Ага, мундир к осеннему балу. Понятно, раз эльфы – значит, балы, и никак иначе. Назвать это банальной пьянкой с танцульками Айвену не позволяет то ли недостаток фантазии, то ли остатки интеллигентности. Так, мундир... Кстати, портняжные реалии преподнесены достаточно убедительно. А то многие путают раскрой с пошивом, а реглан с цельнокроенным рукавом или, скажем, с «летучей мышью». Но есть и проколы – овальная горловина и одновременно воротник апаш, например. Как-то это не очень сочетается. Хотя, если постараться...
Айвен шьет мундир, попутно ведя беседы с партизанствующим приятелем, которого, увы, в итоге сдает господам эльфам с потрохами. Еще – вспоминает о погибшей семье. Жена и дочь. Дочь он даже пытается спасти, и почти спасает, но не успевает совсем чуть-чуть: ее казнят. Казнят, естественно, эльфы, господа, кто же еще?
И что-то он такое делает с мундиром, ибо Ариэль в конечном итоге убивает эльфийку-матку, которая, ясное дело, последняя на Земле и во всей Вселенной, а с ее смертью род эльфов обязан прерваться.
Вот, собственно, и все. Гораздо интереснее сюжета психологические дебри, из которых подобные сюжеты вытекают. Во-первых, изначальный посыл: эльфы – поработители, перед которыми одни склонились (сам Айвен, шьющий эльфам костюмы), другие нет (приятель-партизан, казненная дочь Айвена). Во-вторых, старательно воспитываемая в себе ксенофобия: и так достаточно непохожие на людей эльфы низводятся не то к паукам, не то к общественным насекомым с дичайшими обрядами, вроде поедания маткой самцов. И это при всем при том, что внешне эльфы не так уж далеки от людей. Сам Арибальд даже находил многих человеческих женщин вполне сексуальными, но, разумеется, только в одетом виде – иначе различия между млекопитающими и сейдхе становились слишком уж очевидными. Зато разум и логика у людей и эльфов оказались на диво сходными. Однако, если как следует подумать, ничего в этом удивительного-то и нет. Люди цивилизовались и повзрослели у эльфов на глазах, а когда появились первые подозрения, что два зверя в одной берлоге не уживутся, – более старшие и более умные уступили территорию молодым и нахрапистым. А вернувшись – убедились, что человечество совершенно не изменилось.
Да уж, прямо как в старой легенде – они оказались слишком похожи, чтобы поступить одинаково...
Фактически люди убили себя. Они сами в том повинны или эльфы – теперь уж и не разберешь. За какие-то три года они превратились в законченных наркоманов, если раньше не стали самоубийцами. К моменту посадки первого корабля эльфов в Канаде на планете было больше шести миллиардов людей. Сегодня их осталось едва семьсот тысяч и с каждым днем становится все меньше. Генетический материал эльфами, конечно, законсервирован, но вообще-то правильнее, когда человеческих детей воспитывают люди. Зачем эльфам очередная раса Маугли? Ошибки на то и ошибки, чтобы их не повторять.
Арибальд точно знал: причины упадка еще недавно столь многообещающей популяции можно и д о лжно разглядеть в мнемограммах из нескольких разбросанных по планете клиник. Таких же, в какой лежал и бредил радиофизик Айвен, воображающий себя портным. И даже в наркотическом бреду видящий себя тем, кто сотрет род эльфов с полотна реальности.
Какое счастье, что у сейдхе репродуктивны все здоровые женщины, а не только несуществующие гигантские матки! И еще большее счастье, что после секса никто никого не ест...
Арибальд прокручивал мнемограмму туда-сюда, выискивая значимые места. Вот, кстати, интересное: достаточно пренебрежительное отношение к оркам и троллям. Ну да, уважать рабов собственного врага мало где принято. Неважно, что служат ВРАГУ. Важно, что СЛУЖАТ. Склонивший колени и признавший другого хозяином навсегда вычеркивает себя из списка тех, кого следует уважать. Эльфы и сами так думали... пока не прожили достаточно долго и не осознали, что бывает и иначе. Бывают просто существа на своем месте. По способностям и порогу разумения. И нет в этом никакого расизма или еще каких демократических страстей.
«Кстати, о политкорректности, в которую люди не к добру впали. Не она ли так изощренно перекорежила людей? – внезапно подумал Арибальд. – Когда становится опасно называть негра негром, а пидора пидором, психика рано или поздно не выдержит. Что индивидуальная психика, что психика социума. Записать, записать скорее...»
На зеленоватый листок блокнота легла очередная заметка. Арибальд почему-то не любил диктофоны, предпочитал старомодное стило и бумагу. Плевать, что стило кремнийорганическое, а бумага вовсе не бумага, а полимер – принцип письма не изменился. Буквы и строки. И прячущийся за ними смысл.
Действительно похоже на то, что люди где-то перемудрили с самоорганизацией, накопили чудовищное моральное напряжение и разом спустили его по прилете эльфов.
Запись назад... вот! Вот это место еще раз пересмотреть. Думай, Арибальд, смотри и думай!
* * *
В клинику Арибальд явился невыспавшимся, однако полнился решимостью окунуться в утреннюю беседу с Айвеном, забросить ему в мозг новые путеводные императивы, а потом, когда блеск в глазах человека станет нестерпимым, а ломка вот-вот примется подминать его тело и разум, дать вожделенную дозу и приготовиться к записи новой мнемограммы.
Арибальда еще в вестибюле встретила растерянная Фейнамиэль.
– Ари, – сказала она, нервно поправляя сбившуюся прическу, – Айвен сбежал.
– Как сбежал? – не понял Арибальд.
– Стукнул санитара, выскочил в коридор, добрался до окна и сиганул на клумбу. А потом перелез через забор...
– Погоди, Фейна! На окнах же решетки!
– На этом решетка была открыта. Сейчас выясняют – почему.
Арибальд окончательно впал в ступор.
– Решетка? Открыта? Это как?
– Решетки на окнах не намертво вмурованы в стены, – терпеливо пояснила Фейнамиэль, – а установлены на петли, как двери или оконные створки. И запираются они точно так же, на висячие замки. На торцевом окне коридора решетка была открыта.
– А обычно она закрыта?
– Обычно закрыта.
– Кто отвечает за изоляцию клиники? Кто запирает эти траханые решетки? – прошипел Арибальд, представляя, что сотворит с этим человеком, если это человек, или с эльфом, если это, к несчастью, эльф.
Фейна не успела ответить. С тихим шелестом разошлись створки опустившегося лифта, и в вестибюль вышли задумчивый коммандер Ваминор и два долдона-эльфа в серых мундирах корабельной стражи, оба с сурово-непроницаемыми лицами.
– Ари! – немедленно оживился коммандер. – Я тебя уже полчаса жду.
– Приветствую, Ва, – сухо поздоровался Арибальд и светски кивнул.
Полчаса – это Ваминор, конечно же, загнул, ждет он вряд ли больше пяти минут, не тот у него темперамент, чтобы долго ждать.
– У тебя есть здесь какой-нибудь кабинет или что-то вроде? – поинтересовался Ваминор. – Мне и обосноваться-то негде для дознания и допросов, кругом сплошные психи да наркоманы.
– Кабинета нет, но могу предложить лабораторию, – нашелся Арибальд. – Это смежное с палатой сбежавшего пациента помещение, там даже стена прозрачная. С нашей стороны.
– Прекрасно! – Ваминор повернулся к одному из стражей: – Займитесь свидетелями и организуйте очередь на допрос. И пусть кто-нибудь из следопытов постоянно докладывает, как у них идет поиск.
Страж козырнул, отступил на два шага и принялся что-то негромко втолковывать своему сослуживцу; затем оба разошлись – первый вышел из здания, а второй направился назад к лифту. Туда же двинулись и коммандер с Арибальдом и Фейной.
В лаборатории Ваминор секунд пять поозирался, потом углядел стол в дальнем углу, подошел и без затей смахнул все со столешницы на пол. Стакан с карандашами, немузыкально хрустнув, развалился на мелкие осколки, бумаги разлетелись на добрых два шага. Ваминор уселся за стол, поочередно заглянул в ящики, но оттуда ничего выгребать и выбрасывать не стал, просто задвинул на место. Арибальд и Фейнамиэль безмолвно наблюдали за ним.
– Ну, что? – хмуро осведомился Ваминор. – Сильно этот млек нарушил твои планы, Ари?
Арибальд ответил уклончиво:
– Основные надежды я возлагал именно на него. Ни у кого более не было настолько ярких и образных мнемограмм, легко, к тому же, поддающихся анализу и осмысленному толкованию.
– Плохо. Обманул он тебя, получается. Притворялся дуболомом, а сам...
– Почему ты решил, будто он притворялся? – заинтересовался Арибальд.
Коммандер хмыкнул, а прояснила ситуацию Фейнамиэль:
– Последние шесть доз препарата Айвен не использовал, мастер. Их нашли при осмотре в его тумбочке.
– Йэнналэ! – выругался Арибальд. – А кто ему обычно колол препарат? Медсестры?
– По штатному расписанию – да, обязаны колоть медсестры. Но на деле это сплошь и рядом перепоручается санитарам. Не только в случае с Айвеном, с другими пациентами тоже. – Фейнамиэль виновато опустила глаза, словно это из-за нее начались нарушения. – Старшую медсестру уже посадили под местный арест, мэтр...
– Под арест не сажают, под арест берут, – проворчал Ваминор из-за стола. – А ведь и впрямь бардак тут у вас процветает, Ари! Это первый случай побега из заведения подобного типа. Первый за все время после возвращения на Землю!
Арибальд досадливо поморщился и покачал головой:
– Все когда-нибудь случается впервые, Ва. Но плохо не это. Плохо то, что мы априори считали пациентов безвольными наркоманами, а по крайней мере один из них нас обманывал. Я должен это обдумать, Ва. Ты пока допрашивай кого считаешь нужным, а мы с Фейной потолкуем в... ну, к примеру, в ординаторской, здесь же, на этаже.
– Толкуйте, – позволил коммандер, тем более что в лабораторию ввалилось сразу трое его подчиненных в серых мундирах, да и в коридоре было не протиснуться – стражники, перепуганные санитары-люди и не менее перепуганные медсестры-эльфийки создали настоящий затор.
В ординаторской было пусто, хотя Арибальд опасался, что и там обосновались вездесущие стражники Ваминора.
– Рассказывай, – велел Арибальд, плотно затворив входную дверь.
Фейнамиэль невольно понизила голос:
– Я пришла минут за двадцать до вас, Ари. Не успела в лабораторию войти, меня стражи нежно так под локотки – и на допрос. А я и не знала еще ничего. Минут пять поспрашивали, на детекторе проверили и отпустили. Я сразу к дежурным медсестрам – оказалось, нынешней ночью одна отпросилась на гульки какие-то, ее сейчас стражи в оборот взяли. А вторая все проспала – ей в чай кто-то ДДТ подмешал. Эту на рассвете санитар растолкал и – бух! – в ноги. Не вели, говорит, казнить! Сбежал пациент из лабораторки! Только, говорит, и увидел его спину в окне, а потом на заборе. Я хотела в палату заскочить, взглянуть, как там и что, но там стражи проводили осмотр, так что я только в дверях постояла, пока не прогнали. Тогда я вниз спустилась – а тут вы идете... Вот.
Арибальд еще ни разу не видел помощницу такой растерянной. Было от чего, тут уж никак не возразишь.
Конечно же, Айвену помогли. Открытая решетка на коридорном окне, ДДТ в чае единственной дежурившей медсестры... Санитарам, небось, водки перепало, надави – сознаются. Ваминор, вне всякого сомнения, надавит, но эти олухи вполне могут и не знать, откуда в их шкафчике взялась поллитра. Или две. Вряд ли происхождение пойла их заинтересует больше, чем само пойло...
«Стоп-стоп-стоп! – одернул себя Арибальд. – Вот на этом нас и поймали! На недооценке. Я полагаю санитаров заведомыми болванами и пьянчугами, которых ничего дальше собственного носа и ближайшей рюмки не интересует. А на каком таком основании, а? Айвена я тоже полагал законченным наркоманом, а он взял и сбежал. Только спину его и видели... Кстати, вот еще непраздный вопрос. Если Айвен только имитировал прием наркотика, как он умудрялся гнать такой потрясающий бред на мнемограф? Я, мэтр Арибальд, такого способа не знаю. А человек, это непонятное и оттого чуждое существо, – знает».
Арибальд встрепенулся и повернул голову к помощнице:
– Фейна! Ты знаешь, как лучше всего понять чужие мысли и поступки?
Девушка если и имела на этот счет какие-либо теории, предпочла их не оглашать.
– Как? – поинтересовалась она.
– Надо постараться, чтобы они перестали быть для тебя чужими. Пойдем-ка в лабораторию, кажется, нам не помешает взглянуть на позавчерашнюю мнемограмму. При всей ее блеклости был там один зацепивший меня момент. Только сейчас я понял, чем он меня зацепил...
* * *
У мнемографа Арибальд не засиделся, хотя и успел дважды проглядеть интересующий его фрагмент. Сам по себе фрагмент был маловнятен и даже не содержал картинки – так, размытые радужные пятна вместо изображения. Арибальд вспомнил его лишь благодаря выпадающим из контекста диалогам.
«Перекличка! Рядовой Финни!» – «Я!» – «Пароль!» – «СМЕРШ!» – «Доложите готовность!» – «Готов, жду сигнала!»
«Рядовой Валдемар!» – «Я!» – «Пароль!» – «ОСВОД!» – «Доложите готовность!» – «Готов, жду сигнала!»
«Сержант Соучек!» – «Я!» – «Пароль!» – «МГИМО!» – «Доложите готовность!» – «Готов, жду сигнала!»
«Рядовой Химото!» – «Я!» – «Пароль!» – «УЕФА!» – «Доложите готовность!» – «Готов, жду сигнала!»
«Рядовой Черышев!» – «Я!» – «Пароль!» – «НИИДАР!» – «Доложите готовность!» – «Готов, жду сигнала!»
«Рядовой...»
Ну и так дальше. Всего в перекличке поучаствовали восемнадцать рядовых и три сержанта. Дальше без какого-либо перехода возникала картинка, похожая на воспоминание: Айвен с друзьями где-то на природе, но не в лесу, а в степи. Что-то вроде рыбалки, только вместо реки или озера – рыжая проплешина посреди разнотравья, испещренная круглыми отвесными норами, из которых Айвен сотоварищи таскают крупных пауков с человеческими (а может, и с эльфийскими) лицами. Снасть – простой тросик с петлей на конце, а в качестве наживки упаковка ампул с холокаином.