– А может, и не купит... – задумчиво протянул Хусаинов, разглядывая на просвет стакан с томатным соком. – Я бы не купил.
– Ты не показатель. Нам с тобой, чтобы производить впечатление, самолеты не нужны, – заявил Чумак. – И командиру не нужны. Стас вырастет большой, тоже научится возбуждать девиц без самолета. Я вообще, когда надеваю свой любимый гражданский костюм, представляюсь обычно то кризис-менеджером, то портфельным инвестором...
– Кем-кем? – переспросил Бобров.
– Финансы, командир. В них никто не разбирается, и можно с умным видом распускать хвост. А скажешь, что ты летчик – сразу на тебя глядят сверху вниз. Летчик, он же вроде шофера, обслуживающий персонал. Топчи педаль, крути штурвал. А если узнают, что военный летчик... Это ж вообще дармоед! Отожрал, понимаешь, харю на народные российские нефтерублики. У бабушек-пенсионерок изо рта кусок вырвал...
– Ты это серьезно?
– Проверено, командир. По молодости было интересно, кем меня считает честный налогоплательщик. Теперь не очень интересно. А чего вы удивляетесь? Войны-то нет. Была б война, нас бы уважали. Прямо обидно – чего на Россию не нападет никто? Какая-нибудь маленькая и, желательно, морская держава.
– Исландия, – предложил Хусаинов.
– Я имел в виду теплое море.
– Израиль?
– Не-е, этих мы не прокормим...
Стас посмеивался, Бобров, зажав в зубах пустую трубку, благодушно качал головой. Чумак и Хусаинов упражнялись в остроумии. Все было как всегда. Правда, завтра, в субботу, им до обеда работать, «догонять программу». Но работать – значит летать. А они для этого и пошли в авиацию. И пускай гражданские не понимают, зачем нужны военные летчики. Не такая уж трагедия.
– Типичная профессиональная деформация, – говорил тем временем Хусаинов. – Андрей! Можно вас на минуту?
– Да, конечно. – Полковой психолог неохотно подошел к столу. – Приятного аппетита.
– И вам того же. Скажите, друг мой, вот старший лейтенант Чумак мечтает, чтобы на Россию напало княжество Монако. Это у него профессиональная деформация?
– А зачем это ему? – спросил психолог у Хусаинова без тени интереса в голосе. Смотреть на Чумака он избегал.
– Хочет доказать гражданским, что мы не просто так едим их налоги. А то гражданские не понимают.
– Разве не понимают? Почему он так думает?
– Они мне сами сказали! – вмешался Чумак.
– И сколько их было? – психолог наконец-то соизволил обернуться к Чумаку.
– Не считал. Много.
– Значит, вам не повезло. По статистике таких семь-восемь процентов. Остальные говорят, что военный летчик – почетная и престижная работа. Я больше не нужен?
– Это они статистикам говорят! – повысил голос Чумак. – Чтобы выглядеть лояльными! Вы-то должны понимать!
– И все-таки, что насчет профессиональной деформации? – не унимался Хусаинов.
– Да ну вас, – сказал психолог и ушел.
– Ох, я ему устрою шоу на собеседовании в следующем месяце... – пообещал Чумак вполголоса.
– Зачем? – коротко спросил Бобров.
– Он такой же психолог, как я хирург. Гнать его надо к чертовой бабушке.
– Однажды ты добьешься, что он разозлится и подведет тебя под шизофрению. Хочешь на обследование в стационар? Отставить злить психолога, старший лейтенант. Мы не можем позволить себе такую роскошь до окончания программы.
– Есть отставить, командир, – сказал Чумак уныло. – Но вы согласны, что он дрянной специалист?
– Я в этом ничего не понимаю.
– Я-то понимаю.
– Немного, – напомнил Хусаинов.
– Уж всяко больше, чем этот самозванец!
– Пойдемте отдыхать, – сказал Бобров, вставая из-за стола.
На парковке он задержался у машины, глядя, как уезжают Чумак и Хусаинов – «паровозиком», бампер в бампер, Чума впереди, Хус ведомый. Они любили так носиться по городу, а еще больше – по трассе. Говорили, это помогает держаться в тонусе. Ведущий должен был думать за двоих и все маневры рассчитывать, помня о «хвосте». А ведомый просто не мог расслабиться ни на секунду. Бобров не одобрял эту их манеру, но и не порицал.
– Кто они все-таки? – спросил Стас неожиданно для себя самого.
– А ты до сих пор не знаешь? – удивился Бобров.
– Пух объяснил, но только в общих чертах.
– Пух... – Бобров криво ухмыльнулся.
– Говорил, это был какой-то спецнабор, искали талантливых, а они оказались несовместимы с армией...
– Пух, как обычно, выдает желаемое за действительное, – сказал Бобров, доставая кисет. – Желаемое для него. То есть простое и ясное. Любит он выдумывать простые ответы на сложные вопросы... Ты не спешишь? А то давай в машину сядем, что-то прохладно тут. Можно вообще ко мне на чаек заехать. Лена взялась торты печь, ей нужны дегустаторы. Она, кстати, спрашивала, куда ты делся.
– Я ее боюсь, – признался Стас, обходя машину. – В нее слишком легко влюбиться.
– Да ты и так давно в нее втрескался, – сказал Бобров, открывая дверцу и протискиваясь в низкий салон. – С первого взгляда практически.
– Я другое имел в виду, – объяснил Стас, усаживаясь рядом. – Просто в Лену готовы влюбиться все. Мужики рядом с ней теряют голову. И что, каждому по шее?..
– Ты меня убиваешь своей прямотой, – заявил Бобров, набивая трубку. Глаза его смеялись. – Тебе не говорили, что надо быть похитрее?
– Сто раз, – Стас вздохнул. – А в армии – тысячу. Но я не вижу смысла. И в училище не видел, и здесь тоже.
– Хитрить приходится, чтобы служить без проблем. Военная хитрость – не показывать слабых мест противнику. Чем хуже тебя понимают, чем меньше о тебе знают, тем ты защищеннее.
Стас пожал плечами.
– Вы ведь не хитрите.
– Не совсем так. Я научился делать вид, что хитрю. Меня тут многие считают тем еще пройдохой...
Бобров окутался ароматным дымом и откинулся на высокий подголовник. Кресла в машине были удобные, но, конечно, с пилотским не сравнить. Стас поерзал, устраиваясь.
– Ты похож на моих «экспериментаторов», – сказал Бобров. – Они органически не способны прикидываться дурачками. Их жизнь в армии – сплошное горе от ума. М-да... Они появились двенадцать лет назад. Тогда все еще продолжался кризис в военной отрасли. Экономика армии наладилась, но с личным составом были проблемы. Ты, может, слышал, но вряд ли сам помнишь – тогда никто не хотел служить. Это было не в моде.
Стас полуобернулся к командиру и приготовился внимательно слушать. Бобров изредка устраивал ему своеобразные лекции по истории войск. Он много знал такого, о чем не прочтешь даже в интернете.
– ...Именно в том году провели экспериментальный набор. Искали летчиков для обучения «Воронов». В том, что это была именно наша программа, никто открыто не признался, но такую прорву денег и сил можно истратить только на «Воронов». Программа как раз дошла до обкатки прототипов, и лет через пять-шесть ей потребовались бы пилоты в большом количестве. Идея эксперимента была в том, чтобы посадить на «Вороны» не просто хороших летчиков, а настоящие таланты. Искали людей, от природы созданных для силового пилотажа. Отлавливали мальчишек на тестах в военкоматах. Но вот беда, никто из отобранных не изъявил желания служить. Вообще никто. Тогда им промыли мозги. Соблазнили, задурили, объегорили – называй как хочешь. Уболтали. Сделали так, чтобы они подались в военную авиацию как бы добровольно. Я слышал, идею вербовки подал гражданский, ни дня ни служивший. Охотно верю – только гражданскому идиоту она и могла прийти в голову... Ты зачем пошел в армию?
– Я начинал в детстве с моделей, потом аэроклуб... Обычный такой путь. В аэроклубе понял, как именно хочу летать.
– Верно. Ты у нас вообще истребитель.
– Просто не хватило места. Я не жалею, – поспешно добавил Стас.
– И правильно. Ты – самое то для программы. У тебя превышение и по возможностям, и по амбициям над тем, чего обычно хотят от штурмовика. Тебе надо больше скорости, больше маневра, ты выжимаешь максимум и из «Ворона», и из себя. Будущие «экспериментаторы» тоже могли так – но не хотели. Даже и не думали. Увы, они были нужны армии, и армия их сцапала. Они это помнят. И не питают к армии нежных чувств.
– Но как они поняли... Узнали?..
– Их вербовали по единой схеме. Всех. Сидит парень, ждет вызова к военкому – и тут рядом присаживается летчик. Он якобы зашел по своим делам. Завязывает разговор. Просит показать тесты, они же у призывника с собой. Говорит: о-па, парень, гляди, да ты же гениальный пилот. А знаешь, как здорово быть пилотом?.. И объясняет. Златые горы сулит.
– Так просто? – не поверил Стас.
– Не просто. С кандидатами общались умелые люди, там шла совсем не простая болтовня. Хус думает, их обрабатывали с применением каких-то психотехник, но Чума говорит, это ерунда. Я ему верю, он все-таки готовился на психфак... Так или иначе, через месяц все кандидаты по доброй воле подали заявления в летные училища. Ну, что скажешь?
– Глупость какая-то. Ошибка, – сказал Стас. – Если человек сам не убежден, что ему надо именно в армию... Тогда лучше не пробовать даже. С нашего курса несколько ребят перевелись в гражданские вузы как раз поэтому. А ведь были из военных семей. Но не смогли. Не выдержали. Ох... Я догадался, как они узнали правду. Ну, «экспериментаторы». В училище, да?
– Точно. В училище, сам знаешь, вечная тема для разговора – как ты сюда попал. Ну, один рассказал, другой рассказал о пилоте в военкомате... История пошла гулять из уст в уста – короче, к моменту выпуска все «экспериментаторы» знали, что их в армию затащили за шкирку. Надули. А если прямо говорить – предали... Естественно, они взбесились, и бесились, как могли, каждый на свой лад. Эксперимент провалился, не успев толком начаться.
– Чудовищная глупость... – пробормотал Стас. Он примерил ситуацию на себя – и не смог. – Несчастные ребята. Потерять несколько лет жизни из-за того, что кто-то запудрил тебе мозги...
– Тебе их жаль? Мне тоже. К несчастью, в училищах их не особенно жалели. Эти ребята с самого начала выглядели не особенно военными. И, конечно, отдельные недоумки всю дорогу их травили. Попадаются, знаешь, особи со звериным нюхом на чужого. И со звериным инстинктом – затоптать в землю, унизить... Позорище. Ну, а когда выяснилось, что «экспериментаторы» и правда в армии чужаки, тут началась форменная свистопляска. Это сейчас их зовут «экспериментаторами». Потому что когда их звали «экскрементами», они сразу били в ответ. Немногие старались поддержать их. Очень немногие, к сожалению.
– Жуть... – буркнул Стас. Он припомнил обстановку в училище. Хорошая была обстановка. Но недоумки попадались. И сладить с ними можно было только ударом по морде. За что полагался карцер – без выяснения, кто прав, кто виноват. Интересно, с какой характеристикой выпустился добряк Хусаинов. С Чумаком-то все ясно.
– Некоторые отчислились сразу, едва поняв, что произошло. Но многие уже ощутили вкус к полетам и решили дотянуть до диплома, а там как бог на душу положит. Это у них талант прорезался. Уж если ты создан для неба, тебе дай только попробовать, за уши потом не оттащишь – ну, кому я это говорю... А любой военный самолет не чета гражданскому, зверь-машина. Короче говоря, остались в армии те, кто действительно полюбил летать, и летать не по-детски. Но вот армию полюбить они уже не смогли. И армия их не любит. Так, друг друга терпят через силу... Но привычка какая-то есть, жить можно, и выслуга лет идет, и жалованье серьезное. На гражданке таких полно, кстати, кто ошибся с выбором профессии, но все тянет и тянет лямку. И еще важный психологический момент: «экспериментаторы» не цепляются за армию. Они знают, что могут уйти, и жизнь на этом не кончится. Поэтому они с такой легкостью плюют на все армейские порядки, особенно на те, которые и военным-то не нравятся... Да, на всякий случай! – закончил Бобров. – То, что я тебе сейчас рассказал, это просто легенда. В армии много легенд, ты знаешь.
– Легенда, – согласился Стас. – Но неужели было сразу непонятно, что с офицерами такой номер не пройдет? Обманом вербовали только рядовых на пушечное мясо, и то очень давно. А офицер такого обращения не простит. Какой идиот придумал эту вербовку... И зачем наши согласились...
– Думаю, от безысходности рискнули. А может, решили, что самые умные. В министерстве полно менеджеров от армии, которые сапоги надевают только на строевой смотр. Им такая вербовка – с манипуляцией сознанием – могла показаться очень современной и прогрессивной... Кстати, уж если верить в легенду до конца, то конец у нее справедливый. Был слух, что гражданский, который выдумал экспериментальный набор, стал инвалидом. Катается в коляске и питается через трубочку. Ты прав: они не простили.
Стас подумал и решил, что такой исход ему нравится.
– Пух говорил, их осталось всего двое. Тоже выдумал?
– Нет, зачем же. Он просто не знает. Никто не знает, сколько их осталось. У нас в полку точно двое. Может, где-нибудь еще кто-то мучается... Чума и Хус хотя бы при серьезном деле. Им нравится быть лучшими, а лучшие – те, кто учат «Вороны». Я лучший, ты лучший... Чего смотришь? Это объективно. Был бы ты плохой, не попал бы сюда.
Стас почувствовал, что краснеет.
– В полку говорят, вы поэтому взяли «экспериментаторов» к себе под честное слово... – вдруг сорвалось у него с языка. – Потому что они хулиганы, но зато лучшие из лучших.
– Знаю, – сказал Бобров равнодушно. – Только ты не спрашивай, так ли оно на самом деле. Иногда мне кажется... Ой, неважно.
– Кто-то должен был загладить вину?
– Ишь ты, – Бобров покосился на собеседника новым взглядом, которого Стас раньше не замечал у него. – Во-первых, я не Иисус Христос. Во-вторых, такую вину ничем не загладишь. У них же обида, ни больше ни меньше, на Отечество. Нам с детства твердят, что армия России это и есть Россия. Что у военных чистые руки и горячие сердца. Что солдат ребенка не обидит... И такая вот история. Ладно, Стас, хватит об этом. Я все сказал.
Бобров выбил трубку в пепельницу и нажал кнопку «Старт». Глухо заурчал тяжелый мощный двигатель.
– И они каждый день помнят... – пробормотал Стас.
– Не каждый, – заверил Бобров. – Иногда им тут очень весело. Согласись, работа с «Вороном» – редкостное приключение. Мало кому выпадает такая удача. Будет, что вспомнить на старости лет, ты сам говорил... Ну и дурака повалять можно от души. Где ты еще так поиздеваешься над начальством, как в армии?!
– Слушайте, Пух вчера опять посулил Чумаку средство от потливости ног! Что это значит?!
– Время придет, сам узнаешь, – заявил Бобров сварливо, включая передачу. – Поехали торт пробовать. Ей-богу, выручай, а то в меня больше не лезет!
* * *
Через месяц Стас почувствовал: что-то начинает получаться. Он набрался уверенности и стал летать свободно. Раньше ему мешала постоянная боязнь совершить ошибку. Стас все время твердил себе, что надо «быть на уровне», из-за этого держался слишком настороженно, то есть скованно, и быть на уровне просто не мог. «Дыши, – говорил ему Бобров. – Я посмотрел телеметрию, ты так напрягаешься, что еле дышишь. Попробуй летать от дыхания. В следующий раз наплюй на задачу, начни делать вдох-выдох, вдох-выдох. Глубоко и спокойно. И в этом ритме танцуй над целью. Если не очень четко выполнишь задание – ерунда. Тебе важно начать дышать».
То ли это помогло, то ли просто время пришло, Стас и правда «раздышался». И полетел. Раньше его молодому «Ворону» требовалось два-три прохода, чтобы уяснить свои действия: пилот-наставник реагировал на ошибки машины слишком нервно, резко, да еще и поздно. Теперь хватало одного: стоило штурмовику сбиться или засомневаться, его мгновенно подправляла твердая спокойная рука.
Программа «каталась» все быстрее и быстрее. «Бобры» постепенно нагоняли полк. Сейчас уже не Стас тормозил звено, а только график. Им не могли дать больше полетного времени. И полигон тоже не резиновый. Да и Боброву не стоило перенапрягаться.
Стас готов был жить в машине. Он все еще обзывал пилотский отсек «душегубкой» но больше не выпадал оттуда замертво.
«Молодец. А теперь давай еще спокойнее, – сказал Бобров. – Ты вступаешь в опасный период. Это как на автомобиле: через год постоянной езды тебе кажется, что все знаешь, все умеешь и все можешь. Тут-то люди и начинают биться. Потому что начинают позволять себе лишнее. С самолетами то же самое. Гляди в оба».
Стас пообещал быть спокойнее.
«Наконец-то ты присиделся к машине, – сказал Чумак. – Совсем по-другому смотришься в воздухе. Орел практически! Теперь слушай, орел. Тебе уже хочется проявить индивидуальность, показать себя. Я даже наблюдаю потуги на личный стиль. Брось это. Потерпи годик, потом можешь выпендриваться. Летай пока как робот. Четко выполняй программу – и все. Не спеши, будь другом».
Стас пообещал быть роботом и другом.
Хусаинов подарил Стасу секретный документ, только для командного состава, – полную сводку летных происшествий за прошлый год с детальным разбором. «Я там выделил кое-что, обратите внимание. Это может напрямую касаться вас».
Стас прочел и поблагодарил.
Через неделю это и случилось.
Звено шло на цель через холмы, и Стасу показалось, что «Ворон» чересчур осторожничает, компенсируя просадку. Разница в поведении машины была едва заметна, но Стас уже чувствовал малейшие нюансы. И он успел заразиться от «Бобров» их перфекционизмом. Если можно идти чуть ниже и четче облизывать рельеф – то почему не сделать это?
Опытный пилот сразу бы заподозрил: «воздух не держит». Значит, устарела метеосводка, которую он смотрел перед вылетом. Теплый декабрь – коварный месяц, погода за бортом может резко измениться в одночасье. «Ворон» уже на рулежке почувствовал и учел это. Стасу достаточно было нажать одну кнопку, чтобы узнать, почему машина деликатничает при вертикальных маневрах у поверхности земли.