Тут принесли какой-то большой ящик. Анпилов поднялся на него и наконец-то стал хорошо виден. Пошутил: «Ну вот, плаху принесли. Умереть на плахе за народ считаю святым делом. Но прежде мы их уничтожим!» (Аплодисменты.) Прост он, одержим, много экспромта, добродушен, прям, что-то цельное и очень близкое и понятное. Напомнил своей непосредственностью и убежденностью С. М. Кирова.
Продолжил: «Я смотрю, здесь много пожилых. Спасибо вам, отцы и матери, что пришли. О большем вас просить я не могу, так как знаю, что у вас, у многих, сердчишко слабое. А кто помоложе и чувствует свою силу, кто может стоять в строю, – записывайтесь в народное ополчение», – и указал в сторону парня в белой спортивной шапочке. Народ потянулся к тому.
Я обошел площадь. В перерыве по мощному микрофону транслировали советские песни («Три танкиста, «Катюша», «Москва майская»…). И неслись звуки этих песен над Москвой-рекой, утыкаясь в стены американского посольства. Недалеко человек 20, собравшись в кружок, молились. Молодой еще священник читал им что-то из Библии. За что молятся? За благополучие бедных и за мир…
Подполковник в десантной куртке с автоматом за плечами. Строгий. Неафишируемое руководство охраной Белого дома. Фотокорреспондентов иностранных, обвешанных аппаратурой, попросил разойтись, и те тотчас выполнили его распоряжение.
Во дворе показались депутаты Саенко, Бабурин. Прошествовал во фраке вальяжный здоровенный Уражцев. Страстно выступал от РКРП худощавый седой поэт (позже я узнал, что это Борис Гунько). Четко выраженная классовая позиция, воля и страсть. «Компрадорская прозападная буржуазия открыто продает страну, местная – помельче – еще ненасытившаяся и недовольная правительством, – наш так называемый союзник (ни одного на площади!)».
Впереди меня, юркая среди турникетов, семенит маленькая сухонькая старушка и быстро-быстро повторяет: «Кворум есть, кворум есть, кворум есть…». Очень похоже на «цып, цып, цып…». Это она сообщает, что вот-вот откроется съезд народных депутатов.
У выхода со двора тумба с плакатами общества «Память». Рядом 2–3 парня расположились на бугре с закусью и водкой. Других пьяных я не видел.
Наискосок четверо мужиков тащат сколоченную из досок установку для оборудования транслятора. С удивлением узнаю в одном из них… Анпилова. Какая незащищенность и неорганизованность! Больше никого не нашлось! Это о многом говорит.
Когда уходил, в душе шевельнулось чувство: «Пришел на похороны еще живой Советской власти, проститься с товарищами». Пока медленно поднимался к метро, вдогонку неслись звуки любимых советских песен. А народ шел мне навстречу, к Белому дому, все плотнее и плотнее.
1 октября. Рязань. Пикеты у КПП парашютно-десантного полка, в котором когда-то я служил, с требованием не допустить отправки десантников в Москву для разгона Съезда народных депутатов. К пикетчикам вышел командир полка, молодой полковник, и заверил, что войска не будут использованы для подавления собственного народа (избежать этого не удалось).
* * *2 октября 1993 г. Следим за развитием событий по телевидению. Информируют скупо и тенденциозно, исключительно в интересах власти. Накал противостояния нарастает. Конституционный суд (Зорькин) поддерживает законные действия съезда. Президентом объявлен Руцкой. Церковь, боясь поскользнуться на крови, ведет тяжкие переговоры с обеими сторонами и, похоже, тянет время, ожидая, что пар выйдет сам собой. Алексий даже заболел, видимо, от предстоящей скорби. Как они далеки от святых, как суетны и зависимы от власти.
«Мечутся властные кони…». Власть шатается. Генералы колеблются. Но и те, кто в Белом доме возглавляет оппозицию, не имеют абсолютного авторитета. Руководство КПРФ, как когда-то в августе 1991 г. ЦК КПСС, – в стороне, вне борьбы. И это не проявление мудрости, а генетически детерминированный паралич революционного действия. А это таит опасность авантюризма и спровоцированного неподготовленного выступления. Интеллигенция визжит от страха: «Да задавите вы эту гадину!» (Имеются в виду советские люди.)
Вместе с тем к Белому дому тянутся сотни людей, готовые его защищать. Москвичи и из Подмосковья. Везут продовольствие на случай осады.
Дожди. Холодно. Парламентарии и защитники Белого дома мерзнут. Отключены связь, свет, тепло, канализация. Парламент оцеплен. Но через кордоны, дворами люди просачиваются. Пробираются в Белый дом с продуктами и оба моих брата из Рязани – Володя и Саша.
Противостояние, похоже, доходит до кульминации. На 3 октября назначено Московское Вече. Тысячи листовок ходят по Москве. Вот одна из них: «3 октября. Московское Вече. Да – СССР! Нет – войне. Долой Беловежский сговор! К суду президентов, поправших волю народа! За решетку предателей и спекулянтов! Нет реформам ЦРУ! Власть – трудящимся! Сбор участников Московского Вече 3 октября в 14.00 на Октябрьской площади. «Трудовая Россия».
* * *3 октября. Судя по телевизионным картинкам, наши прорвались и пошли по Садовому кольцу, разогнали милицию. Оцепление вокруг Белого дома неожиданно сняли. Что это, уловка? Массы людей прорвались к парламенту. Практически без сопротивления взяли мэрию. Всеобщее ликование. Опьянение свободой и, вместе с тем, отсутствие серьезной поддержки войск в округах и в Москве. Более того, слухи о вводе элитных частей в Москву. На местах – в основном проявления поддержки Советской власти. Поток телеграмм. Слова, слова… Телевидение показывает возбужденные лица Хасбулатова, Руцкого, Макашова, Анпилова. Макашов говорит на родном матерно-армейском языке: «Долой всех мэров, пэров, сэров и прочих херов!» Возражений это не вызывает.
А в Саратове тепло и тихо. Областной Совет за конституционное решение, но против каких-либо действий. И это, по-видимому, типично для всей страны. В военных училищах введены дополнительные дежурства и патрули. Но основная масса людей безлика и безразлична: квасят капусту и солят огурцы. Это очень характерно для саратовцев в период революций…
* * *3 – 4 октября. Поход на Останкино с целью вырвать у власти возможность гласности для восставших. В ответ – расстрел безоружных на дорожках останкинского парка. И почти одновременно – новое оцепление Белого дома и его осада. На телеэкране кадры расстрела тех, кто стремился уйти. Расстрел сотен людей на соседнем стадионе. Расстрел из танковых орудий парламента. Превращение Белого дома в черный. Гнусные картины массового любопытства московских обывателей, с интересом наблюдавших работу карателей. Лучше меня знают об этом оба моих брата, участвовавших в осаде Останкино, бывших в Белом доме 3 и 4 октября, спавших там на холодном полу и чудом ранним утром 4-го, до расстрела из танков, ушедших оттуда…
По словам братьев, когда из окон Телецентра стали стрелять, сотни безоружных людей бросились к выходу, к заборам. Огонь заставил их ползти по дорожкам парка, прикрываясь невысокими бордюрами, стволами деревьев, тумбами. В темноте пули выбивали искры из асфальта. Ползли и мои братья. Ожидавшаяся помощь из Белого дома оказалась запоздалой и неэффективной. Многие не выдерживали, вскакивали и бежали к выходу. Раненые оказывались без помощи: оказывать ее было и нечем и некому. Поздним вечером порознь Володя и Саша вернулись в Белый дам.
«След кровавый стелется по сырой траве…». Убийц со временем будут судить.
5 октября. Один из братьев по прибытии из Москвы слег с пневмонией (простудился в холодном Белом доме), другой – схватил выговор за прогул.
Ликование на крови. Преследование членов Конституционного суда. Расправа над депутатами под улюлюканье обывателей. Арестованных сажают в «Лефортово». Поиски Анпилова, Константинова, Уражцева и других. Большие радости кровавого самодержца. Алексий поправился и убийц анафеме не предал. И те, кто на мосту стоял, глазея на кровавое побоище, как в цирке, и те, кто не стоял, зажили новой жизнью, но уже без Советской власти.
Вся страна разделилась на тех, кто во внутреннем, и тех, кто на внешнем дворе Лефортовской тюрьмы. Даже один мой знакомый, ельциноид, посрамленный жестокостью своих кумиров, воскликнул: «Где же найти честных людей, чтобы осуществились рыночные реформы?!»
Прошедшие годы показывают, что каждый виток «победы» «демократии» сопровождается кладбищенскими делами: все время что-то или кого-то хоронят (то ГКЧП, то компартию, то «Правду», то Советы, а теперь парламент и сотни москвичей). Вот-вот вытащат Ленина и смешают с землей прах красногвардейцев у Кремлевской стены. Хоронят и хоронят. Зато последовательно возрождаются из пепла дворянство, казачество, жандармерия, купечество…
Рабочий класс лишается своей истории, своей литературы, своих достижений, результатов своего труда, своей доли власти, постепенно превращаясь в быдло.
По телевидению прозвучало краткое интервью рабочего-москвича в связи с расстрелом в Останкино и поражением восстания. «Если нужно будет, я повторю все, что было вчера». «Да, но кровь…» – спросил репортер. «Что поделаешь! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!»
По телевидению прозвучало краткое интервью рабочего-москвича в связи с расстрелом в Останкино и поражением восстания. «Если нужно будет, я повторю все, что было вчера». «Да, но кровь…» – спросил репортер. «Что поделаешь! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!»
Свидетели и пострадавшие в ходе кровавого побоища ныне разошлись по стране и несут людям страшную правду о злодеянии режима. Они будут свидетельствовать об этом всю свою жизнь, повторяя вслух и про себя: «И вы не смоете всей вашей черной кровью народа праведную кровь».
Но восстание не получило нужного размаха и массовой поддержки, оказалось всего лишь экспромтом сопротивления. Это – осечка в борьбе.
* * *В Саратове поражение Советской власти в Москве получило отзвук. Оценка – едина: из танков по народу даже Пиночет не стрелял. Ползут опасения о репрессиях.
* * *Середина октября. Люди меняются. Один из моих пациентов, руководитель автохозяйства, был делегатом XXVIII съезда КПСС в 1990 г. О делегатах тогда много говорили, печатали в газетах их фотографии – лучшие из лучших… Позже он перенес инфаркт миокарда. Восстановился. Нашел «лимоны» для операции на сердце. Окреп и спокойно влился в рынок. А почему бы нет – на бензине сидит. Тут встретил его. В шикарном костюме в новенькой машине ехал в ателье и меня подбросил. Подъехали, он открыл багажник, отобрал большой кусок окорока из множества других и понес закройщику. Уж как тот ползал в ногах, подгоняя ширину брючин… Живет. События в Москве его не волнуют. Делегата последнего партсъезда волнуют ныне исключительно собственное здоровье и выгода.
Вот уже и последний из начальников политотдела, возглавив «Союз офицеров запаса», занялся полезным делом – переучиванием и трудоустройством бывших военных, но от коммунистов обособился. Полезный человек и себя не забывает, в оппозиционности власти его не обвинишь.
В кабинетах многих начальников и чиновников на месте портретов Ленина появляются царские (ельцинские) гербы. Обычно они нависают над головами владельцев офисов, подчеркивая внешние и внутренние признаки их вырождения. Издалека герб поразительно напоминает раздавленную вошь.
Октябрь – ноябрь. Что-то большее, чем расстояние и время, сдерживает желание писать. Какое-то обледенение души, скованность, отсутствие чистого воздуха. Особенно сейчас – после подавления народного восстания. Его преждевременность была четко рассчитана, навязана унизительными условиями жизни. Пар был выпущен до того, как котел закипел. Но и не действовать было нельзя. Время лечит, копит силы. Нужна работа с людьми, терпение и вера.
То, что произошло в течение последнего месяца, при всей трагичности происшедшего, – только верхняя часть айсберга, поверхностный слой процессов. Глубже, у дна социальной жизни, – колоссальные резервы протеста. Тот слой менее подвижен, поднять его сложно, но именно глубинные течения, ухудшение жизни миллионов, продолжив «дискуссию семейных кошельков», сформируют не навязанную, а действительную революционную ситуацию, и нужда и голод сметут самодержавие с парламентом господ. Только достижение критической массы сможет сделать протест победоносным и, как это ни парадоксально, менее кровавым.
Когда говорят о живой крови, крови, пролитой в схватке рабочих с жандармами, забывают о вымирании населения страны, прежде всего трудящихся, – процессе более зловещем, чем естественный экстремизм отчаяния и протеста. Об этой, медленной, смерти народа за счет неродившихся и преждевременно умерших – власти молчат, Растропович не плачет, церковь не ведет панихиду. Вымирание «быдла» планируют, это естественная цена «сингапурского счастья», дорога к которому будет выложена трупами сограждан.
Кем-то верно сказано, что опыт баррикадной борьбы постигли в эти дни сотни тысяч человек и, хотя уличные баррикады разобраны, они переместились в сердца и память людей.
Залпы по людям в Белом доме отбросили заблуждения: происходящее – зримый приход к власти крупной компрадорской буржуазии со всеми ее структурами – силовыми, экономическими и информационными. «Профессиональные, компетентные, интеллигентные» будут верно служить мафиозной элите, защищенные от народа ОМОНом.
Объявлено о выборах в новый парламент в декабре. «Голосуй, народ! Выбирай господ!» Выборы не предполагают появления в парламенте рабочих и крестьянских депутатов, то есть не предполагают выбора. Участие в них – в условиях диктатуры буржуазии, – лишено смысла, безнравственно. Чтобы снять очевидность этого, власти могут «допустить» участие в кампании кое-каких левых сил и даже выпуск кое-каких газет (до первого окрика), Отношение к участию в выборах и в референдуме, по новой Конституции, должно быть выверено (нужно же сказать «нет» хотя бы предполагаемой буржуазной конституции). Но это все равно не меняет сути дела: происходящее – поверхностный слой событий, возня игроков (от Собчака до Травкина, от Явлинского до Гайдара, от Горбачева до Бурбулиса) – очередной отвлекающий телесериал. Различий между игроками нет – все на ниточках.
Все проще: станет жизнь легче – вздохнет народ, не понадобится протест. Будет тяжелее – усилится непризнание режима, неповиновение, сопротивление. Будет совсем плохо – народ выделит из себя десятки Анпиловых и сметет не только «Останкино». Так будет, потому что жадный платит дважды. Друг мой, выключи радио, приложи ухо к земле. Слышишь, как гудит!
Нужно жить интересами людей труда, нужно сохранить свою душу от растления, нужно сберечь память свою и отцов, нужно объединиться, вырастить и сберечь лучших, способных к активной борьбе.
В конце октября схвачен Анпилов и посажен в «Лефортово».
26 ноября. Письмо сотрудницы Музея В. И. Ленина В.И.Буровой.
«16 ноября мы были открыты последний день. Здание музея перешло к городской Думе, а служебные помещения – Государственному историческому музею. Что же касается коллектива, то он в подвешенном состоянии – кто-то будет работать в Историческом музее, кто-то еще как-то трудоустроен, пенсионеры пойдут на пенсию. В письме Вы пожелали нам устойчивости и… пластичности. Наверное, два года мы и жили по этому принципу. Кое-кто нас даже упрекает за то, что мы были слишком «пластичны», и поэтому с нами перестали считаться. Но я думаю, что это не так. Всё и сложнее, и проще одновременно. Конечно, нынешние власти, сделавшие «Выбор», не спросив нас, просто решили: «Хватит в центре Москвы терпеть «очаг коммунистической заразы» (так и сказал один из мэрских чиновников). И прикрыли. Грустно. Грустно, что не смогли отстоять – не смогли оправдать надежды наших друзей, которые слали нам теплые, ободряющие письма, выкраивали из своих скромных бюджетов деньги, возможно, отказывая себе, своим детям и внукам.
Грустно, что фактически не было серьезной, решительной поддержки рабочего класса. Да и сейчас, после этих трагических октябрьских событий, тоже, в общем-то, промолчали… Конечно, будем надеяться, что прозрение придет, но когда?
Сегодня получила стихотворение от одного молодого поэта из Томска. Он его назвал «Выбор».
По-видимому, автор имеет в виду кровь, которая еще прольется».
* * *Декабрь. Рассказы братьев, как очевидцев и участников событий в Белом доме, потрясают. Те, кого не убили, сплотились.
* * *Референдум по Конституции, которую старательно сколотили под Ельцина Шахрай и Жириновский, был сфабрикован, а результаты его оказались неубедительными и подтасованными. Мотив у ее авторов простой: лучше какой-то порядок, чем никакой. А Советскую Конституцию Слободкина отбросили. Выборы в парламент дали коммунистам легальную возможность использовать трибуну в своих интересах, но и… позволили власти отвлечь народ от уличной борьбы. Родился парламентаризм как альтернатива Советской власти и началось приручение (озюганивание) партии и масс и их дрейф к мирному сосуществованию с буржуазной властью (к социал-демократизму).
* * *Предновогодние записи: «Правду, как течение ртути, не остановишь». «Притяжение к правде, поиск правды, чувство правды разные у разных людей». «Расслоение людей после подавления восстания усилилось». «Истерический психоз – исторический психоз». «Они отмывают деньги, мы в приемных отделениях больниц бомжей и стариков – от вшей и грязи». «Отдаление детей – исчезновение корня».