Его паломничество закончилось, он достиг желанной цели, он был в конце пути. На какие-то секунды восторг от осознания этого, ощущение свершившегося чуда потрясли его. Рэндал чувствовал чистую радость, поднимающуюся из самой глубины его души. И тут он вспомнил про Хоппи — бедную, побледневшую, дрожащую Хоппи, которая ждала, что он скажет.
Рэндал повернулся к пожилой женщине. Доброта и благородство, проснувшиеся в душе при мысли о любви к Сорелле, сделали его куда мягче, чем он мог бы быть в этой ситуации. Он положил руку на плечо Хоппи и почувствовал, как она вздрогнула.
— Вам не надо винить себя, Хоппи, — проговорил он. — Вы ведь не знали, потому что я никогда не говорил этого ни вам, ни Сорелле — что я люблю ее всем сердцем. Я люблю эту девушку так, как никогда не думал, что можно любить. И если она мне не откажет, я намерен на ней жениться.
Глава пятнадцатая
Хоппи закрыла лицо руками, и Рэндал увидел, что она плачет. Он стоял, глядя на нее, на ее седеющие волосы и вздрагивавшие плечи. Подняв наконец голову, она произнесла сквозь слезы:
— Мне так жаль! Простите меня, Рэндал. Я не знала, я ничего не понимала.
Она выглядела очень некрасивой, почти жалкой, когда плакала. Рэндал вдруг почувствовал тепло в груди и нежность к Хоппи. Он знал, как относилась к нему Хоппи, и понимал, пожалуй, лучше, чем когда-либо раньше: все, что она делала или хотела сделать, было продиктовано любовью к нему — любовью, которая заставляла Хоппи по-матерински опекать Рэндала и делать все ради его интересов.
— Не плачьте, Хоппи, — произнес он. — Вы должны помочь мне. Ваша помощь нужна мне сейчас, как никогда раньше.
Это были именно те слова, которые могли заставить Хоппи собраться. Она была нужна Рэндалу. Хоппи достала из кармана носовой платок — большой, из льняной ткани — и стала энергично тереть глаза и шумно сморкаться. Через несколько минут секретарша Рэндала была готова к работе.
— Что вы хотите, чтобы я сделала? — поинтересовалась Хоппи.
— Мы должны найти Сореллу, — сказал Рэндал. — Но есть кое-что, что я должен сделать до встречи с ней.
— Что же это?
— Я должен распрощаться со своей прошлой жизнью, — решительно проговорил Рэндал.
Он подошел к телефону.
— Рэндал! Что вы делаете? — невольно вскрикнула Хоппи.
Рэндал взял трубку, но, прежде чем набрать номер, повернулся к Хоппи. На лице его застыло выражение, которого Хоппи никогда не видела раньше.
— Я собираюсь наконец сделать то, что нужно, Хоппи. Я должен прийти к Сорелле с чистым сердцем.
Рэндал набрал номер. Хоппи стояла рядом и испуганно смотрела на него.
— Я хотел бы поговорить с мисс Лунд, — произнес Рэндал в телефонную трубку.
Но тут вдруг Хоппи перешла к решительным действиям. Она схватила Рэндала за руку и одновременно накрыла рукой трубку, чтобы тому, кто находился на другом конце провода, не было ее слышно.
— Рэндал, вы сошли с ума? — воскликнула она. — Если вы сейчас скажете Люсиль, что любите Сореллу, может случиться все что угодно. Она может отказаться от репетиций, у нее может начаться истерика, она может вообще уйти из театра. Подождите хотя бы до завтрашнего вечера. Ради всего святого, подождите!
Рэндал осторожно, но твердо освободился от рук Хоппи.
— Оставьте, Хоппи, вы ничего не понимаете, — сказал он, — я достаточно долго вел себя как скотина. — Тон его голоса изменился. — Это ты, Люсиль?
Хоппи понимала, что потерпела поражение. Не говоря ни слова, она вышла из комнаты, и за ней захлопнулась дверь.
— Привет, Рэндал, — послышался в трубке голос Люсиль.
— Люсиль, я должен кое-что тебе сказать…
— И я тоже должна кое-что тебе сказать, — перебила его Люсиль. — О Рэндал, я прошу прощения за то, как вела себя. Не только сегодня, а всю последнюю неделю. Я волновалась, я чудовищно волновалась, и, дорогой, я плохо понимала из-за этого, что делаю и что говорю. Ты должен меня простить.
— Да, да, конечно, Люсиль, — нетерпеливо произнес Рэндал. — Но я хочу сказать тебе…
Однако Люсиль продолжала тараторить слишком быстро, чтобы Рэндал мог вставить хотя бы слово.
— Как-нибудь я расскажу тебе, Рэндал, дорогой, через что мне пришлось пройти, — продолжала она. — И тогда ты, возможно, поймешь. Но теперь все изменилось, и я смогу по-настоящему хорошо сыграть в твоей чудесной пьесе.
В трубке послышалось чье-то бормотанье, а голос Люсиль на мгновение замолк.
— Эдвард говорит, что голос у меня недостаточно виноватый, но я и вправду очень сожалею. Все потому, что я была так чертовски взволнована. Видишь ли, я думала, что один мой большой друг мертв, а он оказался жив. Да, он вовсе не мертв. Он в тюрьме.
— В тюрьме? — с недоверием переспросил Рэндал.
Он не понимал, о чем говорит Люсиль. Он хотел поговорить с ней о себе, но возможность вставить хоть слово никак не представлялась.
— Да, он в тюрьме, — снова произнесла Люсиль и рассмеялась. — Странная причина для радости, правда? Но я думала, что он мертв. А вместо этого оказалось, что он подрался на улице из-за того, что кто-то случайно разбил бутылку виски, которую он нес. Он ударил налетевшего на него человека, потом ударил полисмена, подошедшего к ним. Похоже, в этой стране такое считается чудовищным преступлением, и моего бедного друга приговорили к двум годам заключения. К двум годам! Но я рада этому. Я так рада!
Судя по всему, Люсиль была в истерике, и Рэндал понял, что единственное, что можно сейчас сделать, — это во всем с ней соглашаться.
— Что ж, хорошо, что тебя так радует все это, — сказал он. — Но послушай, Люсиль, я должен сказать тебе кое-что, что может сильно тебя расстроить.
— Я просто не верю, что теперь что-то может расстроить меня, — ответила Люсиль.
— Тогда я надеюсь, что ты окажешься права, — продолжал Рэндал. — Правда в том, что я влюбился, Люсиль. Я люблю Сореллу и, если она ответит мне согласием, собираюсь на ней жениться.
Последовала пауза, затем Люсиль медленно произнесла:
— Ты собираешься жениться на Сорелле… Но как ты можешь это сделать? Она же еще ребенок.
— Ей восемнадцать, — ответил Рэндал. — В данные о дате ее рождения вкралась ошибка, но теперь, когда мы знаем правду, я собираюсь на ней жениться.
Он произносил каждое слово довольно дерзко и ожидал, что его сообщение вызовет бурю негодования. Но, как ни странно, голос Люсиль бы абсолютно спокоен, когда через несколько секунд она произнесла:
— Так, значит, ошибка в данных о возрасте… Как-то странно, что ты хочешь жениться на такой малявке.
— Тем не менее именно этого я хочу, — с вызовом произнес Рэндал и добавил с запоздавшей деликатностью: — Я хотел, чтобы ты первой пожелала мне счастья, Люсиль. Конечно, если Сорелла даст согласие.
— Так ты еще не спрашивал ее? — с любопытством поинтересовалась Люсиль.
— Пока нет, — признался Рэндал.
Он хотел сказать, что Сорелла исчезла, но передумал. Это была слишком долгая и сложная история, чтобы пытаться сейчас рассказать ее Люсиль. К тому же он торопился приступить к поискам Сореллы. Это было важнее всего.
Но он поступил правильно и довольно смело, рассказав все Люсиль, и хотя Рэндал ожидал, что она воспримет все иначе, он знал, что теперь, разобравшись в своих чувствах, он не может прийти к Сорелле с ложью на устах, испачканным в лицемерии и притворстве последних недель.
Впервые за долгое время Рэндал взглянул на себя со стороны, и его не обрадовало то, что он увидел. Он чувствовал, что должен словно бы отмыться, чего бы это ни стоило, какое бы наказание ни пришлось понести. Но, к его удивлению, Люсиль повела себя совсем не так, как ожидал Рэндал.
— Я желаю тебе счастья, — сказала Люсиль. — Я-то была уверена, что нам стоило бы пожениться, но сейчас я в этом уже не уверена. Честно говоря, не думаю, что я выйду за кого-нибудь замуж.
Говоря это, Люсиль хихикала, и Рэндал подумал, что это какая-то ее личная шутка, которая осталась для него непонятной.
— Я должен идти, — поспешно сказал Рэндал. — Благослови тебя господь, Люсиль, за то, что ты так благородно приняла мою новость.
— Увидимся завтра, — сказала Люсиль. — И, дорогой, у тебя будет повод очень, очень мною гордиться. Я принесу твоей пьесе оглушительный успех.
— Спасибо тебе, Люсиль.
Рэндал положил трубку. Итак, дело сделано. Он едва мог поверить, что сообщил Люсиль об окончании их близких отношений, а она приняла это так спокойно, не протестуя, не устраивая сцены. Все это было так неправдоподобно, что на секунду показалось нереальным. Можно ли быть уверенным, что ему не приснился весь этот разговор?
Рэндал мог только подозревать, что за всем этим каким-то образом стоит Эдвард, что он поговорил с Люсиль и сумел призвать ее руководствоваться здравым смыслом или убедил, что карьера важнее замужества.
Рэндал мог только подозревать, что за всем этим каким-то образом стоит Эдвард, что он поговорил с Люсиль и сумел призвать ее руководствоваться здравым смыслом или убедил, что карьера важнее замужества.
Но какой бы ни была причина неожиданной реакции Люсиль, Рэндал был искренне за нее благодарен. Он всегда ненавидел мысль о том, что любовный роман кончается непременно слезами и упреками, и в этот раз такая мысль казалась ему нестерпимее, чем когда-либо, потому что Люсиль была неплохим человеком и привнесла много хорошего в его жизнь.
Ну что ж, теперь их роман завершился, он сумел избавиться от одного препятствия — духовного, если не физического — на пути к Сорелле. Но оставалось еще одно.
Медленно, с неохотой, которой не было, когда он набирал номер Люсиль, Рэндал снова взялся за телефонную трубку. Он понимал теперь, что никогда по-настоящему не любил Джейн, но он действительно собирался на ней жениться и по крайней мере короткое время она волновала и влекла его. Рэндалу было теперь стыдно и за себя, и за Джейн, когда он подумал о том, как просто, не устанавливая преград, она отдалась ему несколько дней назад.
Рэндал жалел теперь, что Джейн вообще встретилась на его пути. Он злился на Хоппи за то, что она вбила себе в голову мысль, что он должен жениться на Джейн. Его злило, впрочем, он злился и на себя за то, что завоевать Джейн оказалось так легко. Он винил себя в том, что купился, как мальчишка, на веселье, смех и остроумие, царившие в кругу общения Джейн.
Он был фактически очарован «избранным кругом», по-ребячески, увлечен и восхищен этими людьми. Он напоминал тогда, должно быть, одного из увлеченных сценой юнцов, толпящихся за кулисами в надежде получить автограф. Ему надо было пройти через это еще много лет назад, но, размышляя об этом, Рэндал понимал, что те годы, которые он должен был провести в водовороте светских развлечений, были проведены в Бирме, где он и понял, что жизнь — дело серьезное и трудное и в ней подчас не остается ни шансов, ни времени для легкомысленных вещей.
«Наконец-то я повзрослел по-настоящему», — подумал Рэндал, набирая номер Джейн и прислушиваясь к гудкам в трубке.
Дворецкий ответил на звонок, сообщил Рэндалу, что Джейн дома и он сейчас соединит Рэндала с ней. Через несколько секунд ожидания в трубке раздался голос Джейн:
— Алло! Кто это?
— Это Рэндал.
— Рэндал, дорогой! Я как раз думала о тебе.
— Джейн, я хочу поговорить с тобой. Ты сейчас одна?
— Да, одна. Что это значит? Что-то случилось?
— Да, кое-что действительно случилось.
— Что же это? Что-то пошло не так с пьесой?
— Нет, с пьесой все в порядке, — ответил Рэндал и тут вспомнил, что еще полчаса назад он не мог бы этого утверждать.
— Это хорошо. А то я уже подумала, что Люсиль снова закатывает истерики.
— Нет. То, что я хочу тебе сказать, не имеет никакого отношения к Люсиль.
— А к кому имеет?
— К Сорелле.
— К Сорелле?
— Была допущена ошибка по поводу даты ее рождения. Сорелле на самом деле восемнадцать.
Последовала пауза, после чего Джейн произнесла:
— Я догадывалась об этом. Я всегда подозревала, что эта девчонка — не та, за кого себя выдает.
— Это была не ее вина, — перебил ее Рэндал. — Сорелла верила в то, что мне сказал ее отец. И только сегодня мы все узнали правду.
— И что же?
В голосе Джейн послышалась враждебность, ясно говорящая Рэндалу о том, что девушка догадывается, что сейчас услышит неприятную новость.
— Я ненавижу себя за то, что вынужден ранить твои чувства, говоря об этом, Джейн, — произнес он после паузы. — Но, думаю, ты уже догадалась, что я люблю Сореллу и хочу на ней жениться.
Последовала тишина, долгая зловещая тишина. У Рэндала пересохло во рту.
Наконец Джейн заговорила:
— Я знала это с того самого дня, когда пришла к тебе домой и увидела, как вы оживленно разговариваете друг с другом. Вы дали мне почувствовать себя так, словно я вероломно вторглась в вашу жизнь. С того дня я и догадалась обо всем.
В голосе ее было столько горечи и боли, что Рэндал инстинктивно воскликнул:
— Не надо, Джейн, не надо!
— И все же я была такой дурочкой, что вообразила, будто смогу тебя удержать, — продолжала Джейн, словно не слыша слов Рэндала. — Именно поэтому я занялась с тобой любовью позавчера ночью. А когда ты ушел, я поняла, что проиграла. Я думала, что это мой последний шанс. Я была полной дурой, правда?
— Джейн, мне очень жаль, — заговорил Рэндал. — Мне очень тягостен этот разговор, но было бы гораздо хуже, если бы мы продолжали притворяться. Ты встретишь человека, который будет более подходящей партией, чем я. А я лучше буду большой рыбой в своем собственном маленьком пруду. Но давай не будем забывать о том счастье, которое мы испытали друг с другом, давай не будем вычеркивать его из памяти. Я всегда буду благодарен судьбе за то, что узнал тебя. Ты будешь об этом помнить?
— Да, Рэндал. Я постараюсь помнить об этом. Может быть, со временем это немного поможет… — Голос Джейн вдруг сорвался. — Прощай, дорогой, и храни тебя Господь.
Джейн повесила трубку. Послышался щелчок, и наступила тишина. Рэндалу было мучительно стыдно, он чувствовал себя мерзавцем, ненавидел себя за то, что причинил страдание Джейн.
Но, встав из-за письменного стола, он вдруг испытал полное и безоговорочное облегчение, поняв, что свободен от этой ложной жизни, от ненужных отношений, свободен от всего, кроме новообретенной любви к девушке, так непохожей ни на Джейн, ни на Люсиль.
Рэндал прошелся по комнате и, подойдя к камину, вспомнил, как Сорелла сидела здесь, подняв к нему свое личико. Руки ее неподвижно лежали на коленях, глаза были серьезными. И как он, дурак, не понял еще тогда, насколько Сорелла уникальна, как во всем отличается она от всех тех женщин, которых он знал прежде! Ее спокойствие и умиротворенность, ее интуитивная мудрость и глубина никогда не подводили Рэндала, когда он в них нуждался.
Она вошла в его жизнь так неожиданно в образе бездомной бродяжки, не обремененной ни воспитанием, ни манерами. Так что ничего удивительного не было в том, что Рэндал не сумел сразу понять ее истинную ценность. И все же он думал теперь о том, каким был слепцом, если не увидел гораздо раньше, что представляет из себя Сорелла, и не понял, что она значит для него.
Сорелла постепенно и незаметно стала частью его жизни, так что только теперь, когда ее не было рядом, Рэндал понял, что она целиком заполнила собой его жизнь. Квартира казалась без нее пустой и мертвой. И невольно приходила в голову мысль, что даже в Квинз-Хоу он больше не захочет приезжать, если не будет возможности поехать туда с ней.
Рэндал размышлял, что надо сделать в первую очередь, чтобы найти Сореллу, как вдруг дверь отворилась и вошла Хоппи. Она была бледна, а глаза были красными от слез. На лице ее застыло вопросительное выражение, и Рэндал понял, что ей не терпится узнать, как все обернулось.
— Заходите и садитесь, Хоппи, — пригласил он.
Хоппи села напротив Рэндала, и он заметил, что руки ее дрожат, разглаживая на коленях юбку.
— Все в порядке, Хоппи, — заверил ее Рэндал, ободряюще улыбаясь. — Люсиль намеревается сделать пьесу самой успешной в истории театра, так что вам нет необходимости волноваться на этот счет.
— А Джейн?
Рэндал старался не встречаться взглядом с Хоппи.
— А Джейн мне очень жаль.
— Боюсь, это во многом была моя вина, — начала Хоппи, но Рэндал ее остановил:
— Все это теперь в прошлом, и давайте не будем больше говорить на эту тему. Все, что делает человек в этой жизни, имеет те или иные последствия, каждый поступок оставляет свой отпечаток или шрам в душе. И никто из нас не в состоянии этого изменить. Мне о многом приходится сожалеть, и за многое мне стыдно. Но что сделано, то сделано, и изменить я ничего не могу. А теперь нам надо найти Сореллу.
— Да, но как?
— А вот это и мне интересно было бы знать.
— Если бы только я не наговорила ей всего этого! — пробормотала Хоппи.
— Это уже сделано, и время нельзя повернуть вспять, — сказал Рэндал. — Мы должны помнить об этом, чего бы это ни касалось, Хоппи. Только будущее имеет значение.
— Но что же нам теперь делать?
— Если бы у нее были хоть какие-то родственники или друзья! — вздохнул Рэндал.
— Но у нее никого нет, кроме нас, — едва слышно прошептала Хоппи.
Но Рэндал расслышал и отлично понял, что она имела в виду.
Они оба предали несчастного ребенка. Рэндал, по-прежнему продолжавший по инерции думать о Сорелле как о ребенке, напомнил себе, что она оказалась совершеннолетней. И тут же решил, что не важно, как называть Сореллу — ребенком, девушкой, женщиной. Она была и тем, и другим, и третьим, но прежде всего — самой собой. Сложившейся оригинальной личностью, так сильно отличавшейся от всех, кого Рэндалу приходилось встречать в своей жизни, и в то же время воплощавшей в себе все, к чему он стремился, чего искал и желал.