- Да, эту часть города не узнать, - согласился я.
- А вы помните Ла #8209;Джоллу в сороковые годы?
- Помню и в тридцатые. Я тогда жил на Лонг #8209;Бич. А сюда и в Сан #8209;Онофре мы приезжали заниматься серфингом.
- Мы - это вы с женой?
- С приятелями, - сказал я, - жена серфингом не интересовалась.
- Прошедшее время?
- Доисторическое. Она развелась со мной в тех самых сороковых. Я ее не виню. Ей хотелось размеренной жизни и оседлого мужа, а не вечного странника.
Мойра выслушала меня молча и немного погодя сказала, обращаясь скорее к себе:
- Кажется, все б отдала, чтобы развестись тогда, - и, посмотрев мне в глаза, спросила: - Ну а вы чего вы хотите?
- Вот этого.
- Вы имеете в виду - быть здесь, со мной? - Мне показалось, она набивается на комплимент, но потом я понял: она меня поддразнивала. - В качестве награды за труды всей жизни я не гожусь.
- Жизнь сама по себе награда, - парировал я. - Мне нравится вторгаться в жизнь людей, а потом расставаться с ними навсегда. Мне быстро наскучило бы жить в одном месте и постоянно видеть одни и те же лица.
- Но ведь не из #8209;за этого же вы выбрали свою профессию. Я знаю людей вашего склада. Не отрицайте, вами движет тайная страсть к справедливости.
- Мною движет тайная страсть к милосердию, - сказал я. - Но жизнь устроена так, что от справедливости никому не уйти.
Склонившись ко мне, она сказала с тем женским ехидством, которым обычно маскируют интерес к собеседнику:
- Знаете, чем вы кончите? Состаритесь и превратитесь в дряхлую развалину. Ну, и как вы считаете, это будет справедливо?
- Я умру раньше. И не знаю, будет ли это справедливо, но милосердно, во всяком случае, будет.
- В вас ужасно много детского, вам это известно?
- Ужасно много.
- Неужели я вас не разозлила?
- Я злюсь, когда ко мне враждебны. А вы не враждебны. Напротив, вами руководит обычное в женщине желание нянчить мужчину. Вы, собственно, хотели сказать, что мне пора жениться, не то некому будет нянчить меня и лелеять мою одинокую старость.
- Ах, вы… - выпалила она, но, не договорив, расхохоталась.
Пообедав, мы оставили машину у ресторана и пошли по главной улице к морю. Прибой выл, то набегая на берег, то отступая, как морж, испугавшийся собственного рева.
Почти у самого берега мы повернули направо и, миновав недавно построенное многоэтажное административное здание, подошли к мотелю, стоявшему на углу следующего квартала. Мойра остановилась как вкопанная и долго смотрела на мотель.
- Мне казалось, это тот самый угол. Видно, я ошиблась. Никакого мотеля здесь тогда не было, - но тут ее осенило: - Ну конечно, мы стоим на том же углу, верно? Просто наш отель снесли, а на его месте построили мотель, - сказала она горько, словно вместе со старым зданием ушла в небытие частичка ее прошлого.
- Это не тот, что назывался «Магнолия»?
- Он самый, «Магнолия». Вы здесь останавливались?
- Нет, - сказал я, - но, видно, в вашей жизни он много значил.
- Значил и значит. Я здесь прожила два года, после того как Ральф ушел в плавание. Теперь мне кажется, что только тогда я и жила настоящей жизнью. Я никому никогда об этом не рассказывала.
- Даже мужу?
- Еще бы, - отрезала она. - Когда пытаешься что #8209;то объяснить Ральфу, он тебя не слышит. Он вникает в твои побуждения, вернее, в то, что ему кажется твоими побуждениями. Кое #8209;как вникает в подтекст. Но тебя он просто #8209;напросто не слышит. Это профессиональная болезнь психиатров.
- Вы недовольны мужем.
- И вы туда же! - Однако она продолжала: - Да, недовольна и им, и собой. И это недовольство давно во мне накапливается.
Она замолчала и, схватив меня за руку, потащила через освещенный перекресток и дальше - вниз по склону - к морю. Водяная пыль радужными облаками клубилась вокруг разбросанных там и сям фонарей. На поросшей травой пустоши и прибрежной тропке не было ни души. Мы спустились на тропку.
- Сначала я грызла себя за то, - снова заговорила она, - что поступаю нехорошо. Мне едва исполнилось девятнадцать, и меня терзало чувство вины - обычная вещь в молодости. А потом за то, что не довела все до логического конца.
- Вы что #8209;то утаиваете.
Она подняла воротник шубки, защищаясь от брызг. Воротник полумаской закрыл лицо Мойры, придавая ей разбойничий вид.
- Так оно и есть.
- А мне кажется, вам хочется излить душу.
- Что толку? Все это в далеком прошлом, куда возврата нет, - сказала она горько и быстрыми шагами пошла прочь.
Я бросился за ней. Ее настроение то и дело менялось. С женщинами, пытающимися на склоне лет отыскать смысл своей жизни, такое случается.
На темной и узкой тропе можно было ненароком оступиться и рухнуть с кручи в бурлящее море. Я догнал миссис Смизерэм уже в бухте, свидетельнице счастливых дней ее молодости. Белые гребни разбивались о крутой берег. Мойра сняла туфли, я спустился по ступенькам вслед за ней. Мы остановились у самой кромки прибоя.
- Держи меня.
Я не понял, к кому она обращалась: ко мне или к тому, другому.
- Вы любили человека, который погиб на войне?
- Нет. Просто мальчика - он работал на почте.
- Это с ним вы сюда приходили, с ним чувствовали себя Евой в раю?
- С ним. И меня до сих пор гложет вина. Я жила здесь с тем мальчиком, пока Ральф сражался за родину. - Когда она говорила о муже, в голосе ее звучали саркастические нотки.
- Ральф писал мне длинные - как и положено мужу - письма, но это ничего не меняло. Мне только хотелось сбить с него спесь - такой он был самоуверенный, такой всезнайка. Думаете, я немного сумасшедшая?
- Нет.
- Знаете, а Сынок был сумасшедший. По #8209;настоящему.
- Сынок?
- Ну, тот мальчик, с которым я жила в «Магнолии». Он ведь был пациентом Ральфа, я через мужа с ним познакомилась. Ральф просил меня приглядывать за ним. Вот вам ирония судьбы.
- Остановитесь, Мойра. Вы накличете беду.
- Некоторые могут сами накликать беду. Других она настигает. Если б можно было вернуть то время, я бы, наверное, поступила иначе…
- Что бы вы изменили?
- Не знаю, - сказала она уныло, - давайте не будем больше об этом говорить. - И зашагала прочь. От ее обнаженных ступней на песке оставались следы, посредине узенькие, словно осиная талия. Я залюбовался ее грациозной походкой, но она тут же неуклюже пошла на меня спиной. Она пятилась назад, тщетно стараясь попадать в свои следы. Вскоре она налетела на меня, и моя рука уткнулась в ее прикрытую мехом грудь. Я обнял Мойру и притянул ее к себе. Лицо ее было мокрым - от брызг или от слез, не знаю. Во всяком случае, я почувствовал на губах вкус соли.
Глава 21
Когда мы возвращались к машине, ярко освещенная улица уже опустела. Звезды были расставлены по местам и казались очень близкими. Так и не встретив никого на своем пути, я вошел в ресторан и позвонил Джорджу Траску.
Он тотчас снял трубку.
- Квартира Траска, - сказал он плачущим усталым голосом. Я представился и сказал, что хотел бы поговорить с ним о его жене.
- Моя жена погибла.
- Очень сожалею. Но, может быть, вы разрешите мне приехать. Я хочу задать вам несколько вопросов.
- Пожалуйста. - Видно, ему некуда было девать время.
Из машины, как серо #8209;голубая кошка из норы, выглядывала Мойра.
- Отвезти вас в больницу? Мне придется поехать по делу.
- Возьмите меня с собой.
- Дело малоприятное.
- Мне все равно.
- Если б вы развелись с мужем и вышли за меня, вам было бы не все равно. Я почти все вечера так провожу.
Она похлопала меня по колену.
- Знаю, что не гарантирована от страданий. Я сама подставляю себя под удар. Но до смерти надоело осторожничать, чтоб не дай бог не нарушить профессиональную этику.
Я взял ее с собой. На Бейвью #8209;авеню полицейской машины уже не было. У дома Трасков по #8209;прежнему стоял черный «фольксваген» с помятым крылом. Теперь я вспомнил, где видел его: в Пасадене, под ржавым навесом миссис Свейн.
Я постучал, дверь открыл долговязый Джордж Траск, в темном, как и подобает случаю, костюме и черном галстуке. Держался он незаметно и услужливо, как держатся гробовщики. Только по его покрасневшим глазам и по тому, что он меня не узнал, я понял, как он потрясен.
- Мистер Траск, познакомьтесь с миссис Смизерэм. Она психиатр и занимается социальным обеспечением.
- Как мило, что вы пришли, - сказал ей Траск. - Но мне не нужна помощь. Все налажено. Может быть, пройдем в гостиную, поговорим? К сожалению, не могу предложить вам кофе, мне не разрешают ходить в кухню. Да и потом, - продолжал он, и мне показалось, будто голос его доносится откуда #8209;то издалека, - в то утро, когда убили мою жену, испортился кофейник.
- Очень вам сочувствую, - сказала Мойра.
Мы прошли вслед за Джорджем Траском в гостиную и сели рядышком напротив него. За неплотно задернутыми шторами виднелись городские огни, отражающиеся в воде. Их красота и красота женщины рядом лишний раз напомнили мне о страданиях Джорджа Траска, сравнить которые можно было лишь с пожизненным одиночным заключением.
- Компания отнеслась ко мне очень сочувственно, - сказал он, поддерживая разговор. - Дали отпуск с полной оплатой на неограниченное время. Так что я успею все уладить, верно?
- Вам известно, кто убил вашу жену?
- У нас на подозрении один человек - рецидивист с послужным списком в километр длиной, он знал Джин с детства. Полиция просила меня не называть его имени.
Они явно подозревали Рэнди Шеперда.
- Его задержали?
- Полиция рассчитывает поймать его сегодня ночью. Надеюсь, они его поймают и посадят в газовую камеру. Мы #8209;то с вами знаем, отчего так часты преступления и убийства. Суды жалеют преступников, не выносят смертных приговоров. А если и выносят, закон то и дело нарушается и убийцы выходят на волю. Теперь газовые камеры не в почете, так чего же удивляться, что у нас ни в грош не ставят порядок и законность.
И он уставился широко раскрытыми глазами в пустоту, словно ему открылся мир, объятый хаосом.
Мойра подошла и погладила его по голове.
- Не надо так много говорить, мистер Траск. Это вас только расстроит.
- Знаю. Я сегодня весь день без передышки разговаривал.
Он закрыл руками пылающее лицо. Сквозь пальцы ярко, как монеты, сверкали глаза. Но голос звучал громко, словно существовал сам по себе.
- Этого старого мерзавца в любом случае стоило бы отправить в газовую камеру. Даже если не он ее убил, все равно он виноват в ее смерти. Это он подбил Джин искать отца. Заявился на прошлой неделе, нарассказал кучу небылиц, он #8209;де знает, где отец Джин, наконец #8209;то она разыщет папочку. И вот к чему привели его разговоры, - сказал Траск убитым голосом. - Джин отправилась в могилу за отцом.
Траск заплакал. Мойра утешала его - теперь уже не словами, а междометиями.
И тут я заметил, что на пороге двери, ведущей в коридор, стоит, как одряхлевший призрак дочери, Луиза Свейн.
- Как поживаете, миссис Свейн? - подошел я к ней.
- Не слишком хорошо, - она провела рукой по лбу. - Хоть мы с бедняжкой Джин и не ладили - она была, что называется, папина дочка, - но любили друг друга. А теперь я осталась совсем одна, - она медленно покачала головой. - Джин меня не послушалась. Я знала, что Джин играет с огнем и старалась ее удержать.
- Что вы имеете в виду?
- Разное. Она копалась в прошлом, воображала, что отец жив, а ни к чему хорошему это привести не могло. Такие игры опасны. Элдон - преступник и водил компанию с преступниками. Вот один из них и убил Джин за то, что она слишком много знала.
- Вы в этом уверены, миссис Свейн?
- Материнское сердце никогда не обманывает. Вспомните: на карту поставлены сотни тысяч долларов. За такие деньги можно убить кого угодно, - она зажмурилась, словно в глаза ей бил яркий свет. - Даже собственную дочь.
Я поспешил вывести ее в коридор, мне не хотелось, чтобы наш разговор слышали.
- Как вы считаете, Элдон Свейн может быть жив?
- Может. Джин так думала. Иначе никак не объяснишь все случившееся. Я слышала, будто преступники с помощью пластической операции так меняли свою внешность, что их потом никто не узнавал, - она уставилась мне в лицо сузившимися глазами, словно ожидала увидеть оставшиеся после операции шрамы, которые должны были изобличить во мне Элдона Свейна.
«А другие преступники убегали, оставляя вместо себя трупы схожих с ними людей», - подумал я.
- Почти пятнадцать лет назад, - сказал я миссис Свейн, - в то самое время, когда ваш муж вернулся из Мексики, в Пасифик #8209;Пойнте был убит человек. В убитом опознали вашего мужа. Но опознали лишь предположительно: полиция располагала очень плохими фотографиями. Одна из них была та самая, что вы дали мне вчера вечером.
Она обескураженно уставилась на меня:
- Неужели это было только вчера вечером?
- Да. Мне понятны ваши чувства. Вчера вы упомянули, что лучшие семейные фотографии забрала себе ваша дочь. Упоминали вы и о любительских фильмах. Они могли бы пригодиться при расследовании.
- Понятно.
- Они здесь?
- Кое #8209;какие из них, во всяком случае, здесь. Я только что их перебирала, - она протянула ко мне руки. - Видите, у меня пальцы в пыли.
- Могу я посмотреть на фотографии, миссис Свейн?
- Это зависит от…
- От чего?
- От денег. С какой стати мне отдавать их задаром?
- А вдруг это вещественные доказательства, которые понадобятся при расследовании убийства вашей дочери?
- А мне все равно! - закричала она. - У меня, кроме этих фотографий, ничего не осталось в жизни. И тому, кто хочет их получить, придется заплатить - мне тоже за все приходится платить. А теперь ступайте и передайте мои слова мистеру Тратвеллу.
- Он #8209;то какое имеет к ним отношение?
- Вы ведь работаете на Тратвелла, верно? Я расспросила о нем отца, так вот он сказал: Тратвеллу вполне под силу мне заплатить.
- Сколько вы хотите получить?
- Пусть назовет свою цену, - сказала она. - Между прочим, я нашла ту золотую шкатулку, о которой вы справлялись, - флорентийскую шкатулку моей матери.
- Где вы ее нашли?
- Ну уж это не ваше дело. Суть в том, что она у меня и тоже продается.
- Она в самом деле принадлежала вашей матери?
- Разумеется. Мне удалось узнать, что сталось со шкатулкой после смерти матери. Отец отдал ее другой женщине. Ему очень не хотелось в этом признаться, но я его вынудила.
- Другая женщина была Эстелла Чалмерс?
- Значит, вам известно об их связи? Впрочем, видно, это всем известно. И он еще посмел подарить ей материнскую шкатулку. Мать ведь хотела, чтоб она перешла к Джин.
- Почему вы придаете такое значение флорентийской шкатулке, миссис Свейн?
Женщина на минуту задумалась.
- Видите ли, мне кажется, что история со шкатулкой символизирует всю историю нашей семьи. Вся наша жизнь пошла прахом. Наши деньги, мебель и даже произведения искусства - все уплыло в чужие руки… - Она задумалась, потом сказала: - Когда Джин была совсем маленькая, бабушка разрешала ей играть со шкатулкой. Она рассказывала ей о ящике Пандоры, вы помните этот миф? Ну, и Джин с подружками воображала, будто флорентийская шкатулка и есть ящик Пандоры: поднимешь крышку, и все несчастья разлетятся по свету, - эта картина испугала ее, и она замолкла.
- Вы разрешите мне посмотреть снимки и шкатулку?
- Ни за что! Я не хочу рисковать последней возможностью раздобыть деньги. Без денег ты ничто, тебя просто нет. И я не допущу, чтобы меня обманом лишили последнего! - в запальчивости кричала она.
Мне казалось, что в ней говорит горе. Раз ступив на гнилую половицу, она рухнула под пол и теперь понимала, что ей вовек не выбраться из нищеты. Она защищала от меня мечты не о будущем, а о прошлом, том самом прошлом, когда она жила в Сан #8209;Марино в роскошном особняке с бассейном в пятнадцать метров длиной и была замужем за преуспевающим дельцом.
Я сказал, что мне надо обсудить ее предложение с Тратвеллом, и посоветовал не выпускать из рук шкатулку и фотографии. Распрощавшись с Джорджем Траском, мы с Мойрой пошли к машине.
- Жаль мне их.
- Вы очень помогли, Мойра.
- Увы, тут трудно помочь, - Мойра запнулась. - Знаю, наше соглашение запрещает задавать вопросы. И все #8209;таки один вопрос я задам. Можете не отвечать, если не хотите.
- Валяйте.
- Вы сегодня нашли Ника неподалеку отсюда?
Я колебался, но очень недолго. Она была женой другого; к тому же в их профессии руководствовались иными правилами, чем в моей. И ответил решительным «нет».
- Почему вы спрашиваете?
- Мистер Траск сказал мне, что у его жены были какие #8209;то дела с Ником. Он не знал имени Ника, но описал его очень точно. Очевидно, видел их вместе в Пасифик #8209;Пойнте.
- Да, они часто проводили время вместе, - ответил я, не вдаваясь в подробности.
- Они были любовниками?
- Нет никаких оснований так думать. Траски и Ник - слишком невероятный треугольник.
- Мне случалось видеть и более невероятные, - сказала она.
- Уж не хотите ли вы сказать, что Ник мог убить Джин Траск?
- Вовсе нет. Да если б я так и думала, вам бы я этого все равно не сказала. Ник уже пятнадцать лет у нас лечится.
- С пятьдесят четвертого года?
- Да.
- Что произошло в пятьдесят четвертом?
- Ник заболел, - невозмутимо ответила она. - Но я не могу говорить о причинах его заболевания. Я и так сказала слишком много.
Мы чуть не вернулись на исходные рубежи. Однако по дороге в больницу она прижималась ко мне робко и трепетно.
Глава 22
Мойра бросила меня на пороге - сказала, что пойдет привести в порядок лицо. Я поднялся в лифте на второй этаж. В холле я увидел родителей Ника. Чалмерс похрапывал, откинув голову на спинку кресла, жена его, в элегантном черном платье, сидела рядом с мужем.
- Миссис Чалмерс?
Встав, она поднесла палец к губам и направилась к двери.
- Ларри впервые уснул за долгое время. - Она вышла за мной в коридор. - Мы оба страшно благодарны за то, что вы разыскали Ника.