Они прожили вместе шесть лет. В первый год Маринка минуты не могла прожить без своего «Лёшика», только о нем и говорила – какой он замечательный, какие подарки делает; потом, когда родилась Алинка, стала часами говорить о дочке, жаловалась, что муж мало помогает. А в последнее время все чаще жаловалась на обоих, завидовала Ленкиной свободе. И никакие слова Лены, что от такой свободы тошно и тоскливо до слез, ответные жалобы ее не переубеждали. Лене же казались наигранными жалобы подруги…
– Заходил тут, – послышался в трубке Маринкин полушепот, – по кастрюлям шарился. Поели же. И мяса нажарила, и спагетти целую пачку… Я тут опять на диету хотела сесть, но как с ним сядешь… «Давай, – говорю, – делать разгрузочные дни. Хоть два в неделю». Психует: «Я к мясу привык и буду его есть! И всё!» А мне как его готовить? Нюхать и не есть?.. Была бы одна, мне бы двух яблок на день хватало, а так… Ты много ешь?
– Да нет, – пожала Лена плечами, глядя в экран телевизора, где герой Де Ниро, прикидывающийся театральным преподавателем маньяк, разговаривал с наивной жертвой в исполнении Джульетт Льюис.
– Ну вот что ты ела на ужин? А?
– Так… Ничего почти… Ладно, Мариш, буду спать, наверно… Завтра вставать…
– Дав-ва-ай. А мне Альку в садик тащить. Скорей бы суббота. Хотя… Как пауки в банке в выходные тут…
Положив трубку, Лена некоторое время пыталась следить за отлично известным ей сюжетом «Мыса страха», а на самом деле удерживала себя от звонка Виталию.
Встала, прошла по комнате, подняла с паласа несколько соринок, сунула в карман халата. Потрогала твердый, словно неживой лист росшего на подоконнике алоэ. Оно осталось от мамы, а палочку, которая поддерживает ствол, принес папа. Их нет, уже три года никого из них нет, а алоэ продолжает расти… Лена надавила на лист пальцем, и ноготь порвал пленочку, врезался в сочную мякоть.
Испугавшись сделанного, отдернула руку, попятилась от окна. Будто от кого-то скрываясь, завернула в соседнюю комнату. Остановилась, огляделась.
Кровать с деревянными спинками, на которой Лена спала лет с двенадцати. Письменный стол с отпадающей дверцей ящика-тумбы, за которым делала уроки. Шкаф, большой, в четверть комнаты, в котором висели ее кофточки, платья, юбки, включая и те, что Лена носила ребенком. На стене полка с давным-давно не открываемыми книгами… В этой комнате, считающейся спальней, Лена бывала редко – ночи проводила в основном в большой комнате на диване. Очень тяжело было среди вещей, напоминающих о прежней ее жизни, о детстве, и Лена старалась их не замечать, но помогало плохо.
– Надо делать ремонт, – в который раз за последнее время, четко и убеждающе, сказала она. – Мебель на свалку, обои светлые, стеллажик зеркальный, комод хороший видела…
Но говоря себе это вот так, почти приказывая, в глубине души она не верила в ремонт. Если кто-то или что-то не подтолкнет к переменам, все так и останется, так и будет. И она сама, Лена, будет такой же, как сейчас и как год назад. То есть в таком положении, но не в таком же возрасте. Это в детстве время торопишь, а когда тебе недалеко до тридцати…
Хорошо, что встретился ей Виталий. Мог бы и не встретиться, и было бы тогда совсем, наверно, невыносимо. Спасибо Маринке: она в тот вечер вытащила ее в «Алмаз» – в развлекательный центр – на бильярде поучиться играть, чаю зеленого выпить, потанцевать. Там с ними и познакомился молодой человек, высокий, симпатичный, в белой рубашке. Маринка и Лена сначала приняли его за официанта и велели принести чаю и пирожных. Он принес и подсел к ним. Маринка возмутилась, а когда он объяснил, долго смеялась. Молодого человека звали Виталий, он работал бухгалтером в крупной торговой фирме. И после этих его слов вместе с Маринкой стала смеяться и Лена – в их представлении бухгалтерами должны были работать пожилые полные тетки или маленькие плюгавые дяденьки, как в клипе песни группы «Комбинация», но совсем не «такие симпатяги», как Виталий.
Поначалу Виталий выражал интерес к Маринке (да это и понятно – она всегда была заводилой), а узнав, что Маринка замужем, переключился на Лену.
Когда прощались, предложил ее проводить. Лена отказалась, но номер своего сотика дала… Виталий позвонил в следующую пятницу и позвал провести вечер вместе. Она согласилась.
С тех пор почти два года все шло без перемен: с понедельника до вечера пятницы лишь перезванивались, находясь в разных концах Москвы, а выходные проводили вместе. На работе Лену в эти два дня заменяла пенсионерка с медицинской книжкой Людмила, нервная, вечно усталая, долго пересчитывающая выручку. Рагим жаловался, что очень с ней трудно, но Лена не реагировала. Что ей, вообще все дни, что ли, в тонаре проводить? Многие приезжие так и работают, впрочем. Хотя Лена не думает, что ей предложат выбирать – или на семидневку, или увольняться. Но, не признаваясь себе, она ожидала чего-то, какой-нибудь перемены, встряски, ситуации, когда нужно будет очнуться, задуматься, пусть вынужденно проявить активность. Иначе…
В том же подъезде, этажом выше, жила Ирина. Лена отлично помнила ее еще девушкой – Ирина была лет на пятнадцать старше ее. Невысокая, но стройная, аккуратная, свежая. Скромная. Для Лены она была примером тогда… Жила Ирина одна – у ее родителей была другая квартира, – работала где-то переводчицей, давала уроки английского на дому. Иногда и Лена к ней поднималась, чтоб подтянуть знания в конце четверти, и всегда любовалась Ириной. Такой, в ее представлении, и должна быть женщина – аккуратной, скромной, спокойной.
И вот Ирине уже прилично за сорок, и она всё так же одинока. И постепенно превращается в старушку.
Несколько раз Лена вместе с Виталием встречала ее во дворе или на лестнице и замечала в глазах Ирины завистливую злобу. Наверняка бессознательную и от этого тем более открытую, от которой у Лены пробегали меж лопатками ледяные мурашки.
А ведь у Ирины тоже бывали мужчины – Лена помнила ее счастливой, под руку с молодыми красавцами. Но они быстро исчезали, и теперь новые вряд ли уже появятся. Нет, может быть, еще кто-то будет, а вот дети…
Лена прошла по комнате раз, другой, третий. Ходила медленно и словно бы расслабленно, а на самом деле ее трясло. Казалось, так тошно, так тоскливо ей еще не было… Проходя мимо дивана, подхватила сотик и нашла номер Виталия. Нажала кнопку с зеленой трубкой.
Вместо гудков зазвучала приятная, успокаивающая музыка – Виталий установил себе такую функцию, – но сегодня она не успокаивала Лену, а злила, будто над ней издевались…
– Алло, – сонный голос Виталия. – Привет, Ленусь.
Она отозвалась не сразу – перед тем, как произнести хоть слово, пришлось несколько раз глубоко вдохнуть.
– Привет… Как дела?
– Да ничего хорошего. Устал, как гоблин.
– М-м…
– Извини, что не позвонил. Совсем замотался. Домой дошел – и рухнул…
«Совсем замотался, – повторила про себя Лена. – Сколько мужчин и женщин это друг другу говорит каждый вечер…»
И от этого стало не по себе: Лена будто оказалась не в более-менее защищенной, укрытой от остального мира квартире, а в прозрачном кубе. И в соседних прозрачных кубах сидели, лежали, стояли, бродили из угла в угол тысячи других женщин с прижатыми к ушам телефонами. И отовсюду – шелест: «Тяжелый день… Совсем измотался… Очень устал…»
– Квартальный отчет готовим, – продолжал снуло бубнить Виталий, – бумаг горы. Аудиторы – дебилы. Надо другую контору искать… А у тебя как, малыш?
Лена собралась ответить так же, как и обычно: «Да нормально», – но вместо этого сказала сухо, колюче:
– Плохо. Ничего хорошего.
Виталий вздохнул. Помолчал и, кажется, с натужной ласковостью попросил:
– Потерпи чуть-чуть. Скоро уже выходные… Тяжелый год вообще, что ж… Вот сдадим отчет, возьму отпуск – и сгоняем на неделю в Прагу. Ты была в Праге?
– Нет.
– Чудесный город. Я тебя повожу…
– А ты ездил уже?
– Конечно! Самый любимый мой город.
Лена хотела спросить: «И с кем?» Сдержалась. «Глупо… Надо успокоиться». Но в груди дрожало, в горле бились рыдания… Виталий что-то продолжал говорить, устало-бесцветно; Лена не слушала – не могла вслушиваться в слова. Наконец проглотила рыдания и перебила:
– Послушай, мне очень плохо… я не могу больше так… не могу больше одна…
– А? – удивленно-испуганный звук в трубке.
– Ведь это… согласись, это ненормально, что так… что я здесь, а ты – там где-то. Если мы любим друг друга, то должны быть вместе. Да ведь? Да?
– Ну конечно, Лен. Конечно. Только… Понимаешь, Лен, с такой работой и так с ума сойдешь, а если еще каждый день по два часа в метро давиться… Я тут две станции проезжаю, и то… Давай после Нового года решим. Хорошо? Рождественские каникулы будут, будет время подумать. Хорошо, малыш?.. Алло, Лен? Ты где? Алло?
– Я здесь, – с трудом сказала Лена. – Не знаю, что мне ответить. Что ж… – продолжила, глотая и глотая бьющиеся в горле спазмы, – что ж, буду ждать Нового года. Что еще остается…
– Я здесь, – с трудом сказала Лена. – Не знаю, что мне ответить. Что ж… – продолжила, глотая и глотая бьющиеся в горле спазмы, – что ж, буду ждать Нового года. Что еще остается…
– Ле-ен, зачем ты так? Я тоже очень хочу быть с тобой… Надо, Лен, надо что-то придумать… Может, квартиру здесь где-нибудь снимем…
– Нет! – вскрикнула Лена, будто ее действительно поволокли куда-то. – Я хочу жить в своей квартире!.. Я, – она заставила себя говорить медленно и четко, – я хочу здесь, в этой квартире жить со своим мужем, и чтобы у нас были дети, и чтобы… – Рыдания прорвались на волю; Лена говорила сквозь слезы и спазмы. – И… и чтобы всё… чтобы всё у нас было хорошо! Я не хочу больше так. Не хочу! Это ненормально! И… и если ты хочешь, чтобы мы были вместе…
– Лен, Лен, что с тобой?! – недоуменно спрашивал Виталий. – Лен, ну ты что?!
– Дру… другие как-то… Другие из Подмосковья каждый день… а здесь не можешь на метро…
И, чтобы не наговорить оскорблений, она нажала кнопку с красной трубочкой, бросила сотик и долго плакала, ткнувшись в подушку. Плакала, захлебывалась и давилась слезами и удивлялась себе – с ней никогда такого не было. Всегда старалась держать себя в руках, быть спокойной, даже на похоронах родителей. И – вот прорвало…
Кое-как поднялась, всхлипывая, дошла до ванной, умылась, вытерлась полотенцем. На кухне выпила воды. Постояла возле холодильника, внимательно глядя на наклейки на его дверце. Казалось, совсем-совсем недавно, будто несколько недель назад, она наклеивала этих динозавров, машины от жвачек, ромбики с мандаринок… Лет восемь ей тогда было, теперь – двадцать девять почти…
Торопливо, чтобы снова не разрыдаться, вернулась в комнату… Надо лечь и уснуть. Завтра к девяти на работу.
Сотик голубовато светился, на дисплее покачивался конверт. СМС. Лена открыла, слегка щурясь, прочитала: «Малыш, я очень люблю тебя!». Подписи не было, но номер был Виталика… Придумывая ответ, наблюдала, как по телевизору Джульетт Льюис со своими родителями отбиваются на яхте от маньяка Де Ниро… Придумала, набрала: «Прости. Пусть этот вечер не останется в нашей памяти. До пятницы».
Отправила. Подождала. Потом отключила сотик, погасила телевизор и стала стелить постель.
2010Суббота
Кровать занимала треть комнаты… Муж принес две чашки кофе; одну отдал жене, со второй забрался к стене, полулёг, накрыл ноги одеялом. Уставился в экран телевизора.
Некоторое время молча джиргали горячий кофе. Жена вяло переключала программы. Потом положила пульт и вздохнула:
– Какая программа скучная, нигде ничего… Суббота ведь.
Муж отозвался ворчанием:
– У людей специально вырабатывают ненависть к телевидению, чтобы наконец-то начали активную жизнь. Шли на улицу, читали книги, занимались физкультурой…
– Спасибо. Мне и в будни хватает активности.
– М-да уж…
Жена, наморщив лоб, посмотрела на мужа:
– Что ты имеешь в виду?
– Да ничего.
– Ты опять намекаешь, что я не работаю? Зато я с детьми.
– Одна в школе, другая в садике…
– А музыкальная? А хор? Балет? Студия?
Муж покривился:
– Все-все, перестань. – Взял пульт, стал жать на кнопку. – Хоть бы новости… узнать, где что взорвалось… На какой «Евроньюс»?
– Не знаю.
– Да ладно, Насть, перестань дуться! Я так, шучу… И так пять дней нервы тянули, еще и дома…
– Я просто не понимаю, – нервной скороговоркой заговорила жена, – не понимаю, почему ты меня тунеядкой какой-то считаешь и постоянно даешь мне это понять! Хорошо, я могу устроиться, и мы будем питаться в кафешке или полуфабрикатами тухлыми, детей будет водить няня. На сколько нам хватит наших зарплат?
– Ну ладно, всё, закрыли тему… А, на «Культуре» же до десяти «Евроньюс»…
Муж нашел новости и стал их смотреть. Чашку держал на животе.
Жена некоторое время тоже следила за происходящим на экране. Потом раз, другой взглянула на мужа и не выдержала, спросила:
– Что на завтрак приготовить?
– Да мне все равно.
– Ну, выбери что-нибудь. Что – омлет с сосисками? пельмени? гренки? – Подождала. – Говори, Алексей! – Ткнула его локтем в плечо.
– Да не знаю я. Мне все равно… Блин, кофе плеснулось…
– Я еще не такое тебе сделаю, – то ли шутливо, то ли серьезно пообещала жена. – Игнорировать меня никому не позволено…
– Насть, дай новости узнать. Вон опять в Дагестане министра хлопнули… Надо бы подсчитать, сколько там за последние лет десять мужчин повыбили… Так можно и генофонда лишиться.
– Не беспокойся – они по всей России расселились. Тем более у них всё там так перепутано… За наш генофонд надо бояться.
– Я двух девок сделал, теперь дело за ними – пускай мужиков нормальных находят. И мне чтоб достойную старость…
Жена усмехнулась:
– Для этого им нужно образование дать.
– Ну, пусть берут. Я без копейки и школу окончил, и второй разряд по шахматам получил, и высшее образование…
– Слушай, ты как старик. Сейчас другое время, другие правила.
– Надо менять эти правила.
– Ну так иди и меняй. Сергей Удальцов вон каждый день борется.
– Ладно, хорош. Нашла пример.
– А что?
– Да ничего. На митингах горлопанить да рассылки по Интернету слать… Борьба…
– Слушай, Алёш, а ты что предлагаешь?
– Ничего я не предлагаю.
– У него, кстати, жена отличная. Моя тезка. Мы с ней френды. Соратница мужа… Двое мальчиков… Активно живут…
– Поздравляю. Оставьте только меня в покое, дайте мне спокойно провести выходной день… Зачем я вообще проснулся сегодня?..
Жена посмотрела на мужа. Заметно было, что боролась с желанием сказать ему что-то острое или снова пихнуть локтем. Не сказала, не пихнула – сухо велела:
– Дай переключалку.
– Я смотрю новости, – такой же сухой ответ.
– Они уже кончились. По второму кругу пошли.
Муж сам стал переключать программы:
– Сейчас найду что-нибудь…
– Ну вот было! Верни.
– Куда вернуть?
– На «ТНТ».
– «Сашу и Машу», что ли? Ну, это ж старье, по двести раз каждую серию видели.
– А мне нравится… Хоть какое-то дуновение романтики.
– Да какая тут романтика?! Сплошная бытовуха и тупизм. И это при том, что у них детей еще нет. – Муж помолчал, а потом начал смеяться.
– Чего ты ржешь?
– А когда… когда дети… Когда дети – начинаются «Счастливы вместе»!
– Ой, как смешно. – Жена поморщилась и поставила пустую чашку на прикроватную тумбочку.
– Да, смешно, – уже серьезно сказал муж. – Смешно до слез.
Некоторое время молча смотрели телевизор. Потом муж попросил:
– Давай переключим. Я деградирую от таких фильмов.
– Поднимайся. Сделай зарядку. Прими душ.
– Это тебе нужно зарядку…
– Давай вместе. Я не могу, когда я прыгаю, приседаю, а кто-то лежит и смотрит.
– Кто это – «кто-то»?
– Всё, поднимайся.
– Да не хочу я. Дайте мне хоть два дня в неделю спокойно… Есть программа? В газете где-нибудь?.. Переключи. Найди что-нибудь интересное.
– У нас разные понятия об интересном…
В комнату вошла старшая дочь. Муж расстроенно буркнул:
– Ну вот…
– Доброе утро, – без бодрости сказала старшая. Села на край кровати.
– Доброе утро, Даша, – ответила жена.
– Доброе, – произнес и муж.
Старшая, глядя на экран, спросила:
– Можно за компьютер?
– Умойся сначала, зубы почисти, – сказала жена, – и сядешь. И не забывай об уроках. Экзамены вот-вот… И Марчелло повторяй.
Старшая вздохнула, поднялась и ушла.
Жена тоже вздохнула:
– Совсем обленилась девка.
– Не обленилась, а устает.
– От чего она устает? У нее довольно щадящий режим.
– Да просто от самой Москвы так устать можно…
– Ну, везде есть недостатки.
Муж завозился на кровати.
– В Москве их что-то слишком…
– Слушай, Алексей, мне надоела эта твоя песня вечная. Зачем тогда ты сюда приехал? Тебя никто не тянул.
– Чтобы встретить тебя, – нехорошим тоном ответил муж.
– Меня давно не задевает твоя дурацкая ирония… Ты приехал сюда из своего Абакана за человеческой жизнью, и ты… – голос жены начал дрожать, – ты ее получил. Красивую женщину… по крайней мере, тогда молодую и красивую женщину… с двухкомнатной квартирой, и она родила тебе двух красивых дочерей. И может сына родить, если эту женщину любить…
– Ну ладно, все, Насть, не распыхивайся. Извини, устал просто, раздражение накопилось.
– Да ладно… – В голосе жены послышалось сочувствие, но тут же – и обида: – И на кого это у тебя раздражение?
– Не на тебя, не на тебя. – Муж попытался ее обнять. – Просто… На жизнь. На Москву эту тесную, на людей. Везде люди, люди, люди… Пятнадцать лет, и как в котле каком-то кипящем…
– Ты это уже говорил тысячу раз. И что ты предлагаешь? – Жена прислушалась. – Что Дашка там так водой-то хлещет? Затопит пол опять… Ну, что ты предлагаешь, Алексей Юрьевич?
– Да ничего… А что я могу? Переезжать ты куда-нибудь не согласна.