Клиент усмехнулся:
– Не преувеличивайте, Анатолий Дмитриевич. Вы отлично справились со своей задачей. Раздобыли акт о вскрытии, материалы следствия и другие документы, – гость покосился на бумаги, лежавшие на столе, – к которым вас вообще не должны были подпускать. Уже одно это говорит о многом, знаете ли.
Толик побагровел.
– Нет, нет, я не хочу сказать ничего такого, – поспешил успокоить его гость. – Вы молодец, и за это я согласен заплатить вам сверх суммы, которую мы оговорили. – Он прищурился. – Использовали свои старые связи, да?
– Вроде того, – нехотя подтвердил сыщик.
– Можно спросить? За что вас выкинули из органов?
Толик отвернулся. Он не любил вспоминать тот случай, но ему было ни капли не стыдно за то, что тогда произошло.
Ну просто ни капельки, понимаете?
– Превышение полномочий, – сквозь зубы молвил он.
– А конкретнее?
– Да так, ничего особенного. Прижал одного подонка, а он взял и помер у меня на допросе. Сердечко слабовато. Когда убивал, – Толя скрипнул зубами, – с сердцем все в порядке было, а вот у меня в кабинете…
– Да? А я слышал, что вы его просто прикончили.
Толя мрачно поглядел на своего собеседника.
– Если бы я его просто прикончил, меня бы просто посадили, – с вызовом проговорил он. – Нет, я его не убивал. Хотя, наверное, стоило, – задумчиво прибавил он.
«А вообще интересно выходит, – смутно подумалось ему. – Ой-ой-ой как интересно. Значит, клиент навел про него справки, прежде чем к нему обращаться, и тот случай каким-то образом сыграл на его репутацию. Парадоксальным образом, надо сказать… потому что клиент просит взяться за расследование убийства не кого-нибудь, а человека, которого и самого обвиняли в убийстве. (Семья сердечника, например, обвиняла. Коллеги, конечно, прикрыли, но из органов все-таки пришлось в конце концов уйти.) Все равно. Мне совсем не жаль, что тогда все вышло именно так».
– Должен сказать, – внезапно проговорил гость, – что я отлично вас понимаю.
– В самом деле?
– Да. Если бы я добрался до того, кто убил Евгению… Я поступил бы точно так же.
«Да брось ты, – вяло подумал Толя. – Знаем мы вас, господ в дорогих костюмчиках и фирменных дубленках. Знаем, как вы не любите мараться. – Но тут увидел глаза своего собеседника, и у него пропала охота даже мысленно острить на этот счет. – Елки-палки… Так он что, не шутит? Ну и ну…»
– Так вы согласны продолжать расследование? – спросил клиент.
– Я не официальное лицо, – сердито повторил Толя. – Дело надо открывать заново, и тут я не смогу вам помочь. Надо делать эксгумацию, и тут я опять не смогу помочь. Надо опрашивать всех друзей и знакомых, а со дня убийства прошел почти год. Все будут путаться в показаниях, кое-кто врать, и все слова надо будет проверять и перепроверять. Одним словом…
Он заметил, что клиент не слушает его, и умолк.
– Эксгумация не нужна, – наконец тихо проговорил гость, глядя куда-то за окно. – Евгению похоронили, и пусть она покоится с миром. Я не хочу ее тревожить. Кроме того, мы и так знаем, что ее убили, и эксгумация ничего нового не даст.
– Вы так думаете? – спросил Толя. – А что, если ассистентка по каким-то причинам решила свести счеты с профессором и наврала мне с три короба? Что, если мы переоценили ее профессионализм? Что, если ее выводы ни гроша не стоят? Если она истеричка, польстилась на деньги и сказала то, что я хотел услышать? Если она просто дура, наконец?
– Она произвела на вас такое впечатление? – прищурился клиент.
– Нет, но я видел ее всего несколько часов, понимаете? Кто знает, что на самом деле у нее внутри!
– А какое впечатление она на вас произвела?
Толик немного подумал.
– Неглупа, – с некоторым даже сожалением признался он. – Немного резковата, не пользуется косметикой, черное для нее черное, а белое – белое. Примерно так.
– Она вам объяснила, почему решила сказать правду о профессоре?
– Ну, она вообще не очень хотела со мной идти на контакт, – буркнул Толя. – Все у нее не было времени, она не разговаривает с незнакомыми людьми, я не официальное лицо, и прочее в том же духе. Но потом ее прорвало, да так, что она не могла остановиться. По-моему, ее особенно обидело то, что профессор Свечников назвал ее выводы смехотворными. Но вообще она заявила, что рада хоть кому-то сказать правду.
– Угу, – кивнул гость. – Правду говорить легко и приятно… особенно за деньги. – Он дернул углом рта. – Мне нужна запись вашего разговора, та часть, где она оперирует медицинскими терминами. У меня есть знакомые врачи, очень хорошие, и я проверю, не дурачила ли она нас. Хотя лично я думаю, что вряд ли.
– Хорошо, – сказал Толя. – Что-нибудь еще?
Клиент пристально посмотрел на него.
– Прежде чем я продолжу, я хотел бы знать, отказываетесь вы от дела или нет.
– Я не говорил, что отказываюсь, но мои полномочия…
– Чихать я хотел на полномочия. От меня вы уже получили карт-бланш, что еще надо? Если деньги, то это не проблема.
Толя вздохнул:
– Послушайте, как вы себе это представляете? Что я приду к подозреваемым с бумажкой частного сыщика, которая ничего ровным счетом не дает, и они будут мило со мной откровенничать? Да они просто пошлют меня… куда подальше. К тому же, по вашим словам, в смерти Евгении были заинтересованы не один человек, не два, а куда больше. И вообще, учитывая обстоятельства гибели…
– Нет, – очень тихо проговорил гость, – вы не придете к ним с бумажкой частного сыщика. Все будет совершенно иначе. Вы увидите их всех в непринужденной домашней обстановке, походите, понаблюдаете, сделаете свои выводы, а дальше мы решим, что делать. Как вы вообще расследовали убийства, когда работали в милиции?
– Да обыкновенно, – пожал плечами Толя. – Круг подозреваемых, их мотивы, установление алиби, проверка алиби – этот момент особенно важен. Улики, следы, отпечатки пальцев, показания свидетелей…
– Улик нет, свидетелей тоже. Да и на отпечатки пальцев рассчитывать не приходится… значит, будем плясать от круга подозреваемых и их алиби. Ограбление исключено, как я уже говорил, то есть это был кто-то из своих. – Клиент немного поколебался, но все-таки спросил: – Скажите, а какие убийства труднее всего расследовать?
Толя скривился.
– Такие, где вообще ничего нет, – с отвращением признался он. – Кроме трупа. Ни улик, ни свидетелей, ни мотивов. Из серии – шел человек мимо, стукнуло ему в голову, он лишил человека жизни. И еще серийные, чтоб им пропасть.
– Как же их раскрывают? – с любопытством спросил гость.
– Вы не поверите, – хмыкнул Толя, – свет не без добрых людей. Иногда анонимные звонки очень выручают… хотя проверять их – та еще мука. Я же вам говорю, с серийными убийствами работать очень тяжело.
– Нет, – покачал головой клиент, – к нам это не относится. Убийство, которое я прошу вас расследовать, – это обдуманное, хладнокровное преступление, которое совершил кто-то из тех, кого Евгения не боялась.
– С чего вы взяли?
– Если ее ударили сзади, значит, она стояла к нападавшему спиной. Все просто. Значит, не боялась.
Логично, подумал Толя. Вполне логично. По правде говоря, странный клиент нравился ему все больше и больше. Но сначала надо кое-что уточнить.
– Вы что-то говорили про домашнюю обстановку. Это как понимать?
– Просто, – ответил клиент. – Валентин Адрианов собирает в каравелле – ну, на той самой даче – гостей, чтобы зачитать новое завещание. Ему уже под семьдесят, и он не молодеет, а завещать ему есть что, так что все окружение должно присутствовать. Вот туда мы с вами и наведаемся.
Толя мрачно покосился на него:
– Допустим, я буду там, и что именно это нам даст? Ну, увижу я их лица, услышу неизбежные разговоры о деньгах, даче и московской квартире в центре города.
– Двести квадратных метров, – значительно напомнил гость. – Несколько миллионов долларов… и это лишь по предварительной оценке.
– Помню, – буркнул Толя. – По старому завещанию квартира должна была отойти второй жене, как раз Евгении… И это, по вашим словам, кое-кого очень сильно возмутило. – Он вздохнул. – Я не спорю, несколько миллионов – именно та сумма, за которую в любой стране убьют не задумываясь, но вряд ли убийца в частной беседе признается мне, что именно он сделал это. Я вам уже говорил, что нужно заново открывать дело и проводить оперативно-розыскные мероприятия, то есть официально вызывать свидетелей, чтобы не могли отвертеться, и допрашивать, допрашивать, допрашивать. Именно по поводу убийства Евгении, а не по поводу завещания или чего-то еще. Вы понимаете меня? Все разговоры, которые будут вестись на этой встрече, для нашего с вами дела… ну, я почти уверен – совершенно бесполезны.
– Есть один нюанс, – спокойно сказал клиент. – Встреча намечена на 17 января. Ровно год со дня смерти Евгении. Так что присутствующие будут неизбежно вспоминать ее, говорить о ней, о своем отношении к ней… А уж я постараюсь направить разговор в нужное вам русло, чтобы вы смогли получить максимум информации. О том, кто где был, кто что делал в тот день, когда ее убили… и так далее.
– Есть один нюанс, – спокойно сказал клиент. – Встреча намечена на 17 января. Ровно год со дня смерти Евгении. Так что присутствующие будут неизбежно вспоминать ее, говорить о ней, о своем отношении к ней… А уж я постараюсь направить разговор в нужное вам русло, чтобы вы смогли получить максимум информации. О том, кто где был, кто что делал в тот день, когда ее убили… и так далее.
Толя задумался.
– Профессор Свечников тоже будет на встрече? – внезапно спросил он. – У меня ощущение, что начинать надо именно с него.
– Будет, – кивнул клиент. – Он давний друг Илоны, первой жены писателя. Которая, сами понимаете, терпеть не могла вторую. Кстати, – вкрадчиво добавил он, – я смогу в случае чего оживить беседу и бросить пару намеков насчет фальсификации акта о вскрытии. Любопытно будет посмотреть на реакцию присутствующих… особенно Илоны и ее дочери от Адрианова. Как ни крути, больше всего от смерти Евгении выигрывали именно они.
– Я это учел, – хмуро сказал Толя. – Что Илона или ее дочь Лиза могли убить Евгению, а профессор их прикрыл по старой дружбе. Так или иначе, начинать надо с профессора… по крайней мере, желательно.
– Ну, Свечников мог прикрывать не только их, но и зятя Илоны, – бросил гость. – Или они все вообще могли сговориться. Или Свечникову заплатили, чтобы он не стал сообщать о своем открытии. Вариантов масса, сами понимаете… Так мы с вами договорились?
– Считайте, что да, – весело ответил Толя.
Гость поднялся с места, вытащил конверт и протянул его сыщику.
– Аванс, – лаконично сказал клиент. – И на расходы. Потом рассчитаемся.
– У меня вопрос. – Толя поднял палец. – В качестве кого я буду присутствовать на вечере?
– Ближе к делу решим, – ответил его собеседник. – Я вам еще позвоню.
Он двинулся к двери. Толя покосился на конверт – и все-таки не утерпел. Владимиров просто обязан был задать этот вопрос.
– Можно узнать? Почему вы были так убеждены, что Евгению Адрианову убили?
Клиент, уже взявшийся за ручку двери, обернулся.
– Простите?
– Когда вы пришли ко мне первый раз, – терпеливо пояснил Толя, – у меня создалось впечатление, что вы совершенно уверены в том, что ее смерть не была случайной. А между тем после ее гибели прошло уже много времени. За это время вы узнали что-то новое? Если не хотите отвечать, не отвечайте, – поспешно добавил он.
Несколько мгновений клиент раздумывал, но потом, очевидно, решился. Он сунул руку в карман и достал оттуда мятый листок бумаги.
– Когда я узнал, что она погибла… – Он поморщился. – Я не знал, что и думать. Когда мне сказали, что существовало завещание, по которому квартира отходила Евгении, у меня появились первые подозрения. Понимаете, – устало пояснил клиент, – очень трудно подозревать людей, которых ты знаешь лично, и не один год. Это только в детективных романах, стоит произойти убийству, как все сразу же начинают подозревать друг друга… Но окончательно я решился, когда мне пришло вот это. Потому что… потому что получается, не я один предполагал, что ее убили. Кто-то еще подозревал или даже знал наверняка. Только вот меня он обвинил совершенно зря.
Он подошел к столу и положил на него бумажку, которую держал в руках. Мгновение Толя смотрел на гостя, а потом взял листок и развернул его.
Поперек шла черная строка, отпечатанная на принтере:
ЭТО ТЫ УБИЛ ЕВГЕНИЮ
Глава 3 Он и она
– Я не поеду.
– Кирилл!
– Я сказал тебе: не поеду, и все. И тебе не советую.
Виктория Палей, чье внимание было поглощено рассматриванием платьев в шкафу, обернулась.
– Это еще почему?
– Потому, – упрямо ответил ее любовник. – На кой они вообще тебе дались?
– Валентин Степанович всегда хорошо ко мне относился, – сказала Виктория.
– Ну да, потому что не мог тебя сожрать, – съязвил Кирилл. Как и все бизнесмены, он порой бывал до отвращения прямолинеен.
– Ки-ри-илл!
– Что – Кирилл? Знаю я ваши писательские нравы. Все друг другу завидуют и все друг друга ненавидят. Что, твой Адрианов не такой?
– Нет, – твердо ответила Виктория, – не такой. В свое время он очень мне помог.
– И что? Ты теперь обязана по гроб жизни быть ему благодарной? Прибегать, едва он тебя позовет?
– Ты бы лучше помог мне выбрать наряд, – терпеливо сказала Виктория. Она извлекла из шкафа несколько вешалок. – Бирюзовое или нежно-зеленое?
– Я тебя больше всего люблю без всяких нарядов, – проворчал Кирилл. – Вообще.
Он услышал, как она смеется, и сделал вид, что обиделся. Однако через мгновение не выдержал и рассмеялся сам.
– Нет, ну правда, зачем тебе нужен этот старик? Наталья же проговорилась по телефону, что пойдет разговор по поводу завещания. Или он собирается завещать тебе свое имущество? А?
– Надеюсь, – объявила Виктория. – И я стану богатой невестой, выйду замуж за твоего шефа, и будешь ты у меня на посылках. Как золотая рыбка.
Кирилл фыркнул:
– Мой шеф женат, ты не забыла? На победительнице какого-то там конкурса. Мисс Россия или что-то в этом роде.
– Сегодня женат, завтра разведется.
– Виктория!
– Я всерьез думаю насчет бирюзового, – сказала писательница, приложив к себе платье и глядя в зеркало. – К нему бы сумочку и красивого мужчину с лазоревыми глазами, и будет самое оно.
Кирилл застонал и сделал несколько кругов по комнате. Он отлично знал, что Виктория шутит, но всякий раз у него екало сердце, когда она говорила так.
Кроме того, у него самого глаза были карие.
– И все-таки я не понимаю, зачем тебе нужно туда ехать, – проворчал он. – Только вечер портить. – Он подошел ближе и заглянул ей в глаза. – Мы бы с тобой посидели, поболтали, съездили бы куда-нибудь вместе… А?
– Понимаешь, – объяснила Виктория, натягивая платье через голову, – дело вовсе не в завещании. Вообще-то, это вечер памяти Жени, если можно так сказать.
– В смысле?
– Она же погибла ровно год назад. Ты что, забыл?
Кирилл нахохлился:
– Ясно. И вместо того чтобы остаться со мной, ты срываешься с места и мчишься на другой конец области, чтобы выразить свои соболезнования! Зачем, Виктория? Ты можешь мне объяснить? Ей-то уже все равно!
– Кирилл, – тихо сказала Виктория, – это нехорошо.
– Что нехорошо?
– То, что ты говоришь. Она же все-таки моя подруга. А Валентин Степанович немало для меня сделал.
– Я и не спорю, – буркнул Кирилл. Он знал Викторию и понимал, что спорить с нею, когда она что-то решила, бесполезно; и все-таки его чисто по-мужски задевало, что он ни разу, никогда не мог ее переубедить. – Может, Адрианов и хороший человек, но его семейка…
Виктория укоризненно покосилась на него и стала застегивать «молнию» на платье. Кирилл подошел к ней и стал помогать, но не удержался и поцеловал в плечо, а потом обнял.
– Ты же можешь заболеть, – умоляюще напомнил он, заглядывая ей в глаза. – Ну там мигрень замучила, книгу дописывать надо, мало ли что…
Виктория, не удержавшись, фыркнула:
– Только не сегодня. Пусти, мне надо еще расписание электричек посмотреть.
– Каких еще электричек?
– Если ты меня не отвезешь, я поеду на электричке.
– Ты что, с ума сошла? – вскинулся Кирилл. – Какая к черту электричка, там от станции топать еще километров десять! Я тебя отвезу.
– И останешься там? Валентин Степанович ведь и тебя пригласил.
– Ладно, – сдался Кирилл. – Не могу же я оставить тебя на съедение его прихвостням! А то они еще решат, что ты и впрямь претендуешь на наследство.
– И подсыпят мне в бокал цианистого калия, – хмыкнула Виктория. – Как в каком-нибудь романе несравненной миссис Кристи.
– Нет, тебя точно нельзя оставлять одну, – сокрушенно покачал головой Кирилл. И оба, не выдержав, снова рассмеялись.
…Снаружи сыпал мягкий, крупный, сказочный снег, и одна снежинка повисла на реснице Виктории и никак не хотела таять. И Кирилл поглядывал на свою очаровательную спутницу в пушистой светлой шубке и чувствовал, как сердце в груди тает.
Это ощущение – ослепительного, незамутненного счастья, которое вот здесь, прямо рядом, только руку протяни, и коснешься, – он испытывал только с двумя женщинами в своей жизни. Одна из них осталась далеко-далеко, в юности; и она, и юность, и счастье кончились, оборвались, рассеялись в тот самый миг, когда девушка его мечты, капризно надув губы, сказала:
– Слушай, Кирюш… Ты мне нравишься, но пойми же… Я не могу выйти замуж за нищего!
(Это было в девяностые годы, а Кирилл происходил из семьи, небогатой даже по советским меркам, когда все были примерно равны. О, это было очень приблизительное равенство, но тем не менее…)
Ему казалось, что он хорошо усвоил урок; надо стать богатым, чтобы быть независимым и больше никогда не слышать от женщин обидных слов. И Кирилл стал работать. Он работал много, упорно и не без успеха, но успех привлек к нему совсем другой сорт женщин – тех, которых интересовал только его счет в банке и которым сам он был по большому счету безразличен.