– Ну и как собачка? – осведомился Маркиз.
– Вы знаете, Леонид, я не слишком хорошо разбираюсь в породах собак, – признался ювелир. – Ну, собачка и собачка. Из тех, которых дамы носят в качестве аксессуара…
– Ну и как – вы взялись за этот заказ?
– Сначала я хотел было отказаться… Все же украшать собачий ошейник – это как-то унизительно для настоящего художника, каким я себя считаю… Но потом… потом я подумал, что никогда себе этого не прощу. Держать в руках такой уникальный камень и не приложить к нему руки – это непростительно для ювелира. Кроме того, я вспомнил выдающихся ювелиров начала двадцатого века, золотого периода стиля модерн. Карл Болин, Рене Лалик, Карл Фаберже не гнушались изготовлять украшения для домашних животных, в том числе для собак. Я сам видел ошейник для борзой работы Фаберже, украшенный крупной бирюзой. Конечно, вставлять в ошейник такой уникальный изумруд – это что-то новое, но, в конце концов, воля владельца – закон…
– Короче говоря, вы согласились.
– Да, согласился. – Миллер кивнул. – Хозяйка оставила мне камень, и я принялся за работу. Вы знаете, когда этот камень оказался у меня в руках, я забыл обо всех сомнениях и колебаниях. Этот камень… он так прекрасен! Я думал только о том, как сделать его еще красивее, как создать достойную его оправу, как сделать из него законченное произведение искусства. И уверяю вас, у меня получилось весьма неплохо…
– Зная вас, – проговорил Леня, заполняя возникшую паузу, – зная вас, я не сомневаюсь, что вы создали настоящий шедевр!
– Ну, не буду скромничать – вещь получилась и правда вполне приличная.
– Я рад за вас. Но чего вы хотите от меня?
– Подождите, Леонид, я еще не закончил рассказ. Завершив работу над ошейником, я хотел сообщить об этом заказчице. Однако когда позвонил ей, я едва узнал ее голос. Она была буквально убита горем.
– Что же случилось?
– Ее любимый песик, тот самый Персиваль, умер.
– Отчего? – испуганно спросил Леня, невольно вспомнив про Пу И. – Ведь, как я понял, песик был молодой?
– Молодой и очень непослушный. Как-то на прогулке он нашел кусок колбасы, хозяйка попыталась отнять ее, но Персиваль успел съесть свою находку. И это закончилось трагически – колбаса была то ли отравлена, то ли просто испорчена, то ли нежный желудок Персиваля не смог переварить такую грубую пищу, только через несколько часов он умер в страшных мучениях.
– Надо же! – проговорил Леня сочувственно. – Я всегда слежу за Пу И на прогулке, но он тоже такой непослушный…
– Так вот, – продолжил Миллер, – я спросил заказчицу, что мне делать с ошейником, не хочет ли она сделать другой заказ, но она твердо заявила, что заберет у меня ошейник и заплатит, как было условлено. В первый момент я растерялся и просто не знал, что ей ответить, поэтому попросил приехать. Честно говоря, я подумал, что у нее есть еще одна собачка, для которой она и хочет купить ошейник. Она приехала в тот же день, и, знаете, я ее едва узнал – настолько она изменилась и постарела от горя. Однако, увидев ошейник, она словно ожила, всплеснула руками и проговорила: «Прекрасно! Я представляю, как замечательно будет смотреться мой дорогой Персиваль в этом ошейнике!» – «Простите, – произнес я в недоумении, – но ведь вы сказали, что ваш песик умер?» – «Совершенно верно, – ответила она. – Мой дорогой Персиваль скончался. И я хочу похоронить его в этом ошейнике. Он будет в нем просто прекрасен!» Я буквально лишился дара речи. «Но как же… – проговорил я наконец. – Зарыть в землю такое уникальное украшение… зарыть в землю такой бесценный камень, единственный в своем роде…» – «Кто вам сказал, что я собираюсь зарывать его в землю?» – возмущенно перебила меня заказчица. «Вы, только что…» – «Персиваля не будут зарывать! Я никогда не согласилась бы зарыть моего дорогого друга в землю! Он будет забальзамирован по самой современной технологии и похоронен в собственном склепе на кладбище домашних любимцев «Тенистый уголок»! Я смогу время от времени навещать его, и я хочу, чтобы мой дорогой, мой любимый Персиваль и после смерти был так же прекрасен, как при жизни! У него должно быть все самое лучшее!» Я окончательно растерялся, не знал, что ей ответить. Честно говоря, я был буквально шокирован. Ведь, как всякий художник, я рассчитывал, что мою работу увидят люди, что она будет по достоинству оценена. Пусть даже это собачий ошейник, но он на редкость красив, он – произведение искусства… Но заказчица меня не слушала, она забрала ошейник, расплатилась со мной за работу и уехала.
Миллер снова замолчал.
– И чего же вы хотите? – неуверенно проговорил Маркиз. – Чтобы я проник на это кладбище и достал ошейник? Но, Иван Францевич, при всем уважении к вам, осквернение могил – это не мой профиль, пусть даже это могила песика!
– Боже упаси, Леонид, как вы могли такое подумать! – возмутился Миллер. – Постойте, история еще не закончена. Через два дня заказчица сама мне позвонила и попросила приехать на похороны. Сначала я хотел вежливо отказаться под благовидным предлогом, но потом у меня мелькнула мысль, что в последний момент она передумает хоронить своего пса в ошейнике, и я согласился. Кладбище «Тенистый уголок» оказалось совершенно удивительным местом. Это действительно старый тенистый парк, огороженный высокой каменной стеной, за которую не могут заглянуть любопытные. Ворота кладбища охраняются, как военная база, внутрь впускают только владельцев участков и их гостей. Внутри в несколько рядов расположены склепы, и уверяю вас, ничего подобного вам не приходилось видеть. Каждый склеп – это подлинный архитектурный шедевр! Там есть маленькие копии греческих храмов, римских вилл, готических соборов, египетских пирамид, есть копия Мавзолея – того, что на Красной площади, есть маленький Тадж-Махал…
– Ну надо же! – восхитился Леня и тут же добавил: – Лишь бы Лолка про это кладбище не узнала…
– Для Персиваля был подготовлен склеп в виде греческого Парфенона, – продолжил Миллер. – Людей на похоронах было совсем немного – как сказала заказчица, только самые близкие. Песик лежал на подушке красного бархата и выглядел совершенно как живой. Мой ошейник смотрелся на нем великолепно, и у меня буквально сердце разрывалось, когда я думал, что такая прекрасная работа будет навеки скрыта от людских глаз. Но если я думал, что хозяйка в последний момент передумает и заберет ошейник, то я ошибался. На похоронах присутствовала ее близкая подруга, и перед ней заказчица никогда бы так не унизилась. Короче, сотрудники похоронной компании со всеми возможными почестями внесли Персиваля в склеп, положили его в мраморный саркофаг не хуже того, в котором покоились египетские фараоны, и закрыли крышку. Я был очень огорчен – но что мне оставалось? Прошло некоторое время. Хозяйка Персиваля уехала в кругосветное путешествие, чтобы вдали от родины пережить свое горе, а я начал забывать уникальный изумруд и связанное с ним разочарование. И тут кое-что случилось… Я время от времени просматриваю журналы, в которых есть разделы светской хроники. Вы прекрасно знаете, Леонид, что так называемой светской жизнью я не интересуюсь и эти журналы просматриваю только для того, чтобы отследить тенденции моды на ювелирные изделия. Мне полезно знать, какое колье надела на приеме третья жена знаменитого миллиардера и какие серьги были на дочке сенатора во время благотворительного аукциона.
– Я понимаю, – кивнул Маркиз. – Я тоже стараюсь просматривать профессиональную прессу…
Он не уточнил, какую прессу имеет в виду, а ювелир не стал задавать вопросы – он продолжил свой рассказ.
– Так вот, листая очередной глянцевый журнал, я увидел фотографию известной светской львицы, бывшей жены крупного банкира, прославившейся тем, что при разводе она сумела ободрать своего мужа как липку. Так вот, на этой даме было колье с очень крупным изумрудом. Фотограф специально сделал снимок так, чтобы этот изумруд был хорошо виден, а в подписи под снимком я прочитал, что этот бесценный изумруд – одно из сокровищ, которые предприимчивая дама сумела получить при разводе.
– И что же вас удивило в этом снимке? – спросил Маркиз, уже догадываясь, каким будет ответ.
– На этой даме был хорошо знакомый мне камень – изумруд «Граф Фуэнтес».
– Вы уверены? – на всякий случай спросил Леня.
– Почти уверен, – ответил Миллер после секундной заминки. – Конечно, это всего лишь журнальная фотография… Если бы я сам, своими глазами увидел камень, я бы нисколько не сомневался, а так – какие-то сомнения все же остались. С другой стороны, я работал с этим камнем и почти уверен, что это он. Во всяком случае, я не знаю другого изумруда такого размера, такой формы и такого редкого оттенка.
Ювелир сделал небольшую паузу и пристально взглянул на своего собеседника:
– Вот почему, Леня, я и пригласил вас сегодня. Я хочу, чтобы вы помогли мне избавиться от сомнений, помогли убедиться в том, что я не ошибся…
– Вы уверены? – на всякий случай спросил Леня.
– Почти уверен, – ответил Миллер после секундной заминки. – Конечно, это всего лишь журнальная фотография… Если бы я сам, своими глазами увидел камень, я бы нисколько не сомневался, а так – какие-то сомнения все же остались. С другой стороны, я работал с этим камнем и почти уверен, что это он. Во всяком случае, я не знаю другого изумруда такого размера, такой формы и такого редкого оттенка.
Ювелир сделал небольшую паузу и пристально взглянул на своего собеседника:
– Вот почему, Леня, я и пригласил вас сегодня. Я хочу, чтобы вы помогли мне избавиться от сомнений, помогли убедиться в том, что я не ошибся…
– То есть вы хотите, чтобы я… м-м-м… раздобыл колье этой светской львицы? – уточнил Леня.
– Ни в коем случае! – Ювелир замахал руками. – Упаси боже! Такого у меня и в мыслях не было! Я хотел только, чтобы вы проверили, на месте ли камень, который был на Персивале в день его похорон. Если изумруд по-прежнему находится на шее собачки – значит, все в порядке, и светская львица нашла где-то камень, удивительно похожий на тот, с которым я имел дело… Но если камня там нет…
– А не может так быть, что хозяйка покойного Персиваля просто передумала оставлять такой дорогой камень в склепе и забрала его после похорон, а потом без лишнего шума продала той самой светской львице?
– Я об этом думал, – признался ювелир. – Однако убедился, что это невозможно: хозяйка Персиваля уехала в свое путешествие сразу после похорон песика. Она физически не смогла бы забрать камень из склепа. Но, в любом случае, нужно убедиться, что его там нет, только после этого можно будет сделать окончательные выводы. Поэтому я и обратился к вам, Леня, как к специалисту высокого класса. Для вас, я думаю, не составит большого труда проверить, на месте ли камень, а я заплачу вам, сколько вы сочтете нужным…
– Об этом не может быть и речи! – запротестовал Маркиз. – Я так часто обращаюсь к вам за советом и консультацией, что считаю себя вашим должником и буду только рад, если смогу чем-то отплатить вам! Тем более что работа предстоит пустяковая – заглянуть в кладбищенский склеп и проверить, на месте ли собачий ошейник…
– Нет-нет, – возразил в свою очередь ювелир. – То, о чем я вас прошу, – серьезная работа, а за работу я всегда плачу. Кроме того, это не так просто, как кажется на первый взгляд. Кладбище, где похоронен Персиваль, очень хорошо охраняется, и посторонних туда не пускают.
– Ладно, мы как-нибудь решим этот вопрос, – отмахнулся Маркиз. – А сейчас я был бы весьма вам признателен, если бы вы показали мне хорошую фотографию камня.
Миллер был готов к этой просьбе. Он выдвинул верхний ящик стола и положил перед Маркизом крупную и отчетливую фотографию изумруда в изящной золотой оправе.
Леня присвистнул – камень и правда был удивительно красив, по цвету он напоминал морскую воду, пронизанную полуденными солнечными лучами.
«Вот бы Лолка посмотрела…» – невольно подумал Маркиз. Его напарница, как и любая женщина, была неравнодушна к драгоценным камням. Но Леня тут же опомнился – лучше не надо Лоле видеть этот снимок. Начнет ныть, канючить, жаловаться, что никто ей не покупает драгоценностей и вообще не любит. Не бросается исполнять каждое ее желание (еще не хватало!), не утешает и не носит на руках. А от этих мыслей перейдет к другим: как бы найти такого человека, который сможет все это делать. На Леню в этом смысле она рассчитывать не может, сама знает. Иными словами, на Лолку найдет блажь, а именно – она в очередной раз захочет замуж. И тогда начнется у Маркиза веселая жизнь. Пару раз он сумел ее отговорить от этой мысли, причем с огромным трудом и то только потому, что не было никого подходящего в ближайшем окружении. А если встретится ей какой-нибудь богатый хмырь? Было уже раз такое с банкиром Ангеловым, Лолка тогда продержалась дней десять, а потом вернулась, потому что ей стало невыносимо скучно[1]. И Маркиз никогда в жизни ей не признается, что те десять дней были не самыми лучшими в его жизни. Так что лучше Лоле не знать про камень и вообще не говорить про просьбу Миллера.
Сердечно распрощавшись с Иваном Францевичем и пожелав здоровья кавказской овчарке Шторму, Леня закрыл за собой бронированную дверь квартиры ювелира.
Подумав немного, он решил ковать железо, что называется, не отходя от кассы и съездить на разведку прямо сейчас. Для этого Маркиз произвел кое-какие действия: достал из багажника наклейку «Доставка цветов», затем поменял пиджак на скромную немаркую куртку и нахлобучил на голову плоскую кепочку, называемую в народе «плевком».
Кладбище домашних любимцев «Тенистый уголок» располагалось к северу от города, неподалеку от поселка Осиновая Роща. Леня свернул с Выборгского шоссе на широкую подъездную дорогу и проехал по ней несколько километров, когда увидел впереди высокие глухие ворота с будкой охраны сбоку. Ворота выглядели весьма внушительно, и он не стал рисковать раньше времени, решив для начала издали обследовать это неприступное заведение.
К счастью, в километре от ворот кладбища находилась заброшенная стройка – несколько недостроенных домов и котлован для еще одного, наполненный грязной глинистой водой. Видимо, этот квартал начали строить во время строительного бума пятилетней давности, а потом застройщик разорился.
Леня свернул на стройплощадку по разбитой автомобильной колее, поставил машину рядом с одним из недостроенных домов. Лестница в этом доме имелась, правда, без намека на перила, и Леня смог подняться по ней на верхний, десятый этаж. Отсюда открывался прекрасный вид на окрестности – с одной стороны виднелось черное, недавно убранное поле, с другой – лиственная роща в красно-золотом убранстве. Но Леню интересовал вид с третьей стороны – там, где находилось обнесенное высокой стеной кладбище домашних любимцев.
Сверху кладбище хорошо просматривалось – узкие аккуратные дорожки, вдоль них – ряды внушительных надгробий. Действительно, как и говорил Иван Францевич, здесь были уменьшенные копии самых знаменитых построек мира – маленький Тадж-Махал и пирамида Хеопса, собор Святого Петра и Пантеон, Шартрский собор и московский Мавзолей… Наконец среди этих архитектурных шедевров далекого и не очень далекого прошлого Леня заметил копию афинского Парфенона, в которой, по словам Миллера, покоился Персиваль.
Леня вооружился биноклем, навел резкость и еще раз осмотрел кладбище. Теперь ему были видны даже мелкие детали роскошных склепов, поздние цветы, аккуратно высаженные вдоль дорожек. По одной из дорожек на электромобиле ехал смотритель кладбища, который, вероятно, был и садовником.
Маркиз перевел бинокль на стену и увидел рассыпанное по ней битое стекло и расставленные через каждые десять метров камеры видеонаблюдения.
– Серьезная организация! – проговорил Леня, наводя бинокль на резкость. – Такое впечатление, что тут не мертвые собачки и кошечки, а золотой запас страны хранится!
Проведя первичный осмотр территории, он спустился на грешную землю и подъехал к воротам кладбища.
Остановившись возле них, посигналил. Открылась боковая дверца, из нее неторопливой походкой вышел мужчина средних лет в камуфляжном комбинезоне, подошел к Лёниной машине.
– Чего гудишь? – проговорил он недовольно. – Чего сигналишь? Чего тишину нарушаешь? Тут не какой-нибудь шалман, извиняюсь за выражение, тут место последнего упокоения, так что имей уважение!
– Открывай, служивый, мне сюда цветы доставить надо, на могилу собачки… – Леня достал из кармана квитанцию и добавил: – Перси… Персиваль! Участок номер…
– А пропуск у тебя имеется? – осведомился охранник, недоверчиво разглядывая посетителя.
– Какой еще пропуск? – спросил Леня, разыгрывая искреннее удивление. – Это же собачье кладбище, а не режимный объект и не банковское хранилище!
– Что ты понимаешь! – хмыкнул охранник. – Надо же, сказал – собачье кладбище!
– А что же еще? – переспросил Леня удивленно. – Вот, у меня накладная имеется – доставить цветы на могилу собачки…
– Без пропуска я тебя пропустить не могу! – строго проговорил охранник. – Потому как здесь очень высокая степень охраны. Пропускаем только лично владельцев участков или их доверенных лиц по специальному документу. А у тебя, как я понимаю, никакого такого документа нет, поэтому я тебя пропустить никак не могу! Здесь, знаешь, какие большие люди своих этих… домашних любимцев хоронят?! – И он поднял глаза к небу, давая Лёне понять, в каких высоких сферах вращаются владельцы здешних участков.
– Так чего же мне делать? – вздохнул Леня. – У меня сегодня еще три доставки, а если я вовремя не развезу – цветы завянут и мне их из своего кармана оплачивать придется!
– Надо было сперва разузнать, как и что! – нравоучительно проговорил охранник. – Ну ладно, оставь мне свой букет, я его потом смотрителю передам, он положит куда надо.