В декабре 1932 года национал-социалисты были банкротами; на выборах 2 ноября 1932 года они потеряли два миллиона голосов. Однако 4 января 1933 года Папен встретился с Гитлером в кёльнском доме банкира Шрёдера, а несколько дней спустя ряд промышленников, включая Круппа, Тиссена, Сименса, Боша, Шрёдера, Шницлера, Кирдорфа и Фёглера, дали Гитлеру дополнительные миллионы марок на проведение новой избирательной кампании. В 1927 году Гитлер пообещал Кирдорфу, своему восторженному поклоннику, отменить «марксистские законы». В 1932 году Тиссен подарил Гитлеру свою книгу «Вожди: биографии двадцати пяти генералов всех времен», а 20 апреля того же года направил «фюреру пробуждающейся Германии наилучшие пожелания по случаю дня рождения».
В 1944 году Крупп хвастался тем, что он и другие крупные промышленники совершили до 1933 года, но были вынуждены хранить в тайне. «Я могу сказать, что немецкие промышленники вступили в благородное соревнование друг с другом и, исполненные осознанной благодарности, сделали намерения фюрера своими, став его верными последователями». Крупп, подобно многим другим, строил предприятия вблизи концентрационных лагерей, где миллионы людей должны были стать его рабами, прежде чем пойти на расстрел или в газовую камеру. Даже сидя в нюрнбергской тюрьме, Крупп говорил, что никогда не был идеалистом, что жизнь – это борьба за хлеб и власть. «В нашей тяжкой борьбе нам было необходимо твердое и сильное политическое руководство. Гитлер дал нам и то и другое». Американский обвинитель в Нюрнберге назвал имя Круппа символом тех зловещих сил, которые десятилетиями угрожали миру в Европе; во время гитлеровской войны Круппы эксплуатировали людей, согнанных из всех европейских стран, принуждая их к рабскому труду в нечеловеческих условиях. Доходы Круппа, составлявшие 35 миллионов марок в 1935 году, в 1938 году достигли 97 миллионов, а в 1941 году – 111 миллионов марок. За антироссийской политикой Гитлера стояли немецкие промышленники, которым были нужны русская нефть и русский марганец. Сам Гитлер говорил, обращаясь к гитлерюгенду: «Гитлеровская молодежь должна быть тверда, как крупповская сталь».
В 1932 году писатель Эрнст Никиш опубликовал памфлет «Гитлер – германская катастрофа». В этом памфлете автор назвал Гитлера «величайшим демагогом из всех, каких рождала немецкая земля». Национал-социализм, говорил Никиш, «был не началом, а плодом длительного процесса». Гитлер обновил древнюю немецкую мечту о средневековой германской империи, проповедуя «национальное спасение», а тех немцев, которые ему не поверили, проклянут в Третьем рейхе, который будет не обычным земным государством, а своего рода Царством Божьим на Земле. Своим успехом Гитлер был обязан готовности немцев верить лжепророкам. Концом всего этого суматошного шума будет катастрофа. В январе 1933 года Никиш опубликовал в своей газете «Сопротивление» карикатуру, на которой было нарисовано болото, из которого торчат бесчисленные руки, флаги СА и знамена со свастикой. Люди увязли с головой. Подпись под рисунком гласила: «В конце – трясина». После войны Никиш сказал: «Гитлер был символом всего самого ужасного и страшного, что таится в немцах, он пробудил все нечеловеческое и низменное в их душах».
Никиш, будучи прямым и честным человеком, поддерживал связи со всеми участниками сопротивления – от крайне левых до крайне правых. В 1937 году он был арестован и предстал перед судом по обвинению в государственной измене. Председатель суда зачитал то место из рукописи Никиша, где было сказано, что нация превратилась в покорное пушечное мясо для фюрера, и спросил подсудимого: «Что вы можете на это ответить?» Никиш ответил, что может подтвердить истинность всего им написанного и хочет знать, кто более достоин наказания: тот, кто совершает неслыханные злодеяния, или тот, кто их констатирует? Прокурор потребовал для Никиша двенадцати лет каторги, но суд приговорил его к пожизненному заключению. Двери тюрьмы открыли русские спустя восемь лет. «Я бы никогда, – говорит сегодня Никиш, – не увидел свободы, если бы ждал, пока меня освободят немцы. Даже на фоне тотального поражения Третьего рейха немецкая нация оказалась неспособной на революцию против преступного гитлеровского режима. Мировая история стала международным судом над Германией. Ее преступления были взвешены, и она была признана виновной».
Свои счеты с разрушителями Германии Никиш свел в подробной книге, опубликованной после войны. Статья 17 из двадцати пяти статей программы Гитлера, опубликованной 24 февраля 1920 года, гласит: «Вся земля будет безвозмездно экспроприирована и передана в общественное владение». Но по прошествии нескольких лет Гитлер, для того чтобы завоевать благосклонность буржуазии, объявил 13 апреля 1928 года, что противники стремятся его опорочить и что он и его партия всегда уважали частную собственность. После этого промышленники и воинственные юнкеры стали помогать Гитлеру строить Третий рейх. Инфляция и экономический спад делали промышленников богаче и богаче, а нацию – беднее и беднее. Публике, однако, внушали, что во всех ее несчастьях виноваты западные победители и Веймарская республика. Охваченные угаром милитаризма лидеры с бесстыдной наглостью обвиняли саму нацию в поражении Германии. Июльский переворот Папена 1932 года передал государственную власть в руки буржуазии, юнкерства и армии. Дорога Гитлера к вершинам власти была свободна».
В том же году, когда Никиш опубликовал свой памфлет, другой памфлет был написан прусским аристократом Эвальдом фон Клейстом – «Национал-социализм – это опасность». В этом памфлете Клейст писал, что результатом правления национал-социалистов не может быть ничего, кроме хаоса. Клейст предупреждал Гинденбурга, с которым был лично знаком, не пускать к власти Гитлера, и Гинденбург соглашался с ним. Но прошло совсем немного времени, и Гинденбург послал за Гитлером, чтобы предложить ему кресло рейхсканцлера. Йохен Клеппер записал в дневнике: «Гитлер – рейхсканцлер. Снова стал реальностью роковой альянс, который Густав Фрейтаг называл величайшей опасностью для Германии: альянс аристократов и черни». Папен, представитель выродившейся аристократии, хвастал 2 ноября 1933 года, что судьба выбрала именно его для передачи власти Гитлеру 30 января 1933 года: «Бог благословил Германию, послав ей такого вождя в годину тяжких испытаний». Людендорф, ставший теперь противником Гитлера, придерживался диаметрально противоположного мнения, когда писал Гинденбургу: «Назначив Гитлера рейхсканцлером, вы отдали наше священное немецкое отечество величайшему демагогу всех времен. Я торжественно обещаю, что этот жалкий человек разрушит нашу страну и принесет нации великие несчастья, и грядущие поколения проклянут вас над вашей могилой за то, что вы сделали».
После войны Папен написал насквозь лживую книгу, в которой постарался представить себя невинной овечкой. Когда 17 июня 1953 года в Восточной Германии вспыхнул стихийный мятеж против русских, Папен писал: «Крестьяне и горожане восстали, бросаясь с кулаками на танки и пулеметы, срывали со стен портреты угнетателей и красные флаги с флагштоков, доказав, что за свободу можно умирать и при тоталитарном режиме». Если бы он сам и ему подобные поступили так в последние дни Веймарской республики или в первые дни гитлеровского тоталитарного режима, то, возможно, Германия сумела бы избежать двенадцати лет Третьего рейха со всеми его катастрофическими последствиями. Все уцелевшие «герои» тех дней распространяют теперь другую легенду, утверждая, что в последние годы перед приходом Гитлера Германия стояла перед единственным выбором: либо коммунизм, либо национал-социализм. Это бесстыдная ложь. Немецкие коммунисты в то время не имели большого влияния на массы и никогда не представляли реальной опасности для республики. Реальной опасностью были сторонники Гитлера, пришедшие к нему из правых партий, из остатков Пангерманского союза, солдатских союзов, а также пошедшие за Гитлером «аполитичные» немцы, никогда не интересовавшиеся политикой и павшие первыми жертвами гаммельнского крысолова. «Все немцы, – говорил Герман Гессе, – почти единодушно саботировали республику и с тех пор так ничему и не научились».
Но наибольшую и самую тяжкую ответственность несут немецкие генералы, которые одни только и могли остановить сумасшедшего, заразившего своим безумием Германию. Сект, реакционный монархист, назвал парламентаризм раковой опухолью современной эпохи, и все генералы, действовавшие в период с 1928 по 1933 год, придерживались того же мнения. Они ничего не делали, когда штурмовые отряды терроризировали страну, они не ударили пальцем о палец, когда Гитлер, вопреки всем законам, объявил себя президентом после смерти Гинденбурга. 17 декабря 1932 года большинством в две трети голосов был принят закон о том, что в случае смерти Гинденбурга его обязанности берет на себя председатель верховного суда. 24 марта 1933 года все партии, кроме социал-демократов, проголосовали за предоставление Гитлеру требуемого им расширения полномочий. Коммунисты, депутаты рейхстага, были к этому времени арестованы и отправлены в концентрационные лагеря «для перевоспитания и приучения к полезному труду», как сказал 14 марта министр Фрик. «Такая возможность будет им предоставлена в концлагерях». Только благодаря тому, что депутаты-коммунисты были арестованы, Гитлер смог собрать в рейхстаге большинство голосов. Голосование было нелегитимным и неконституционным. Партии, проголосовавшие за этот чудовищный закон, делят ответственность перед историей за то, что произошло дальше.
Генерал Бломберг говорил в 1937 году: «Рожденный национал-социалистическим духом рейхсвер является поборником национал-социалистического мировоззрения и образа жизни». В 1935 году майор Фёртч писал, что армия «имела те же цели, что и национал-социалистическая партия». В 1936 году Фёртч, ставший к тому времени подполковником, писал: «Адольф Гитлер – наш вождь. Тот, кто ему верен, живет ради Германии. Молодые офицеры вскоре увидели, что явился человек, способный восстановить германскую армию. Поняли это и солдаты. Нет поэтому ничего удивительного в том, что армия преисполнилась энтузиазма, когда президент Гинденбург назначил рейхсканцлером Гитлера. Любой офицер, который всей душой не поддерживает национал-социализм, должен покинуть ряды армии». Фёртч последовал за своим фюрером в Россию, был награжден высокими наградами, стал генералом. После войны он стал генералом бундесвера и написал Principii obsta («Вопреки принципам»), книгу, в которой постарался уклониться от своей и своих соотечественников ответственности, задавая вопросы типа: «Что есть вина? Что есть рок?» Сегодня все они так говорят и пишут. Прусский аристократ фон Клейст-Шменцин, повешенный в 1944 году, сказал за несколько лет до смерти: «Люди будущего скажут: бесхребетный, как немецкий чиновник, безбожный, как лютеранский пастор, бесчестный, как прусский офицер».
Поэт Эрих Кестнер, никогда не служивший Гитлеру, поэт, которого не печатали в Третьем рейхе, поэт, которого дважды арестовывали подручные фюрера, в 1933 году написал сатирическую пародию в стиле гётевского «Ты знаешь край?». Кестнер спрашивает: ты знаешь край, где пушки бьют? И дает мрачный ответ: это край, где дети рождаются с маленькими шпорами на пятках, где никто не рождается гражданским, где вас ждет головокружительная карьера, если вы будете держать язык за зубами. «Ты знаешь край?». Среди этих людей можно время от времени сыскать добродетель и даже героизм, но «таких немного». Каждый второй немец инфантилен. Свобода не вызревает в этом краю, вечно оставаясь зеленой. «Что бы мы ни строили, неизбежно получается казарма. Ты знаешь край, где пушки бьют? Еще не знаешь? Ну, ничего, скоро ты его узнаешь».
13. Литературные подстрекатели и литературные провидцы
Интеллектуалы, писатели периода от 1918 до 1933 года, тоже разбились на два враждебных лагеря. Освальд Шпенглер в «Закате Европы» предсказывал выход на политическую арену неоформленных сил, лишенных традиций, новый цезаризм с превращением демократии в диктатуру, с заменой поэзии и литературы технологиями. Великие индивидуальности – «научно» предсказал Шпенглер – будут править «слабохарактерными феллахами, обращаясь с ними как с убойным скотом». Мы либо должны желать неизбежного, либо не желать вообще ничего. Томас Манн едко отзывался о его пессимизме, фатализме и нигилизме, называя Шпенглера снобом, «обычным пораженцем человечества, строившим из себя пророка», подбрасывая публике «злобный догматизм и ненависть к будущему человечества». Это обвинение нельзя считать чрезмерно сильным, ибо «пророк» предсказал не только падение Европы, но и подъем России. С мрачным и странным удовлетворением Шпенглер констатировал: «Нас ждет судьба Древнего Рима, который был варварским, дисциплинированным, практичным, протестантским, прусским. Те, кто не понимает, что с этим роком ничего невозможно поделать, что мы должны либо полюбить его, либо совершенно разочароваться в будущем и в жизни, те, кто до сих пор носится с провинциальным идеализмом и стилем прошлых эпох, должен оставить всякую надежду понять и творить историю. Если под впечатлением моей книги люди нового поколения обратятся не к музыке, а к технике, не станут художниками, а пойдут служить на флот, займутся не эпистемологией, а политикой, то они сделают именно то, чего я от них хочу, и, поверьте, нельзя пожелать ничего лучшего».
В книге «Пруссачество и социализм», которую сам Шпенглер позже с гордостью назвал истоком «нового движения», он говорит о германской революции 1918 года как о самом бессмысленном событии немецкой истории. Подобно Зомбарту Шпенглер во время войны прославлял Германию и с презрением отзывался о Великобритании. Бритты не имели «государства», так как либеральное государство – это не государство вообще. Совершенно иное дело Пруссия. «Власть принадлежит некой цельности, сюзерену. Немногие диктуют свою волю, большинство ей подчиняется. Служить – вот старый прусский стиль. Не «я», а только «мы». Индивид не в счет, его приносят в жертву целому». Республиканизм, парламентаризм, демократия – по Шпенглеру – всего лишь пустые слова. В 1924 году Шпенглер просветил германскую молодежь насчет ее долга. «Преданность вождю, – говорил философ, – станет решающей в армиях будущего. Лучшие немцы, и не только они одни, ожидают человека, которому они вручат судьбу нашей страны». Гитлер к тому времени уже успел наделать много шума. Шпенглер с удовлетворением отмечал, что «немцы, по крайней мере, научились ненавидеть. Тот, кто не умеет ненавидеть, не мужчина, а историю делают мужчины. То, что немцы могут, наконец, ненавидеть, – это один из немногих результатов нашего времени, гарантирующих нам будущее». Каков пророк! Он призывает молодых «готовиться к роли материала для великих лидеров и к безличному самопожертвованию. Это тоже одна из немецких добродетелей». Потом за дело принялись писатели. Одни из них прославляли войну, другие показывали все ее ужасы. Людвиг Ренн, отпрыск аристократического семейства, в «Войне» и Эрих Мария Ремарк в «На Западном фронте без перемен» рассказали, выражаясь словами Ремарка, о «поколении людей, уничтоженных войной даже в том случае, если они уцелели от пуль и снарядов». Обоим пришлось эмигрировать в 1933 году. Фриц фон Унру, еще один родовитый аристократ, вернулся с войны подавленным и лишенным всяких иллюзий. На фронте он написал «Путь жертвы» – книгу, которую удалось опубликовать только после поражения Германии в 1918 году. Унру красноречиво описал ужасы войны и задал вопрос: «Зачем? Ради какой цели? Ради Вердена?» В 1915 году он написал драму в стихах «Перед выбором», в которой еще раз осудил безумие войны: «Мне думается, что нация не может выиграть кубок кровью и оружием». Унру проклял всех прусских королей начиная с Фридриха-Вильгельма I и до королей-романтиков XIX и XX веков. Вот заключительные слова этой стихотворной драмы: «Все фальшивые боги пали, и над миром снова воссияло солнце». В третьей книге «Потерянное поколение», тоже написанной в стихах, мать плачет, ибо ей суждено родить ребенка, которого убьют на войне.
Самым известным из писателей, прославивших дух войны, был Эрнст Юнгер, награжденный за это орденом Pour le merite. Его книга «Стальная буря» выдержала несколько изданий. В предисловии к пятому изданию Юнгер написал, что Германии в ближайшем будущем потребуется «жесткое и безрассудное поколение. Нам придется заменить перо на меч, чернила – на кровь, а слова на деяния. Мир принадлежит не трусам, а мечу». В книге «Война как внутренний опыт» Юнгер уверял побежденных немцев в том, что война «стала самым впечатляющим столкновением наций, проявлением закона природы». Он с восторгом вещал о «жажде крови, охватывающей нацию при виде клубов дыма, поднимающихся над полями гнева, о роскошной кровавой завесе, вздымающейся над войной, словно красный штормовой парус над черной галерой». В книге «Лес 125» Юнгер назвал войну «средоточием жизни», а говоря о будущем, он сказал: «Реальная суть нашей нации – это (даже в том случае, если мы будем разбиты) никогда не отказываться от мнения, что мир не может обрести порядок, если мы не будем в нем первыми. Наш час обязательно пробьет». Какое блистательное пророчество! Зная о том, что натворила Германия, когда в 1933 году пробил ее час, что можем мы думать о таких словах Юнгера: «В нас, к сожалению, не так много варварства, как думает весь остальной мир». В 1932 году, когда миллионы людей исступленно приветствовали Гитлера, Юнгер написал книгу «Рабочий», в которой говорил, что нация добровольно призывает диктатора для того, чтобы «потребовать необходимого». Что же Юнгер имел в виду под необходимым? «Самоутверждение и торжество, готовность, в случае необходимости, к решительному разрушению со всех сторон угрожающего нам мира».
После падения Гитлера Юнгер попытался избежать ответственности, говоря, что был лишь «сейсмографом» и что только примитивные дикари могут считать, что в буре виноват барометр.
Другим восторженным поклонником войны (мы не можем перечислить их всех) был Вернер Боймельбург, который в книгах «Группа Боземюллера», «Дуомон» и «Фландрия» описал Первую мировую войну так, словно это было одно непрерывное героическое событие. В 1934 году он опубликовал «Железный закон», в котором назвал Германскую республику «свинарником». Боймельбург сказал, имея в виду Ремарка, что было «однажды» время, когда люди говорили, будто война искалечила целое поколение, и что это мнение распространилось по Германии, словно эпидемия. На самом деле эпидемией стали книги Юнгера, Боймельбурга и им подобных, книги, помогавшие готовить Германию к войне и Гитлеру.