Лорд Рокампстед верил в успех «Сегодня и завтра», считал, что пьеса произведет фурор, станет событием года, и был твердо намерен насладиться премьерой в окружении людей, которых любил и чье мнение ценил. И Рэндал не раз повторял про себя в эти дни, что нетерпение на театральных подмостках оказывается губительным.
Но все было решено. Премьера «Сегодня и завтра» была назначена на двадцать пятое октября, и велись грандиозные приготовления, призванные сделать вечер премьеры таким же красочным, волнующим и запоминающимся событием, как премьеры кинофильмов или спектаклей, поставленных по королевскому указу. Премьера была разрекламирована, и в списках заказавших билеты уже значилось немало известных имен, что внушало надежду на хорошие сборы. Но Рэндал был в отчаянии.
Если бы он только знал, чту не так, тогда он бы чувствовал себя спокойнее. Но он не понимал этого, впрочем, как и Брюс Беллингэм. Они все так усердно работали последние несколько дней, что ни у кого просто не было времени отойти в сторону и оценить сделанное. Репетиции отнимали у них все силы и время. Возвращаясь ночью домой, они падали в постель от смертельной усталости, не способные ни на что, кроме сна, до тех пор, пока утром снова не отправлялись в театр на очередную репетицию.
Но что-то где-то шло не так, и Рэндал это чувствовал, хотя никак не мог определить, что именно. Он подспудно чувствовал, что все так или иначе исходит от Люсиль, что бы это ни было. Но в самой ее игре трудно было найти изъян.
Она выучила роль слово в слово, она делала в точности то, что ей говорили, она отлично выглядела и умудрилась еще до премьеры купаться в такой популярности, что даже ее недоброжелатель не смог бы сказать, что Люсиль не вносила свой вклад в общее дело.
И все же, когда у Рэндала было время подумать о Люсиль как о Люсиль, а не как о Марлен — героине пьесы, — он думал о том, что Люсиль совершенно непохожа на себя прежнюю. С того вечера, когда Люсиль заявила Рэндалу, что он должен на ней жениться, они едва ли виделись наедине дольше нескольких минут, а когда это происходило, Люсиль не говорила с ним ни о чем таком, что не было бы обычной для театра ничего не значащей болтовней.
Иногда Рэндалу казалось, что Люсиль выглядит напряженной, но он тут же напоминал себе, что Люсиль, как и все они, работает сейчас по двенадцать часов и наверняка, как и все остальные, порядком вымотана.
Никто не жаловался бы на усталость, если бы репетиции проходили гладко, но они несли с собой сплошное разочарование. Рэндал, глядя сейчас на Люсиль, репетирующую последнюю сцену, не переставал спрашивать себя, что же не так.
Люсиль играла свою роль профессионально, с холодной уверенностью, она ни разу не растерялась, всегда точно знала, что следует говорить и делать. И все же чего-то не хватало. Чего же? Рэндал никак не мог понять. Он знал, что точно такую же растерянность испытывает Брюс Беллингэм. Всклокоченные волосы Брюса были похожи на швабру, и он, как и Рэндал, не смог бы в точности назвать причину своего беспокойства и недовольства.
С самой пьесой все было в порядке, повторял себе Рэндал. В этом он был уверен, как никогда в своей жизни. После того как с подачи Сореллы он внес во второй акт изменения, пьеса стала почти совершенным произведением. Невозможно было даже предположить, что еще можно улучшить.
«Похоже, и вправду все дело в Люсиль», — думал Рэндал, глядя, как героиня пьесы прощается с человеком, которого любит, и остается одна на пустой сцене.
Это была мизансцена, от которой на глаза должны бы навернуться слезы, но глаза Рэндала оставались сухими, а губы — плотно сжатыми.
Брюс говорил с исполнителем главной роли, а Люсиль, как заметил Рэндал, стояла немного в стороне, руки ее безвольно висели по бокам, а глаза смотрели прямо перед собой. На красивом лице ее застыло выражение, которое Рэндал назвал бы выражением отчаяния. Но мысль эта показалась ему нелепой. С чего бы это Люсиль приходить в отчаяние?
Рэндал посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. И вдруг он почувствовал, что просто не может больше все это выносить. Он не стал даже ни с кем прощаться, просто вышел с заднего хода, пройдя через дверь со сцены и велев привратнику сказать мистеру Беллингэму, что он отправился домой.
— Вы уже закончили на сегодня, сэр? — спросил пожилой служащий.
— Надеюсь на это ради общего блага, — ответил Рэндал. — Если все они устали от этой пьесы так, как устал от нее я, то захотят поскорее лечь в постель и забыть о ней.
Служащий усмехнулся.
— Не стоит так, сэр, — сказал он. — В день премьеры все пройдет хорошо.
Рэндал, ничего ему не ответив, вышел во двор и направился к припаркованной неподалеку машине. Как часто ему приходилось слышать эти слова: «В день премьеры все будет хорошо». Это была крылатая фраза, своеобразный девиз театра, и люди повторяли эти слова автоматически, с убежденностью жаждущих принять желаемое за действительное.
— Что же не так? Черт побери, что же здесь не так? — бормотал себе под нос Рэндал, садясь в свой «бентли». Отъехав от театра, он испытал острое желание с кем-нибудь поговорить.
Не с Люсиль, не с Брюсом, не с Эдвардом, каждый из которых был слишком поглощен постановкой, чтобы в голове их осталась хоть одна оригинальная мысль по этому поводу, а с кем-то, кто вообще был вне этого всего, но кто в то же время был бы ему симпатичен и кому бы он доверял.
Разумеется, очевидным выбором была Джейн. Девушка сдержала свое слово и даже не приближалась к театру с того дня, когда, чтобы спасти спектакль, согласилась расторгнуть их помолвку и исчезнуть на время из его жизни.
Сейчас Рэндал неожиданно ощутил потребность увидеться с Джейн. Она была такой красивой, такой изысканной. И она, по мнению Рэндала, наверняка видит его пьесу в нужном ракурсе. За последнюю неделю пьеса поглотила его и всех, кто в ней играл, целиком и полностью. Они жили с этой пьесой — она служила им едой и питьем, с ней они ложились и вставали, спектакль стал для них галерой, с которой невозможно было сойти на берег. Рэндал надавил на акселератор и поставил, пожалуй, рекорд скорости, мчась вниз по Моллу. К счастью, народу вокруг было немного, так как шел дождь. Рэндал доехал до Гайд-Парк-Корнер, свернул на Чэпел-стрит и оказался на Белгрэйв-сквер. Джейн, разумеется, не ожидала его визита, но Рэндал надеялся застать ее одну. Но даже если у нее будут гости, Рэндал надеялся уединиться с Джейн в каком-нибудь тихом уголке, где он смог бы рассказать ей, как он встревожен, принять ее утешения и насладиться ее пониманием.
Рэндал вышел из машины и под дождем поспешил под укрытие козырька парадной двери дома лорда Рокампстеда. Он позвонил, и спустя буквально несколько секунд дверь распахнулась.
— Дома ли мисс Крейк?
— Добрый вечер, мистер Грэй, — с улыбкой встретил его дворецкий. — Рад вас видеть. Вы редкий гость в последнее время.
— Боюсь, что так, — ответил Рэндал, входя в прихожую и позволяя лакею снять с себя пальто.
— Надеюсь, работа продвигается успешно, сэр? — спросил дворецкий. — Мы все так беспокоимся по поводу премьеры. Его светлость забронировал места на бельэтаже для большинства из нас.
— Мне остается только надеяться, что вы не будете разочарованы, — сказал на это Рэндал.
— Уверен, что не будем, сэр.
Направляясь вслед за дворецким к лифту, он подумал, что хотел бы испытывать ту же уверенность.
— Мисс Джейн в своей гостиной, сэр. А его светлости нет. Он будет жалеть, что пропустил ваш визит.
Рэндал, разумеется, не мог сказать в ответ, что рад отсутствию лорда Рокампстеда, хотя это и было бы чистой правдой. Он хотел видеть Джейн — и никого больше. Лифт всего за несколько секунд взлетел на второй этаж.
Гостиная Джейн Крейк была симфонией голубого цвета и серебра, ее освещали свечи. Милая причуда, которую Рэндал всегда находил забавной и успокаивающей для усталых нервов. Такое освещение также весьма льстило женской красоте. Когда Джейн поднялась с диванчика, после того как объявили о приходе Рэндала, он подумал, что никогда еще не видел ее такой красивой.
На Джейн было вечернее платье из золотистого шифона с расшитым разноцветными драгоценными камнями поясом на талии, а из ее крошечных ушек свисали серьги с сапфирами разных оттенков.
— Рэндал!
Она выкрикнула его имя с таким восторгом! Затем Джейн подбежала к нему, протягивая обе руки.
— Дорогой, а я как раз думала о тебе. Почему ты здесь?
— А разве это не очевидно? Чтобы увидеть тебя, конечно, — ответил Рэндал. Услышав, как за лакеем закрылась дверь, он заключил Джейн в объятия. — Я очень устал и встревожен, — пожаловался Рэндал, прижимаясь щекой к щеке девушки.
— Бедный Рэндал. — В тоне Джейн были забота и нежность — Садись же и расскажи мне все. А я скажу, чтобы принесли выпить.
— А разве это не очевидно? Чтобы увидеть тебя, конечно, — ответил Рэндал. Услышав, как за лакеем закрылась дверь, он заключил Джейн в объятия. — Я очень устал и встревожен, — пожаловался Рэндал, прижимаясь щекой к щеке девушки.
— Бедный Рэндал. — В тоне Джейн были забота и нежность — Садись же и расскажи мне все. А я скажу, чтобы принесли выпить.
Рэндал позволил Джейн подвести себя к дивану у камина и, присев, наблюдал за тем, как Джейн звонит в звонок для вызова слуг.
— Мы выпьем шампанского, — сказала она. — Тебя это расслабит, а я так рада твоему приходу, что хочу это отпраздновать.
Джейн принялась им руководить, и Рэндал был только рад делать все, что она скажет. Он выпил принесенное шампанское и почувствовал после второго бокала, что его тревоги начинают испаряться. Одно дело испытывать разочарование и отчаяние в угрюмом и холодном театре, когда все идет наперекосяк на глазах у труппы, и совсем другое — попытаться воспроизвести то же ощущение неудачи и связанное с ним раздражение, сидя перед камином с бокалом шампанского в руке и хорошенькой женщиной, которая старается изо всех сил, чтобы тебе было хорошо и спокойно.
— Расскажи мне все, дорогой, — попросила Джейн. — Как там эта ужасная женщина? До чего же я ее ненавижу!
— Ты имеешь в виду Люсиль? — довольно неумело изобразил недоумение Рэндал. Оба они, разумеется, прекрасно понимали, о ком говорит Джейн. И тут, неизвестно почему, желание выговориться вдруг покинуло Рэндала.
В конце концов, не так просто было объяснить Джейн, что же именно его волнует. Она подумает, пожалуй, что Рэндал преувеличивает и что перед премьерой всегда возникает множество проблем.
— Я устал от себя и устал от театра, — услышал он собственный голос словно издалека. — А что поделывала ты?
— Думала о тебе, — ответила Джейн. — Даже не могу тебе передать, как сильно я по тебе скучала. С каждым днем я ненавижу Люсиль Лунд все сильнее. Если бы я не знала, как она нужна тебе на сцене, то молилась бы, наверное, чтобы она выпала из окна и сломала шею. Или чтобы с нею произошло еще что-нибудь не менее ужасное.
— Не думай о ней, — попросил Рэндал. — А главное, давай не будем говорить о ней. Ты побывала, наверное, на многих вечеринках? С кем ты там виделась?
Уже задавая вопросы, Рэндал вдруг осознал, как мало его интересуют ответы.
Только одна вещь на свете заботила его в настоящий момент — его пьеса. Он думал о том, как прошла репетиция. Они прошли финальную сцену слишком быстро, а первый акт казался затянутым. Он должен поговорить об этом с Брюсом.
Джейн говорила, но Рэндал не следит за ходом разговора. Он вдруг понял, что должен немедленно вернуться в театр. Или, если оттуда уже все ушли, поехать на квартиру к Брюсу. Они должны вместе все обсудить. Есть вещи, которые он не может решить один. Кто-то должен ему помочь.
— …и это было по-настоящему весело, — донесся до Рэндала голос Джейн.
— Правда? — переспросил он, потому что понял, что Джейн ожидает от него хоть какой-то реакции.
— Если бы ты только видел лицо Дианы! Она не знала, как на все это реагировать. На какой-то момент решила рассердиться, но потом передумала и перевела все в шутку. Конечно, все поняли, что это совсем не соответствовало его намерениям.
— Конечно нет, — пробормотал Рэндал.
— Дорогой, твой бокал пуст!
— Я не хочу больше шампанского.
— Глупости, осталось еще полбутылки. Нельзя вот так разбазаривать хорошее вино.
Джейн налила ему еще бокал. У Рэндала слегка закружилась голова. Он вспомнил, что ничего не ел с самого обеда, а за обедом лишь проглотил сэндвич в баре у театра.
Если бы он поехал домой, подумал вдруг Рэндал, Сорелла приготовила бы ему омлет. И сделала бы кофе, ароматный, вкусный кофе, какой умеет варить только Сорелла и который так нравится Рэндалу, что он теперь не может пить никакой другой. Наверное, надо было поехать домой и вызвать к себе Брюса.
— Дорогой, ты устал!
— Да, устал, — подтвердил Рэндал. — Пожалуй, лучше мне отправиться домой и лечь в постель.
Он приготовился подняться на ноги, но Джейн неожиданно уселась рядом и обвила его руками, склонив голову Рэндала себе на плечо.
— Мой бедный Рэндал! Ты так много работаешь, — тихо сказала она.
Он почувствовал, как кончики пальцев Джейн гладят его лоб, прижимаются к прикрытым векам, скользят ниже, по щекам, добираются до шеи. А затем жадные губы девушки коснулись его губ. Джейн целовала его с такой страстью, которой Рэндал никогда не видел в ней раньше.
Несколько секунд он сопротивлялся прикосновениям ее пальцев и жажде ее губ. Он слишком устал, слишком вымотался, голова его была занята совсем другими вещами. Но затем внутри стало просыпаться желание. Это ведь была Джейн — Джейн, казавшаяся ему подчас такой холодной и высокомерной, Джейн, с которой у него какое-то время не было возможности повидаться. Руки Рэндала непроизвольно сжали ее плечи. Он почувствовал, как Джейн прижимается к нему все сильнее. Они словно разжигали друг в друге пламя, страсть нарастала и нарастала, пока Рэндал не почувствовал, что отдается целиком власти желания, забыв обо всем, кроме того, как болезненно хочет его тело эту женщину… Джейн.
Два часа спустя Рэндал медленно спускался по лестнице. В прихожей никого не было, хотя свет горел. Пальто Рэндала лежало на стуле. Он надел его и почти крадучись вышел через парадную дверь, которая закрылась за ним с едва слышным щелчком.
Он сел в «бентли», завел мотор и выехал на Белгрэйв-сквер. И только тут осознал, что же с ним произошло, осознал это со всей ясностью. На секунду он возненавидел Джейн за то, что она лишила его еще одной иллюзии, разбила в прах еще одну его мечту.
Он думал, что Джейн не такая, как другие. В ней было что-то особенное, что всегда привлекало его, помимо более явных достоинств. Рэндал думал, что нашел в ней нечто, что всегда искал, нечто такое, что невозможно было выразить словами, нельзя объяснить даже самому себе, но все же искал это нечто всю свою жизнь.
А теперь он понял со всей очевидностью, что ошибался. Джейн была очень милой, очень привлекательной молодой женщиной, но в ней вовсе не было ничего такого, что отличало бы ее от сотни других милых и привлекательных молодых женщин, которых он добивался слишком легко и которые любили его не ради его самого, а из-за его мужской привлекательности — неотразимости, как считали они.
Если бы он только сам знал, чего хочет, если бы мог это сформулировать. Но мечты его были такими же неопределенными и расплывчатыми, как еще не созревший в голове новый сюжет. Он только знал, что эти мечты живут в нем, постепенно зрея, но пока еще не готовы облечься в слова. Такое же радостное возбуждение он испытывал при первом пробуждении в его мозгу нового сюжета. Тот же восторг и любопытство, что и при мысли о том, чего он ищет и не находит в женщинах.
Он испытывал то же волнующее беспокойство, у него так же перехватывало дыхание, когда в его жизни появлялась новая женщина. Но обычно возбуждение быстро покидало его, оставляя после себя легкую тоску, неудовлетворенность и разочарование. Да, вот оно, нужное слово. И тут Рэндал вспомнил, от кого он уже слышал его раньше.
«Если вы женитесь на Джейн, то будете разочарованы», — сказала ему Сорелла.
Голос ее, произносящий эти слова, словно зазвучал у Рэндала в ушах. Он вспомнил, как раздражили его тогда ее слова. Но она оказалась права. Теперь он знал это. Рэндал разочаровался в Джейн — она его подвела.
А еще Сорелла как-то сказала: «Люди часто не соответствуют нашим ожиданиям».
И это тоже была правда. Джейн не оправдала его надежд. Он ожидал от нее большего, гораздо большего. И теперь он знал, что у нее этого просто не было и поэтому она не смогла ему этого дать.
Рэндала посетило странное ощущение — он словно протягивал руки к чему-то неосязаемому. Но к чему — Рэндал не знал в точности. Он очень хотел, он отчаянно жаждал чего-то, чего никак не мог отыскать.
Собственная жизнь виделась Рэндалу чем-то вроде паломничества. Словно он бредет по извилистой дороге, зная, что должен следовать ей, как бы далеко она ни вела. Время от времени ему казалось, что он достиг желанной цели, но, отдохнув немного, он понимал, что снова ошибся. То, что он нашел, было лишь миражом, лишь еще одной мечтой о том, что лежало впереди.
Он был пилигримом, ищущим свой путь к еще не открытой, неизведанной Мекке, которая не нанесена на карту и к которой не ведет шоссе с указателями. Мираж — вот чем была для него Джейн и многие до нее.
«Обманутые ожидания, разочарование» — эти слова словно преследовали Рэндала. Он лег в постель, а слова все крутились и крутились в его мозгу. Рэндал заснул, повторяя их, а когда проснулся на следующее утро, слова по-прежнему были с ним.
Хоппи ворвалась в комнату, прежде чем Рэндал успел приступить к завтраку.