— Так зачем же по святцам, уж если на то пошло, — улыбался Мартынов. — В святцах день ангела. По биографии надо смотреть — день рождения.
— Ну, день рождения. И в этот день, значит, — праздник по всему колхозу! А святого Пантелеймона — долой! Провести собрание, доклад сделать людям про нашего именинника, про его житие, заслуги. Может, и телеграмму отбить самому Семену Михайловичу: «Приезжайте к нам в гости на праздник».
— Всюду в свой день рождения он не успеет побывать. Колхозов имени Буденного у нас в стране, вероятно, сотни.
— Не приедет — письмецо нам пришлет, и за то спасибо.
— А не получится, Пелагея Ильинична, — сделав озабоченное лицо, с трудом сдерживаясь, чтоб не рассмеяться, сказал Мартынов, — что будут в одном колхозе праздновать Симеона, в другом Василия, в третьем Климентия, — опять же пойдут друг к другу в гости всем селом, потеряют месяц и число?..
— Нет, товарищ Мартынов! — доказывала свое старуха. — Вот вы приглядитесь сами: все же на советские праздники у нас безобразия куда меньше! День Победы, к примеру. Не легко она досталась нам — победа, кровь лилась рекою. Либо Октябрьская революция — народ власть брал в эти дни, за коммунизм боролся. Понимают люди. Да и совестно же нам, если, скажем, товарищ Буденный дознается опосле, что мы тут без меры за его здоровье нахлебались, и отпишет нам: «Что же вы, товарищи колхозники, мое честное имя позорите? На мои именины у вас коровы стояли целый день недоеные!» Этого мы не допустим! Сам народ в сознание войдет, что в такой день неприлично пьяному в кувете валяться!..
— А ведь она очень большой вопрос подняла! — сказал Мартынов Трубицыну после ухода Суконцевой. — Клин клином вышибать! В старых церковных праздниках много было своеобразной красоты, поэзии. Религиозные праздники не все такие бессмысленные, как престольные. Страстная неделя, вербная неделя, троица, святки, крещенье, масленица. А Ивана Купала — еще со времен язычества? Ряженые народные гулянья, венки на воде, песни подблюдные… Вытеснить старые праздники из быта, ничем их не заменив, — трудно. Надо создавать новые, красивые, поэтические праздники. Тут есть над чем и комсомолу поработать. День урожая, День тракториста, Праздник песни. А те дни, когда в школах заканчиваются экзамены, парням, девушкам вручают аттестаты зрелости? Это тоже можно сделать народным праздником, Днем молодежи, что ли. Да мало ли что можно придумать!
…Комсомолец Николай Терехов, шофер из колхоза «Власть Советов», где председателем работал Опёнкин, пришел в райком к секретарю с практическим предложением: как в два счета ликвидировать взяточничество.
Он работал раньше на грузовой машине, а когда колхоз купил в воинской части старый «газик», стал возить председателя на «газике». Тут-то и наболел этот вопрос — о взяточничестве.
— Душа уже не терпит, Петр Илларионыч, — говорил шофер Терехов. — Как едем в город, в какой-нибудь снаб, так везем в машине мешок яблок, либо свиной окорок, либо пару гусей. Я уже говорил Демьяну Васильичу: «Как комсомолец, отказываюсь такие грузы возить!» Ну, опять же и председателя винить нельзя. Не для себя достает — для колхоза. Нам и гвозди нужны, и кровельное железо, и запчасти, и немало нам всего этого нужно. Хозяйство большое! Не добудем — все дело станет. Там в гутапе один кладовщик есть, ну, негодяй, до чего же обнаглел! Приедешь к нему с пустыми руками — и разговаривать не хочет! «Нет таких подшипников». А как ты его проверишь — есть или нет? Он же не допустит тебя в склад, копаться на полках. А привезешь чего-нибудь — с пол-оборота все найдет, выпишет без задержки. Брали вагоны на железной дороге, картошку в Таганрог возили — и там опять же не обошлось без подмазки. Когда же мы эту болячку ликвидируем, Петр Илларионыч? На моих глазах Демьян Васильич, честный человек, тоже в преступника превратился. Его же давно судить пора, если строго по закону! А за что судить? Надо и в его положение войти. Он — хозяйственник. Вы же первый с него спросите, если у него в хлебопоставку машины будут стоять без резины… Хапуги проклятые, ненасытные! Государственным добром торгуют! Я бы их!.. А знаете, как это дело можно изжить? Ехали мы вчера вечером с Демьяном Васильичем из города, я и надумал. Сейчас у нас как по кодексу законов? И тот отвечает, кто взял взятку, и тот, кто дал. Оба — преступники. Значит, у них круговая порука, один другого не выдаст. Потому и трудно разоблачить того, кто берет. И берет он смело: знает — не донесут. А надо сделать так, чтобы тот, кто дал взятку, не отвечал перед судом. Не от хорошей жизни он дал. Разбить надо круговую поруку! И — кончится сразу! А, ты, мол, даешь да еще свидетеля подставишь, шофера своего либо грузчика, тебе — ничего, а меня в тюрьму загоните? Иди ты подальше со своими гусями! Никто не решится взятки брать. Да еще про старые дела немало расскажут те, кому приходилось их давать!..
Мартынов исписал листок в настольном блокноте и пообещал Терехову, что его предложение особой докладной запиской пошлет в Москву, в Министерство юстиции.
Следующим вошел в кабинет ветеринарный фельдшер из села Круглого, кандидат партии Кусков.
— Мне по роду моей работы часто приходится объезжать колхозные фермы, — начал Кусков. — Лечу скот, в разных колхозах бываю и вижу, где как дело поставлено. Вы не задумывались, товарищ Мартынов, над таким вопросом: нужны ли нам эти, как их называют, кормодобывающие бригады, не подчиняющиеся заведующим фермами? Кто их выдумал?
— По инструкции создали их. Погодите минутку.
Мартынов встал, прошел к двери, распахнул ее.
— Не скучно вам здесь сидеть, товарищи? — обратился он к ожидающим очереди. — Чтобы не думалось вам, что секретарь пустяками, может, занимается, а вам приходится ждать, — заходите все, веселее вам будет. У нас не секретный разговор. Послушайте, о чем говорим. А кто хочет со мною с глазу на глаз — придется немного подождать, пока других отпущу. Заходите!
В кабинет вошло человек семь, среди них трое, которым разговор о животноводстве был небезынтересен: председатель колхоза, секретарь парторганизации другого колхоза и зоотехник.
Мартынов сел за стол.
— Продолжай, товарищ Кусков. Что говоришь — не нужны кормодобывающие бригады?
— Не нужны! За зимовку скота отвечает один бригадир со своими людьми, а корма заготавливает ему другой бригадир, другие люди. И валят вину друг на дружку: «Ты не обеспечил ферму кормами на зиму!» А тот: «Вы не умеете наши корма использовать!» Сущая обезличка, товарищ Мартынов!
Присутствовавшие в кабинете председатель колхоза и зоотехник выразили полное согласие с Кусковым:
— У семи нянек дитя без глазу!
— Вододобывающие бригады еще бы организовать, чтоб за водопой третий бригадир отвечал!
— Надо передать тех людей, что в кормодобывающих бригадах числятся, — продолжал Кусков, — в полное подчинение заведующему фермой или завживотноводством, и пусть они, животноводы, сами себе подвозят, заготавливают корма. Так лучше будет, товарищ Мартынов! И людей, и тягло, и инвентарь, какой есть, — все передать им. Чтоб один начальник полностью за все животноводство отвечал — и за заготовку кормов, и за содержание скота. Не будут тогда кивать Иван на Романа, а Роман на Петра!.. И слово-то какое выдумали: кормодобывающая! Добыть — это я понимаю: выпросить, либо украсть, либо из-под земли достать, как уголь или нефть. А чего ж добывать-то сено? Оно — сверху. Если посеял клевер, суданку, так добудешь сено. Скосить, заскирдовать вовремя — вот и есть корма, добыл без громких слов.
— Что ж, — заключил Мартынов, — в пятницу у нас будет районное совещание животноводов. Обсудим ваше предложение, товарищ Кусков. Предложение, мне кажется, дельное…
Грузный, широкоплечий седой человек, с могучей, атлетической шеей, остриженный «ежиком», в старомодном длинном, в обтяжку пиджаке придвинулся со стулом к столу, привстав, протянул Мартынову через стол широкую, как малая саперная лопатка, руку.
— Житель вашего района, пенсионер, бывший цирковой борец Андрей Кожемякин.
— Слышал, слышал, как же! — воскликнул Мартынов, с опаской вкладывая руку в ладонь Кожемякина. — Знаю, что есть у нас в районе такая знаменитость. Мальчишки однажды на базаре мне показывали: «Вот Кожемякин идет!» Садитесь, Андрей…
— Маркович.
— Что-то не часто видно вас в городе?
— В Озерках живу. В глушь забрался.
— На отдых? Как Поддубный? Поддубный, кажется, в Ейске жил на пенсии?
— В Ейске. Он-то родом был сам не из Ейска — с Полтавщины. А Озерки — родина моя. Домишко там у нас. Сад посадил, пасекой обзавелся. Вот привозил сегодня на базар мед продавать… Поддубного вспомнили?.. Между прочим, могу похвалиться — встречался с Иваном Максимычем на ковре. Правда, положил он меня на шестнадцатой минуте. А кого он не клал? Эх! Были богатыри!..
Старик, заметив, что собравшиеся у секретаря райкома люди и сам секретарь не прочь послушать его, стал рассказывать о своих встречах на ковре, о поездках по разным странам, о победах сильнейшего борца мира Ивана Поддубного, о европейском чемпионате 19… года, в котором он сам вышел победителем. Мелькали французские, турецкие, немецкие, английские имена борцов, забытые и полузабытые ныне. Вошел второй секретарь райкома Медведев, хотел что-то спросить у Мартынова и тоже заслушался, уселся на диван.
— Когда же вы бросили борьбу и сколько вам сейчас лет? — спросил Медведев.
— Лет мне сейчас шестьдесят пять. (Все сидевшие в кабинете заулыбались, переглянулись: попадись в «двойной нельсон» такому старику!) А с манежа я ушел в тридцать шестом году. Работал в Мухине, на механическом заводе. В военное время эвакуировался с заводом на Урал. Там еще в заводском клубе немножко тренировал молодежь по французской борьбе, — сейчас-то она называется классической, а после войны совсем пошел на отдых. Приехал в Озерки к своим родителям — отец мой с матерью еще живы были.
— А чего вы вздохнули, Андрей Маркович: «Были богатыри»? — спросил Мартынов. — И сейчас у нас есть хорошие борцы.
— Есть, есть… Я-то к вам, товарищ секретарь, по делу пришел.
— Слушаю вас.
Мартынов придвинул к Кожемякину коробку папирос.
— Спасибо, не курю. Никогда не занимался. Считаю, что легкие человека приспособлены для вдыхания чистого воздуха, не дыма, не в обиду вам, курящим, будь сказано.
Старый борец гулко, басом, откашлялся, окинул взглядом всех сидевших в кабинете.
— Ехал я сюда на колхозной машине и по пути, в селе Кудинцево, обратил внимание на такую картину: в одном дворе на крыше хаты — мельничный жернов. По размеру — пятерик, пудов двадцать пять. Как же он туда попал? Не святым духом, конечно, — люди его туда втащили. Кто? Зачем?.. И вспомнилась мне моя молодость, как мы в Озерках по ночам гуляли, разбойничали. И ворота, от нечего делать, от одного двора к другому переставляли, и амбары переносили. Силушки много, дури еще больше! А то, бывало, уснет хозяин летом во дворе на телеге на сене, мы возьмем его с телегой на руки, чтоб не разбудить стуком — и в речку на мелководье. Так, должно быть, и в Кудинцеве жернов на крышу попал. Гуляли ребята, пока улица разошлась, проводили девушек по домам, ночь длинная, спать не хочется, — чего бы еще такого сотворить? А давайте-ка вот этот жернов кому-нибудь на крышу втащим! Пусть потом хозяин попробует снять его оттуда! Попыхтели, должно быть, пока втащили!.. А не лучше бы эту силу молодецкую на полезное дело направить?
В дверь заглянул высокий парень в лыжной куртке, с русыми, пышными, зачесанными назад волосами, с двумя авторучками в нагрудном кармане.
— Ну-ка, зайди, — кивнул ему Мартынов. — Этот вопрос, кажется, и тебя касается. Познакомьтесь. Наш секретарь райкома комсомола. Товарищ Кожемякин, бывший чемпион…
— Знаю, знаю! — перебил Мартынова вошедший парень. — Был в Озерках, показывали мне и дом, где он живет. Здравствуйте! Рыжков.
— Не обращайте внимания на его спортивный костюм, Андрей Маркович, — сказал Мартынов. — Для фасону носит. Спортом не занимается. Погряз в бумажках. Ни разу не видел его на лыжах. Организу-уют, организу-уют всё товарищи! Кроссы, велопробеги, а сами не принимают участия. А вам бы вот, комсомольцам, в первую очередь райкомовцам, поучиться у товарища Кожемякина классической борьбе! Не в каждом районе найдешь такого учителя!
Широкое, скуластое, с мелкими оспинками лицо старого борца расплылось в улыбке.
— Товарищ секретарь! Да вы же угадали мои мысли! Я за этим к вам и пришел!.. Хочу переселиться из Озерков в город. Надоело уж мне что-то с огородом да пасекой возиться. Хутор — двенадцать дворов, до села далеко. Могу переехать сюда, если пожелаете. Сын у меня механиком в Олешенской МТС работает. Отдам ему всю домашность. А себе куплю здесь домишко. Только дайте мне занятие! Допустите меня к вашим школам. Буду ребятам борьбу преподавать. Могу и по самбо тренировать. А это же, знаете, какая борьба!
— Самооборона без оружия, — сказал Рыжков. — Особенно разведчику полезно знать самбо.
— Да, да, молодой человек! Очень полезно! Из разных видов борьбы отобраны приемы. И джиу-джитсу, и бокс, и монгольские приемы, и индейские. Каждый должен знать их. Чемпион-то не из каждого выйдет, но для себя нужно знать, для дела. Вдруг какой-то бандит на вас набросится — как его обезоружить, чтоб он и глазом моргнуть не успел? Или — как в разведке часового снять без шума, без выстрела?..
— Небось сколько нас тут есть: один, два, три… — пересчитал Медведев сидевших в кабинете, — от всех отбились бы приемами самбо?
— А выходите!..
Дружный хохот остановил увлекшегося старика, направившегося уже на середину комнаты, на ковер.
— В другой раз как-нибудь, Андрей Маркович! — смеясь, сказал Мартынов.
Старый борец, молодецки подкрутив усы, сел на место.
— А все же, товарищи руководители, нужно думать и о будущих чемпионах, — продолжал он. — Вы меня спросили, Петр Илларионович, отчего я вздохнул? Да вот — вспомнили Поддубного. Говорите — и сейчас есть хорошие борцы. Есть, но все же про таких богатырей, каким был Иван Максимыч, еще не слыхать. Так надо же их выращивать! Учить, тренировать нужно молодняк, который сызмальства силу и способности проявляет! Сам Иван Максимыч признавался, что от упражнений и борьбы стал втрое сильнее, чем был отроду. Мне, товарищ секретарь, — почти умоляющим тоном закончил старый борец, — и жалованья за это не нужно. По-любительски буду работать. Очень уж я соскучился по этому делу! Под старость даже как-то хуже стало. Так все в памяти прояснилось!.. Сам уже не могу выйти на манеж, так хоть на других полюбуюсь. Передам молодежи свое. Что ж мне его — в могилу уносить?..
Мартынов поглядел на Медведева, на секретаря райкома комсомола.
— В школьных программах нет таких часов, — сказал Медведев, — чтобы можно было в учебное время борьбой заниматься.
— Как же нет! — возразил Рыжков. — А часы для физкультуры!.. А впрочем, я думаю, надо сделать иначе. Надо при клубе организовать кружки. В вечернее время. Если поздно придется домой возвращаться, Андрей Маркович, вас комсомольцы будут домой провожать, чтобы кто-нибудь в темном переулке вас не обидел.
Мартынов спросил у секретаря райкома комсомола:
— А тебе, Рыжков, известно, что в Лиственничном произошло?
— Нет, не знаю, Петр Илларионыч, что произошло.
— Плохо, что не знаешь. В Лиственничном трое учеников средней школы спутались с бандитами, участвовали в поджогах и грабежах. Прокурор мне сегодня утром докладывал. Серьезный сигнал.
— Так я же говорю, товарищ секретарь, сегодня жернов на крышу втащат, а завтра скирд подожгут!
— Да, одними политзанятиями молодежь не заинтересуешь…
— Учителя вот жалуются, Петр Илларионович, — продолжал Кожемякин, — что мальчики шумят на уроках, балуются. А я им все про спорт толкую: «Пусть побольше на переменах шумят! Пусть там они свою силу расходуют! Чемпионаты, соревнование за первенство! Дайте разгуляться силе молодецкой — в другое время, в другом месте, не в классе, не за партой. Тогда и на уроках будет тишина!»
— Договорились, Андрей Маркович! — встал, крепко, двумя руками, пожал руку Кожемякину Мартынов. — Переезжайте из своих Озерков в райцентр. В чем будет нужна вам помощь — поможем. И вы нам поможете. Не во всех районах есть чемпионы Европы. Уж из этого-то мы сумеем извлечь для себя пользу! Может, и нас вот с товарищем Медведевым подучите на всякий случай самбо?..
— А все же, товарищ секретарь райкома, — остановившись на пороге, приоткрыв уже своим могучим плечом дверь, сказал Кожемякин, — как-то у нас за последнее время насчет чемпионов ослабло. Не про борьбу говорю, а вообще… Помните, как было до войны? Валерий Чкалов — через Северный полюс. Вслед за ним — Громов. Девчата на Дальний Восток без посадки несколько тысяч километров пролетели. Папанин — на льдине. Коккинаки в гору лез, мировые рекорды покрывал. На стратостатах до седьмого неба добирались. Вот они, русские богатыри!.. Может, это только мне запомнилось потому, что у меня такая азартная душа? Всю жизнь на том провел: кто кого? Нет, вся Россия переживала! У радио толпы собирались. Газеты нарасхват. За папанинской льдиной целый год следили. Все ребятишки в зимовщиков играли. Интересная жизнь! А почему же сейчас затихло? Что у нас, нынче Чкаловых нет? Быть не может, есть они! И техника куда посильнее! Теперь уж можно без посадки подальше залететь! На планету Марс пора лететь!.. Каналы, колхозы, то, се? Так надо бы и этому внимание уделять. Вот о молодежи мы говорили. А это тоже влияет на молодежь — геройство, романтика! Опять же — первенства нам нельзя упускать! А то вдруг какой-нибудь черт возьмет да и махнет на эти планеты раньше нас?..