В груди похолодело, а в щеки, наоборот, ударило жаром. Ансар же остановил диск и с удовольствием произнес:
– Да, это он, Таня.
– Но…
Девушка запнулась. Она лихорадочно соображала. Ведь Костенко – он же работал на Ансара! А сейчас получается…
– Дай мне пульт, – потребовала Садовникова.
Абсолютно естественная фраза – для творческого директора в рекламном агентстве. Таня привыкла всегда держать в руках пульт, в прямом и переносном смысле. Ансар же явно услышал приказ чуть не впервые в жизни. Однако пульт протянул. И терпеливо ждал, пока Татьяна, то и дело останавливая запись, разглядит и человека, и дом, в который тот заходит. А когда она наконец покончила с крошечным, на две минуты (совсем как рекламный ролик!), фильмом – с удовольствием произнес:
– Я долго его искал. Слишком долго. Этот человек умеет прятаться. Схорониться на крошечном, с населением в шестьсот человек, греческом острове было, безусловно, хорошим решением. Но не идеальным… И я готов сказать тебе, как называется этот остров.
– Значит, ты сдаешь Чехова-Костенко. Зачем? – Таня пристально взглянула на шейха.
И неожиданно услышала – совсем не царственное, но человеческое, какое-то даже виноватое:
– Ох, Таня… Это долгий и не очень приятный – для меня! – разговор. Я… я хочу покончить с этим, потому что просто устал.
Она иронически вздернула бровь:
– Принести тебе подушку?
Ансар же не обратил внимания на издевку, задумчиво продолжал:
– Мне сорок два года, Таня. Из них я тридцать пять лет живу на Западе. Мне было семь, когда отец отправил меня в Англию, в Баксвуд. Хорошая частная школа: интересные уроки, спорт, разнообразные activities. Я впервые попал в Европу, но сразу почувствовал: я будто здесь родился. Это было мое, мое, понимаешь? Я сразу, буквально в один день, принял все: и свою комнату – о ужас, не личную, а на четверых. И дисциплину. И столовую, где мы обедали. И теннис. И регату. Моими соседями по комнате были ребята из очень обеспеченных семей, у двоих родители входили в список «Форбса». Но этого будто никто не замечал, и в первую очередь они сами. Свободно перемещались по всей территории школы и ездили на экскурсии, а по выходным спокойно удирали в Лондон. И только я – я! – всегда ходил с охраной. Где бы я ни был – в классе, на тренировке по теннису, в кабинете у врача, – снаружи меня всегда ждали двое бодигардов. И я даже не пытался от них отделаться… С тех пор прошли годы. Я окончательно интегрировался в западную культуру, полюбил ее, полностью принял – но так и не стал здесь своим. Я – мусульманин, и мусульманин не рядовой. Я не просто должен жить по законам своей нации, но – противопоставлять себя остальному миру. Так жили все мужчины в нашем роду. И точно так должен был вести себя я. Это не обсуждалось. Я никогда не говорил тебе впрямую, но ты, конечно, догадывалась, в чем заключалась специфика моего существования. Мы ведем священную борьбу, и я был просто обязан принимать в ней участие.
Ансар умолк, склонил голову. Таня сделала вид, что не поняла намека, хотя ей было давно известно: шейх финансировал многие громкие террористические акты последних лет. И в одном из них она – по его приказу – принимала участие. Благодарение богу, что никого не погубила.
– Не понимаю, чем ты недоволен. На мой взгляд, ты живешь очень даже неплохо, – усмехнулась она.
– Да, – спокойно согласился Ансар. – Я по-прежнему богат – если ты это имеешь в виду. Только моей яхте запрещен вход во все порты Америки и Европы. Я не могу – легально! – въезжать в страны Запада. Не могу пользоваться своими официальными банковскими счетами – даже в некогда лояльной Швейцарии…
– Может, тебе денег одолжить? – снова хмыкнула Садовникова.
Ситуация начинала ее забавлять. И еще – она по-прежнему не понимала, чего Ансару от нее нужно. Не любви, это стало понятно давно, но что тогда?
– Ну, до такой степени я еще не пал, – усмехнулся шейх.
– Ты не ответил на мой предыдущий вопрос, – поморщилась она. – Я спросила: почему ты сдаешь мне Костенко? А ты покаянную речь завел…
– Таня, – сухо произнес Ансар, – я действительно хочу начать новую жизнь. С твоей помощью – и тех людей, что за тобой стоят.
В первую секунду Садовниковой показалось, что она ослышалась. А потом девушка просто расхохоталась:
– За мной – стоят? О ком ты?
– В первую очередь о твоем отчиме.
– А что – отчим?! Он просто пенсионер!
– Он не просто пенсионер, Таня, и ты это прекрасно знаешь. Он вхож во многие высокие кабинеты Лубянки. У него там много друзей.
– И что?
– На Лубянке у вас по-прежнему решается больше, чем в Кремле. А к голосу полковника Ходасевича там прислушиваются. Вот я и прошу – я совершенно серьезен, Таня, чтобы он замолвил за меня словечко…
Она не удержалась от ернического тона – настолько неожиданным, на грани фарса, показалось ей предложение Ансара:
– Ты хочешь, чтобы я походатайствовала о твоем политическом убежище в России?
– Об этом речи пока не идет, – усмехнулся Ансар в ответ. – Я просто хочу предложить вашему государству сделку. Я готов сдать – именно вам – некоторых своих бывших друзей. А взамен получить полный иммунитет. С меня снимают все обвинения, и я свободно передвигаюсь по миру, живу, где хочу, езжу, куда хочу, и безо всяких ограничений, где хочу, пользуюсь своими собственными финансами.
– Почему бы тебе не предложить эту сделку американцам? – пожала плечами Таня.
– Потому что, если об этом их попрошу я – неважно, через каких посредников, – ответом на сто процентов будет железное: «нет». А когда о том же самом Америку попросит Москва – отношение будет совсем иным.
– И Москва должна тебя полюбить, потому что ты сдашь ей Костенко…
Ансар сделал гримасу:
– Костенко, с его жалкими попытками замаскироваться, – всего лишь мелкая рыбешка. А я знаю – или могу узнать – о местонахождении других, по-настоящему ключевых фигур. Международных террористов. Которых разыскивает весь мир.
– О боже, Ансар. Почему бы тебе не обратиться с этим своим соблазнительным предложением к кому-нибудь другому?!
Черные глаза сверкнули:
– Потому что ты – единственный человек в мире, кому я могу доверять.
– Спасибо, конечно. Только вот один небольшой нюанс: как раз я-то тебе и не доверяю.
Спорить шейх не стал.
– А этого и не требуется. Мы ведь не бизнес совместный затеваем. Просто, когда ты вернешься в Москву, расскажешь отчиму о моем предложении. Назовешь имена. Того же Костенко. И еще, к примеру, Усама. А дальше – обо всем забудь.
– Да, Ансар… – вздохнула Татьяна. – Я, конечно, всю голову сломала: зачем ты меня позвал? Но о подобном даже подумать не могла… Прямо какой-то детектив получается. Очень плохой. Советский. Красавица комсомолка помогает экс-террористу начать новую, честную жизнь. Уже смешно… Лучше бы я в Москве осталась. Я сегодня новый проект должна была презентовать…
– Да, у тебя очень насыщенная, напряженная и яркая жизнь, это я уже понял, – глаза шейха блеснули. – У тебя поклонник на спортивном «БМВ» и роскошные вечеринки в ночных клубах. Однако ты все-таки прилетела…
Таня еле удержалась, чтобы не хмыкнуть. Не зря, получается, она выдернула верного Кейвина. Имидж преуспевающей дамочки успешно создан. Только что ей с того?
Ансар же вдруг коснулся ее руки – требовательно и одновременно нежно. И мягким голосом произнес:
– Я на самом деле очень скучал о тебе… Таня.
– О, да, – грустно улыбнулась она. – И писал мне письма, и названивал каждый день…
– Ты прекрасно понимаешь, что я не мог этого делать. Не в моих привычках создавать проблемы тем, кого я люблю, – покачал головой шейх.
– Брось, Ансар, – горько усмехнулась Садовникова. – Пока я была тебе не нужна, ты мне и не создавал никаких проблем. А понадобилась – тут же создал…
– Ты можешь меня забыть. Немедленно, как вернешься в Москву и поговоришь со своим отчимом, – парировал тот. И твердо добавил: – Только я тебя не забуду. Никогда. Даже если мы больше не встретимся.
Ансар вновь коснулся ее руки – еще требовательнее, еще нежнее. И Таня вспомнила разом, одной ослепительной вспышкой все их ночи: безумные, горячие, яркие. И завтраки в одной постели, когда только он и она. И его поцелуи. И его смуглое, сильное тело. И…
Таня почувствовала, что слабеет. В конце концов, что за обиды? Оба ведь никогда не клялись хранить друг другу верность. И даже не заговаривали ни о совместной жизни, ни тем более о браке. А то, что она его любила, – исключительно ее проблемы.
– Иди ко мне, Таня, – тихо проговорил Ансар.
Еще одна ночь любви. Еще один секс – наверняка прекрасный и, конечно, ни к чему не обязывающий. И, может быть, мелькнула меркантильная мыслишка, еще одно бриллиантовое ожерелье в подарок…
Ансар действительно разработал прекрасный план. И отлично все организовал: роскошная встреча, шикарный обед, разговор о делах, на десерт – ночь любви, а потом убирайся, госпожа курьерша, в свою Россию. К своим делам и к своим поклонникам.
…И Таня отодвинулась от шейха. Аккуратно убрала его руку со своего плеча. Как могла, беспечно улыбнулась. И сказала:
– Извини, Ансар. Но ты вызвал меня сюда по делу. А я никогда не мешаю работу с личной жизнью. Прикажи, пожалуйста, чтобы меня отвезли в аэропорт.
И – или ей показалось? – на его лице, пусть на долю секунды, но вспыхнула удовлетворенная улыбка. Все действительно получилось так, как он и планировал. А любовь в обязательную программу визита не входила.
* * *Когда наутро Таня садилась в вертолет, она – впервые за последние семь лет – почувствовала себя совершенно свободной.
Самое главное, что теперь она была свободной – от Ансара.
Он больше не занимал ее сердце. История их любви, в которой сменяли друг друга страсть и ненависть, горечь и тоска, описала круг. И подошла к логической точке – той, что звалась безразличием. Равнодушием.
А любовь… Она кончилась. Это Садовникова сейчас чувствовала очень остро.
Наверное, наступившее Танино равнодушие неведомым образом почувствовал и Ансар. Во всяком случае, их прощание на верхней палубе вышло холодным. Пара слов и два коротких кивка. Прощание – теперь уж точно навсегда.
Назад девушку вез тот же Халид – пилот-«дворецкий» в арабских одеяниях, что доставил ее на яхту. Нежнейшими поддержками он помог Тане взобраться на борт винтокрылой машины. Сам уселся рядом. Помог надеть наушники.
И вот – взлет. Палуба резко ушла вниз, а потом – в сторону. На ровной, темно-синей глади моря стала видна белоснежная «Пилар». Она удалялась с каждой минутой, превращалась в игрушечный белый кораблик. Таня больше не чувствовала ни разочарования, ни сожаления. Только радостное облегчение, что с Ансаром покончено и, значит, теперь она опять открыта для новых встреч и новых приключений. Сердце ее было свободно.
Летчик набрал высоту, лег на курс, включил автопилот. В окошечке навигатора загорелись цифры «180». Значит, они следуют строго на юг, к берегам Африки, в каирский аэропорт. Татьяна бросила последний, прощальный взгляд на «Пилар». Все! Очередной этот этап ее жизни, слишком уж затянувшийся, наконец-то завершился. Вряд ли она когда-нибудь снова увидит роскошный ансаровский теплоход. И его самого.
И вдруг… В первый момент девушка просто не могла поверить своим глазам: на том месте, где на темно-синем шелке моря стояла яхта, вдруг вспух красно-черный шар. Затем шар превратился в столбы и линии дыма. Внутри серых облаков летали куски белоснежной обшивки. Затем до Тани – несмотря на рев вертолетного мотора и наушники – донесся страшный грохот. Винтокрылую машину изо всех сил тряхнуло взрывной волной. Мотор на секунду захлебнулся.
«О боже!» – непроизвольно выкрикнула Таня. Лицо сидевшего рядом Халида стало растерянным и бледным, таким же, как его белоснежные одеяния. Он с трудом удержал вертолет. Затем выключил автопилот и резко поменял курс. Теперь он возвращался к яхте. Точнее, к тому, что от нее осталось.
Столб огня, воды и дыма осел, и на поверхности взбаламученного моря лишь кое-где полыхали куски обшивки да горело разлившееся горючее.
От «Пилар» практически ничего не осталось.
И, уж конечно, никого не осталось в живых.
* * *На самой малой высоте пилот сделал три круга над горевшей водой и останками яхты. Разумеется, бессмысленно было всматриваться в воду в поисках тел погибших. «Пилар» разметало на мельчайшие куски.
Араб-пилот, по-прежнему смертельно бледный, переключил рацию в режим спутниковой телефонной связи и набрал на панели десятизначный номер. Когда ему ответили, возбужденно заговорил по-арабски. Несмотря на быструю речь, Татьяна улавливала в его скороговорке отдельные понятные слова – уроки Марселлы, которые горничная давала ей семь лет назад, не прошли даром. «Взрыв… – выхватывала она из монолога „дворецкого“, – „Пилар“… Все погибли…»
Потом в наушниках прозвучал резкий вопрос невидимого собеседника, и тон пилота стал оправдывающимся. Тане в его речи удалось расслышать новые словечки: «Я на борту вертолета… Везу девушку…» Еще один вопрос – и подобострастный ответ Халида: «Русская… Пригласил Ансар…» А затем с другой стороны телефонной линии прозвучала короткая фраза, похожая на приказ, и связь оборвалась.
Что скомандовал пилоту человек на другом конце линии спутниковой связи? Татьяна разобрала далеко не все слова, но если вдуматься… Напрячь память… Кажется, по-арабски прозвучало нечто вроде: «Лети сюда…» Или даже: «Вези ее сюда…»
И Халид после подобострастного телефонного разговора послушно оставил догорающие обломки «Пилар», набрал высоту и целенаправленно повел вертолет (насколько могла судить Таня по солнцу) в сторону берега. Он снова включил автопилот.
– Вы везете меня в аэропорт? – сдавленно спросила девушка.
– Да, госпожа, – ответствовал араб-«дворецкий», но в его словах, несмотря на привычно угодливые интонации, Татьяне послышался оттенок лукавства. Врет ли он? Или ей просто показалось?
Она вгляделась в табло навигатора. Тот показывал уже совсем другую цифру, нежели до взрыва. Теперь они следовали курсом не сто восемьдесят градусов, как раньше, а сто сорок. На сорок градусов отклонились от направления на каирский аэропорт – и, значит, летели не прямо на юг, а на юго-восток.
Татьяна ни о чем не стала спрашивать пилота. Напротив, как можно скорей отвела глаза, чтобы тот не заподозрил, что она заметила перемену курса. Однако над показаниями приборов задумалась, потому что они подтверждали самые худшие ее опасения.
Садовникова постаралась поразмыслить, насколько могла, хладнокровно: «Случился взрыв. Для Халида – и прочих арабских друзей Ансара – он явно был неожиданностью. И что те могут подумать? Итак: русская девушка прибывает к Ансару на яхту, гостит, проводит ночь. Потом садится в вертолет и улетает. И тут же „Пилар“ взрывается. Шейх гибнет… Какой вывод сделает любой, даже самый непредвзятый, посторонний наблюдатель? Он решит, что девушка – „засланный казачок“. Он подумает, что она доставила на борт яхты бомбу и уничтожила араба, подозреваемого в терроризме… А это значит – сейчас пилот действительно везет меня к кому-то. В лапы соратников Ансара. Которые, конечно же, возжелают узнать правду о гибели шейха и его приближенных. И – покарать неверную, убившую араба-мультимиллионера. И я им ничего не смогу доказать… Ни единому слову моему они не поверят… Что же мне делать сейчас?»
Внутри всколыхнулся ужас. Сердце забилось чаще, ладони вспотели. Таня постаралась не поддаваться панике. Она сделала несколько глубоких вдохов. Ей удалось привести собственные чувства в равновесие.
«У меня есть один выход, – она постаралась быть хладнокровной. – Один-единственный. И он таков: я не должна долететь к ансаровским друзьям».
Девушке вспомнился страшный бородач, к которому семь лет назад шейх возил ее на том же вертолете в пустыни Пакистана. И сам бородач – и его ледяной, безжалостный взгляд. Она содрогнулась.
«Начинать бороться за свою жизнь я должна уже сейчас, в воздухе, – решила Садовникова, – иначе на земле, в лапах террористов, у меня не будет ни малейшего шанса».
Когда-то – ох, давно, страшно давно! – когда она еще занималась парашютным спортом на аэродроме Колосово, летчик Алексей Демкин учил ее водить вертолет. Татьяна в ту пору без труда удерживала винтокрылую машину в воздухе, следовала курсом, что задавал инструктор. И даже раза три сама взлетала, а потом приземлялась, Демкин ее хвалил, говорил, что она прирожденный пилот, впрочем, скорей он ей льстил, подлизывался, пытался ухаживать… Почти ничего она на самом деле не умела. А то немногое, что умела, благополучно забыла.
Но… Какие еще варианты? Дождаться посадки? Посадки – где? И кто встретит ее на земле?
Может, начать немедленно симулировать страшную болезнь и попросить пилота посадить вертолет? Но кругом – только вода. И потом, даже если дождаться берега – поведется ли на ее игру араб? Может, наоборот, вместо того чтобы приземлиться немедленно, он только увеличит скорость и доставит Татьяну в лапы ансаровских друзей еще быстрей?
И получалось: рискнуть прямо сейчас гораздо выгоднее… Лучше уж погибнуть в воздухе в бою или в морской пучине, чем неизвестно сколько мучиться в затхлой пещере в лапах террористов… Надо дать бой – но не оголтело бросаться с открытым забралом, а все рассчитать…
* * *На горизонте появилась земля. То был материк. Африка. Однако Таня не узнавала берега. Абсолютно точно: здесь они, когда вчера летели из аэропорта, не проносились.
Да и курс – Таня украдкой вновь глянула на навигатор – прежний: куда-то в пустыни, по направлению к сектору Газа…
Что ж, ей ничего не остается, пора действовать. Таня миролюбиво, обыденным тоном спросила у араба-летчика по-английски:
– Когда расчетное время прибытия в аэропорт Каира?