И третья легенда, которую надо развенчать: якобы за киллерами стоит мощный профсоюз. Это кореша, которые следят за тем, чтобы все было по правилам: и чтобы деньги киллеру отдали, и чтобы не обидел его никто, и уж чтобы, не дай бог, самого его в землю, рядом с заказанным, не положили. Тоже вранье это все. Поехал Еж в Тиходонск исполнять серьезный заказ, а назад не вернулся. Ну и что?! Прошла в определенных кругах информация, на Тиходонск стали коситься, другие мокроделы отказываются там работать. Ну, а кто поехал за Ежа отомстил? Никто. Убил его Гарик Речпортовский и сбросил в трюм стоящей на приколе баржи, крысам, они его до костей объели. Только через несколько лет гладкий скелет нашли. А с Гариком посчитался Боцман, и считался он не за Ежа, а за своего отца, которого Еж и исполнил. Вот теперь стоит Боцман перед своим диспетчером Лебедем, разговаривает на разные темы, хотя не знает, как этот разговор закончится – хорошо или плохо…
– В Рязани ты хорошо сработал, – говорит Лебедь одобрительно.
Он сидит в кресле на двадцать втором этаже своего пентхауза и смотрит через стеклянную стену на серую гладь Невской губы, даже в летнее время не вызывающей желания искупаться. Невзрачные, но мощные буксиры тянут в порт здоровенный круизный лайнер «Золотая принцесса» – многоэтажный, весь белый, праздничный…
Сидит Лебедь в хорошем спортивном костюме, прихлебывает виски из широкого стакана, смотрит на белый пароход и рассуждает вроде ни о чем. Похвалил Боцмана за хорошо выполненные заказы, спросил, как жизнь, какие новости, нет ли проблем. Потом вдруг неожиданно про Фому Московского заговорил: дескать, разжирел он непомерно, уже в «Гелендваген» свой бронированный скоро не влезет, придется ему специальный грузовик оборудовать, пусть в кузове ездит… Слушает его Боцман, кивает, а сам понимает, что неспроста о Фоме разговор зашел. И точно, через несколько фраз Лебедь так, вроде невзначай, спрашивает:
– Только у меня Фома Тиходонском интересовался. Сказал, одно дело ты там сделал правильно, а вот второе завалил. Ты мне объяснял там что-то, но я, честно говоря, уже и не помню…
Врет, конечно. Он даже мелочей не забывает, а тут речь об о-о-че-е-нь серьезном вопросе, об его, Лебедя, авторитете и его, Боцмана, жизни. А он без оружия – его все равно на входе отбирают. И даже страховки киллерской нет: обычно гранату под яйца привязывают, – там не очень старательно шарят: западло… А усики чеки сжимают, да еще пассатижами выравнивают, чтобы легко вышли, некоторые даже маслицем капают… И веревку от кольца в рукав пропускают, на запястье крепят – если резко руки поднять, чека выскочит и через три-четыре сукунды – ба-бах! И всех вокруг в клочья… Ну, и сам, конечно, с этими клочьями перемешаешься – не разберешь, кто есть кто… Так что это даже не страховка, а так – вроде морального удовлетворения… Только на фиг моральное удовлетворение на том свете? Ему его и на этом мало перепадает… И потом, когда столько жизней оборвал, то и к своей не так трепетно относишься. Безразличней, что ли… Так что, будь что будет…
– В мента промахнулся, – говорит Боцман. И вроде спокойный он внутри, как всегда, а голос напряженный. Понимает, что никакого профсоюза киллеров за ним нет, а у Лебедя профсоюзные активисты имеются: Окорок и Удав… Вроде, как из одной команды, а вон как смотрят: мигнет босс – и конец ему. Или петлю на шею накинут, или пристрелят. А ночью упакуют в мешок, спустят вниз на площадке для мытья окон да закопают, или утопят…
– Я ему в палец попал.
– В палец – это хорошо, – кивает Лебедь. – Только деньги-то были не за палец уплачены…
– Не за палец, – соглашается Боцман.
– А почему ж ты второй раз не попробовал? В более важный орган, чем палец? В голову, например, или в сердце? Да ты и сам знаешь…
Задумывается Боцман, не знает, что ответить. Правду сказать – курам на смех выставиться. Соврать можно, конечно, только у блатных на вранье далеко не уедешь. Только до сырой свежевыкопанной ямы. Думал, думал и решил правду говорить.
– Не смог я его сработать, – говорит он. – Не смог. Вся жизнь пробежала, и получалось, что этот мент – Лис, предупредить меня хотел, что отца мочкануть задумали. А я его не послушал. И потом он подсказал мне, кто навел киллера…
– Не ври, – криво улыбнулся Лебедь. – Это я тебе подсказал. Вроде просто тогда было. Человек ко мне из Дубая прилетел, в ночном аэропорту возле самолета мы с ним пять минут перетерли твою тему. Я ему всего один вопрос задал. Только за этот вопрос мне могли язык отрезать вместе с головой!
– Это я знаю, Лебедь, спасибо, – сказал Боцман. – Потому уважаю и ценю тебя, потому работаю безотказно. Сколько скажешь, столько и буду на тебя работать. Только Лис мне тоже услугу оказал. Он знал, что я приехал по душу этого гада – Гарика, а мешать не стал. Мне даже кажется, что он мне помог: уж слишком легко я к цели подошел. А то, что потом смог из Тиходонска уйти, так это сто пудов благодаря ему! Он ментяра хваткий: если бы захотел, схватил бы и жрал до тех пор, пока не заглотнул…
– А чего ж он тебя так полюбил? – поинтересовался Лебедь и отхлебнул из стакана в очередной раз. Вроде обычным тоном спросил, ан нет – не обычным: когда мент блатного любит и даже просто симпатизирует – это плохой признак. Очень плохой! Даже худший, чем когда один мужик любит другого в полном смысле этого многогранного слова.
Боцман поморщился.
– Да не полюбил… Просто мент он правильный. По-человечески все рассудил. Если моего отца убили, значит, я должен ответку сделать. По справедливости. Иначе грош мне цена.
– Правильно-то оно правильно, – сказал Лебедь. – Только потом-то картинка изменилась. Ты на Лиса заказ получил и деньги взял. И он превратился в цель, в твою работу. А любая дружба при таком раскладе в сторону уходит, к тому же блатному с ментами дружить западло. И ты это знаешь!
– Деньги отдать можно, – сказал Боцман. – Это только жизнь вернуть нельзя.
– Правильно говоришь, – кивнул Лебедь. – Но неверно. Потому что деньги тебе я дал! А мне их Фома вручил! И перед Фомой не ты в ответе, а я! И ты знаешь, что такое, если человек моего уровня слова не сдержал. Знаешь ведь?!
– Знаю, – вздохнул Боцман и покосился на стеклянную дверь, за которой стояли лебедевы «активисты». Удав, правда, куда-то исчез, остался один Окорок. Он не спускал с него взгляда. Но взгляд, вроде, помягчел, если, конечно, взгляд у Окорока может смягчиться. Понял, видать, что не будет команды мочить Боцмана…
Сидит Лебедь, думает. А о чем тут думать? Правила простые: он подвел серьезного человека, он должен перед ним и отчитаться. А отчитаться можно только одним способом: принести голову того, кто провалил дело. Голову Боцмана. Тогда все будут знать: Лебедь слов на ветер не бросает. А если какое-то слово улетело, тот, кто виноват, сполна заплатит!
– Решай Лебедь, мне все равно. Я уже стольких на тот свет отправил, что и сам пойду без страха, – сказал Боцман, и в голосе уже не было напряжения.
Лебедь посмотрел на стакан, но допивать не стал и поставил на стеклянный столик с гнутыми бронзовыми ножками.
– Пацан ты правильный и спец хороший, не хочется мне тебя в расход выводить, – глухо сказал он. – Попробую поговорить с Фомой. Что-то там по этому заказу кривовато было, непонятки какие-то вылазили… Если серьезная гниль там найдется, так, может, действительно деньгами и отделаемся. А пока иди, отдыхай, а то ты сам непонятно где: на этом свете, или на том…
Провожая Боцмана, Окорок с улыбкой пожал ему руку. Отношения-то у них были ровные. Он даже спрашивал несколько раз: «Зачем ты коньяк от заказчиков выливаешь? Лучше бы мне отдавал!» А Боцман действительно выливал марочные напитки в раковину. Может, боялся, что благодарный заказчик отравит его, чтобы раз и навсегда оборвать след, а может, брезговал пить за черное дело, да загубленную душу. Несколько раз оставлял бутылку Лебедю, только тот, телохранители рассказывали, не пил, выливал – наверное, тоже брезговал…
«А что? – подумал Боцман. – Надо как-нибудь угостить товарища… И точно узнаю – отравлено это пойло или нет…»
– Все в норме? – Окорок тяжело хлопнул его по плечу.
– Да вроде, – пожал плечами Боцман.
Он был уверен – если бы Лебедь дал знак: кивнул, подмигнул, поставил стакан на другое место, то Окорок без колебаний, тут же свернул бы ему шею. Но не осуждал его: приказ есть приказ. А так отношения у них действительно были ровные. И бутылку хорошего коньяка Окорок, несомненно, заслужил…
Смерть Буржуя
Говорят, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Эта пословица полностью подходит к Буржую. За последнее время Буржуй поднялся, стал переводить черные деньги в легальный капитал: открыл несколько бутиков с громкими названиями, в которых никогда не было людей, но всегда имелась хорошая выручка. Так «навар» с наркоты, подпольных казино, публичных домов и других темных дел становился заработанными деньгами честного бизнесмена. Как честный бизнесмен Буржуй и благотворительностью занимался, даже храм небольшой построил недалеко от своего дома.
Буржуй замахивался на многое – его фантазия напоминала бесконечно крутящуюся ленту яркого цветного кино, в котором даже он сам не знал финала. В последнее время ему пришла идея заняться малой авиацией, он даже купил небольшой аэродром сразу за МКАД. Идея многим понравилась: в его окружении почти все могли себе позволить летать на собственных или арендованных самолетах. И Буржуй решил пересесть с «Роллс-Ройса» на «Еврокоптер» – очень удобно: перелетел с дачи на аэродром, а там выстроились в ряд «Гольфстрим-650», «Премьер», «Челленджер»… Садись в любой и лети куда хочешь – хоть в Сочи, хоть в Ниццу, тем более, что домов у него было много и на разных морях. И никаких тебе пробок, и уровень совсем другой – причем не в переносном, а самом прямом смысле: тринадцать тысяч метров высота нешуточная – все внизу останутся…
Правда, имелась у этой замечательной идеи одна противная закавыка: места для вертолетной площадки у него на даче не было! Дом Буржуя на Рижском шоссе имел солидный участок, но весь он уже был занят: конюшня, поле для гольфа, теннисный корт, бассейны, гостевой дом, дома для охраны и прислуги… Кто ж знал, когда все это строилось, что в его буржуинскую голову придет такая прекрасная идея про самолеты и вертолеты?
– Фигня! – сказал Буржуй, доставая сигару, когда архитектор, изучив каждую сотку, попытался разрушить мечту о вертолетной площадке. И неспешно достал длинную и толстую сигарную спичку. Оправдывая прозвище, он нарочно одевался, как дядя Сэм на карикатурах из старых советских газет: смокинг, орхидея в петлице, лакированные туфли, галстук-бабочка, сигара… Даже цилиндр и монокль завел.
– Я у соседей дом выкуплю! – Буржуй щелкнул серебряной гильотинкой, потом разжег сигару и выпустил несколько колец ароматного сизого дыма. – Снесу гнездо этих лохов и поставлю там ангар с вертолетной площадкой!
Братва слушала и, конечно, кивала головами, но никто в такой план не верил. На Рижском шоссе, в усадьбах по 12 миллионов долларов лохи не живут. И отжать просто так дом или участок вряд ли удастся даже Буржую с его финансовыми и силовыми возможностями. Но вслух ему о своих сомнениях, конечно, не говорили. Неизвестно, чем бы закончились его прожекты, но цветная фантазийная лента оборвалась раньше того, как Буржуй обустроил вертолетную площадку на чужом участке. Оборвалась она привычным способом для круга его обитания, только без тех красивых деталей, которыми он обставлял свою жизнь и на которые, наверное, рассчитывал в момент смерти. Никакого стремительного «Феррари», никакого солидного красавца-киллера в белых гетрах, никакого автомата Томпсона…
В один солнечный, но далеко не прекрасный для него день, когда Буржуй после сытого и приятного обеда выходил с молодой красоткой, визажированной под Мэрилин Монро, из ресторана «Амур», к двустворчатым дверям темного стекла подкатила неприметная «девятка» с забрызганными грязью номерами, оттуда выскочил тощий молодой парень в куртке и джинсах, с давно немытыми волосами до плеч и правой рукой, которая была сантиметров на двадцать длиннее левой из-за старого «ТТ» со стертым добела воронением.
Деловито подойдя вплотную, парень выстрелил Буржую в голову, прострелив ее насквозь и сбив блестящий черный цилиндр. Сделал он это очень спокойно, не смущаясь многочисленных свидетелей, как будто поцеловал в лоб случайно встреченного благодетеля, которому всем в жизни обязан. «Мэрилин Монро» завизжала и отскочила в сторону, Буржуй тяжело повалился на асфальт. Цилиндр, как в финальной сцене голливудского фильма, картинно прокатился через оставшуюся после утреннего дождя лужу и закатился под «девятку». Длинноволосый произвел еще один выстрел, хотя результаты первого были настолько очевидны, что работу можно было не повторять. Потом сел в «девятку» и неспешно уехал, а Буржуй, некрасиво раскинувшись, остался лежать на пыльном асфальте.
Разные слухи ходили по этому поводу. Мало кто верил в то, что Буржуя убили из-за чужого участка: слишком быстро сработали, он еще и наехать-то не успел, только болтал среди своих, да и вообще такой повод казался совершенно неправдоподобным. Скорей всего, всплыли какие-то другие непонятки. Возможно, вернулся после долгой отсидки тот, кто имел к Буржую личные счеты, оплатить которые деньгами было нельзя. Может, дождался момента враг, что, затаившись, долго ждал отсроченной мести. Может… А может…
Как бы там ни было, но раз солидный член Братского круга убит, его надо хоронить. Причем, учитывая статус Буржуя в криминальном мире, похороны должны были пройти по первому разряду. На них съехались все московские князья – и Шмайсер, конечно, был, и Снегирь, и Фома Московский, и Переводчик… Из Питера пожаловал Лебедь с Жирафом и Треугольником. Блатные собрались со всей России, да и не только России – из дальнего зарубежья и из очень дальних-предальних краев: из Дубаи, Катара, Испании, Штатов, Англии, – многие были там, кроме, конечно, тех, кто находился в розыске и не мог пересечь границу.
Коронованные воры держались особняком, все в строгих костюмах, с галстуками, показывающими, что они не какая-то уголовная шпана, а солидные члены криминального Общества, допущенные в высокие кабинеты власти. Те, кто рангом пониже, были одеты разношерстно: в спортивных костюмах, куртках – в общем, хоть сейчас иди на «дело».
В стороне толклись авторитеты, которые короной не обзавелись. Среди босоголовых был Антон из Тиходонска. Ему хотелось спросить у Фомы, почему не выполнен его заказ на Лиса, но обстановка была для этого неподходящей. Так он и держался в отдалении, надеясь, что, возможно, выпадет удобный случай.
Похоронили Буржуя как положено, в полированном гробу с кондиционером, и даже положили под руку золотой «Верту»: а вдруг захочет он отдать какое-либо распоряжение своей пристяжи. Но если из следственного изолятора или из зоны позвонить можно, то про звонки с того света еще никто не слышал.
После похорон поехали на поминки, для этого сняли загородный ресторан неподалеку, в котором накануне полностью поменяли персонал. Мало ли что, на всякий случай. Не зря ведь крутятся вокруг блатных незнакомые люди с внимательными цепкими глазами и наверняка снимают гостей со всех ракурсов на фото и видео, чтобы обновить оперативные картотеки… Ничего удивительного: поминки коронованного вора – это не только печальные слова и рассказ о достоинствах покойного, это еще и сходка, на которой решаются вопросы как быть с его наследством, что оставить вдове, что вернуть в общак, кого поставить на место убитого, как решить текущие дела, которые Буржуй уже закончить при всем своем желании не сможет.
Как обычно, мнения о дележе денег, дел и имущества были различными. В общем-то, поскольку интерес в основном касался московских воров, то они договорились собраться и специально обсудить нерешенные вопросы. Но Фома неожиданно взял под руку Лебедя и отозвал в сторону. Вначале Лебедь думал, что речь пойдет о не исполненном заказе, хотя время для того, чтобы задавать такие вопросы, было неподходящим. Потом он понял, что заботит Фому совсем другое.
– Мы с Буржуем вложились в Тиходонск, – понизив голос, сказал Фома. Они шли по узкой тропинке окружающего ресторан леса, охрана держалась сзади так, чтобы не слышать разговор хозяев, но среагировать, если вдруг им будет грозить какая-то опасность.
– Прилично, по три ляма зеленых закатали под один проект, – продолжил Фома. Ясно дело, что надо кому-то место Буржуя занять. Деньги его в общак пойдут, а тот, кто на его место придет, свои внесет.
Тут-то Лебедь и понял, зачем отозвал его Фома, но виду не подал и вопросов задавать не стал, хотя Фома явно проявил к нему доброжелательность и доверие.
– Короче, хочу тебе это предложить, – продолжил Фома. – Три ляма вложишь, и ты в доле. Там уже скоро открытие будет.
– А что за объект? – поинтересовался Лебедь.
– Водный дворец, – ответил Фома.
Лебедь пожал плечами.
– Ну, и какая там будет отдача?
– Да считали наши бухгалтеры, отдача хорошая, и потом, Тиходонск город богатый, надо его окучивать.
– Но вы же его уже один раз окучивали, – стараясь, чтобы в голосе не прозвучала издевка, сказал Лебедь.
– Да, было, – согласился Фома. – Буржуй как раз Каскета предложил на это дело. А тот провалил все. С треском провалил. Хотя с ним ребят много было. Кого перебили, кто обратно вернулся. Не вышло ничего.
– А второй раз выйдет? – спросил Лебедь.
– Почему нет?! – ответил Фома. – Бог любит троицу.
И засмеялся.
– Хочешь, анекдот расскажу про Буржуя?
– Да вроде не ко времени…
– Наоборот, как раз ко времени! – Фома с трудом сдержал смех. – Представь, сейчас Буржуй предстал перед апостолом Петром и спрашивает: «Так в рай куда идти?» А тот заглянул в свою книгу и отвечает: «Вам не в рай, вам в ад положено!»
Фома остановился, глянул хитро.