-Как же наблюдатели? – спросил Семен Никитич.
-От ПАСЕ как всегда глухо, не признают,- весело доложил Олег Власыч,- Но на то они и ПАСЕ, чтоб не признавать. Зато СНГ дружно признали.
-Ну, еще бы! А явка?
-Небывалая, Семен Никитич, небывалая – девяносто процентов!
Семен Никитич присвистнул:
-Ого! Небось, и мертвые голосовали?
-Не без этого.
-Прибыли,- сказал шофер, а не то б я помер от скуки. Я впервые услышал его голос, напоминающий ворчание бульдога.
Перед нами словно бы висело в воздухе серое невзрачное здание, навевающее тоску и скуку.
«Только в коммуналках еще не бывал»,- подумал я.
Однако как только мы вошли в подъезд, я понял, что ошибся: все здесь блистало чистотой, белизной и Бог весть, чем еще.
В длинном зале стены сплошь были увешены экранами. На экранах – какие-то графики, я, Алильханов, какой-то бородач. Бородач говорил все о процентах, явке, ОБСЕ и ПАСЕ.
Кругом сновали, размахивая какими-то бумажками, знакомые мне островитяне.
-Делайте вид, что очень волнуетесь, - шепнул мне на ухо Семен Никитич.
Я тут же исполнил его просьбу, так как и в самом деле начинал волноваться: терпеть не могу находиться в таких вот рабочих ульях.
Мы с Семен Никитичем присели в широкие кресла подальше от трескучих экранов. Олег же Власыч, напротив, пошел слушать бородатого.
-Нарушение в пятьдесят седьмом, - подскочил к нам островитянин Ватрушкин.- Алильханов опоил наблюдателей водкой.
-Чепуха, - отмахнулся Семен Никитич.- Это не нарушение.
-Так водка – то мадагаскарская, коллекционная.
-А, так это другое дело, - воскликнул Семен Никитич.- Немедля перешли в ЦИК!
-Есть, – Ватрушкин отдал салют и убежал.
Мы сидели в креслах довольно долго, островитяне скакали вокруг, время от времени обращаясь к Семену Никитичу, меня же никто словно и не замечал, как я ни делал вид, что очень - очень волнуюсь.
Наконец по залу прошелестело: «Объявляют!»
-Рытвина на большой экран,- тонким голосом крикнул Олег Власыч.
Загорелся висящий напротив нас громадный экран, на нем высветился все тот же бородач.
-Голоса подсчитаны на восемьдесят процентов, - сказал он. - Так что уже сейчас мы можем назвать победителя. Им стал Сергей Леопольдович Антушкин: семьдесят пять процентов голосов избирателей.
-Сделайте вид, что ошеломлены, - настойчиво шепнул мне Семен Никитич.
Это было непросто, так как я ни на мизинец не был ошеломлен. А вот островитяне от радости скакали, что твои горные бараны. Ватрушкин, тяжело дыша, бросился ко мне, жал руку, немой от восторга.
-Сергей Леопольдович, Алильханов приехал! – крикнул кто-то.
Я внутренне сжался, на этот раз готовый дать отпор, но конкурент вошел в залу семенящим шагом, робко заглянул мне в глаза. И следа не осталось в нем от грозного Алильханова.
-Поздравляю, Сергей Леопольдович.
-Спасибо, Андрей Даниилыч. – ответил я, кивая ошеломленной головой.
Островитяне тем временем приволокли шампанское и - началось!
Рассвет я встретил под столом в обнимку с Алильхановым.
Глава восемнадцатая Загородная жизнь
1Последняя вылазка стала казаться мне и вправду последней. Я преспокойно жил в своем дворце, никто не докучал мне, и помаленьку я начал превращаться в настоящего барина, даже стал требовать от Степаниды или филипинки чесать мне на ночь пятки. Семен Никитич и Олег Власыч не появлялись уже так давно, что мне начало грешным делом казаться – уж не приснились ли мне они, и не только они, но и Ж…, театр, актерство. Может быть, я родился в этом дворце и здесь же помру, и повесят мой портрет рядом с портретами моих предков?
За дворцом мною было обнаружено превосходное поле для гольфа. Вообще здесь я часто делал открытия – то сауна в подвале, то шкаф в стене, то какая-то штуковина со стеклянным глазком – и всегда ощущал себя чуть ли не Ливингстоном.
Секьюрити оказались превосходными партнерами для гольфа, и я дни напролет проводил на поле, крича во всю глотку: «Мя-яч!».
Несмотря на приближающуюся осень, солнышко еще припекало основательно, и я часто загорал на крыше дворца.
Ничего не знаю приятнее, как, хорошенько повалявшись на солнце, чтобы кожа стала горячей, вдруг нырнуть в прохладную синеву бассейна. Миллионы ласковых иголочек вонзаются в тебя, от воды идет легкий пар, ты шипишь, словно гвоздь, остужаемый кузнецом. Э – эх, благодать!
Одно только смущало меня – отсутствие женской ласки. К Степаниде, как вы уже изволили заметить, я относился совершенно по-отцовски, а филипинка была замужняя. Больше лиц женского полу во дворце не имелось.
Сей недостаток я усердно возмещал за столом. Повар – француз, которого я как-то «открыл» во флигеле, оказался большим фантазером и с удовольствием исполнял мои причуды. С его помощью я смешивал кухни, казалось бы, взаимоисключающие, как то: русскую и китайскую, а в итоге получалось очень даже вкусно.
Заглянув как-то на третий этаж дворца, я «открыл» целый оркестр во главе с симпатичным бородатым дирижером. По воскресеньям я ходил туда, и мне играли Шуберта и Шопена.
В подвальном помещении сидел китаец – иглоукалыватель. По четвергам я спускался к нему и, получив порцию иголок в спину и затылок, наутро чувствовал себя бодрым и свежим.
2
Время от времени ко мне приезжали странные люди, называющие себя просителями. Я принимал их от нечего делать. Они корчили жалкие физиономии, а между тем, одеты были в костюмы от «версаче».
-Сергей Леопольдович, мы должны быть уверены, - говорили они, заглядывая мне в глаза.- Что не будет реструктуризации и пересмотра.
-Пересмотра чего?
-Ну… - здесь они невинно поднимали глаза к потолку, предоставляя мне догадаться самому. Но я, конечно, не догадывался.
-Пересмотра итогов приватизации,- вздохнув, говорили они.
-Ах, это,- смеялся я.- Нет, что вы, пересмотра не будет!
Тогда улыбки, словно тропические цветы, расцветали на их лицах, и уезжали они всем довольные. Я смотрел с балкона, как странные люди садятся в машины, и думал: «И зачем они приезжали?»
3
Однако подобные посещения были столь редки, что, как я уже намекнул, даже развлекали меня. Но были и те, кто досаждал, – типы в разноцветных футболках и с фотоаппаратами. Беспрестанно снимая меня, они шныряли в кустах вдоль ограды, некоторые, наиболее смелые, даже перебирались через ограду. Секьюрити спускали на них собаку.
Часто во время гольфа за оградой появлялась вдруг искательная физиономия и начинала:
-Сергей Леопольдович, не могли бы вы немножко, простите, пригнуться?
-С какой это стати? – сердился я.
-У меня уйма детей.
Не понимая, при чем здесь дети, я все-таки нагибался, попрошайка быстро фотографировал мой, обтянутый шортами, зад, и исчезал в кустах, пока не появились собаки.
Собак у меня было три – Шалый, Опрос и Держатель, все мосластые, серьезные, не меньше метра в холке. Поначалу я побаивался их, но со временем понял, что, в сущности, это добрейшие и даже слегка трусливые существа.
Вот и сегодня я вышел угостить псов остатками завтрака. Шалый, как всегда, первый подскочил, запрыгал, повизгивая от счастья, вокруг меня, но есть отказался – переперчил француз. Опрос и Держатель задерживались, но вот появились и они, ведя за штанины перепуганного Олега Власыча.
-Тю! Опрос! Держатель, - испугавшись, закричал я.- Ужо я вам!
Псы тут же отпустили Олега Власыча и, прихватив с собой Шалого, убежали на лужайку.
-Здравствуйте, Сергей Леопольдович, - слегка заикаясь, проговорил начштаба.
Я поднялся ему навстречу, мы обнялись и поцеловались.
-Пройдемте, - барским жестом пригласил я.- Позавтракать?
-Нет, благодарю, я на мгновение. По поручению Семена Никитича.
Олег Власыч протянул гербовую бумагу. О, боги! Я уже думал, больше не увижу ее!
-Назубок, Сергей Леопольдович,- пытаясь подражать Семену Никитичу, предупредил Олег Власыч.
Глава последняя Красная дорога
Я вылез из длинной черной машины – не того «лимузина», на котором исколесил вместе со своими подручными почитай весь город, – а другой, подлинней и без бара. Дверцу мне отворил бравый военный, тут же отдавший честь и замерший, словно статуя.
Я очутился перед желтым дворцом с золотыми часами – красиво! К входу во дворец прямо от машины, вползая на широкую каменную лестницу, вела красная дорога. Я ступил на эту дорогу, оказавшуюся толстым ковром, приятно проседающим под каблуками новых туфель.
Я очутился перед желтым дворцом с золотыми часами – красиво! К входу во дворец прямо от машины, вползая на широкую каменную лестницу, вела красная дорога. Я ступил на эту дорогу, оказавшуюся толстым ковром, приятно проседающим под каблуками новых туфель.
Я шел к массивным желтым дверям, и тревога одолевала меня: а ну как они не отворятся? Но двери отворились, два парня в военных костюмах и с ружьями отдали мне честь, пропуская мимо себя.
Я увидел множество лиц по обе стороны красной дороги, и испуг овладел мной. Почему они смотрят на меня? Иные – и большинство – с раболепием, другие – с интересом, но были и такие, что смотрели с надеждой. Чего они хотят от меня?
Я пошел вперед по красной дороге, и казалось мне, что не будет ей конца. Как всполохи молний, возникали у меня перед глазами – лицо грозного царя, испещренное морщинами, он что-то говорил мне, кривя кровавые губы, затем молодое лицо императора, окаймленное черными кудрями, уста его произносили: «Здесь быть граду!». Пытаясь избавиться от видений, я тряхнул головой и ускорил шаги.
Красная дорога окончилась постаментом, на котором сиротливо лежала толстая книга. Золотой орел сидел на ней.
Я положил руку на золотого орла. Тысячи глаз смотрели на меня, и отчего-то я понял, что их не тысячи, а миллионы.
-Клянусь, - проглотив комок в горле, проговорил я. – при исполнении обязанностей Президента быть честным и справедливым, гордо и неподкупно блюсти вверенный мне закон. Соблюдая права и свободы граждан, верно служить родине.
Произнеся клятву, я быстро пошел по красной дороге назад и, к большому облегчению, виденья больше не тревожили меня.
Вместо эпилога
Он сидел передо мной и улыбался. Зубы у него были белые, крупные. Меня не покидало ощущение, что где-то я его видел.
Под вспышками фотоаппаратов мы горячо пожали друг другу руки. Олег Власыч сидел у меня за спиной, за спиной иностранца тоже сидел человек, кстати, очень похожий на Олега Власыча.
Вот иностранный Олег Власыч зашептал что-то шефу на ухо, тот слушал, улыбаясь и слегка кивая головой. Потом повернулся ко мне и залопотал что-то по-ненашенски. Я, само собой, ничего не понял.
-Рад приветствовать дорогого друга Джека в нашей прекрасной столице, - зашептал мне на ухо мой Олег Власыч.
-Рад приветствовать дорогого друга Джека в нашей прекрасной столице, - повторил я, приветливо улыбаясь.
Теперь Олег Власыч иностранца принялся ублажать его слух и через пару секунд иностранец что-то пролопотал, глядя мне в переносицу.
-О, я в этом не сомневаюсь, дорогой друг Джек, – шепнул мне на ухо Олег Власыч.
-О, я в этом не сомневаюсь, дорогой друг Джек, - повторил я.
Принесли кофе. Иностранец оживился, схватил чашку.
Я вспомнил, где его видел! В малобюджетном вестерне он играл сбежавшего с плантации раба и, кажется, в конце фильма его поймали и линчевали пьяные ковбои…