Лукреция Андреевна, подскочив, сказала, в частности:
- У сектора от вас одни неприятности. Приходят люди с утра до вечера и говорят: "А Летягин обещал, обещал, обещал..."
Летягин уже не различал слов, до него доходил только их общий смысл: не способен и виновен.
- Ну-ка, милый, сходи до параши. А потом расскажешь, что видел, Трофим подтолкнул его к выходу. - Далеко не убегай, сейчас будет опера, это Трофим уже сказал за дверью. - Я тебе маленькую накачку сделаю, чтобы твой глаз завострился.
Шлепнула легкая волна, Летягин заглянул в комнату и стал незримым свидетелем.
Николай Евсеевич неустанно повторял, что не в Летягине дело, Летягин только симптом, и Лукреции Андреевне есть тут о чем подумать, Лукреция Андреевна, вы же запустили работу с клиентом, и Галине меньше бы в зеркало смотреть, для нас и так сойдет - не целоваться... Сами бы и моделировали среду, только для этого надо иметь желание и представление...
Летягин опытным глазом приметил, что Лукреция Андреевна и Галина уже не шевелятся, остальные тупо разглядывают свои ногти или переписывают с одной бумажки на другую.
Николай Евсеевич мягко, по-кошачьи, прыгнул к Лукреции Андреевне, впился и, делая жевательные движения, стал подбираться к яремной вене. Несколько капель валориса I слетело на пол, и он, воровато озираясь, размазал их ногой.
- Фу, моральный урод. Взгрызся, будто в котлету, - поморщился Трофим. Позорит нас как класс.
Следующей на очереди была Галина. Но она повела себя беспокойно. Под клыком заерзала, попыталась посмотреть, что ей мешает, долго крутилась...
- Маленькая неряшливость ведет за собой большую ошибку, - принялся рассуждать Трофим. - Не довел ведь до полного оцепенения. Нельзя внушать донору, что он беспросветно виноват. Должна быть оставлена надежда, что в него верят.
- Галина теперь его ненавидеть будет...
- Что ты! Акт произошел слишком быстро. Просто при общении с ним будет возникать непонятное напряжение. Дама она нервная и этого топтуна к себе уже не подпустит... Насосался гад всех валорисов! - не без зависти отметил Трофим. - Но, кажется, недолго длилось счастье дяди Коли...
Из смежной комнаты появился Петр Петрович, начальник отдела, и поманил к себе в кабинет Николая Евсеевича.
- Вот она, централизация. Не для себя старался, - злорадно прошептал Трофим, - смотри, какие рожи корчит.
И действительно - лицо Николая Евсеевича выражало "последнее прости". Летягин хмыкнул.
- Твоя афиша не лучше была перед тем, как он тебя сегодня приголубил, напомнил Трофим.
- Как?..
- Уже. И так будет всегда, пока блеять не перестанешь и не начнешь рыкать в ночи. А теперь пошли к следующей двери и полюбуемся Петром Петровичем.
Петр Петрович немало говорил о летягиновщине и сей феномен не ставил в вину Николаю Евсеевичу, но постоянный рефрен: "Вам не стоило полагаться на собственные силы, ведь и у вас они не безграничны" отражался на лице начальника сектора тенью беспомощности и покорности. Голова Николая Евсеевича стала никнуть, а нос у Петра Петровича - удлиняться и утончаться. Когда процесс увенчался созданием хоботка, на виске у младшего начальника расцвел и, тихо побулькивая, раскрылся красный тюльпан. Как большой шмель старший начальник опустил хоботок в чашечку и втянул столько крови, что стал шире в плечах, и расстегнул, отдуваясь, пуговицы пиджака.
- Плохой солдат, а хорошо стреляет, - восхитился Трофим.
Николай Евсеевич очнулся и, окрашенный в цвета свежего трупа, выслушал еще несколько интересных мыслей по коренному изменению работы сектора, которые не так давно были его собственными.
Глядя на шатающегося и бредущего по коридору Николая Евсеевича, Трофим сказал:
- Почему бы тебе не поменяться с ним местами? Не все же этим вампирам-самоучкам пустошить тебя, Георгий, Лукреции бегать в пятьдесят пять, как девочка, за счет твоей энергии, а Галине тыкать тебя в нос твоими же идеями. Она же сперла у тебя концепций на целую диссертацию!
- Слушайте, если все - кровопийцы, то почему тянут валорис друг у друга? - спросил Летягин. - И есть ли смысл становиться в ваши ряды?
- Смысл есть, - стал терпеливо объяснять Трофим. - Они - несознательные и неорганизованные упыри, у которых существует замеченная тобой пищевая пирамида. Да, нижняя ступень служит провизией для верхней, и так далее. Будь уверен, что Петра Петровича скоро вызовут на коврик и там отведают... Слышь, уже звонят... На эти неформальные гастрономические отношения накладываются уже формальные, документированные. Структура управления! Лабуда, одним словом. А мы, сознательные вампиры-профессионалы, создали все условия, чтобы ты вошел полноправным членом в наш вампирский круг, где валорис каждого неприкосновенен и где дозволен только один вид работы - с донорами, а доноры не являются членами круга... А теперь пошли добивать Николая Евсеевича. Он и так уже огорошен, обрабатывать его долго не надо, - и Трофим потянул Летягина за собой.
Начальник сектора метался в курительной комнате возле туалета.
Летягин неожиданно для себя заговорил. Растерялся, задергался, но быстро сообразил, что его языком молотит Резон. Сопротивляться было бесполезно. Резон подчинялся Трофиму.
- Николай Евсеевич, я сейчас готовлю докладную записку от вашего имени заместителю директора по науке. В ней говорится о том, что начальник отдела систематически третирует наше подразделение, не дает ему творческой свободы и на фоне нашей подавленности создает миф о своей компетентности. Позитивная часть записки содержит предложение о выделении нашего сектора в отдел перспективных исследований со свободной тематикой. Как вы думаете, кто может возглавить этот отдел?
Летягин заметил, как в Николае Евсеевиче происходит исполненный надежд бросок из грязи в князя, лишающий его осторожности.
- Ну, конечно же, вы! А начальником лаборатории, вашим замом, буду я. Ваши идеи не должны пропадать, на вас не должны наживаться...
Голова Николая Евсеевича стала клониться.
- Вот что зов делает, - шепнул Трофим.
- Мы будем заключать договора, будем продавать ноу-хау. Симпозиум в Италии... Бабье лето на Лозанском озере...
Николай Евсеевич замер в полном оцепенении. Курительная комната рассыпалась, начсектора превратился в сочащуюся кровью сетку.
- Ну все, Летягин, - пришел твой час, - молвил Трофим. - Теперь не отвертишься. Тебе его нисколько не жалко, факт. Вдобавок ты голоден.
И Летягин все понял. Подошла волна. Красноглаз завладел его мозгами.
Но от первого же глотка крови Летягина затошнило. Он сделал знак руками, мол, не могу.
- Пройдет! - заорал Трофим. - Где твоя воля, спортивный характер! Вспомни Сеул, Барселону.
Но вампир-новичок отдался конвульсиям. Николай Евсеевич тем временем открыл глаза, увидел потусторонний провал вместо лица Летягина, еще ничего не понял, но уже испугался, затряс челюстью.
- Что будет?! - схватился за голову Трофим. - Сейчас он опомнится, взовьется, как ракета.
Так оно и случилось. Николай Евсеевич глубоко вздохнул и заорал:
- Убивают!
Опытный вампир успел перехватить его за штанину.
- Держи "корову" или ты уже, считай, на нарах! - рявкнул Трофим.
Безучастный доселе Летягин прыгнул за убегающим начальником и, ухватив его за шиворот, попытался удержать на месте. Николай Евсеевич ловко вывернулся из пиджака и стал вылезать из рубашки. Летягин уже не знал, как его скрутить, но тут подоспевший Трофим схватил беглеца за лоб и швырнул бедолагу на пол курилки. Николай Евсеевич понял, что спасения нет, и приник щекой к половицам, кося страдальческий глаз на мучителей.
- Прямо умирающий лебедь, - справедливо подметил Трофим и, отключив начсектора ударом ладони по основанию черепа, стал торопливо ловить сгустки крови, вылетавшие из лопнувшего запястья донора; наскоро закончив это дело, он мотнул головой. - Эй, производитель хлопот, подсоби.
Вдвоем они посадили сверхтяжелого от бесчувствия Николая Евсеевича на стул, после чего Трофим несколько раз произнес ему в ухо:
- Мы - твои друзья. Летягин - сама надежда, он свой человек. И еще. Откроешь глаза, только когда встанешь на ноги.
Трофим скрылся в туалете, а Николай Евсеевич закряхтел, поднялся, потер лицо и, как после сна, членораздельно сказал:
- Спасибо Георгий Тимофеевич, за проделанную работу. Давайте вашу записку, я подпишу. И отправляйте ее прямиком к замдиректора... У вас валидола нет?
Летягин выскочил в коридор и устремился в обиталище сектора за помощью дам.
Трофим взял его под руку, которую Летягин угрюмо вырывал.
- Ну ладно, ладно, отправим туда Лукрецию, пусть пощекочет его... Меня самого чуть Кондрат не хватил... А ты хитрец, Летягин. Проверить меня, небось, хотел. Или взаправду тебе дурно стало?
- Вас проверять не надо. Вы - гад патентованный, - процедил Георгий. А я сейчас с вами человека до инфаркта довел. Не хочу!..
- И я тоже не хотел, а пришлось, - миролюбиво сказал Трофим. - Сегодня ты опередил Евсеича, с моей, правда, помощью, завтра опередишь Батищева, только уже сам, - Трофим посторонился, пропуская в курилку Лукрецию и Галину, - Ишь, раскудахтались... Опередишь Батищева, но перед этим обработаешь Екатерину Марковну. Обеспечишь, так сказать, тылы. Глядишь, и не страшно тебе станет. Как будет валориса вдоволь, так и заживешь по-человечески. Да, по-моему, ты все уже давно понял и просто дразнишь меня.
- Но есть же варианты! Что-то может быть иначе!
- Есть только вампирические варианты. Иначе только яма, окно в мир забвения. Привлечет тебя Батищев по делу Потыкина, в КПЗ придумают инструмент, которым ты Василия "откупорил", Николай Евсеевич подлечится и начнет тебя запихивать руками и ногами в любую дыру...
- Вы - ожившие мои страхи, - вдруг вывел помудревший Летягин.
- Мы - твой оживший разум, - отбился Трофим.
3. ЯМА
У двери с надписью "Екатерина Марковна Ивушкина" издергавшийся Летягин заплакал. А из-за двери послышался осторожный голос:
- Кто здесь плачет?
- Летягин, - сказал Летягин. - Вы меня еще помните, Екатерина Марковна? Я от вас сбежал. Теперь извиниться хочу.
- А взятку давать не будете?
- Вам рад бы, да нечем.
- Верю.
Дверь отворилась. Екатерина Марковна стояла в простом ситцевом халатике, на шее и руках проглядывали заповедные жилки.
"Открыла дверь, хотя живет одна, - значит, зов по-прежнему инициализирует валентность", - прикинул Резон.
"Это вам не прокуратура, где плотность населения - один мент на один метр", - заболтал Красноглаз.
- Взятку, похоже, вам уже не собрать, - оглядев печального Летягина, сказала Екатерина Марковна. - Почему бы нам не попить чая? - И, пропуская его вперед, добавила. - А ведь, знаете, я и без звонка почувствовала, что кто-то за дверью стоит. Я всегда это чувствую. Бывает, маются под дверью и не звонят. Страшновато... Однажды я не выдержала, открыла - а там огромная собака.
- Вы ее в следующий раз шваброй или ведром. А лучше - не подходите к двери, повесьте табличку "Трибунал". И прейскурант. Расстрел в 24 часа, расстрел на месте и так далее, - Летягин мысленно добавил: "И мне-то пуще всего открывать нельзя". - Екатерина Марковна, спасибо за то, что вы меня отстаиваете.
- Я вас не отстаиваю. Просто мы сейчас больше человеческим фактором занимаемся.
"Вот видите - зря надеялись на взаимоотношения. Вы ей всего лишь фактор", - обратил внимание Резон.
"Да не теряй ты времени на эту мурку - столько зажигалок кругом ходит. Выбирай угол атаки!" - рявкнул нетерпеливый Красноглаз.
- Екатерина Марковна, самое большое мое желание, чтобы потребовали для меня правосудия именно вы, а не кто другой. Если, конечно, я кого-нибудь выпью или ударю насмерть десятидневным сырком.
"Странная у вас манера ухаживать, хотя кто его знает..." - растерялся Резон.
- Не рисуйтесь, Летягин, на самом деле вы - типичная жертва. Поэтому я и позволила вам так распуститься. Но если с вами что-нибудь случится... она встала из-за стала, - я буду мстить вот этими руками, - и протянула Летягину узкие ладошки.
- Разрешите поблагодарить, - он взял эти ладошки, похожие на лодочки, своими, как выражалась Нина, граблями и прижал к груди.
Екатерина Марковна закрыла глаза.
"Дядя Жора, организм готов. Блокируй пути отхода, зажимай в эмоциональный угол", - наяривал Красноглаз.
- Екатерина Марковна, как вы отнесетесь к тому, что я могу внезапно измениться? - неожиданно спросил Летягин.
- Хорошо. То есть плохо, - с закрытыми глазами прошептала она. Вообще-то вам лучше быть самим собой...
Волна уже подходила. Летягин встряхнул Екатерину Марковну:
- Вызывайте милицию! Ведь я недвусмысленно собираюсь пить вашу кровь.
Она открыла глаза, она видела теперь все и была в полном сознании.
"Мы пропали, - зарыдали монстры, - проклятая истеричка Летягин".
- Нет, не вызову. Правосудие может оказаться просто машиной. Пейте мою кровь, - Екатерина Марковна расстегнула верхнюю пуговку и откинула голову назад, - и делайте это всегда, когда вам надо. Стану я заслуженный донор республики.
- Я вам нравлюсь, - прохрипел непослушным ртом Летягин. - Не обращайте внимания. Это действие зова.
- Нравитесь? - она рассмеялась. - Давайте же, если вы не трус!
"Желание дамы - закон, Георгий Тимофеевич", - галантно сказал Резон.
"Елки, первый раз такое", - растрогался Красноглаз.
Комната пошла щелями, в нее проник сумеречный свет воронки. Летягину стало труднее стоять на ногах - на нем повис Красноглаз, тянул...
"Прости меня. Катя, - мысленно сказал Летягин. - Они сломали меня".
И вдруг она откликнулась, мысли передавались ему через ее руки: "Кажется, я вижу, вижу твоими глазами. Мы можем держаться. Не теряй меня..."
И она не стала красным кустом, а он не стал зверем. А Красноглаза и Резона, двух тварей, унесло вниз.
Вдвоем они видели загон - цепь вампиров, между которыми незрячими овоидами катались люди, пока не исчезали в чавкающей, словно живое существо, горловине. А потом воронка задрожала и рассыпалась. Летягин воссоединил взглядом комнату Екатерины Марковны и ощутил какое-то напряжение сзади. Резко обернулся...
Крадучись, к ним подходил Трофим с выдвинутой вперед челюстью. Мгновенно лицо вампира приняло дружелюбное выражение.
- Ай, а я хотел поиграть в "угадайку". Ну, извините, извините, я не знал, что у вас тут прорыв на любовном фронте.
Екатерина Марковна смутилась и отошла к окну.
Трофим вывел Летягина на лестничную площадку.
- Ты что же, не собираешься ее пить?
- Нет, - сплюнул ему на ботинок Летягин.
- Тогда это сделаю я. Трофим Терентьевич всегда крайний.
- Какое тебе дело? - с угрозой произнес Летягин. - Возвращайся к Головастику, к своему Сергею Петровичу, и скажи, пусть меня карает, но ее оставит в покое.
- Какие мы благородные, - дурашливо залепетал Трофим, а потом басисто добавил. - Она для нас ключевая фигура. Хотя бы не мешай... Или пример Потыкина до тебя еще не дошел?
- Значит, с ним вы поработали, - Летягин почувствовал, что у него есть сила и даже немного уверенности; сжал кулаком горсть мелочи из кармана и ударил Трофима по физиономии.
Трофим упал.
- Ой, выбил, паскуда, - Трофим выплюнул зуб. - Ну я тебя за то потопчу всласть.
- Я же ваш ученик, можно сказать, - бодрясь, сыронизировал Летягин.
- Ты плохой ученик, двоечник. А двоечников я ем.
Рядом с Летягиным прошла мощная волна. Трофим заерзал, потом его закрутило, он прижался к перилам. Лоб поехал назад, а нижняя часть лица вперед, озаряясь охотничьим блеском зубов-кинжалов. Пиджак лопнул, как воздушный шарик, и за головой вырос здоровый бугор. Башмаки треснули, и из них показались когти, придав Трофиму немного нищенский вид. Пятки и основания ладоней оторвались от пола и стали вытягиваться, а уши, наоборот, исчезли.
И одновременно Летягин заметил, как в преобразование Трофима из дома уходит энергия: по стенам побежали трещины, перила осыпались ржавчиной, пали, как осенние листья, куски штукатурки...
И тут Летягин услышал совершенно незнакомый голос: "Выйди взглядом из воронки. Выше поднимись, выше".
Летягину показалось, что он бежит, преодолевая наклон поверхности, карабкается, цепляясь ногтями и зубами за малейшую выемку. Вылез!.. Он, наконец, увидел огромное небо в фиолетовых сполохах. Хотя стены были совершенно отвесными, он летел, летел и вырвался наружу. В одно мгновение воронка стала оспинкой на поверхности текущей тверди. А он уже мчался ввысь по тоннелю, который давал ему силу...
И вдруг - остановка. Тоннель исчез. Полет прекратился.
Летягин ощутил новое тело и новую силу, сделал несколько шагов своими четырьмя лапами и повел рубленой мордой по сторонам. Ему понравилось.
Воронка больше, чем когда-либо, напоминала язву. Горловина давила вечным забвением. Но страх остался за его пределами, и Летягин двинулся навстречу бездне.
Туман, стекающий вниз, царапал и щекотал его шкуру, - казалось, это отработанные выпитые души тянутся к своему концу, еще сохраняя мысли и чувства, как свежий покойник сохраняет остатки телесного тепла.
Спускаться по наклонной было трудно, когти стачивались о наждак поверхности. Прошел час, а может, и неделя. Оглянулся только раз: его догонял Головастик. У Сергея Петровича было червеобразное тело, которым он пользовался с замечательным умением. Именно от этого умения, а не от противного внешнего вида червя Летягина немного замутило. Однако он не мог не оценить преимущества движения по наклонной, которые имел перед ним извивающийся Сергей Петрович.
- Не удивляйтесь, дорогой мой Летягин, тому, что я сейчас заявлю, непринужденно вступил в разговор червь. - Как пишут в прессе, меня никак не заподозришь в особых симпатиях к воронке и поощряемому ей вампиризму. Моим делом стало преодоление вампиризма через сам вампиризм. Ведь это явление могло отмереть со временем. Даже когда вы, Летягин, появились на моем горизонте, я не сразу поверил, что вы мой коллега и друг...