Беглецы и бродяги - Чак Паланик 8 стр.

– Эта ванна, – говорит Оппенхейм, – она до сих пор там стоит.

И еще один случай: как-то вечером, когда продавец был в магазине один, одна из люстр, выставленных на продажу, вдруг начала раскачиваться. Потом – еще одна и еще. В конце концов уже все люстры, подвешенные под потолком, стали качаться. Непонятно, с чего. Сквозняка в магазине не было – люстры просто качались сами по себе. Продавец испугался и убежал.

В 1991 году магазин переехал в другое здание, на Бернсайд-стрит (В), 1040, причем переезд осуществлялся посредством «тактики муравьев-листорезов» с использованием магазинных тележек. И все же мой вам совет: вы там осторожнее. Несмотря на охранные чары «проклятия Бегемота», покупатели не раз говорили, что и в новом здании тоже водятся привидения.

Воистину неисповедимы пути Господни. Если вам вдруг захочется посмотреть на самую большую в мире волосяную опухоль – шар из кальция и спрессованных волос весом в 2,5 фунта, вырезанный в 1950-х годах из желудка свиньи весом 300 футов, – и на собрание чучел животных-уродцев, потратьте час на дорогу до музея при бенедиктинском аббатстве и семинарии Маунт-Эйнджел (Benedictine Mount Angel Abby ans Seminary). Езжайте на юг по федеральной автостраде 5 до съезда на Вудберн, и далее – по шоссе 99Е, следуя указателям на Маунт-Эйнджел.

В 1977 году Боб и Чарли Муры гуляли в окрестностях Дафура, штат Орегон.

– И вот тут, в лощине, стояла старая постройка, – говорит Боб, – и я сказал жене: «Видишь, вон старая мельница».

Это была заброшенная Дафурская мельница, которую построили в 1872-м. Она работала до конца 1930-х годов, используя все те же каменные жернова, что в 1870 году прибыли сюда морем, обогнув мыс Доброй Надежды. Сейчас эти старые жернова снова мелят муку. Без перерывов и выходных. Они вращаются со скоростью 125 оборотов в минуту и «съедают» за час 600 фунтов зерна – на Красной мельнице Боба, Интернейшнл-Вей (ЮВ), 5209. Телефон: 503-654-3215.

Муры увлеклись мукомольным делом еще в середине 1950-х, на своей пятиакровой ферме в Реддинге, штат Калифорния. В 1972 году они занялись коммерческим помолом, после того, как Боб прочел книгу Джорджа Вудбери «Мельница Джона Гоффа».

– Я пришел в библиотеку, – говорит Боб, – и книга просто лежала там на столе. Как будто мне на нее указал некий ангел. Когда я ее прочитал, я поверил в себя. Я сказал себе: я смогу, у меня все получится.

Боб, с его квадратной седой бородой и очками, как будто перенесся к нам из 1800-х. Он говорит, и в его голосе по-прежнему слышатся нотки благоговейного изумления:

– Нас поразило, что мы можем сами, своими руками, засыпать сюда зерно, и вот тут будет мука.

Муры открыли свою портлендскую мельницу в 1978 году, а в 1988-м там случился пожар. Почти все оборудование сгорело, но несколько тонн приготовленного к помолу зерна просыпались, погребли под собой столетние жернова из Дафура и, таким образом, спасли их от огня. Жернова представляют собой круглые камни диаметром четыре фута, и верхний жернов весит две тысячи фунтов. Это кварц, добытый в сорока милях к востоку от Парижа, в карьере, открытом еще в 1300-х годах специально для добычи камней под мельничные жернова. Сейчас они установлены на новой мукомольной фабрике площадью 50 000 квадратных футов. При фабрике работает оптовый магазин.

Партнер Муров, Деннис Гильям, называет Боба «наиглавнейшим в мире авторитетом в области мукомольного дела по старому способу, на мельнице с жерновами». Деннис говорит:

– Есть люди, которые знают историю мельниц. Есть люди, которые коллекционируют мельничные жернова. Есть люди, которые мелют муку на старинных мельницах. А Боб Мур – это и то, и другое, и третье.

Боб специально ездил в Шотландию изучать процесс помола овсяной муки. Они с Деннисом лично знакомы с такими гигантами и мастерами домашней выпечки, как, скажем, Бетти Крокер, первая «кулинарная леди» Америки.

– Они нам завидуют, – говорит Деннис. – Они только и делают целыми днями, что продают простую муку, а мы тут мелем и амарант, и просо, и лен.

Сейчас Боб и Деннис открыли еще одну мельницу и музей – с водяным колесом, с настоящими «историческими» крыльями и жерновами. Посетив этот музей, любой станет экспертом по мукомольному делу. И не то чтобы Боб очень сильно стремился в эксперты…

– Мне просто хотелось иметь свою мельницу, чтобы было чем заняться на пенсии и где я могу отдыхать душой, пить кофе, общаться с клиентами, – говорит он. – Это как будто идешь в тумане и не видишь, что там, впереди, но идешь все равно, потому что тебе любопытно. Просто идешь, шаг за шагом.

Находится на Пятой авеню (СЗ), 211. Открыт со среды по субботу с 12:00 до 16:00. Экспозиция представляет собой бесконечную демонстрацию рекламных роликов за первые двадцать лет существования телевидения. Также представлены лучшие печатные плакаты и ролики с каждого Международного Каннского фестиваля рекламы. Телефон: 503-226-0000. См. также www.admuseum.org .

(открытка из 1991-го)

Когда меня впервые избили на улице, Джина спросила, не было ли среди нападавших Дэвида. Не какого-то конкретного Дэвида, а просто кого-нибудь с таким именем. Во всех несчастьях она обвиняла «проклятие Дэвидов», как она это называла.

Со своим последним ходячим проклятием из долгой цепочки Дэвидов она познакомилась по объявлению в газете. Они встретились, выпили кофе, и ей показалось, что он вполне милый -достаточно милый, чтобы через пару дней пригласить его в гости к себе домой. Джина жила на последнем этаже в Хедли-Хаус, что на углу Сальмон-стрит (ЮЗ) и Двадцатой авеню, а я жил в том же доме на втором этаже. Стены были такими тонкими, что каждый вечер я слышал как минимум три телевизора у трех разных соседей.

Писательница Катерина Данн права, что в Портленде на каждом углу поджидает история. Меня избили на углу Адлер-стрит (ЮЗ) и Пятой авеню – там теперь бар «Red Star Grill». Дело было в пятницу вечером, я возвращался домой из спортзала. еще даже толком и не стемнело. Я завернул за угол, и ко мне подошли молодые люди. Они все были черные, все – в черных свитерах с капюшоном, и тот, который подошел самым первым, без единого слова врезал мне кулаком в челюсть, причем с такой силой, что я упал и ударился головой об асфальт.

Кто-то из них закричал:

– Двадцать пять очков.

И после этого всякий раз, когда кто-то пинал меня в голову или в спину, другие кричали: «Десять очков». Или: «Двадцать очков», если удар был особенно сильным или приходился в лицо. Все продолжалось примерно столько, сколько горит красный свет на светофоре. Потом они убежали, а я поднялся и крикнул им вслед что-то неконвенционное. Тогда они побежали за мной, и мне пришлось убегать – на Бернсайд-стрит (3), где были люди и свет.

В тот же вечер в квартире у Джины: она собралась приготовить ужин для своего последнего Дэвида. Он пришел, она усадила его на диван в гостиной и дала ему бокал вина, чтобы он не скучал, пока она заканчивает с готовкой. Кухня у нее в квартире примыкала к гостиной, так что оттуда можно было разговаривать с человеком, который сидит в большой комнате, но нельзя было увидеть, что он там делает.

Когда я позвонил в полицию, чтобы заявить об избиении, мне сказали, что первым делом мне надо было обратиться в больницу. Об этом всегда надо помнить, когда гуляешь по темным портлендским улицам. Полицейский, с кем я разговаривал по телефону, назвал это все «вопиющей дикостью» и предложил выслать мне форму заявления, которую мне надо заполнить и отослать им обратно.

Вместо того чтобы идти в больницу, я позвонил Джине – из телефонной будки в виде китайской пагоды на углу Четвертой авеню (СЗ) и Дэвис-стрит.

В тот же вечер в квартире у Джины: она вернулась из кухни в гостиную очень быстро. Ее не было считанные минуты – как раз столько, чтобы гость успел выпить бокал вина. Она вплыла в комнату с дымящимся блюдом лазаньи. Вся такая красивая, в фартуке с рюшками. На руках – простеганные кухонные рукавички. Губы аккуратно накрашены, прическа закреплена лаком. Она сказала:

– Ужин готов.

Входная дверь была нараспашку, а последний Дэвид исчез без следа. Пустой бокал из-под вина стоял на журнальном столике. На диване лежал «Космополитен», открытый на статье про влагалища, сопровождавшейся очень подробными иллюстрациями. В коридоре стояла пожилая соседка, которая, видимо, вышла вынести мусор, но так и застыла с мешком в руках, глядя на Джину сквозь открытую дверь.

А весь Джинин диван был обильно полит свежей спермой.

Джина застыла на месте и просто стояла, вдыхая запах горячей лазаньи и Собственного лака для волос.

Пожилая соседка спросила из коридора:

– Джина, голубушка, у тебя все в порядке?

И вот тогда зазвонил телефон.

Я поэтому и не дошел до больницы. Я потом три недели не мог жевать. Вернее, мог, но только передними зубами. И есть приходилось крошечными кусочками, отщипывая понемножку, потому что весь рот был разбит в мясо. Но в тот вечер, в телефонной будке в виде китайской пагоды, когда Джина мне все рассказала и поделилась своей теорией о «проклятии Дэвидов»… со спермой последнего Дэвида, подсыхающей у нее на диване… да, я знал, что потом будет больно, но я просто не мог не смеяться.

И вот тогда зазвонил телефон.

Я поэтому и не дошел до больницы. Я потом три недели не мог жевать. Вернее, мог, но только передними зубами. И есть приходилось крошечными кусочками, отщипывая понемножку, потому что весь рот был разбит в мясо. Но в тот вечер, в телефонной будке в виде китайской пагоды, когда Джина мне все рассказала и поделилась своей теорией о «проклятии Дэвидов»… со спермой последнего Дэвида, подсыхающей у нее на диване… да, я знал, что потом будет больно, но я просто не мог не смеяться.

В поисках лакомого кусочка: организация досуга для взрослых. Где оторваться по полной программе

– Веселится и ликует весь народ: в Портленде есть секс! – говорит Тереза Дольче, правозащитница работников секс-индустрии и издатель всемирно известного журнала «Danzine». Она говорит: – Вместо того чтобы бороться с неизбежным, лучше попробуем уберечься от нехороших болезней и предотвратить нежелательную беременность.

Мы с Терезой сидим в кафе «Bread and Ink» на Готорн-бульвар (ЮВ). Она ест салат со спаржей. У нее удивительные глаза: то карие, то зеленые – в зависимости от настроения. В 1994 году ее машина сломалась на подъезде к Портленду, и с тех пор она здесь и живет – пишет статьи, выпускает журнал, сама работает в секс-индустрии и борется за улучшение условий труда в данной сфере услуг.

У нее бледная кожа, лицо в форме сердечка, Пухлые итальянские губы. Густые темные волосы зачесаны назад и собраны в хвост на затылке. В своей облегающей черной кофте с длинными рукавами она похожа на балерину. Она говорит:

– Любовь за деньги существовала всегда, и небеса не упали на землю. Мужикам хочется иной раз оторваться по полной программе, и они готовы за это платить. И денег дадут, да еще и «спасибо» скажут. А если бы нас всех поголовно насиловали и убивали, как об этом любят писать, то на улицах не осталось бы ни одной женщины соответствующей профессии.

Она добавляет, заказав бокал белого вина:

– Секс-индустрия – она существует. И всегда будет существовать и без нашего разрешения. Мне просто хочется, чтобы эта профессия была по возможности безопасной и чтобы девушки знали, что там к чему.

С исторической точки зрения Тереза права. В «городе пней»2 секс-индустрия была всегда. В 1912 году Портлендская комиссия по искоренению порока провела рейд по 547 городским отелям и меблированным комнатам и признала 431 их них «совершенно безнравственными», а еще восемнадцать – более чем сомнительными. Члены комиссии решили заслать в эти приюты разврата своих агентов – женщин, которые под видом начинающих проституток должны осмотреться на месте, поговорить с управляющими и «сотрудницами» заведений и представить отчет в комиссию. Отчет читается как «мягкий» порнороман: с полуголыми прелестницами, что бродят по коридорам в летящих шелковых кимоно. Эти жрицы порока, описанные как «чувственные, сладострастные блондинки», расхаживают по веселому дому в «кружевных ночных сорочках, украшенных вышивкой домашних туфлях и все усыпанные бриллиантами». Бордели, в которых работают эти дамы – в отчете их называют «домами терпимости» или «веселыми домами», – неизменно отделаны зеркалами и «панелями из древесины грецкого ореха», а в их обстановке всегда присутствуют баттенбергские кружева, патефоны «виктролы», вазы из граненого стекла и хрустальные люстры. В знаменитом отчете 1912 года женщины из публичных домов названы только по имени: Мейзи, Катрина, Этель, Эдит… там говорится, что за ночь каждая обслуживала от двадцати пяти до тридцати мужчин.

Среди самых известных портлендских борделей начала века можно назвать знаменитый «Лувр» на углу Пятой авеню (ЮЗ) и Старк-стрит; «Парижекий дом» на южной оконечности Дэвис-стрит (СЗ), между Третьей и Четвертой авеню, где были представлены «девочки со всего света»; или «Дворец греха» под патронатом мадам Лиды Фаншоу, на углу Бродвея (ЮЗ) и Моррисон-стрит, где теперь располагается магазин одежды «Abercombie & Fitch».

Ричард Инджмен, историк и лектор из Орегонского исторического общества, говорит, что существует лишь несколько документов, где подобные заведения названы своим истинным именем, но по другим официальным отчетам, скажем, по переписи населения, все становится ясно.

– Когда по одному и тому же адресу проживает сорок женщин, причем все они – белошвейки, понятно, что это бордель. – Он добавляет: – Ну да, шить они шили, еще бы. Но если ты зашиваешь разорванное белье и пришиваешь на место пуговицы, это еще не значит, что ты – белошвейка.

Когда уличные оркестры проходили по городу, «созывая» мужчин в бары на набережной, работницы из веселых домов по маршруту «созыва» высовывались из окон, предлагая товар лицом.

Актрисы и певички из водевильных театров в перерывах между выходами на сцену обслуживали клиентов в занавешенных ложах. Во время таких «перерывов на ложу» они продавали желающим пиво – и себя.

Офицер портлендской полиции Лола Грин Болдуин, первая женщина-полицейский в стране, обвиняла самые уважаемые в городе универмаги – в том числе «Meier & Frank», «Lippman-Wolfe's» и «Olds & King's», – что их система «легких кредитов» приводит к тому, что многие молодые девушки влезают в долги и торгуют собой, чтобы добыть деньги. Она была ярой противницей «демонстрации» молоденьких девушек на параде во время Фестиваля роз и однажды арестовала гастролирующую комедиантку Софи Такер за непристойное поведение в общественном месте.

По приблизительным подсчетам, в 1912 году в Портленде было три тысячи проституток – так много, что тогдашний мэр города Аллан Рашлайт развернул кампанию по обустройству на острове Росс штрафной колонии исключительно для женщин легкого поведения.

Великий крестовый поход моралистов 1912 года был самым крупным мероприятием подобного рода вплоть до 1948-го, а потом вплоть до 1999-го, а потом вплоть до… ну, в общем, вы поняли.

Вот такой бизнес-цикл, говорит Тереза Дольче, которая в двадцать три года начала карьеру танцовщицы в стриптиз-баре. Прагматичная, искренняя, остроумная, она описывает портлендскую секс-индустрию в более реалистических терминах по сравнению с отчетами комиссии по искоренению порока.

Свобода слова – наша главная ценность, охраняемая конституцией штата Орегон. В связи с чем у нас больше всего заведений, связанных с организацией досуга для взрослых, – если смотреть по стране в целом. Благодаря нашему безоговорочному конституционному праву на свободу слова в самом широком ее понимании почти все виды бесконтактной демонстрации обнаженного тела считаются в Орегоне вполне легальными. По словам Терезы, в Портленде (в «ПОРНленде») сейчас существует как минимум пятьдесят стриптиз-баров и около двадцати «специализированных» магазинов женского белья с кабинками для живого эротик-шоу. Это означает, что около полутора тысячи женщин и мужчин зарабатывают на жизнь, раздеваясь перед публикой. То есть в Портленде выбор «чего посмотреть» значительно больше, чем в других городах Америки.

В других штатах, говорит Тереза, в заведениях со стриптизом запрещено употреблять алкоголь. В большинстве штатов в барах, где танцовщицы раздеваются догола, подают только соки. А мы мешаем стриптиз с алкоголем, и поэтому у нас нельзя делать стриптиз «с контактом». В Орегоне стриптизерши танцуют на сцене или на столе – буквально у тебя перед носом, – но им нельзя тебя трогать, и тебе тоже нельзя их трогать.

В магазине женского белья ты сидишь на диване и смотришь, как девушка примеряет белье. Во время сеанса вы с ней можете разговаривать на всякие фривольные темы, возбуждающие эротическую фантазию. Также не возбраняется мастурбировать. Ты платишь за время; дополнительные услуги сверх обычной «примерки» оплачиваются отдельно. В кабинках эротик-шоу ты наблюдаешь за девушкой через окошко. Оплата поминутная. Представление стандартное. Если у тебя есть какие-то особые пожелания, тебе все покажут – но за отдельную плату. Например, на представлении Терезы: если тебе вдруг захочется посмотреть на двойное – обычное плюс анальное – проникновение с использованием двух искусственных членов, это будет стоить дороже.

По словам Терезы, фильмы «для взрослых» снимаются в Портленде, как говорится, поточным методом: ни дня простоя. Секс по телефону процветает. Местные порносайты передают в интернете прямые трансляции всякого безобразия. Портлендские фетишисты имеют возможность воплотить в жизнь любые безудержные фантазии: от суровой доминатрикс в подземном застенке до Королевы-Молочницы, как они называют женщин, которые в период лактации сцеживают и продают свое грудное молоко. В плане снять проститутку в Портленде выбор богатый: от дорогих «профессионалок», стройных изящных блондинок, которые следят за фигурой, ходят в спортзалы и не скупятся на увеличение груди, до «уличных» девочек, которые работают «на выживание» и продаются за деньги, за крышу над головой на ночь, а то и вообще за еду или наркотики.