Вскоре после этого разговора она увидела плавающие в воздухе огоньки и призрака, который собирал их.
Она еще не забиралась так глубоко. Большой храмовый зал был самым дальним местом, где она уже была. Но Широхида была построена в горах, и поднимаясь высоко в небеса, она также уходила глубоко под землю; как одним целым из земли и неба были и сами Клинки Ветра.
Здесь было темно и даже в ровном сиянии ее светящегося шарика она могла видеть не дальше чем прямо перед собой. Все же она продолжала идти, и когда она услышала тихое пение — первой ее мыслью было, что это всего лишь эхо или просто ее воображение.
Потом она вошла в зал и увидела призрака.
Он не был минбарцем. Она не знала, кем он был, потому что никогда прежде ничего подобного не видела. Кожа его была серой, как подметка, а глубоко в высоком лбу был расположен третий глаз.
Повсюду вокруг него плавали маленькие сгустки света. В его руке покоилась сфера, внутри которой свивались и танцевали светящиеся пятна.
Он смотрел на нее.
— Дитя идет. — сказал он сухим. хриплым, низким голосом. — Десятилетия и десятилетия я ждал возвращения ребенка, а вернулся ли также наследник? Здесь ли спаситель Голгофы, вернувшийся к родовому трону, вновь требовать свое наследство?
Голос был завораживающим, удивляющим и пугающим — как и все здесь. Она могла лишь безмолвно глядеть на чужака.
— Я задал вопрос, дитя. Ребенок не понимает? Его рот не может открыться, его сердце молчит? Здесь ли спаситель Голгофы?
— Я... я не понимаю о чем вы. — наконец сказала она. — Мой дедушка здесь. Он наверху.
— А есть ли у него имя, дитя?
— Я... да, да. Его зовут Парлэйн.
— Ахх... как было обещано. Если я прождал достаточно долго, следя и выжидая в компании одних лишь душ, и памяти о Истоке в поддержку, то значит вернется и спаситель. Камень умеет терпеть, а он более подобен камню, чем я. Я вижу так много в тебе от воздуха, дитя, так много от эфира — движение и изменчивость... Но он есть камень, неподвижный и терпеливый. В тебе мало от его крови, верно. Мало, но быть может достаточно, и быть может — больше в твоих детях, верно?
— Я... у меня нет никаких детей.
— Ты мать для судьбы большей, чем можешь узнать, дитя. Он знает это, как знаю я, как знают и твои враги.
— У меня нет врагов.
— У ребенка их больше, чем он знает. Враги ее матери, и матери ее матери, и отца матери ее матери. Да, особенно его. С кем заключил сделку он, ибо он был спасителем. Мы блюдем сделки, ибо мы камень, и камень помнит. Проведи меня к спасителю, дитя. Проведи меня к стражу будущего.
— Ты не настоящий. — прошептала она. — Ты просто еще один призрак.
— А дитя много знает о призраках, не так ли? Я знаю. Спаситель также знает. Он пришел в нужное место за призраками. Здесь так много их, и величайший призрак из всех остался в смерти, огне и памяти. Да, этот призрак действительно хорошо помнит пламя. Проведи меня к спасителю, дитя. Проведи меня к призраку камня.
Дералайн стала медленно отступать, потом она уронила светильник и просто побежала, слыша шаги за спиной; она не помнила дороги обратно, но все равно продолжала бежать, слыша шаги позади, следующие за ней, вторящие эхом ее неистовому бегству.
Наконец она добралась до места, которое могла узнать, и помчалась к большому залу, где, как она помнила, могла найти деда. Он был там, сидевший в медитации перед одной из пустых ниш. Она просто упала перед ним, испуганная и обессиленная. Когда она оглянулась, со страхом и обреченностью в глазах, то увидела, что призрак последовал за ней, и на его тонких губах играет улыбка, а его третий глаз сияет демоническим огнем.
* * *Несколько следующих часов прошли смутно. Тело унесли прочь, маленькую хижину тщательно осмотрели — и начался бесконечный поток вопросов. Рейнджер за Рейнджером приходили говорить с Джеком. Одни были тихими и вежливыми, другие — настойчивыми и грозными. Сейчас он искренне был уверен, что его обвиняют в случившемся.
Нет, он не знал Декстера Смита до вчерашнего вечера.
Да, он только вчера прилетел на Казоми-7
Нет, он никак не связан со смертью Декстера Смита.
Да, его уже арестовывали раньше, но это была ошибка, и она уже разрешилась.
Нет, он не находится в розыске,
Да, конечно у него подлинные ИД–карты.
Нет, он ничего не вез контрабандой.
Да, он будет счастлив помочь, и уже помогает.
Нет, он не сердится.
И так далее и так далее....
Наконец, еще один Рейнджер пришел расспрашивать его, но этот был особенный. Он был нарном — большим чем обычный нарн, или просто казался большим. Комната точно стала меньше, когда он оказался рядом. Черт, планета казалась меньше, когда он был поблизости.
И у него был только один глаз.
Джек слышал только про двух одноглазых нарнов, и Пророк был мертв.
— Ты знаешь кто я? - спросил нарн.
— Да. — ответил Джек в благоговении и неверии одновременно. Две легенды за один день. Какие на это были шансы?
— И?
— Командор Та'Лон.
— Хорошо. Ты это сделал?
— Нет.
— Мне этого достаточно.
Вот и все. Джек, наконец, узнал что Декстер был давно болен. Его смерть была печальна, но совсем не неожиданна. Он жил скромно, и у него было немного друзей так что никто не догадывался, насколько он был болен, и даже — что что–то вообще не в порядке.
Потом он узнал, что был не единственным, кто видел светящуюся фигуру возле храма. Версии варьировались от атмосферных явлений и массовой галлюцинации, до вернувшихся ворлонцев и духа Благословенной Деленн, вернувшегося к ее мемориалу то ли благословлять верующих, то ли изгонять неверных с планеты.
Джек был в скверном настроении, когда покинул храм. Сами своды были все так же прекрасны и полны мира, но у него сегодня не было настроения для красоты и мира. Поначалу он думал о Казоми-7 как о удивительном месте, а потом увидел его темную изнанку, и весьма неприглядное лицо Рейнджеров. Потом он видел храм и говорил с Декстером, и удивление вновь наполнило его.
А теперь...
Неважно, насколько удивительно было это место. Люди все также умирали здесь. Люди все также говорили о пустяках и верили в разный вздор. Чужаки или люди — все равно они были также глупы, бесчувственны и слепы здесь, как и где угодно еще. Здесь могла быть колыбель мира и красоты, но никто не ценил этого. Это было удивительное место — кишащее недостойными его паразитами.
Такие мысли едва ли были новыми для Джека. Его нелюбовь к человечеству в целом была одной из причин, толкнувших его путешествовать — попасть туда, где люди были бы другими. Он нигде не нашел подобного.
Он завел несколько приятелей в своих путешествиях, но у него не было близких друзей. Было несколько знакомых тут и там — таких как Бейс — но и только.
Он был сердит, одинок и наполнен злостью на весь мир.
Он шел прочь от храма, в город, намеренно не глядя по сторонам. Он не собирался осматривать достопримечательности. Он просто хотел побыть один.
Наверное, ему стоит попытаться найти Голгофу и остаться там.
В конце концов — он не знал спустя сколько времени — он обнаружил себя в парке. Занимался рассвет, так что он, похоже, бродил долго. Парк был необычной комбинацией разных культур, и в него явно внесла свой вклад каждая из рас. Он прошел через японский сад камней к центаврианской цветочной выставке и мимо нее — к минбарскому храму. Против ожидания, он был весьма впечатлен заботой и вниманием, которые окружали это место.
И именно там он услышал плач.
Не зная почему, он направился туда. Он нашел ее в тесном садике–пустыне дрази, сидящей на низкой каменной стене, окружавшей парк.
Это была светловолосая девушка–Рейнджер. Она сидела здесь, все также в форме Рейнджера, картиной полного отчаяния. Ее лицо было скрыто длинными волосами, а руки были прижаты к глазам.
Она плакала.
Медленно, не совсем понимая, что же делать, Джек подошел к ней, так тихо, как только мог. По части незаметности он был не слишком хорош, но он был совсем рядом с ней, когда она его заметила. Ее глаза были красными и воспаленными, а щеки расчерчены слезами.
— Ты. — всхлипнула она, ее голос был хриплым. — Пожалуйста, уйди.
Он проигнорировал ее, и остался там где был, пытаясь придумать что–то, что можно сказать.
— Что–то случилось? — беспомощно сказал он.
— Разумеется. — отрезала она. — Или ты думал — я просто пришла сюда поплакать?
— Извини. — ответил он, со смесью сочувствия и сожаления.
— Просто уходи. — повторила она, снова уронив голову на руки.
Он не ушел, Вместо этого он сел рядом с ней. От нее веяло теплом и ее волосы приятно пахли. Он хотел обнять ее, но не знал как она к этому отнесется, и потому просто сидел рядом.
— Хочешь что–нибудь мне рассказать? — наконец проговорил он.
— Кажется, я сказала тебе уходить. — ответила она, приглушенным руками голосом.
— Хочешь что–нибудь мне рассказать? — наконец проговорил он.
— Кажется, я сказала тебе уходить. — ответила она, приглушенным руками голосом.
— Сказала. Я не послушал.
— Непохоже, чтобы ты был хорошим слушателем.
— Нет. — уступил он. — Но я попробую. Ты хочешь рассказать мне, что случилось?
Она подняла взгляд, ее глубокие, прекрасные, наполненные слезами глаза смотрели прямо на его. Он почувствовал неприятное покалывание в голове — не болезненное, просто беспокоящее. Он не попытался отстраниться, просто сидел на месте.
— Мой отец умер сегодня вечером. — наконец сказала она.
— О... вот и все что он сказал, внезапно догадавшись — о ком она говорит.
* * *Ее дед спокойно и неторопливо поднялся на ноги. Она обвила его руками, поддавшись безотчетному страху. Он ее дедушка, самый сильный из воинов. Он защитит ее. Он защитит ее.
Призрак шел вперед, над его головой разгорался свет, а на лице светилась довольная улыбка.
— Я долго ждал. Долго...
— Долго по моим меркам, — перебил его дед — или по вашим? Я считал, что бессмертный народ мало знаком с нетерпением.
— Как скажешь, спаситель.
— Я не потерплю, что ты пугаешь мою внучку, и не потерплю осквернения этого места. Какие бы сделки я не заключал с вашим вождем — это в прошлом. Я получил достаточно за то, чем пожертвовал на Голгофе. — Он взглянул на Дералайн и в его жестких, каменных глазах проступила нежность, даже любовь. — Да, я в самом деле получил достаточно.
— Примарх будет рад узнать это, спаситель.
— Так почему ты здесь? Это связано с... — он помедлил, снова взглянув на Дералайн. На этот раз в нем было сомнений больше, чем нежности. — Он... тот кто был лордом здесь до меня?
— Нет. Этот в безопасности, пребывает в его же огне и его безумии. Это — то дитя и мать детей, что я ожидал.
— Нет.
— Разве спаситель не желает выслушать?
— Нет.
— Ты знаешь судьбу, что ожидает ее детей и их детей. К их роду придет величие и даже святость. Примарх видит это. Исток знает это. Исток знает все, кроме лишь одного вопроса.
— Ты ее не получишь. И если бы ты хотел получить ее, ты уже давно мог бы попытаться. Я никогда не делал секрета из своего местонахождения. Быть может, я чересчур верил в обещания моих союзников?
— Нет, спаситель. Я принимаю твои желания. По воле Примарха я ждал здесь, ждал дня, когда вернешься ты.
— Почему?
— Потому, спаситель, что ты не вернулся бы, если не был готов умереть, и ты привел бы дитя с собой, чтобы показать ей так хорошо знакомое тебе место.
Тень гнева скользнула по лицу ее деда.
— Я действительно настолько предсказуем?
— Говорят, что честь делает людей такими. Но у нас есть Исток знающий все, кроме одного вопроса.
— Ты ее не получишь.
— Примарх будет сердит.
— Пусть сердится. Я заключил сделку с другими. и они дали слово. До сих пор они держали его. Или же надо сказать, что Шаг Тоды менее достойны доверия, чем ворлонцы?
Призрак издал короткий звук, который мог быть смешком.
— Спаситель говорит верно. Спаситель знает, что намерения Примарха чисты. Ее род особенный и должен быть защищен.
— Верно, но я учил ее саму защищать себя, и я в нее верю. Она не будет пешкой ни для какой из сил. Мы достаточно были ими — мой отец, моя мать и я.
Дералайн не понимала ничего из этого. Ее страх ушел, потому что рядом был дед, но его слова смутили и запутали ее. Она не понимала... и была не уверена, хочет ли она понимать. Она в него верила и этого было достаточно.
Призрак отступил.
— Пусть будет так, как скажешь ты, спаситель. Мы слишком много должны тебе, чтобы настаивать.
— Вы не должны мне ничего. Как я сказал — мне заплатили полностью. Мои друзья — вот кому вы должны; те, кто не вернулся с Голгофы. Тем не менее, вашего слова будет достаточно. Поклянись, что вы оставите ее род в покое. На следующую тысячу лет. Клянись.
— Я не могу....
— Ваш Исток, когда он пожелает — говорит, используя вас, как посредников. Ты можешь поклясться мне.
Призрак дернулся, его тело встряхнулось, словно от судороги. Черное сияние растеклось из его глаз и рта, и Дералайн услышала эхо миллионов голосов, говоривших словно один.
— Мы клянемся в том. — сказал голос из ниоткуда и отовсюду одновременно.
Ее дед, казалось, не замечал силы чужого голоса.
— Что ж, этого будет достаточно.
— Ты не покинешь этот мир живым. Мы знаем это.
— Да. Как и я. А она?
— Она будет жить долго, и узнает великое счастье и великую печаль.
— Спасибо.
— Мы многое должны тебе, спаситель. Мы не забыли и не забудем.
— Вы ничего мне не должны.
Темное сияние исчезло, ушли журчание, шепот и шипение множества голосов, и не осталось ничего, кроме нее, ее деда и призрака.
Стояла тишина.
Она нарушила ее.
— О чем он говорил? — спросила она, ее сердце бешено колотилось. — Дедушка, о чем он говорил, когда сказал, что ты не покинешь эту планету живым?
Он ответил не сразу. Он выглядел отстраненным и равнодушным.
— Думаю, — наконец, сказал он — что вскоре у нас будут гости.
— Дедушка?
Он не ответил.
— Дедушка?
Дедушка?
* * *- Мой отец умер, когда мне было три года. Я почти совсем его не помню. Единственное, что я помню — это запах. Он пах... пеплом. Черным пеплом.
Мы росли на Вентари-3. Не знаю — знаешь ли ты про нее... Ну ты, может быть, и знаешь. Вообще–то, это мир Бракири. Мои родители были среди группы людей, которые поселились там к концу войны. Подозреваю, что никого не ставя в известность. Позже президент Корвин выторговал ее для нас, как часть какого–то из соглашений. Все равно, там жило не так уж и много, а бракири не так уж ей интересовались.
Единственно что было у этого мира — это полезные ископаемые. Куча. Не спрашивай, что это было и для чего, но на Вентари-3 этого были горы. Мой отец был шахтером.
Черный пепел. Вот чем он пах...
Он умер когда мне было три года. Случился обвал. Три сотни и пятьдесят семь человек погибли, и так случилось, что мой отец был одним из них. Думаю, по сравнению с войной, Чужаками, и всем прочим — смерть в обвалившейся шахте совершенно обычна.
На самом деле, я потом не слишком много об этом размышлял, глядя на то, как мать пытается нас прокормить. Не беспокойся. Это не жалостливая история про несчастное детство. Это просто...
Не знаю. Это просто я.
Я ненавидел Вентари-3. Там ничего не было — просто пустая планета, полная пустых бездушных людей. Неважно было, как далеко была война, или даже что она кончилась, никто там не выглядел счастливым. Моя мать — точно нет. И братья с сестрой тоже.
И я, конечно.
В конце концов я, конечно, сбежал. Я хотел увидеть галактику. Все места о которых я слышал. Мне пришлось постараться, чтобы накопить достаточно для настоящего побега. Я почти год работал в шахте. Это было страшно. Я все думал про отца, и узнавал какими должны быть признаки обвала.
Вот тогда я часто думал о нем. Когда я был в тоннеле и боялся так, что представить нельзя. Я все еще не люблю подземелья.
Если он боялся хотя бы вполовину так, как я — то надо было обладать немалым мужеством, чтобы так работать. Я знал что это не навечно, и все равно должен был постоянно напоминать себе, зачем я все это делаю. А он работал там всю жизнь. У него не было ни лучшего мира, ни путешествий, ничего. Только Вентари-3, до самой смерти.
Я никогда не понимал этого раньше, и думаю что больше не смогу по–настоящему это понимать. Тот год в шахтах был единственным временем, когда я действительно понимал, что же он делал.
Я не говорю, что понимаю, что ты испытала. Я этого не сделаю. Я просто скажу что...
Извини. Мне действительно жаль.
Что ж. Если ты все–таки хочешь остаться одна, я уйду.
Джек поднялся, желая быть способным сказать что–то лучшее, желая, чтобы он мог высказать свои чувства более ярко... Он направился прочь.
— Останься. - прошептала она.
Он оглянулся на нее и снова сел рядом.
Она сжала его руку.
— Спасибо. — прошептала она, ее голос был хриплым и сорванным.
— Спасибо.
* * *На один пугающий миг Дералайн подумала, что все они умрут. Пять Рейнджеров глядели на ее деда, с обнаженным оружием, готовые к бою. Ее дед выглядел мирно и спокойно, но ей было знакомо такое выражение лица. Призрака нигде не было видно.
— Я Леннан из Рейнджеров. — сказал их командир. — Эта земля объявлена запретной, по приказу Серого Совета. Назовите свои имена и намерения.
Ее дед отступил назад, а затем неторопливо повернулся к ним спиной и зашагал к трону.
— Оставайтесь на месте! — крикнул рейнджер.
Ее дед опустился на трон.
— Леннан... — произнес он, словно пробуя имя на вкус. — Ты напоминаешь мне того, кого я когда–то знал. Ты не приходишься родней Немейну?