– Давай приложим лед.
Глеб мотнул головой:
– Не надо. Все нормально. Пойдем спать.
– Сейчас я принесу анальгин.
– Не надо ничего. Мне не больно.
– Но как же…
Муж не дал ей договорить, прижал к себе и поволок в спальню. Не говоря ни слова, повалил на кровать и лег рядом.
Галя лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к дыханию Глеба. Прошло не менее часа, прежде чем он заснул. Тихо встала и на цыпочках вышла из комнаты. Ключи лежали на тумбочке в прихожей. Отцепила брелок. Сердце бешено колотилось; она испугалась, что его громкий стук разбудит мужа. Поспешно нырнула в гостиную и плотно прикрыла дверь. Чтобы воспроизвести запись, подсоединила диктофон к компьютеру, надела наушники и нажала на «Play». Первое, что она услышала – собственный голос:
– Положи в нагрудный карман рубашки и застегни его на пуговицу, а то опять посеешь.
– Слушаю и повинуюсь, – ответил Глеб.
После этого несколько секунд шел незначительный шум – муж ехал в лифте и садился в машину, а потом диктофон отключился. Активировался он уже в ресторане, где Глеб поздоровался с друзьями. В течение десяти минут товарищи говорили о скучных вещах, таких, как погода и еда. Затем один мужчина рассказал несмешной анекдот про психологов, а второй пообещал подарить ему книгу Карена Хорни «Невротическая личность нашего времени». Первый засмеялся, но быстро умолк. А потом снова заговорил второй:
– Я собрал вас здесь, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие…
– Короче. Давай без прибауток. Не томи, выкладывай прямо и по существу, – сказала женщина.
– Извини. Постараюсь коротко. Я бы хотел поэкспериментировать с памятью.
В течение часа Галя слушала запись, затаив дыхание, утратив связь с реальностью. Ей чудилось, что по радио транслируют постановку детективной пьесы, – очень хорошую постановку, с профессиональными актерами, с качественными звуковыми эффектами. Единственной странностью было то, что среди чужих голосов отчетливо звучал голос любимого мужчины. Глеб никогда не говорил, что участвовал в аудиоспектаклях…
Что же это?
Галина перематывала запись на начало и слушала по второму, третьему, четвертому разу, не веря собственным ушам. Разве такое возможно? Она вздрогнула, когда на ее плечо легла теплая ладонь. Глеб стоял рядом, внимательно глядя на жену.
– Что ты делаешь?
Галя подала ему наушники. Несколько минут он молча слушал, не меняя позы, с застывшим лицом. Потом выдернул провод, соединявший диктофон с компьютером, и швырнул его на пол. В полной тишине подошел к креслу, уселся. Устало посмотрел на жену:
– Сама додумалась, или кто подсказал?
Галя растерянно улыбнулась:
– Родной, скажи мне, что это было?
– Ты же все слышала.
– Скажи, что это было? Пожалуйста. Я не понимаю. Объясни мне. Я поверю любому твоему объяснению.
Глеб откинулся в кресле и закрыл глаза.
– Родной, пожалуйста… Я не понимаю… Это какая-то шутка? Я часто не понимаю шуток… Объясни мне… – лепетала она.
– Все, что ты слышала – правда, – Глеб судорожно вдохнул, словно ему не хватало воздуха. – Ты обижалась, почему я не знакомил тебя с друзьями. Ты хорошая, чистая. Тебе нужно было держаться вдали от таких людей. И от меня тоже. Но я не смог признаться тебе. Я слабый. Не хотел тебя потерять…
Галя закрыла рот ладонью, совсем как ребенок, увидевший страшный мультик. Что он такое говорит? Разве мог ее Глеб, родной, любимый, хладнокровно убивать людей? Зачем? Зачем ему это? Он добрый, хороший, он не способен на преступление. Она жалобно всхлипнула:
– Ведь это неправда. Это не может быть правдой. Ты никого не убивал. Скажи, что не убивал! Иру сбил какой-то мерзавец. Зачем ты наговариваешь на себя? Зачем?
Глеб сжал пальцами переносицу и долго не отрывал руки. А когда посмотрел на жену, его взгляд был мутен и пуст.
– Знаешь… Тяжело любить человека, которого ты недостоин… Но я все равно любил… И буду любить, даже если ты меня не простишь… Я надеялся, что ты никогда не узнаешь, какой я на самом деле…
– Ты убил Иру? – Галя вскочила, опрокинув стул, и с ужасом уставилась на мужа. Казалось, она только в эту секунду начала все понимать.
– Макс не хотел ребенка, а она не согласилась на аборт. Мы планировали устроить выкидыш… Только выкидыш… Не собирались убивать ее, так вышло…
– Замолчи! Что ты говоришь? – закричала Галя. – У тебя бред!
– Не собирались убивать… Понимаешь, я был обязан Максу… Он спас Юрку… Понимаешь? Его почка спасла Юрку… А потом Лизкин муж… Она стерва, но я знаю, это она уговорила Макса… Черт… Сложно объяснить… Это началось в школе… Сперва было забавно… Мы чувствовали себя непобедимой командой… Глупые были…
Глеб говорил и говорил, без интонаций и пауз, короткими отрывистыми фразами. Его речь напоминала неестественную, механическую речь робота. Шли часы, недели, годы, а он продолжал свой страшный монолог, не делая попыток остановиться. Галю парализовало. Она мечтала закрыть уши, убежать, скрыться далеко-далеко, где ее никто никогда не найдет, но не могла пошевелиться. Тело отказывалось подчиняться. Собрав последние силы, она попыталась сделать шаг, но рухнула на пол.
Глеб кинулся к жене, она оттолкнула его:
– Не смей! Не смей прикасаться ко мне!
Вскочила на ноги и выбежала в прихожую. Считаные секунды Глеб соображал, что произошло, а затем бросился следом.
Консьержка второго подъезда дома девятнадцать по улице Борисовской, Ангелина Петровна, проснулась от громкого крика. Какая-то женщина голосила на весь подъезд. Ангелина Петровна поспешно накинула кофту и выглянула из каморки. Так и есть! Опять всему виной красавчик с пятнадцатого этажа. Что-то с ним явно неладно. То ведет себя вежливо, здоровается, то не обращает никакого внимания, словно консьержки и не существует вовсе. Сегодня ночью из-за него у пожилой женщины едва инфаркт не приключился. Она посмотрела в окошко, чтобы узнать, кто зашел в здание, и в ужасе отпрянула: лицо разбито, рубашка забрызгана кровью… Ангелина Петровна охнула, села на кушетку, держась за сердце. Так и не рискнула выйти на лестничную клетку. Успокоилась часа через два только. И тут нате!
Красавчик стоял у лифта, удерживая молодую девушку. Та вырывалась и кричала, требуя отпустить ее. Консьержка перекрестилась и бочком поднялась на площадку, готовая в любую секунду нырнуть обратно в каморку.
– Эй! Чего такое-то? Чего орете?
Девушка дернулась вперед, но парень преградил ей путь.
– Вызовите полицию! – выкрикнула она.
– Да чего такое происходит? – не поняла Ангелина Петровна. При близком рассмотрении выяснилось, что девушка – жена красавчика. Что за мода нынче пошла – выносить сор из избы. Раньше супруги ссорились дома, чтобы, не дай бог, никто из соседей не узнал. А теперь? Устраивают цирк принародно, смотри кто хочет!
– Да вызовите полицию, господи, неужели не понятно? – истерила девушка.
Ангелина Петровна насупилась:
– Знаете что? А ну выметайтесь отсюда оба! Перебудили весь дом! Последний стыд потеряли!
Парень воспользовался растерянностью жены и подхватил ее на руки. Зашел в лифт, продолжая удерживать сопротивляющуюся жертву, и нажал на кнопку пятнадцатого этажа. Консьержка осуждающе покачала головой:
– Налакались, поди. Срамота какая…
Галя не знала, сколько прошло времени – два часа или двое суток. Она лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и рыдала – то затихая, то захлебываясь. Глеб сидел рядом и что-то говорил, но она не слышала ни слова. В голове стучала единственная мысль: все эти годы она любила несуществующего человека. Все, все было ложью. Чувства, эмоции, надежды… Не осталось даже воспоминаний… Ведь прошлое – не что иное, как нелепая сказка, в которую свято верила глупая девочка. Сидела в первом ряду в зрительном зале и наивно полагала, что спектакль на сцене и есть настоящая жизнь. Но спектакль закончился, занавес опустился, и герои исчезли. Актеры сняли костюмы, смыли грим и превратились в незнакомых людей, чужих и далеких.
Любимый мужчина был ее вселенной, ее воздухом и землей… В одно страшное мгновение мир рухнул, и в окружающей пустоте не осталось ничего, кроме раздирающей, чудовищной боли. Если бы Глеб предал, бросил ее, умер, – это стало бы меньшим страданием. Ведь тогда она утешалась бы сознанием того, что он был в ее жизни. Пусть недолго, но принадлежал ей всецело, безраздельно. Она бы бережно хранила в сердце его образ, счастливая тем, что нашла свою половинку. Миллионы людей рождаются, живут и умирают, так и не встретив своего единственного, главного человека. А Галя встретила. Но он оказался фикцией, игрой воображения. Он никогда не существовал.
Самое страшное одиночество всегда внезапно. Валит с ног, сбивает дыхание… Не успеваешь опомниться, как просыпаешься посреди темной холодной пустыни, не видишь, не слышишь, не говоришь. Давишься переполняющей тебя мукой, понимая, что неоткуда ждать спасения. То, что некогда являлось смыслом твоей жизни, растворилось во мраке. И больше нет иных цветов, кроме черного.
Галя оторвала голову от подушки и уставилась на Глеба. Его лицо стало чужим, страшным. Взгляд стеклянный, под глазами тени. Руки, безвольно упавшие на колени, дрожат. Галина инстинктивно отодвинулась – призрак испугал ее. Зачем он здесь? Пусть оставит ее в покое, не сидит рядом, исчезнет. Ей не нужна пустая форма, некогда изображавшая любимого человека. Она раскусила обман. Прозрела. Отказалась от иллюзий.
– Родная…
Галя шарахнулась от его голоса, как будто ее ошпарили кипятком. Глеб хотел коснуться жены, но рука замерла в воздухе. Слишком искренним был ужас, застывший в любимых глазах.
– Прости меня…
Галя с удивлением посмотрела вверх. Потолок утратил четкие очертания, превратился в бесформенную колеблющуюся массу. Белое полотно дрожало и медленно сползало вниз, угрожая раздавить невольную жертву. Галя почувствовала тошноту и головокружение. И потеряла сознание.
Сейчас
Кирилл проснулся среди ночи от устойчивого ощущения, что в доме кто-то есть. Осторожно поднялся, проверил дверь: закрыта. Ни шороха, ни следа на чистом полу, ни намека на чужое присутствие. Но неприятное чувство не покидало. Включил свет и проинспектировал все комнаты. Пусто. Подаренные Ольгой часы показывали без четверти четыре. Оделся, натянул ботинки и вышел из дома. Постоял на пороге, решая, в какую сторону пойти, и двинулся в конец улицы, к пустырю. Было холодно. Ускорил шаг, чтобы согреться.
Он не имел понятия, куда и зачем направляется. Подчинился внутреннему порыву и не пытался его осмыслить. Ни в одном из домов поселка не светились окна. Счастливые люди спали, видя во сне творчески переработанные эмоции минувших дней. Кирилл не видел снов. Отключался, падая в черную пропасть, а затем приходил в сознание от резкого удара о землю. Долгая, вязкая темнота и мгновенное пробуждение. Вот и все сновидения.
Дорога закончилась, дальше начиналось поле, поросшее редкими деревьями и кустарниками. Морозная ночь опускала на белое пространство легкое синее мерцание, как будто там, наверху, кто-то включил люминесцентную лампочку Вуда. Кирилл остановился, залюбовавшись мистическим пейзажем, и шагнул в нетронутый мерзлый снег. Брел, проваливаясь по колено в хрусткие сугробы, наслаждаясь бессмысленностью собственного поступка. Накатило болезненно-упоительное чувство свободы, глупой, мальчишеской…
Кирилл повалился в снег возле черного куста, улыбаясь заиндевевшим ветвям и высокому прозрачному небу. Лежал, раскинув в стороны руки, и медленно замерзал, не чувствуя холода. Не существовало ни сожалений о прошлом, ни страха перед будущим. Лишь один миг, наполненный восхитительной колкой дрожью. Наверное, это и было счастье.
Увы, даже самое искреннее счастье не длится вечно. Продрогший организм настойчиво посылал сигналы о физическом дискомфорте. Кирилл с сожалением поднялся, отряхнул закоченевшими руками снег. Вернувшись домой, долго стоял под горячим душем. Заснул мгновенно, едва голова коснулась подушки.
Обычно утром приходила Ольга, но на этот раз она или задержалась, или решила остаться дома. Может, настроение плохое. А может, муж не поехал на работу, чтобы провести с ней романтический день. Сидеть в четырех стенах Кириллу не хотелось. Почему бы не съездить в город? У него нет памяти, а не мозгов. Как-нибудь доберется туда и обратно.
Автобусная остановка находилась в пятнадцати минутах ходьбы. Он приметил ее, когда катался с Ольгой на машине. Людей в поле зрения не было, спросить, в какую сторону ехать – не у кого. Без эмпирического опыта даже поездка в город становится авантюрным приключением. Транспорта не было минут тридцать, Кирилл успел изрядно замерзнуть. Когда, наконец, автобус пришел, он поднялся в салон без колебаний и даже не спросил у водителя о маршруте. Ехать в тепле в неизвестном направлении приятнее, чем тосковать на морозе.
За окном мелькали скучные картины: серые дома и постройки сменялись унылыми рощицами, а те, в свою очередь – серыми домами и постройками. Лишь через час пути пейзаж стал более индустриальным. Автобус то и дело останавливался: количество автомобилей резко возросло и движение заметно замедлилось. Спустя полчаса автобус прибыл на конечную станцию. Кирилл вышел на улицу и огляделся. Увидев подземный переход, двинулся к нему. У входа в метро замешкался. Куда ехать? Купил билет, выбрал станцию наугад и сел в вагон.
Интересно, он раньше часто ездил на метро? Или предпочитал исключительно автомобили? Хотелось верить, что второе. В переполненном вагоне поезда было душно, хотелось скорее на свежий воздух. Поднявшись на поверхность, облегчения он не ощутил. Городская суета и нескончаемый гул ошеломили, Кирилл почувствовал легкий приступ паники. Растерянно замер посреди тротуара, но спешащие мимо прохожие не слишком церемонились с зевакой. После пары ощутимых толчков он заставил себя отойти в сторону.
На что он, собственно, рассчитывал? Надеялся, что экскурсия в город принесет ему столько же радости, сколько ночная прогулка по заснеженному полю? Мегаполис никогда не являлся дружелюбным местом, а уж для человека, лишенного элементарных знаний о самом себе, – и подавно. Если ты не способен разобраться со своей собственной жизнью, кидаться в водоворот, где крутятся миллионы чужих историй, по меньшей мере опрометчиво. Кирилл прислонился к влажной стене здания и прикрыл веки. Нужно успокоиться. Выход в люди для неподготовленной психики – испытание тяжкое, но не смертельное. Он же не ребенок, в конце концов.
– Простите, вам плохо?
Кирилл открыл глаза. Молодая женщина участливо коснулась рукава его куртки.
– Все нормально. Просто я давно не был в городе, – улыбнулся он.
– Вы заблудились?
– Можно и так сказать.
– Куда вам нужно? Я подскажу дорогу, – женщина явно наслаждалась ролью спасительницы.
Кирилл развел руками:
– Боюсь, что подсказать мне дорогу практически невозможно.
– Вы точно в порядке? Вдоль по улице справа есть хорошая кофейня. Там тихо и уютно. Когда я впервые приехала в город, то часто там сидела, успокаивалась.
– Спасибо за совет. Я так и поступлю, – Кирилл кивнул, давая понять, что разговор окончен. – До свидания.
– Берегите себя, – разочарованно протянула незнакомка. Похоже, он ей приглянулся, и она была не прочь продолжить общение.
В кофейню Кирилл не пошел. Свернул в переулок и долго петлял по дворам, воображая, что живет в одной из этих высоток и каждое утро отвозит сынишку в садик, затем мчится на работу, а вечером возвращается домой, где любимая жена встречает его поцелуем и горячим ужином. Перед сном они укутываются в одеяло и долго вспоминают, как впервые увидели друг друга, как познакомились, о чем думали в тот момент…
Он сел на скамейку и вздохнул. Неподалеку мальчик лет девяти играл с собакой, то убегал, то догонял ее, заливисто смеясь и отдавая приказы. Даже этот ребенок имел тысячи воспоминаний о своем прошлом. А он, Кирилл, не имел ничего. Ничего, кроме нескольких жалких дней.
– Тема, домой, пора в школу. – Мамаша мальчика появилась на балконе второго этажа и тут же исчезла. Ребенок еще пару минут побесился с собакой, нацепил на нее поводок и вприпрыжку побежал к подъезду. Кирилл смотрел ему вслед и думал: как это здорово, когда тебя ждут… Накатили тоска и острая жалость к себе. Он ведь даже не знает, – ищет ли его кто-нибудь, скучает ли по нему хоть одна живая душа. А что, если у него нет ни родных, ни друзей? Что, если он был мерзавцем, которого никто никогда не любил?
Проклятье. Нужно контролировать свои мысли. Еще не хватало распустить сопли по поводу своего плачевного положения. Подумаешь, горе. Некоторые мечтают избавиться от багажа прошлого, да не могут. Без сомнений, полное отсутствие памяти – не самая привлекательная ситуация. Зато он жив, здоров, молод и может начать новую жизнь. Не этого ли добивался неизвестный доброжелатель, написавший записку? Наверняка у того были веские основания для такого совета. Не сметь раскисать. Уныние – последнее дело. Кирилл поднялся и пошел обратно к шумной проезжей части, твердо намереваясь избавиться от страха перед большим городом.
Вернулся в поселок под вечер, изрядно уставший. Подходя к дому, увидел Ольгу. Она стояла на крыльце и напряженно следила за приближающимся мужчиной. Вид у нее был неприветливый. Кирилл улыбнулся. Он определенно успел соскучиться.
– Где ты был? – сурово спросила соседка. – Я несколько раз приходила.
– И тебе тоже здравствуй. Ездил в город.
– Один? Зачем? Ты мог сказать мне о своем желании, и мы бы поехали вместе!
Агрессивная реакция Ольги удивила Кирилла. Он достал ключ, открыл дверь и пропустил подругу в дом.
– Мне просто захотелось. Это наказуемо?
– Чем ты думал? А если бы ты потерялся? – не унималась Велецкая. – Что за легкомысленное поведение!
Кирилл повернулся к ней, коснулся ладонями ее локтей, прижав их к туловищу: