— Б-У-У-К-А!
Вот тогда и стало видно — кто накурился, а кто революционер. Наша половина зала выпала в осадок, заседание свернули, а мы так и не поучаствовали в намечающейся революции. Зато появилась другая тема.
Перед новым годом Антон Лустберг (хиппи, тусовавшийся в то время в Доме Природы) обратился к нам с интригующим предложением. Среднего роста, с небольшими усиками и аккуратной бородкой — Лустберг производил благостное, безобидное впечатление. Он завязывал волосы в хвост, а на руках носил целую кучу бисерных фенек. Тогда ему было около двадцати трех лет — человек Системы, хиппи с ног до головы.
— В предновогодний период, — вещал Лустберг, — браконьерски вырубается огромное количество елей! Давайте с этим бороться!
По его словам, такой борьбой занимается специальная структура — «Дружина Гринхипп». Она находится под патронажем ВООП, в питерском отделении которого состоит хороший знакомый Лустберга — Вова Гущин. Права на свою деятельность «гринхипповцы» получили в Комитете по Лесу, так что в течение десяти дней перед Новым Годом они действуют, как «общественные лесные инспектора».
Не хотим ли и мы, спросил Лустберг, поучаствовать в этом благородном, хоть и малоприбыльном деле? Помочь делу охраны природы? Мы недолго думали — сказались детские годы, проведенные в Клубе Биологов. Рубят елки, еб твою мать? И с этим можно бороться?! Мы согласны! Первая наша кампания проходила на платформе «Девяткино», где Лустбергу выделили помещение под означенные цели. Это оказался бывший милицейский пикет, из которого Тони и начал «устраивать природоохрану». Появившись там впервые, мы едва не охуели — такие рожи там собрались! Природоохрана в полный рост!
Возглавляемая Лутсбергом дружина представляла собой незабываемое зрелище. Подобно тугому комку человеческой гнили, «Гринхипп» вобрала в себя практически весь «системный люд», обретавшийся в те годы на ролевых играх. Ни одного человеческого лица — кожа, словно выцветшая резина и тусклые, неподвижные взгляды. Настоящие «дети цветов». Вдохнуть жизнь в эти руины могла только Дымка — винтовая варщица,[71] вконец выжившая из ума. Она выступала в роли моторной лодки, за которой плыла на хлипком плоту вся остальная дружина, бултыхаясь в кильватерной струе от Дымкиного «винта».
Для осуществления оперативной природоохраны означенных сил было явно недостаточно. Увидев, что «Гринхипп» не справляется со взятыми на себя обязательствами, Лустберг решил рекрутировать для проведения нынешней кампании новые кадры.
Суть работы оказалась несложной. Прикрываясь выданной ксивой, следует доебывать тех пассажиров, у которых будет замечена с собой ель. Кроме ели, у человека должен быть с собой соответствующий документ — купон из лесничества. Если он есть — хуй с ним, а если нет — человека хватают, тащат его в пикет и составляют на него протокол в трех экземплярах. Работают по двум схемам: пикетирование перронов и «челноки» (это когда шмонают по электричкам). Нас, по первости, поставили в пикетирование.
С кампании того года мне запомнилось два изумительных случая. Мы тусовались на платформе — подальше от пикета, от людей «Гринхипп» и от Дымки, которая то и дело закатывала многочасовые истерики. Её разум, искалеченный метамфетамином, не мог выдержать полноценного общения. Стоило взорвать рядом с ней хотя бы небольшую петарду — и Дымка в корчах рушилась на пол, катаясь из угла в угол и истерически скуля. За этим интересно наблюдать только первые двадцать — двадцать пять раз, но на двадцать шестой это начинает потихонечку надоедать.
Как-то раз я стоял на платформе в легком подпитии, кутаясь в выданный мне ватник. Тут я увидел взрослого мужика, с трудом тащившего здоровенную ель, накрепко принайтованную к железным саням.
— Уважаемый! — обратился к нему я, доставая из кармана ватника ксиву. — Предъяви документы на ель!
— Пойдем со мной, — огрызнулся мужик. — Отойдем чуть-чуть, и я тут же их тебе покажу! С этими словами он спрыгнул с платформы и споро зашагал через занесенную снегом пустошь. Она тянется от перрона километра на три — в темную даль, к едва различимой черте гаражей. Я пожал плечами и пошёл следом за ним. Отойдя метров на сто, мужик развернулся и с угрозой в голосе произнес:
— Ты чё, не понял? Вали отсюда!
— А то что? — заинтересовался я.
— Лучше меня не зли! — предупредил мужик. — Иди-ка на хуй подобру-поздорову!
— Есть у тебя ксива на ель? — снова спросил я. — Или нет?
— А если нет? — ощетинился мужик. — Что ты мне сделаешь?
— Изыму у тебя ель вместе с тарой, — ответил я. — В данном случае — вместе с санями.
— А это видел? — взбеленился мужик, срывая с руки варежку и показывая мне дулю. — Объебешься! Он был пониже, зато заметно здоровее меня, в кожаном зипуне и шапке-ушанке. Мерзлая борода грозно топорщилась — мужик наступал на меня, сжав кулаки. Вряд ли бы я один с ним сладил. Но я был не один.
— Как знаешь, — тихонько ответил я.
Из рукава ватника мне в руку юркнул обрезок железной трубы. Я ударил им мужика вприсядку, целясь по колену. А когда мужик упал, обхватив ногу руками и матерясь — зацепил его сани и побрел с ними обратно в сторону перрона.
— Без протокола! — крикнул я на прощание. — На первый раз.
Второй случай произошёл с братом Гоблином. Он изловил какого-то очкарика в пальтишке и кепочке, с характерным продолговатым свертком.
— Что у вас там? — спросил Гоблин.
— Китайская роза, — нервно ответил очкарик. — Очень редкий цветок.
— А ну, разверни! — попросил его Гоблин.
— Нельзя! — ответил очкарик, подаваясь всем телом назад. — Она холода боится!
— Что ты мозг мне ебешь! — возмутился Гоблин, хватаясь руками за сверток. — А ну, отдай!
— Не отдам! — взвыл очкарик. — Моё!
Но он не с тем связался. Затащив очкарика в пикет, Гоблин уселся за стол, перерезал веревки и открыл сверток. Там пряталась свежесрубленная молоденькая ель.
— На-ка, понюхай! — предложил Гоблин, тыкая елью очкарику под нос. — Зацени, как пахнут розы в Китае!
1996. В сумерках: пограничный эффект
Чудовище на чердаке
Зимой мы поехали ко мне на дачу, чтобы отметить Крейзин день рождения. В однокомнатный бревенчатый дом набилось целая куча народу. Электричества не было, так что мы трапезничали при свечах: cьели по шестьдесят грибов, выпили водки и горячего вина. Постепенно стены дома стали сжиматься и разжиматься в такт сердцебиению, вокруг свечей появился переливчатый ореол, а все товарищи перекинулись.
Имелся в наличии ящик вина, и Строри с Гоблином заключили двойственный союз с целью завладеть этим ящиком целиком. Делается это так — один хватает бутылку и начинает пить, а второй защищает, не позволяя остальным отобрать её. Для этого он орудует монтировкой или кочергой, а потом братья меняются — второй пьет, а первый караулит с монтировкой. Это не понравилось остальным братьям, и вспыхнула драка. Она продолжалась, пока имел место предмет спора. То есть пока братья, с пиздюлями отбирая друг у друга бутылки, не вылакали все вино. В такие моменты удивительно находиться в полутемном помещении. Тебя шатает, во рту вкус водки и привкус вина, в зубах сигарета, а вокруг — сплошной крик, ругань и свара. Мечутся люди, кто-то катается по полу, чадят перевернутые свечи и совершенно ничего невозможно понять. Иногда из темноты выныривает чье-то перекошенное лицо, но на это не стоит обращать внимания. Нечего пялиться на лица, куда лучше следить за руками.
Строри вызвался приготовить кашу. Так как колодец замерз, он поставил на буржуйку целое ведро снегу и приготовился ждать, пока он растает. Но так как Строри был не в себе, ждать положенное время не смог. Прямо в подтаявший снег он бросил соль и крупу, а потом добавил: ложки и вилки, битую посуду, старый ботинок и носки, макароны, мелкие дрова и еще множество всяких незаменимых в каше вещей. Последним он кинул в получившуюся мутную жижу будильник.
Последовали возражения, но Строри действовал с маниакальной жестокостью, защищая свою кашу. Я сам, по неосторожности зайдя в охранную зону, приобрел ножевой порез на боку, а с Гоблином случилось и вовсе невероятное.
Выйдя на середину комнаты с кочергою в руках, Гоблин уселся на стоявший там стул. Этот стул не так давно принес Строри, который встал с него только ради того, чтобы помешать кашу. Увидав на своем стуле Гоблина, бессмысленно таращившегося в его сторону через квадратные очки, Строри потихоньку потянул из-за печи монтировку. Спрятав её за спину, он подошел к Гоблину практически вплотную.
— Удобно тебе, брат? — едко спросил он.
Полагая себя под защитой кочерги, Гоблин на мгновение задумался — какой тут может быть подтекст? В этот момент Строри ударил его монтировкой. Он сделал это так быстро, что защититься Гоблин не успел. С сухим треском монтировка переломила очки прямо у него на носу. Прошло полчаса, прежде чем этот случай исчерпал себя целиком. Устав от крика, брани и от сыплющихся во все стороны ударов кочергой, я решил подняться на чердак. На всякий случай я взял с собой большой молоток. С ним я поднялся в темноте по деревянной лестнице и оказался перед закрытой дверью, сделанной из фанеры и досок. Когда я отворил эту дверь, то замер, не в силах поверить собственным глазам.
Комната на чердаке вытянутая и повторяет форму крыши: потолок углом, в одном торце прорезано окно, а в другом — дверь. Было очень темно, но я сумел разглядеть неподвижную тень на фоне чуть более светлых стекол. Я вгляделся и пришел в ужас — силуэт был втрое шире меня в плечах! Но не только это насторожило меня, было еще кое-что. На плечах у незнакомца была огромная, с две моих, голова с широко расставленными рдеющими глазами. Как только я это понял, о природе явления я больше не рассуждал. Вместо этого я метнул в чудовище молоток. Бросок вышел, что надо — такой получается, только когда тело опережает в своих решениях разум. Хлесткое движение рукой — и молоток отправился в полет. Эффект был весьма неожиданный. Прямо у меня на глазах чудовище распалось на две половины, будто рассеченное по вертикали незримым мечом. Его глаза багровыми вспышками раскатились по полу — и тут же послышался звук бьющегося стекла.
— Ебаный в рот! — потрясенно заявила правая половина чудовища.
— Охуел ты, что ли? — поддержала её левая половина.
Оказалось, что чудовищем были Барин и Строри. За пять минут до меня они поднялись на чердак, встали у окна и принялись курить, облокотившись друг на друга. Их головы на фоне окна я принял за башку чудовища, а огоньки сигарет — за его багровеющий взгляд. Когда я метнул молоток, братья прыгнули в стороны — и монстр распался на две половины, а молоток полетел дальше и выбил стекло.
Разобравшись с чудовищем, мы спустились с чердака. Следующие полчаса мы наблюдали, как Гоблин готовит курицу. Для этого он бросил её в ведро с кашей, но неожиданно передумал. Решил, что в снегу она еще не скоро приготовится. Строри пришел из-за этого в ярость.
— Бросать в кашу можешь, что хочешь! — кричал он. — А вот доставать ничего нельзя! Но Гоблин сумел настоять на своём. Угрожая кочергой, он все же достал курицу из каши и переложил её в печь.
— Пять минут, — пообещал он, — и она будет готова!
Через несколько минут Гоблин достал курицу из печи. С одной стороны она здорово обгорела, зато с другой даже толком не разморозилась. От неё страшно воняло паленым, обильно сочилась выступившая кровь. Но для нас не было на тот момент предмета вожделенней, чем эта курица. Еще когда Гоблин клал курицу в печь, по его лицу было ясно — он никому её не отдаст. Поэтому, как только кура вновь появилась на свет, все ринулись к Гоблину, набросились на курицу и разорвали. В возникшей вокруг этого суете Гоблина подстерегла вот какая оказия.
Строри вырвал у него из рук куриную ногу и скрылся с нею ко мне на кровать. Немного света было только возле печи, так что Гоблин вынужден был искать пропажу на ощупь. Он шел согнувшись и выставив руки вперед, пытаясь сориентироваться. Мы со Строри подпустили его поближе, а затем изо всех сил ударили подошвами своих ботинок прямо в лоб. От этого пинка Гоблин упал и какое-то время лежал не шевелясь.
Когда же он поднялся, стало ясно — Гоблин не понимает, кто его на самом деле ударил. В результате пострадал Фери, на свою беду вздумавший подняться с кровати. Гоблин заметил движение в темноте и нанес в этом направлении несколько сильных ударов кочергой. Три из них попали по Фери.
Чуть позже печь погасла, и в доме стало холодно. Мы со Строри захватили для себя одеяло, но полежать под ним спокойно нам не удалось. Только мы раскупорили бутылку наливки, как у меня в ногах кто-то заворочался. Мне пришлось собраться с силами и как следует его пнуть. В ответ я почувствовал не менее сильный пинок.
— Сука! — возмутился я и пнул снова, еще сильнее.
— Да что же это? — поддержал меня Строри, которого тоже пнули, причем не менее сильно. Мы взялись за дело вдвоем. Несколько минут мы с остервенением работали ногами. Но на каждый пинок мы получали не менее сильный ответ, и даже вместе не смогли подавить этот очаг бунта.
— Да кто же это? — спросил я. — С кем война? В ответ я получил только несколько сильных пинков.
— Кто это может быть? — спросил у меня Строри. — А ну, посмотрим!
Он сбросил одеяло и включил зажигалку в тот самый момент, когда я нанес следующий удар. В её неровном свете я успел разглядеть, что пинаю не кого-нибудь, а самого Строри. Он вытянул под одеялом ногу, а мне показалось, будто кто-то лезет к нам на кровать.
— Я думал, мы союзники! — возмутился Строри и ударил в ответ. Это был в точности такой же пинок, как и все предыдущие.
— Я тоже так думал, — признался я. — Мир, брат?
— Мир, — согласился Строри.
Ближе к утру было еще несколько чудесных знамений. Гоблин, которому приспичило поссать, поднялся с пола, какое-то время озирался, а затем подошел и открыл дверь бельевого шкафа. Я и слова не успел сказать, как он начал ссать и обоссал мне весь шкаф, сверху донизу. В свое оправдание Гоблин впоследствии сказал такие слова:
— Не знал я, что это шкаф! — заявил он. — Я думал, что ссу в холодильник!
С утра нас разбудил тревожный звук. Он пробивался из-под слоя каши, заставляя вибрировать и трястись металлическое ведро. Это трезвонил в глубине брошенный еще с вечера механический будильник.
— Каша готова! — удовлетворенно заявил Строри.
Снимал пробу с этого блюда брат Гоблин. Проснувшись совершенно пьяным, он подошел к плите и зачерпнул из ведра рукой. Выловив спутанные шнурки, он меланхолично сунул их в рот и принялся жевать. Но уже через несколько секунд Гоблин с презрением сплюнул все это обратно в ведро.
— Макарончики не доварились, — сообщил он нам и повалился обратно на пол.
Однажды утром я проснулся у себя дома от каких-то звуков, доносившихся с кухни. Что-то позвякивало и шипело, слышались легкие и как будто незнакомые шаги. Это оказался Алекс Добрая Голова. Его пустила в дом моя бабушка, когда с утра отправилась на угол за молоком. Голова не решился меня сразу же разбудить — оккупировал кухню и принялся варить кофе. Завернувшись в одеяло, я пошел по коридору, ориентируясь на густой аромат «арабики». Утреннее солнце господствовало над железными крышами, его лучи пронзали тонкие занавески и в беспорядке падали на стол. Свет приобретал насыщенный багровый оттенок, преломляясь в бутылке крепленого вина, которую Алекс поставил на стол. Опрокинув стакан этого пойла, я принялся вникать в то, что излагала мне Добрая Голова.
Понять его было весьма непросто, так как он имеет обыкновение говорить с пятого на десятое, пересыпая рассказ кучей утомительных и никому не нужных подробностей. Но в общую суть я все-таки проник: Добрая Голова открыл для себя мир большого кун-фу. Недавно, сообщил мне Алекс, он почувствовал, как в нем пробуждаются «асуны». Это, тут же объяснил он — природные скрытые силы, дремлющие в человеке и ответственные за овладение искусством единоборств. Выпив два бокала вина, Алекс пожелал продемонстрировать мне своё мастерство, но обстоятельства оказались в тот день не в его пользу. Демонстрация «асунов» вышла для него боком, сказавшись на внешности. В тот самый момент, когда Алекс вышел в первую из новоприобретенных стоек, в дверь начали со страшной силой колотить.
Это несколько разрушило очарование, вызвав у меня чувство легкого неудовольствия. Ни хуя себе! Я пью вино, наслаждаясь созерцанием «асунов» — а кто-то колотит в дверь так, что сыплются заточенные между дверями стеклянные банки! Я прошел по коридору, скинул крюк и распахнул дверь.
Прямо перед собой я увидел ворох полиэтиленовых пакетов, а за ними — улыбающееся лицо Слона. Он пожаловал ко мне в гости с целым ящиком портера «Балтика № 6». Когда дверь отворилась, Слон не стал дожидаться приглашения войти. Вместо этого он вышиб меня из дверного проема, словно пробку из бутылочного горла.