И его, и мои родители нас прокляли, и его, и мое государство нас не приняло. И только потому, что мы оба не предали друг друга, мы победили, и в знак нашей победы мы через несколько лет родили Сабину. Между прочим, завтра диманж, и вся эта банда с мужьями, женами и внуками заявится к нам с Жозефом. Я тебе все это рассказываю для того, чтобы ты не думала, что за всеми светящимися окнами парижских домов живут только счастливые люди. Каждый несет свой мешок картошки, и каждый мешок тяжел по-своему, но я на своем мешке нарисовала красивые полосы и рожицы, и от этого всем вокруг кажется, что мой мешок немножко легче.
Он позвонит тебе завтра, - сказала Лидия, оторвавшись от своего рассказа. - Будь с ним мягкой, приветливой и участливой. Ты только тогда сможешь судить мужчину, если сама будешь с ним абсолютной.
Я так увлеклась, что в этих воспоминаниях о вчерашней встрече даже послышался Лидиин голос, и не заметила, что давно уже звонит телефон, и, не торопясь, встала с пола, где я рассматривала какие-то альбомы, и пошла к нему через всю гостиную. Он звонил долго, но я особенно не спешила, потому что прекрасно знала, кто это звонит.
Я обезоружила Вадима тем, что была с ним приветлива и нежна. Он терялся в догадках: видела я его вчера в ресторане или это ему показалось. И он не узнал о том, как я страдала в эти дни, и за это приобрела силу и право им распоряжаться. Он сейчас придет? Хорошо. Он захочет со мной спать? Великолепно. Я буду с ним восторженна и влюбленна. Он придумал мне поездку в Россию, чтобы мы могли заработать денег? Прекрасно. Я сделаю это с удовольствием, более того, для него и для нашего будущего. Отныне я никогда не забуду, что он мужчина, как это ни парадоксально звучит. А вообще, если честно сказать, я ужасно по нему соскучилась, по его телу и его ласкам. Надо бы забраться в ванну до его прихода, чтобы снять лишний стресс.
Я стала раздеваться и все, что на мне было, бросила в машину стирать, и колготки, между прочим, тоже, хотя говорят, это дурной тон - стирать колготки. Пусть так, но они, те, что я ношу, стоят не менее пятидесяти франков.
Я пошла в ванную, где включила мой любимый душ, купленный когда-то в Италии. Меняя конфигурацию струи, я гладила ею себя по всему телу, а когда она стала наконец упругой и устойчивой, легла в ванну на спину, закрыла глаза и укрепила душ таким образом, чтобы мне было комфортно. Лампа в ванной постепенно стала гаснуть и вскоре превратилась в мерцающую звездочку. Создалась очень благоприятная для отдыха и снятия напряжения обстановка, и теперь я думала обо всем на свете легко и беззаботно.
Через полчаса я включила свет, привела себя в порядок и оделась. Я чувствовала себя сильной.
Когда пришел Вадим, он вдруг не выдержал и сам заговорил о том, что у него было с этой китаянкой, вернее, с ее папой. Я мочала и, взяв его руку, трогала ею себя. И мне теперь стало безразлично все китайское. У меня дома даже где-то валялись нунчаки, которые отец когда-то привез из экспедиции.
Он научил меня управляться с ними. Это искусство пригодилось мне два или три раза за мою жизнь. Зачем отец научил меня этому, я не знаю, но в жизни нет ничего случайного. Однажды я неизвестно для чего взяла их с собой и вышла вечером на прогулку, так тотчас же ко мне пристал какой-то мерзавец, и я этими нунчаками ткнула ему туда,где у этой дряни были глаза. Второй раз, когда у меня угоняли машину, я пожертвовала задним ее стеклом, с силой метнув вслед удаляющейся машине скрепленные цепочкой палочки. И весьма удачно, потому что нунчаки пробили стекло и сломали угонщику шею. А в третий раз, когда Дени привел ко мне шлюху. Ему хотелось посмотреть, как я буду с ней управляться. Я не знаю, срослась ли у него сейчас шейка бедра или он до сих пор ходит на костылях.
Через два дня я должна была ехать в Россию, а эти два дня мы провели с Вадимом большей частью в беседах.
Нунчаки я с собой в Россию решила не брать.
Месяца полтора длилась моя странная поездка в Россию. Советские танки приплыли, наконец, в Марсель. Это была первая партия в двести машин, и, судя по всему, она удовлетворила наших экспертов, во всяком случае, уже через два дня они дали добро.
Счет Министерства обороны России был разморожен, а я по праву получила три процента за организацию сделки.
Прежде чем позвонить в Париж Вадиму в свою собственную квартиру на Пляс д,Итали ( он в мое отсутствие жил там), я на его кредитную карточку перевела половину заработанных денег, что-то около пяти миллионов франков.
Теперь мы оба были богатыми и вполне могли быть счастливыми. К тому же я уже знала, что беременна. Думаю, что это случилось тогда, два месяца назад, я уже рассказывала об этой ночи.
Пока я ждала экспертизы, время шло, и я решила поехать в Париж, потому что очень соскучилась.
С Гар де Лион я взяла такси, привыкла, что в России меня все время возили на машине. Я остановила его возле дома и посмотрела на часы.
Был вечер, и наверняка мой Вадим теперь дома. Окна квартиры выходили сюда, на эту улочку, и я уже было вознамерилась крикнуть ему, чтоб шел меня встречать, но не успела. Гарсон де порт, он же консьерж, распахнул дверь и улыбнулся. Теперь кричать Вадиму было невозможно, потому что неприлично.
Гарсон донес мою сумку до лифта, и я поехала на свой этаж. Лифт остановился, я вышла из него и почти немедленно почувствовала запах, который мог бы обмануть мужчину, но не меня. Около моей двери пахло китайскими духами. Я готова была поклясться, что они там, хотя это и было невероятно.
Я сжалась в комок, но тут же истерично рассмеялась. Я готова в этой жизни ко всему и не хочу быть кроликом, я была, скорее, похожа в этот момент на кобру, разъяренную кобру в красивом жабо.
Отдавая себе отчет в том, что я делаю, я спустилась на лифте, а когда удивленный гарсон полюбопытствовал, что случилось, ответила:
- Я забыла ключи. Кстати, а вы не знаете, где Вадим?
- Я не видел его сегодня, мадам, - сказал он и я поняла - не врет. В конце концов место привратника не обязывает его сидеть целый день сиднем.
- Я оставлю сумку у вас, - сказала я, - а сама попытаюсь пройти через балкон, если не получится, поеду к подруге.
- Может быть, вам помочь, мадам? - спросил гарсон.
- Нет, не стоит, я все сделаю сама.
Я стала подниматься по внешней лестнице в свою квартиру. Балконная дверь была приоткрыта, и я ясно услышала то, что хотела услышать, а именно возгласы, которые издают все возлюбленные, занимаясь вполне определенным делом.
Я даже не заглянула в комнату. Зачем? Я слишком себя люблю, чтобы воочию убедиться в том, что она лежит теперь в моей постели, запахнув свои бархатные глаза.
Мне не стало плохо, и я даже решила пошутить, я подумала, что будет, если я прямо сейчас на балконе разденусь и подлягу к ним в постель?Она-то заверещит, это понятно, а вот как будет себя вести он? Он, который сказал, что хочет от меня ребенка?
Я еле себя принудила не делать этого, потому что в таком случае у меня не будет права поступить с ним при случае так же, как он того заслужил.
Секунду примерно я проигрывала ситуацию, мне снова захотелось войти, но теперь уже для того, чтобы снять со стены ружье и попугать их, но, понимая, что это бессмысленно, я решила, что моя ситуация, несмотря на внешние атрибуты проигрыша, более выигрышна, чем у Вадима. На китаянку мне было наплевать. В таких случаях говорят, я не помнила, как оказалась на первом этаже, но я прекрасно помнила, как я шла и о чем думала. Я спустилась к гарсону, попросила его вызвать такси и вскоре была уже снова на Лионском вокзале.
Я была потрясена, я устала, я хотела спать, я взяла спальное место и утром была в Марселе.
Я позвонила Вадиму как ни в чем не бывало, и он немедленно выехал в Марсель. Я сняла номерок в гостинице, где стала приводить себя в порядок, насколько это было возможно после долгого отсутствия.
Я заготовила для Вадима речь, в которой не было слов ревности, я заказала ему самых любимых и изысканных блюд, разбросала по номеру цветы, купила себе очень приличную одежду, такую, в которой я буду для него новой.
Я зашла в ванную и сбросила с себя все, что на мне было. В ванной висело во всю стену большое зеркало, так же, как и в квартире, и я придирчиво стала рассматривать каждую клеточку тела.
Немного потягивало грудь, признак того, что у меня будет ребенок, соски чуточку набухли и стали походить на бутоны роз, грудь стала упругой и, хотя я ношу размер лифчика 95-С, стояла, готовая ко всему.
От груди к бедрам я медленно провела руками по талии и осталась собой довольна. Никаких ямочек, жировиков, шероховатостей не было. Я опустила руки по бедрам ниже, сомкнула их и провела пальцами вокруг живота. Никаких признаков беременности, но я уже чувствовала в себе вторую жизнь.
Я стала опускать руки и вдруг обнаружила на левой ноге крошечный синяк. Я виновато улыбнулась сама себе. Если спросит, я, конечно, скажу Вадиму, что ударилась, когда залезала в танк, но сама себе-то я врать не буду. Сделка, которую я совершила для него, трбовала известных жертв, и эти жертвы не были чрезмерными. Офицерский корпус России за исполнение контракта по продаже танков пожелал поиметь настоящую француженку. Двум высшим военным чинам, от которых зависело все сделать побыстрее, я дала такую возможность. Я не могу сказать, что я очень себя за это осуждаю, в конце концов, Бог мне судья, к тому же они были галантны, а у меня в коллекции появились русские офицеры.
Хотя теперь во Франции время осеннее и в Марселе прохладно, я накрасила ногти на ногах, по странной прихоти моего Вадима. Ему нравилось брать мою ногу и разглядывать каждый пальчик.
Но мои пятки и стопы меня не удовлетворили совсем. Пятки были шершавыми, а стопы сбиты мозолями, надо немедленно лезть в ванну и распарить их как следует. Я устала в России, и это отразилось на моих ногах.
К лицу я своему отношусь придирчиво, но если я сейчас сделаю гетриоллиевый компресс, оно будет выглядеть значительно свежее.
Примерно через три часа я в последний раз взглянула на себя в зеркало и осталась собой довольна. На меня из зеркала глядела ухоженная, даже дорогая женщина с простыми, но не дешевыми украшениями, в славном платье и туфлях на высоких каблуках для гостей. Ходить в таких туфлях по улице неудобно, но принять кого-то дома очень эффектно. В таких туфлях я кажусь высокой, хотя на самом деле я среднего роста, но в Вадиме два метра красивого мужика, и надо ему соответствовать.
Раздался телефонный звонок, звонил мой новый знакомый из военного ведомства Франции. Он был настолько доволен произведенной сделкой, что предложил мне, вместе с Вадимом, конечно, совершить небольшую прогулку по Марселю на одном из танков. Это ему было нужно и для рекламы, и для удовлетворения чувства неотреагированного хулиганства. Он любил эффекты. Я тоже, но я не мужчина, поэтому я была вынуждена сказать, что посоветуюсь с мужем.
Через час появился Вадим с букетом роз. Он был приветлив и мягок и не очень-то старался доказать, что он такой, как всегда. Может быть консьерж сказал ему, что я приезжала. Но это вряд ли, у нас в доме так не принято.
Я понимала, что Вадиму мешала быть естественным его тайна, которой он не мог со мной поделиться, хотя единственная его тайна написана у него на физиономии: он продолжает искать кого-то повыгодней, а меня держит в резерве. Разве мог он поверить, что у меня получится мой бизнес-вояж?
Я не настаивала, а он не утверждал, что он такой же, как полтора месяца назад. Я отдала ему его кредитную карточку, и он машинально сунул ее в карман. Я сказала ему, что нас пригласили покататься на танках. Он согласился.
Как будто он даже доволен тем, что наша интимная встреча откладывается до вечера.
Мы поехали в порт, а потом провели очень пикантный вечер с фейерверком, катаясь на тяжелойгрохочущей машине по залитому разноцветными огнями городу.
- Хотите поводить советский танк, мадам? - спросил меня водитель.
- Конечно, - сказала я, - но как это делается?
- Ну, это очень просто, - и он показал мне две ручки, которые давали движение. Хорошо придумано.
Вадим думал не обо мне, я это чувствовала, ему было на все наплевать. Я перелезла на место водителя. Он даже не помог мне. В конце концов, когда у меня тоже уже было готово испортиться настроение, он вдруг повеселел. Эти мужчины всегда так: чтобы привести себя в нормальное состояние, должны извести женщину.
Я сидела на месте водителя и во все глаза смотрела в смотровую щель, которую он раскрыл до возможных пределов, чтобы увеличить мне обзор, и поминутно перехватывал у меня рычаги управления, когда я ошибалась или когда ему казалось, что мы вот-вот врежемся в витрину.
Вадим сидел сзади и подавал реплики по-русски. Вскоре водитель снова занял свое место, и тут Вадим к нему нагнулся и что-то сказал. Что именно, за грохотом машины я не слышала.
- Уи, мсье, - сконфуженно отозвался водитель, но, видимо, просьбе Вадима внял, машину остановил, открыл верхний люк, подтянулся, вылез из него и захлопнул его над самыми нашими головами. Последними словами его были:
- Мсье, мне очень жаль, но у вас есть только полчаса.
И вот тут Вадим наконец заключил меня в свои объятия.
Я понимала, что Вадиму тоже сейчас плохо, ему надо со мной расплатиться за все, что я для него сделала. Мужчины считают, что могут расплачиваться так же, как и женщины. Я была готова быть великодушной и казалась почти счастливой, весело думала, что все, что он хочет, произойдет именно здесь стараясь сообразить, какую именно позу следует принять в этой железной коробке, но он что-то нащупал в полу и вдруг открыл нижний люк.
Вот как, я и не знала, что из танка можно выходить снизу.
Он вылез через узкое отверстие и стал вытаскивать меня. Я порвала свое платье, мои украшения рассыпались где-то, зацепившись за бесконечное холодное железо, но я осталась равнодушной к таким мелочам.
Оставив меня лежащей на мостовой между гусеницами танка, Вадим снова полез в люк и снял с сидения попоны, которые положены были туда, чтобы нам было не так тряско ехать. В танке они не полагались. Попоны он подстелил под меня на землю, а сам лег рядом со мной.
- Ну что, - рассмеялась я, - как ты это собираешься делать? Между мной и брюхом танка совсем нет места, а на боку тоже ничего не получится, я не могу разомкнуть ноги, может быть, мне одну ногу положить на люк, из которого мы вылезли?
Он молча сопел и, насколько это позволяла теснота, пытался меня погладить. Я отвечала ему. Неожиданно стало совсем тихо, только чуть слышно потрескивали в рыхлом асфальте постепенно оседающие гусеницы.
Наконец я поняла, что он хочет, он захлопнул люк, и мы сумели сделать то, что, не скрою, в эту минуту хотелось нам обоим... Я только думала о том, что приобретение - это та же утрата, ибо, приобретая реального мужчину, теряешь мечту об идеальном.
Вадим вдавливал меня в марсельскую мостовую довольно сильно, он дышал ровно, только тело его было очень горячим. Но я еще не включилась, я была отчего-то холодна, и, когда он выдохнул в экстазе не мое имя, а имя китаянки, я почти не разозлилась.
Теперь я хорошо знала, что потеряла его окончательно. Я ему не нужна. Я не постигла искусство владения мужчиной. Он меня не только не любит, но уже и не нуждается во мне, я ведь все сделала для него и теперь должна исчезнуть.
И в ту же секунду я вдруг поняла, что тоже потеряла к нему всякий интерес. Я состоялась, и я победила. И мы друг другу, как платье, которое нравится, когда ты ходишь, облизываясь, вокруг витрины и ищещь деньги, чтобы его купить, представляешь себя в нем и когда, наконец, купишь, бывало, что в этой же коробке сунешь подальше в шкаф, ибо так долго уже носила его в мыслях, что и надоело.
Я совершенно не могу вспомнить, что произошло, потому что я задумалась о своем и меня теперь не волновал мужчина, который, благодаря мне, удовлетворял свою плоть.
Рев мотора нашего танка разбудил мое сознание. У меня мелькнула мысль: Водитель вернулся, увидел, что нас нет, и решил ехать дальше один. Это было невероятно. Вадим тоже словно очнулся, и мы оба заорали, но, конечно, наши голоса не были слышны в машине.
Резкая боль в ноге, как будто в нее вгоняла спицу пронеслась через все мое тело до самой головы. Вадим вдруг резко сполз с меня, через мою голову, как будто его бросила туда какая-то сила. Я потеряла сознание, то есть не то, чтобы потеряла, а вдруг ощутилаа себя будто бы отдельно от самой себя и от своего тела.
Я ощутила себя в каком-то немыслимом саду, заливаемом волшебным светом. Свет этот приближался ко мне и становился все концентрированнее.
Я слышала голос, и этот голос был сладостным и неземным, и, как я ни была поражена происходящим, я заметила, что в голосе, вещавшем мне, проскальзывали иронические нотки. Я не помню наверняка, что он говорил мне, но если он позволял себе шутить, то, видимо, еще не все потеряно.
Только потом я поняла, в чем состояла шутка. Я открыла глаза и обнаружила себя в совершенно белой комнате, в которой без труда узнала стандартную двухместную больничную палату, начиненную бесконечным количеством медицинских приборов.
Первое, что пришло в голову: реанимация прошла успешно. Я пошевелила ногами и руками. Это мне удалось, и я успокоилась: как будто, они были на месте.
Шум листвы за окном и то, что я узнала комнату, подсказали мне, что и зрение, и слух у меня тоже в порядке. Позвоночник? Я поерзала, но и он оказался в норме. Тогда в чем же дело? Почему я здесь? Наверное, просто был шок, из которого меня вывели, вот и все. И теперь я могу идти, куда пожелаю.
А где Вадим? Я повернула голову. Туалетный столик мешал мне увидеть того, кто лежал на соседней кровати.
Я не решалась пока приподниматься и только тихо его позвала. Мой голос был непослушным, не моим и неестественно низким, но я успокоила себя, что это, вероятно, от курения и скоро пройдет.
Вместо ответа я услышала с соседней кровати безудержное рыдание. Там плакала женщина, и голос ее в отличие от моего собственного показался мне знакомым.
Тут уж я решила встать во что бы то ни стало с кровати, приподнялась, чтобы увидеть ее и узнать все сразу. Правой рукой откидывала одеяло, а левой придерживала свою непослушную грудь. Я еще даже не сумела ее нащупать, как какой-то звоночек рявкнул в моем сознании. Мои ноги торчали из-под одеяла и касались спинки кровати.