Иен Бэнкс Культура, дары приносящая
Об авторе
Иэн Бэнкс (р. 1954) проживает в Файфе, Шотландия. Информацию об авторе можно найти на www.iainbanks.net. Уже первый из его опубликованных романов, «Осиная Фабрика» («The Wasp Factory», 1954), был талантливым произведением в жанре хоррор. Вторая и третья книги — «Шаги по стеклу» («Walking on Glass», 1985) и «Мост» («The Bridge», 1986), содержавшие фантастические элементы, окончательно закрепили за Бэнксом статус значимой в современном писательском мире фигуры. Затем последовал первый научно-фантастический роман «Вспомни о Флебе» («Consider Phlebas», 1987), действие которого разворачивается в сложном, необычном и крайне удаленном от современности мире Культуры, описанном Бэнксом в эссе «Немного о Культуре» («А Few Notes on the Culture»).
По словам друга писателя Кена Маклеода, «Иэн Бэнкс создал четыре полновесных книги в жанре новой космической оперы, каждую из которых неоднократно отвергали, прежде чем автора оценили как создателя произведений в жанре мейнстрима, после чего Бэнкс прорвался на арену НФ со своим четвертым по счету романом „Вспомни о Флебе" („Consider Phlebas"). Только тогда читатели оценили и остальные его работы. Книги явились прорывом для своего времени, но надолго запомнились поклонникам НФ».
Вклад Бэнкса в развитие британской научной фантастики трудно переоценить: критик Роб Лэтэм, в обзорной статье в номере «The New York Review of Science Fiction» за 1994 год оценивая творчество писателя, заметил: «В целом я согласен с мнением Джона Клюта, изложенным в посвященной этому автору статье в „Новой энциклопедии Клюта-Николса" („Clute-Nicholls Encyclopedia"): Бэнкс вполне заслуживает звания „величайшего из британских авторов НФ", появившихся после 1980-х. Но характеристика Фэй Уэлдон, назвавшей Бэнкса „великой надеждой современной британской литературы", представляется мне сомнительной».
Бэнкс опубликовал одиннадцать произведений, каждое из которых становилось в Великобритании бестселлером, обойдя по рейтингу продаж прочие научно-фантастические романы. Что же касается США, там подобного успеха пока не наблюдается. Как отмечено в предисловии к данной антологии, массовый успех Бэнкса в Великобритании оказался для английских авторов, пишущих в жанре НФ, архетипической моделью коммерческого и профессионального успеха — особенно для космооперы начала 1990-х.
Цикл научно-фантастических романов Бэнкса о Культуре включает в себя «Игры для игрока» («The Player of Games», 1988), «Выбор оружия» («Use of Weapons», 1990), «Эксцессию» («Excession», 1996), «Инверсии» («Inversbns», 1998), «Взгляд с наветренной стороны» («Look to Windward», 2000). Сборник авторских рассказов «Последнее слово техники» («The State of Art», 1989) также содержит несколько посвященных Культуре произведений. Джефф Вандермеер заметил в рецензии на последний роман Бэнкса в «The New York Review of Science Fiction»: «Нигде Бэнкс не проявил большей изобретательности, чем в романах о Культуре. Его космические оперы о Культуре, охватившей, по-видимому, всю Вселенную, оказались успешными, поскольку Бэнксу одновременно удается и оперировать научно-фантастическими штампами, и разрушать их. По крайней мере два романа о мире Культуры — „Вспомни о Фле6e"(„Consider Phlebas") и „Вы6op оружия" („Use of Weapon"), можно назвать шедеврами». Эти произведения стали бестселлерами в США. Среди новых романов автора — «Алгебраист» («The Algebraist»), вышедший в 2005 году: космическая опера, действие которой разворачивается в совершенно новых декорациях.
Казалось бы, куда больше? Но Бэнкс не останавливается на достигнутом. Свою миссию он видит в «возрождении высоких нравственных принципов космической оперы для левых». Автор отказывается от многих традиционных приемов жанра. Как заметил Джон Клют, «суть Культуры определяется вовсе не иерархической структурой, предназначенной для удержания власти за счет контроля над ограниченными ресурсами, поскольку ограниченность ресурсов осталась в прошлом. Культура не является ни Империей, ни повсюду запустившей свои щупальца Корпорацией; не найдете вы здесь и Анклава, где тайное знание придает его обитателям силы в борьбе за независимость против военной машины далекого Императора, восседающего на вершине вертикали власти».
Гвинет Джонс добавляет: «Читателям и авторам космической оперы нравятся концептуальные идеи, а подробности человеческой жизни интересуют их в меньшей степени. Каким бы забавным это ни казалось, но вполне естественно, что двое британских писателей, не уступающих в бескомпромиссном оптимизме американским классикам, — Иэн
Бэнкс и его собрат по перу Кен Маклеод, заняли марксистские позиции: Бэнкс с его прокоммунистическими романами о Культуре и Маклеод с его радикально-левым либертарианством. Разница между левым и правым радикализмом становится несущественна, едва заходит речь о бескомпромиссном оптимизме».
«Культура, дары приносящая» — один из немногочисленных рассказов Бэнкса. В нем, в отличие от большинства произведений, повествование ведется от лица представителя Культуры. В этом рассказе, написанном более чем за десятилетие до начала «войны с террором» в реальном мире, героя Бэнкса вынуждают совершить массовое убийство, и персонаж чувствует себя столь же неудобно, как чувствовал бы себя Люк Скайуокер, оказавшийся на месте Мохаммеда Атты.
Культура, дары приносящая
«Деньги — признак нищеты». Старое присловье Культуры то и дело приходит мне на ум — особенно когда тянет совершить какую-нибудь глупость, где замешаны деньги (а где они не замешаны?).
Мой взгляд направлен на пистолет, настолько маленький и аккуратный, настолько несоответствующий широкой, в шрамах лапище Круйтцеля, что естественный вопрос — «где, черт подери, им удалось раздобыть эту штуку?!» — пришел на ум не сразу, а сперва вспомнилось: «Деньги — признак нищеты». Но какой бы удачной мысль ни была, толку от нее немного.
Я стою перед бескредитным игорным клубом в далеких кварталах Нижнего Вреччис-Сити в предрассветном полумраке сырой недельной ночи и смотрю на изящный, словно игрушечный, пистолетик, а двое здоровенных громил, которым меня угораздило задолжать немалую сумму, подбивают меня на кое-что опасное и не просто незаконное — много хуже… Приходится взвешивать относительные преимущества бегства (пристрелят), отказа (изобьют, и несколько ближайших недель уйдет на то, что я буду увеличивать собственный больничный счет на солидную сумму) и согласия. Если выполнить то, на что подбивают Каддас и Круйтцель, шанс выжить есть, можно даже выбраться из передряги без серьезных последствий, восстановить былую платежеспособность, но наиболее вероятный вариант — медленная и, скорее всего, мучительная смерть в ходе сотрудничества со службой безопасности.
Каддас и Круйтцель предложили вернуть все проигранное плюс небольшую сумму сверху, как только я закончу работу. Просто чтобы расстаться без обид. У меня возникло подозрение, что осуществлять последний платеж по условиям сделки никто не собирается.
Наверное, надо приказать громилам засунуть свой выпендрежный, штучной работы пистолетик куда поглубже, после чего меня ждут мучительные и, скорее всего, бесконечные побои… Черт, нужно было вспомнить сразу, что я могу отключать боль! Культурное происхождение дает определенные преимущества. Правда, потом эти счета за лечение…
Я и так по уши в долгах.
— Ну так что, Робик? — с ленцой протягивает Круйтцель, шагнув вперед, под козырек клубного навеса.
Я стою спиной к подогретой стене, в носу — запах мокрой мостовой, во рту — металлический привкус. Автомобиль Каддаса и Круйтцеля вальяжно припаркован у поребрика. Внутри — водитель, он смотрит на нас через открытое окно. На улице за узкой аллеей — никого. Над головами пролетает патрульный крейсер, сквозь дождь мерцают огни, озаряя изнанку дождевых облаков над целым городом. Каддас бросает взгляд вверх и тут же забывает о пролетевшем патруле. Круйтцель тычет пистолетом в мою сторону. Я пробую отпрянуть.
— Бери пистолет, Робик, — устало повторяет Каддас. Облизываю губы, неотрывно глядя на оружие.
— Не могу, — отвечаю я и засовываю руки в карманы пальто.
— Еще как можешь, — заверяет Круйтцель. Каддас качает головой:
— Робик, зачем ты себе же хуже делаешь? Возьми! Только дотронься — заодно узнаем, точную ли информацию нам слили. Хватай!
Не отрываясь, завороженно смотрю на пистолетик.
— Бери пистолет! Только держи стволом к земле, на нас не направляй. Ты на прицеле, у водителя есть лазер. Того и гляди, решит, что ты собрался нас завалить. Бери, кому говорю!
Я не в силах ни шевелиться, ни думать. Стою, как под гипнозом. Каддас хватает меня за правое запястье, вытаскивает мою руку из кармана. Круйтцель держит пистолет прямо у меня под носом. Каддас насильно втискивает рукоять мне в ладонь. Пальцы смыкаются вокруг рукояти, точно бездушный зажим.
Пистолет оживает. Тускло блеснула пара огоньков, над рукояткой замерцал крошечный, с мигающими краями экранчик. Круйтцель отпускает руку, оставляя пистолет у меня. Каддас криво улыбается.
— Ну вот, видишь, как все просто? — спрашивает он. Мне хочется выстрелить в этих громил, но ясно, что не смогу, и не важно, на прицеле я у водителя или нет.
— Каддас, — выговариваю я, — не могу… Все, что угодно, что скажете, но какой из меня киллер? Я не…
— А здесь не требуется профессионализм, Робик, — бесстрастно отвечает Каддас. — Нужно просто быть… Короче, по фигу, кто ты. Остается только направить ствол и сжать… вроде как с твоим парнем, — ухмыльнувшись, Каддас подмигивает Круйтцелю.
Тот скалит зубы. Я качаю головой:
— Это — безумие, Каддас! Если эта штука включилась, едва я ее взял, это еще не…
— Ну да, смешно, правда?
Каддас поворачивается к Круйтцелю, заглядывает в лицо своему более рослому напарнику, улыбается:
— Забавно, правда? Робик — и вдруг инопланетник! А с виду от нас не отличишь.
— Чужой… да еще и голубой… — хмуро ворчит Круйтцель. — Вот дерьмо!
— Послушайте, — говорю я, не отводя взгляда от пистолета, — эта штука может попросту не сработать… она… — не договариваю я.
Каддас улыбается:
— Сработает! Корабль — крупная цель, не промахнешься. — Он снова улыбается.
— А по-моему, там есть защита против…
— От лазера и кинестетического оружия они, Робик, отобьются, но мы приготовили для них кое-что получше… Не разбираюсь я в разных тонкостях, но знаю только, что наши кореша-экстремисты заплатили за все это немало денег, а остальное меня просто не колышет…
«Кореша-экстремисты»? Забавно слышать такое от Каддаса. Наверное, он имеет в виду «Лучезарный путь» — тех, кого раньше считал плохими партнерами в бизнесе. Мне-то казалось, Каддас готов слить их полиции просто из принципа, даже наплевав при этом на кучу бабок. Решил сохранять нейтралитет? А может, просто пожадничал? Говорят же местные: «Преступление шепчет, деньги орут».
— Но ведь на корабле будут люди, а не только…
— Ты их все равно не увидишь. И вообще, там будут гвардейцы, военная кость, шестерки из Администрации, агенты спецслужб… Тебе-то какое дело до них? — Каддас похлопывает меня по поникшему плечу. — Справишься, не волнуйся!
Я перевожу взгляд вниз, к пистолету, к тускло мерцающему экранчику. Меня выдала собственная кожа, предало мое же прикосновение… И снова — мысли о больничных счетах. Хочется заплакать, но здесь у мужчин не принято лить слезы. Да и что я могу сказать? Когда-то я был женщиной. Когда-то Культура была моей… Но от прошлого давно удалось отказаться; сейчас я — мужчина, я — в Вольном Городе Вреччис, где за все приходится платить.
— Ну хорошо, — устало произношу я, — сделаю… Круйтцель явно разочарован. Каддас кивает:
— Заметано. Корабль прилетает в девятый день. Знаешь, на что он похож?
Киваю.
— Значит, справишься, — криво улыбается Каддас — А результат можно будет видеть почти из любой точки Города. — Достает деньги, запихивает пачки в карман моего пальто. — Возьми такси, в подземке сейчас неспокойно. — Слегка треплет меня по щеке; рука пахнет дорогим одеколоном. — Гляди веселей, Робик, а? Ты собьешь гребаный звездолет; не каждый день такое случается. — Каддас смотрит на меня, затем на старательно посмеивающегося Круйтцеля.
Оба возвращаются к машине. Автомобиль скрывается в ночи с мерным гудением, покрышки рассекают растекающуюся по улице воду. Я остаюсь смотреть, как наполняются лужи. Пистолет давит на ладонь, отягощая виной.
— Я — фотоплазменный проектор модели LРВ-91, серия 2, разработан в А/4882,4, мастерская 6, орбитальная станция Спаншахт-Труферра, кластер Иорвольоус. Серийный номер 3 685 706. Интеллектуальная емкость: 0,1. Самозаряжающаяся аккумуляторная батарея. Рейтинг: бесконечность. Максимальная мощность единовременного заряда: 3,1 на 810 джоулей, время перезарядки — 14 секунд. Максимальная частота стрельбы: 260 выстрелов в секунду. Разрешен к применению лишь относящимися к Культуре индивидуумам с фиксированным генотипом, подтверждаемым анализом клеток эпидермиса. Использовать в перчатках или в легком снаряжении. Режим допуска включается через кнопки. Несанкционированное использование запрещено и влечет за собой наказание. Требуемый уровень мастерства — от 12 до 75 процентов.
Далее следуют подробные инструкции. Как пользоваться кнопками управления экраном для повтора, поиска, паузы или остановки…
— Инструкции. Часть первая. Введение. Модель LРВ-91 является мирным оружием общего применения, функционально усложненным. Не может использоваться для масштабных боевых действий. Конструкция и функциональные параметры основаны на рекомендациях…
Пистолетик на столе рассказывает мне о себе высоким, звенящим голоском, а я, размякнув, развалившись на диване, смотрю в даль, на шумную улицу в Дальнем квартале Вреччиса. Каждые несколько минут шаткие жилые дома сотрясаются от грузовых составов подземки, на тротуарах — шумное уличное движение, богачи и полицейские рассекают небеса во флаерах и крейсерах, а надо всем этим поверху реют звездолеты.
Кажется, будто меня загнали в ловушку между двумя слоями целенаправленного движения.
Вдали над городом возвышается тонкая, сияющая башня городского левипорта: вздымается к облакам, пронзает их, Достигает космоса… Почему Адмирал не захотел воспользоваться левитранспортом и решил устроить большое шоу с возвращением со звезд в собственном корабле?
Может быть, посчитал простой левипорт ниже своего достоинства? Все они — тщеславные сволочи, заслуживающие смерти (надо же как-то себя настроить)… Но почему именно мне их убивать? Проклятые фаллические звездолеты! Не то чтобы левитационная станция меньше напоминала член… И потом, если бы Адмирал решил спуститься по трубе, Каддас и Круйтцель наверняка приказали бы мне разнести ее к чертовой матери… Вот дьявол!
Я качаю головой. В руке у меня — высокий бокал с джаалем, самым дешевым крепким пойлом в Городе Вреччис. Уже второй бокал, а мне все равно не легче. Пистолет продолжает тараторить, обращаясь к стенам скромно обставленной гостиной в моей квартире. Я жду Мауста. Скучаю по нему сильнее, чем обычно. Смотрю на запястье. Судя по времени, он вот-вот вернется. Гляжу на слабый, водянистый рассвет. Так и не получилось заснуть.
Пистолет продолжает рассказ. Разумеется, по-марайски, на языке Культуры. На языке, не слышанном мною почти восемь стандартных лет. И сейчас, при звуках этой речи, я сожалею о собственной глупости. Потерять то, что досталось по праву рождения: мой народ, мое наречие! Восемь лет разлуки, восемь лет в глуши… Когда-то это виделось мне широким жестом и великим поступком: отказ от всего, что казалось стерильным и безжизненным, от чего захотелось бежать к более живой цивилизации… Сейчас широта поступка обернулась пустотой, а само действие — дурацким ребячеством.
Отпиваю еще немного едкого алкоголя. Пистолет все еще бормочет, рассказывает о лучевом диаметре, гироскопических волновых рисунках, о режимах гравитационного контура, волновой направляющей, окружных выстрелах, настройках охвата и попадания… Неплохо бы прогнать через железы что-нибудь расхолаживающее, но тотчас гоню эти мысли из-за клятвы не пользоваться больше трансформированными органами, данной себе восемь лет назад. С тех пор собственное обещание нарушалось лишь дважды, и каждый раз при этом меня терзала жестокая боль. Будь у меня достаточно мужества удалить эти чертовы железы, вернуться к первозданному человеческому состоянию, к первобытному животному наследию… но мужества у меня не было. Боль пугала, неприкрытого противостояния с ней, как у этих людей, не получалось. Они восхищали и ужасали меня, оставаясь при этом такими же непостижимыми. Даже Мауст. Собственно, он был самым загадочным. Наверное, невозможно любить тех, кто понятен до конца.
Восемь лет изгнания. Сгинуть для Культуры, не слышать этот шелковистый, нежный, изысканно-простой язык… А сейчас я действительно слышу марайский, он исходит от пистолета, рассказывающего, как стрелять на поражение. Сколько погибнет человек: сотни? Может быть, тысячи? Конечно, это зависит от того, куда упадет корабль, взорвется ли он (да и могут ли взрываться примитивные звездолеты? Не знаю, не моя специальность).
Еще глоток. Качаю головой. Не могу!
Я — Робик Сенкилл, гражданин Вреччиса с номером… (никак не могу запомнить, нужно будет сверить с документами). Мужчина. Основная раса. Возраст — тридцать лет. Непрофессиональный журналист-фрилансер (в настоящее время в поисках работы), профессиональный игрок (в основном проигрываю, но мне нравится… вернее, нравилось до прошлой ночи).
А еще я — Баалльн-Евкерза Урбик Вресс Шеннил дам Флейссе, урожденная гражданка Культуры, смесь множества биологических видов — слишком сложная, чтобы запомнить; мне шестьдесят восемь стандартных лет, в прошлом — член подразделения Контакта.