Нынешнее окружение Кадзуки Хосино скоро станет моим. Я, может, и навредил его повседневной жизни сильнее, чем намеревался, но стремиться все ухудшить еще больше — это уже слишком.
— Ладно, [Юхэй Исихара]. Открой мобильник Кадзуки.
— …С чего это вдруг?
— Открой картинку. Третью сверху в папке с данными.
Она просто напрашивалась на то, чтобы я отказался слушаться; но поскольку затеять здесь ссору — плохая идея, я честно подчинился.
Я открыл картинку. Фотка симпатичной девушки в пижаме, похоже, этой же девушкой и снятая.
— Итак, говори, кто это?
— …И в чем смысл вопроса?
— Не скажу, потому что это ухудшило бы мое положение.
Как откровенно.
Я вновь посмотрел на фотку. Незнакомая девушка. Честно сказать, что я ее не знаю, думаю, не лучший вариант.
Я переключил внимание на интерьер. Несомненно, это больница. Если подумать — я слышал, здесь неподалеку была крупная авария пару месяцев назад. Может, она — жертва той аварии? Звали жертву… не помню.
…А, все равно не знаю. Так что попробую просто угадать.
— Касуми Моги.
Я попытал удачи с именем, которое слышал недавно от девушки-в-белье, Рюки Хосино.
— Боюсь, ты ошибся.
Не сработало, да? Я машинально кисло усмехнулся.
— Ну, в общем, не знаю я, как ее зовут — и что?
— Это была ложь.
— А?
— Я солгала, когда сказала, что ты ошибся. Это действительно Касуми Моги. Но, похоже, ты ее никогда не видел.
Выражение лица Марии Отонаси, пока она это говорила, не изменилось ни на каплю.
— …Не слишком ли это несправедливо?
— Что несправедливо? Ты слишком наивен, если думал, что все как-нибудь образуется, если только ты угадаешь. Хорошо, тогда другой вопрос. Какая связь между Кадзуки Хосино и Касуми Моги?
Совершенно не понимаю, в чем смысл этих ее вопросов. Ну, полагаю, то, что я не понимаю ее намерений, тоже входит в ее намерения.
Пошарив в голове, я выжал из себя туманный ответ:
— …Они друзья.
— И?
Стало быть, отделаться таким простым ответом Мария Отонаси мне не даст.
— Как я могу сказать что-то лучше, если я не знаю Касуми Моги?
Это же естественно. Очевидный ответ, я ведь уже сказал ей, что не знаю этой девушки. Никаких проблем быть не должно.
— Т ы н е з н а е ш ь К а с у м и М о г и?
Тем не менее Мария Отонаси говорила так, словно я допустил фатальную ошибку.
— …Разве я не сказал с самого начала? Я никогда не видел девушку на этой фотке.
— Ага, ты ее никогда не видел. Ты так сказал. Н о с к а к и х э т о п о р «н и к о г д а н е в и д е л» р а в н я е т с я «н е з н а ю»?
— …Ты говоришь загадками. Я ее никогда не видел, так как же я могу ее з-…
…Погодите-ка, это не так.
— Понятно. Вот теперь я более-менее представляю себе, кто ты на самом деле. Ты не учишься в классе 2–3.
…Именно это она и планировала.
«Касуми Моги», судя по всему, не ходила в школу, потому что она в больнице. Потому-то я ее и не видел. Однако ученики класса 2–3 ее знают, даже те, кто никогда не видел. Вполне естественно, что они помнят имя человека, парта которого все время пустует, да и упоминается это имя время от времени, наверняка.
Вот как, цель ее вопросов была — сузить круг подозреваемых.
— Пфф, если честно, мне казалось вероятным, что «владелец» — Рюу Миядзава. Но раз ты не из класса 2–3, похоже, я ошибалась.
Рюу Миядзава?
Почему она назвала это имя?
Неужели он действовал самостоятельно, потому что я валялся в комнате Отонаси-сан и не мог сегодня дать указания?
— Ты… нет, правильнее сказать, «владелец»… кто-то, кто не из нашего класса, но хорошо нас знает. Не думаю, что о нас знает много народу. Он кто-то, о ком мы с Кадзуки можем легко догадаться, верно?
Разумеется, я ничего не ответил.
— Дальше, я подумала еще вот о чем. Насчет Юхэя Исихары. Рюу Миядзава сказал, что Юхэй Исихара — гражданский муж его матери. Если пытаться понять, зачем он нам это сказал, вот что приходит на ум в первую очередь. Да…
И Мария Отонаси заявила:
— Юхэй Исихара не существует.
Я затаил дыхание.
— Это было просто случайное имя, с самого начала. Но ты или Рюу Миядзава — кто-то из вас — придумал использовать его себе во благо. Вы хотели скрыть личность «владельца», заставив нас думать, что «Юхэй Исихара» реально существует, верно? И вы выбрали эти сложные отношения, «гражданского мужа», потому что это трудно проверить, разве не так?
Он не существует, значит, мы можем скрыться за ним — э? Вот как. Она почти угадала.
Но она не угадала. Юхэй Исихара — действительно гражданский муж матери Рюу Миядзавы. Однако вполне можно сказать, что он не существует… у ж е.
Ведь Ю х э й И с и х а р а у ж е м е р т в.
— Это все? Если все, то теперь моя очередь?
Думаю, мой неожиданный вопрос Марию Отонаси насторожил. Она хмуро взглянула на меня.
— …О чем ты хочешь поговорить?
— Думаю, это тебя заинтересует! Возможно даже, это именно то, что ты изо всех сил искала.
Улыбнувшись, я произнес:
— Я объясню тебе. Объясню, как работает «Неделя в трясине».
2 мая (суббота) 10:00
Глядя на все то, что оказалось в моем поле зрения, я снова собрал в себе Кадзуки Хосино. Небо. Бетон. Земля. Песок. Мария Отонаси. Моя рука. Кадзуки Хосино. Это место — задний двор школы. Я — снова я.
Я уже несколько раз переключился, так что привык. Но именно потому, что привык, я заметил.
Это похоже на смерть.
В те промежутки времени, когда я — не я, я полностью исчезаю. Мне даже сны не снятся. Это «смерть», которая приближается ко мне шаг за шагом. Если до 5 мая я не уничтожу «Неделю в трясине», я исчезну навсегда. Иными словами, я «умру».
— Кадзуки? — спросила стоящая передо мной девушка. Я молча кивнул, но тут же понял, что этого недостаточно, и добавил:
— Да, А я.
Отонаси-сан кинула взгляд на свои часы и нахмурила брови.
Я заметил, что на земле перед ней лежит потертая электрогитара.
— Это? Я ее прихватила в музыкальном кружке.
Гитара довольно старая, но струны новые, так что ей, похоже, регулярно пользуются.
…Держу пари, она взяла ее без разрешения.
— Знаешь, я с ней прилично повозилась в «Комнате отмены», чтобы время убить.
Отонаси-сан подняла гитару и начала играть. Здорово играет, гораздо лучше, чем я, — я-то даже фа-мажорный аккорд беру с трудом. Впрочем, она тут же закончила представление и протянула гитару мне.
— Э?
— Играй. Я знаю, у тебя дома есть гитара твоей сестры.
— Ой, нет… Я же фигово играю, знаешь?
— Неважно. Играй на гитаре все время, пока я говорю. Тогда я сразу узнаю, когда ты переключишься на [Юхэя Исихару].
Вот оно что. Вот зачем она притащила с собой гитару.
Я ну очень паршиво играю, так что мне довольно неловко; тем не менее, я начал играть одну знаменитую песню старой рок-группы, которая была в самоучителе.
— Удивительно, что ты знаешь, что сестра отдала мне свою гитару.
— Я знаю о тебе все, — отрезала она.
— …Ты не забываешь то, что было в «Комнате отмены», Ая?
Этот вопрос внезапно пришел мне в голову, и я его задал, продолжая неуклюже играть на гитаре.
— Мм, в общем, я помню все. …Нет, если быть точной, я, конечно, забыла кое-что, там ведь так долго продолжалось почти одно и то же. Но в целом я почти все помню.
Затем Отонаси-сан нахмурилась и посмотрела на меня.
— А у тебя разве не так?
— Угу, я уже мало что помню. И у меня не осталось чувств, связанных с этими воспоминаниями, так что я почти ничего не знаю. Ну, примерно как ты не помнишь лица всех прохожих, которых видишь в городе.
Услышав эти слова, Отонаси-сан распахнула глаза и застыла.
— Э? Что случилось?
— А, нет…
Она явно была в замешательстве, что озадачивало меня все сильнее.
— Так ты почти ничего не помнишь из того, что мы с тобой делали в «шкатулке»?
— Н-ну, в общем, да.
— Вот… как…
Отонаси-сан почему-то замолчала и не раскрывала рта какое-то время. Ожидая продолжения, я глянул на нее, но она поспешно отвела глаза.
— Вообще-то, если подумать, это логично. Ты не можешь помнить так же хорошо, как я. Потому что ты не «владелец». Понятно, наконец-то все становится на места. Вот почему…
— Вообще-то, если подумать, это логично. Ты не можешь помнить так же хорошо, как я. Потому что ты не «владелец». Понятно, наконец-то все становится на места. Вот почему…
И она пробормотала, не глядя на меня:
— …Вот почему ты зовешь меня Аей.
— Э?
— Проехали.
Отонаси-сан вернула свое обычное выражение лица и хмуро посмотрела на меня.
— Эй, Кадзуки. Ты прекратил играть.
Я поспешно заиграл опять. Где я остановился, я забыл, так что начал песню сначала.
— Ох уж… из-за того, что ты нес всякий бред, я до сих пор не подошла к главному.
— Прости. Итак, главное?
— …Мм, давай посмотрим. Я по-прежнему не знаю, можно ли верить словам [Юхэя Исихары], так что об этом пока не будем. Я хочу поговорить с тобой о нынешней «шкатулке», пока уверена, что ты [Кадзуки Хосино].
Я кивком пригласил ее начать.
— По правде говоря, существуют разные типы «шкатулок». Так говорить, может, неточно, но если совсем просто — есть «шкатулки», которые работают внутрь, и есть «шкатулки», которые работают наружу. И если «Комната отмены» была больше внутреннего типа, эта «Неделя в трясине» скорее внешнего.
— ?.. А в чем разница?
— «Шкатулка» внутреннего типа — это в случаях, когда «владелец» убежден, что его «желание» невыполнимо в реальном мире. Например, Касуми Моги, «владелец» «Комнаты отмены», не верила, что можно вернуть прошлое. Поэтому она создала отделенный от реального мира кусочек пространства, где могла верить в свое «желание». Моги запихнула себя и своих одноклассников в эту «шкатулку», где могла верить, что ее «желание» осуществимо.
Я кивнул, не прекращая играть.
— Теперь, «шкатулка» внешнего типа — в случаях, когда «владелец» считает, что его «желание» осуществимо в реальном мире. Похоже, «владелец» этой «Недели в трясине» думает, что его «желание» осуществимо, если только у него есть сила «шкатулки». Действительно, идея захвата чужого тела в реальной жизни может показаться реалистичной. Это означает, что нет нужды создавать какое-то особое, нереалистичное пространство. Где-то здесь лежит и причина того, что я по-прежнему не могу толком почувствовать эту «шкатулку».
— Я не очень понял; так: если человек не верит, что «шкатулка» может совершить чудо в реальном мире, она становится внутреннего типа, а если верит, то внешнего?
— Да, примерно так. Если мы присвоим им номера от одного до десяти по возрастанию «внутренности», то «Комната отмены» будет девятого уровня, а «Неделя в трясине» четвертого. Чем ниже уровень, тем сильнее «шкатулка» влияет на реальность.
Ясно, та «Комната отмены» практически ни на что не повлияла, ведь ни один из моих тогдашних одноклассников ничего не помнит.
Но, значит, нынешняя «Неделя в трясине» другая?
— А…
Тут я осознал всю жестокость ситуации.
Одноклассники сейчас меня презирают. Более того, моей дружбе с Дайей, Коконе и Харуаки пришел конец.
— Так значит… значит… моя повседневная жизнь, которая погибла…
— Угу, у ж е н е в е р н е т с я.
Моя рука, перебиравшая струны, замерла.
Звук гитары прервался.
Не вернется? Моя повседневная жизнь не вернется? Моя повседневная жизнь проржавела насквозь, и ее уже не починишь?
Значит — е е б о л ь ш е н е с у щ е с т в у е т.
Т о, ч т о я ж а ж д у в е р н у т ь, б о л ь ш е н е с у щ е с т в у е т.
Едва я это осознал, в глазах у меня почернело, словно все предохранители в мире перегорели разом. В смысле — у меня больше нет цели. Нет смысла разрушать «шкатулку». Ничего не осталось впереди.
Мне уже все безразлично.
Я двинулся прочь на заплетающихся ногах. Отонаси-сан что-то сказала, я что-то сказал в ответ. Не знаю, что она сказала, не знаю, что я ответил, но мне уже неважно.
Хочется закричать.
Но даже если я закричу, никто не придет на выручку.
2 мая (суббота) 11:00
Я почему-то в магазине. С еженедельником манги в руке. Проверил время по мобильнику Кадзуки. По идее, сейчас я должен быть на третьем уроке… что тогда я делаю в магазине?
Я огляделся, но Марии Отонаси нигде поблизости не было.
Что все это значит? Неужели они рассорились?
У меня возникло подозрение, что это ловушка, и все же я не мог упустить такого шанса связаться с Рюу Миядзавой.
Я по памяти ввел его номер. Некоторое время шли гудки. Ну, он же должен быть в классе, так что, ясно, не может ответить на звонок сразу.
Я сбросил звонок и очистил список исходящих вызовов. Он перезвонил тут же.
— Алло? Рюу Миядзава?
«…Эй, почему ты зовешь меня полным именем?» — спросил Рюу Миядзава сварливым тоном.
— Я же никто. «Кое-кто» в твоей памяти, может, и не обратился бы к тебе полным именем, но для нынешнего меня, думаю, это самое естественное.
«…Вот как. Ну так что, тебе что-то нужно, да? Что именно?»
— У тебя сейчас, кажется, уроки, ты не против?
«…Ты для меня важней всего».
— Интересно, хорошо ли, когда так говорит староста? Но я очень рад это слышать. Ладно, давай обсудим, что мы будем делать дальше…
«Не думаю, что об этом стоит говорить в школе. Не хочешь зайти ко мне?»
— Я не против… Но ты же понимаешь, что я не могу сказать, 12:00 — мое время или нет?
«Потому-то я и предложил свою квартиру. Нам надо всего лишь связать [Кадзуки Хосино] у меня дома до того, как наступит полдень. 13:00 ведь снова твое время, так?»
— Понятно. Дай-ка я тебе расскажу отличный способ, как это сделать! Вообще-то именно так Мария Отонаси меня обманула…
И я объяснил ему про браслеты на руках и ногах.
«Наручники, да? Звучит неплохо. Можешь купить по пути ко мне?»
— Конечно.
«Ты ведь знаешь, где я живу, да?»
— Ага. Ну, пока.
Я сбросил вызов и быстро очистил историю входящих.
На квартире у Рюу Миядзавы, э?
Если подумать — я никогда раньше там не был. До сегодняшнего дня я запрещал себе идти туда. Что за ирония — я впервые могу туда попасть, лишь забравшись в это тело.
2 мая (суббота) 11:47
Рюу Миядзава жил в двухэтажном деревянном доме; этот дом был уровня на два ниже того, где жила Мария Отонаси. И без домофона. Подойдя к двери на втором этаже, я позвонил.
Рюу Миядзава открыл сразу же.
— Вот — держи подарок.
С этими словами я передал ему коричневый бумажный пакет. Внутри лежали двое наручников. Рюу Миядзава принял пакет, не изменившись в лице.
Я снял туфли и вошел в комнату. Комната размером в шесть татами. Очень маленькая, но прибранная, и все лежит по местам. Поражаясь, как много места здесь занимает компьютер, я уселся на пол.
— Ах да, я хотел пожаловаться. Ты действовал по своему усмотрению и наговорил Марии Отонаси лишнего, да?
Рюу Миядзава криво улыбнулся.
— Ты не очень-то любезен.
— Эта девчонка почуяла, что ты что-то скрываешь. Похоже, она поняла уже, что мы с тобой работаем вместе.
— Как я и ожидал.
Он это так легко сказал; я приподнял бровь.
— …Не понял. Так ты нарочно дал ей понять, что ты мне помогаешь?
— Ну, похоже, так?
Эй… это звучит как очень неуклюжее оправдание.
— Мария Отонаси заподозрила меня всего лишь потому, что я пытался войти в контакт с Кадзуки Хосино. Против нас такая деваха. Так что я пришел к выводу, что обмануть ее не смогу.
— Но зачем же было говорить ей специально!
— …Твоя цель ведь — заставить [Кадзуки Хосино] сдаться самому, так?
— Ну, так — и что?
— Наверняка Отонаси встанет на твоем пути, прежде чем тебе это удастся, потому что ты ведь не можешь атаковать [Кадзуки Хосино] напрямую. Иными словами, ты можешь атаковать [Кадзуки Хосино] только через Отонаси. Но, как ты знаешь, она очень умна. Так что твой удар Отонаси легко отобьет.
— Вообще-то в этом что-то есть…
— Поэтому мне пришло в голову, что тебе нужен кто-то, кто сможет атаковать [Кадзуки Хосино] напрямую, не через Отонаси. И, разумеется, я — единственный кандидат.
— …Понятно.
— А для этого лучше всего сразу дать понять, что я тебе помогаю. Но если бы я так прямо и сказал, она бы насторожилась. Вот поэтому я сделал то, что сделал.
Все это он произнес с безразличным видом.
По моему лицу расплылась кривая ухмылка. Не ожидал, что он так хорошо все продумал. Я и раньше считал, что он надежный человек, но не думал, что настолько.