Джек забрался под одеяло, повернулся на бок и укрылся с головой. Его невнимание разозлило ее еще больше. Она на коленях подползла к середине кровати и принялась колотить его кулаками по спине:
– Скажи мне правду. Скажи, что ты ее любишь. Скажи, что ты меня презираешь.
Ее гнев и сила быстро иссякли, как он и предполагал. Она рухнула рядом с ним, мгновенно отключившись. Джек повернулся и укрыл ее. Потом, с тяжелым вздохом, перевернулся на спину и попытался уснуть.
16
– Я думал, она уже в постели.
В дверях ванной Мэнди появился Тейт. Девочка сидела в ванне, играя мыльной пеной. Рядом с ней стояла на коленях Эйвери.
– Наверное, ей действительно пора, но мы немного увлеклись мыльными пузырями.
– Я уж вижу.
Тейт вошел и присел на крышку туалета. Мэнди улыбнулась ему.
– Ну-ка, покажи папе свой фокус, – предложила Эйвери.
Девочка послушно набрала полную пригоршню пузырьков и с силой дунула, посылая клочья пены во все стороны. Несколько пузырей опустились на колено Тейту. Он бурно запротестовал:
– Эй, Мэнди, детка! Это ты принимаешь ванну, а не я!
Она хихикнула и набрала еще одну горсть. На этот раз клочок пены приземлился Эйвери на нос. К большому удовольствию Мэнди, Эйвери чихнула.
– Пожалуй, надо закругляться, а то тебя потом не угомонишь. – Наклонившись над ванной, она за подмышки вытащила Мэнди из воды.
– Давай ее сюда. – Тейт уже держал наготове полотенце.
– Осторожно. Она скользкая.
Мэнди завернули в розовую махровую простыню и отнесли в спальню. Возле кроватки Тейт опустил ее розовыми пятками на пол. Ковер был такой пушистый, что пальчики совсем утонули. Тейт сел на край кровати и принялся отработанными движениями вытирать ребенка.
– Дашь рубашку? – бросил он Эйвери.
– Да, конечно. Сейчас достану. – В трехстворчатом шкафу одна часть представляла собой комод с шестью ящиками. В котором из них могут лежать ночные рубашки? Она подошла и выдвинула верхний ящик. Носочки и трусики.
– Кэрол? Во втором ящике.
Эйвери придала голосу уверенность:
– Я думаю, штанишки ей тоже понадобятся, ты не согласен?
Развернув полотенце, он помог девочке натянуть трусики, после чего надел на нее ночную рубашку, а Эйвери тем временем разбирала постель. Тейт уложил ребенка.
Эйвери принесла с тумбочки щетку, села рядом с Тейтом на край кроватки и стала расчесывать Мэнди. Закончив, она наклонилась поцеловать девочку.
– От тебя так хорошо пахнет, – прошептала она. – Хочешь припудриться?
– Как ты? – спросила Мэнди.
– Гм, да. – Эйвери прошла назад к тумбочке и взяла пудру, которую заприметила там раньше.
Пудреница была сделана в виде музыкальной шкатулки. Когда она открыла ее, оттуда зазвучала мелодия Чайковского. Пуховкой она слегка припудрила Мэнди грудь, животик и ручки. Мэнди запрокинула голову. Эйвери провела ей пуховкой по шейке. Мэнди засмеялась, ссутулила плечики и спрятала кулачки на коленях.
– Ой, мамочка, щекотно.
Это обращение заставило Эйвери вздрогнуть. На глаза навернулись слезы. Она крепко обняла девочку. Несколько мгновений от нахлынувших чувств она не могла говорить.
– Ну вот, теперь от тебя еще вкуснее пахнет, правда, папа?
– Конечно. Спокойной ночи, Мэнди. – Он поцеловал ее, уложил на подушки и укрыл легким одеялом.
– Спокойной ночи. – Эйвери нагнулась поцеловать ребенка в щечку, но Мэнди обвила ее руками за шею и звонко чмокнула в губы. После этого она повернулась на бочок, притянула к себе любимого Винни-Пуха и закрыла глаза.
Немного опешившая от внезапного проявления чувств со стороны Мэнди, Эйвери поставила музыкальную шкатулку на место, выключила свет и вслед за Тейтом вышла в коридор. Она направилась к себе в спальню.
– В честь нашего первого дня…– Она не успела ничего понять, потому что он вдруг схватил ее за локоть и, втолкнув в комнату, припер к стене. Не выпуская ее руки, он закрыл дверь, чтобы его никто не услышал, и уперся другой ладонью в стену у ее головы. – Что с тобой? – спросила она.
– Заткнись и слушай меня. – Он приблизил к ней пышущее гневом лицо. – Я не знаю пока, какую игру ты затеяла. И не хочу звать. Но если ты станешь морочить голову Мэнди, я тебя вышвырну так, что у тебя искры из глаз полетят. Ты меня поняла?
– Нет. Ничего не поняла.
– Так уж и нет, – прорычал он. – Твоя притворная нежность и вся эта игра шита белыми нитками.
– Игра?
– Послушай, я не ребенок.
– Ты хулиган. Отпусти руку.
– Я-то прекрасно вижу, что ты притворяешься. Но Мэнди еще слишком мала. Она принимает все за чистую монету, и она потянется к тебе в ответ. – Он еще сильней подался вперед. – И тогда, стоит тебе стать прежней Кэрол, ты оставишь в ее душе незаживающую рану.
– Да я…
– Я не могу допустить, чтобы с ней это произошло. И я этого не допущу.
– Да, невысокого же ты обо мне мнения, Тейт.
– Верно, совсем невысокого.
У нее перехватило дыхание. Он грубо оглядел ее с ног до головы:
– Ладно, сегодня утром ты произвела впечатление на прессу. Спасибо за это. Ты даже взяла меня за руку при всех. Очень мило. И у нас одинаковые обручальные кольца. Как романтично. – Он ухмыльнулся. – Ты даже моих родных, которые знают тебя как облупленную, заставила гадать, что за превращения с тобой приключились в госпитале: то ли ты уверовала в Бога, то ли еще что. – Он еще ниже нагнул голову. – Я слишком хорошо тебя знаю, Кэрол. И я знаю, если ты добра и нежна, значит, присмотрела добычу и готовишься к прыжку. – Сильнее сжав ей руку, он добавил: – Для меня это непреложный факт, запомни.
Эйвери с жаром возразила:
– Но я изменилась. Я стала другая.
– Ага. Ты только переменила тактику, вот и все. Но мне наплевать, удастся ли тебе сыграть роль образцовой жены кандидата в Сенат или нет. То, что я сказал тебе накануне авиакатастрофы, остается в силе. После выборов, независимо от их исхода, мы расстанемся.
Ее не пугала перспектива лишения дома. Эйвери Дэниелз и без того уже лишилась всего – даже имени. Больше всего ее потрясло то, что Тейт Ратледж, за честность которого она могла бы поручиться головой, на поверку оказался до пошлости двуличным.
– И ты готов водить избирателей за нос? – прошипела она. – Ты готов во имя своей кампании терпеть меня рядом в качестве преданной жены, чтобы я стояла с тобой, махала ручками, расточала улыбки да еще зачитывала идиотские речи, которые ты будешь мне сочинять? И все это – ради победы на выборах?! – Ее голос зазвенел. – Потому что счастливый семьянин в качестве кандидата имеет преимущество перед разведенным, да?
Его взгляд был как кремень.
– Отличный ход, Кэрол. Можешь валить все на меня, если тебе от этого легче. Ты прекрасно знаешь, почему я не вышвырнул тебя давно. Эти выборы нужны мне и тем, кто в меня поверил. Я не могу подвести своих избирателей. И я не стану делать ничего, что может повредить мне на выборах, пусть даже для этого придется еще какое-то время жить с тобой под одной крышей. – Он опять презрительно осмотрел ее с ног до головы. – После операции ты выглядишь обновленной, но нутро у тебя гнилое, как и было.
Эйвери пыталась убедить себя, что его обвинения направлены не на нее, а на Кэрол, но это было нелегко. Каждое злое слово она принимала близко к сердцу, как если бы оно относилось к ней лично. Ей хотелось защититься от его нападок, она была готова прибегнуть для этого к испытанному женскому оружию, ибо, пугаясь его гнева, она одновременно разгорячалась.
В гневе он казался ей еще более привлекательным. От него веяло мужской силой, эти флюиды, казалось, перемешиваются с запахом его туалетной воды. Рот у него был крепко сжат. Эйвери захотелось сделать что-нибудь, чтобы смягчить это выражение.
Она с вызовом подняла голову:
– Ты так уверен, что я все та же?
– Более чем.
Ее руки скользнули ему на плечи и сплелись на затылке.
– Ты в этом уверен, Тейт? – Приподнимаясь на цыпочках, она потерлась губами о его рот. – Совершенно уверен?
– Перестань. От этого ты еще больше похожа на шлюху.
– Я не шлюха!
Его оскорбление отозвалось жгучей болью. В некотором смысле он был прав: в погоне за материалом она готова отдаться чужому мужу. Но это не могло ее разубедить: она ощущала все более настойчивое желание, которому уже не могла противостоять. Материал или не материал, но она хотела дать Тейту ту нежность и любовь, которой он не видел от своей жены.
– Я не та женщина, какой была прежде. Клянусь тебе.
Наклонив голову, она впилась губами ему в губы. Обхватив ладонями затылок, она привлекла его голову ближе. Себе она сказала: если захочет, пусть сопротивляется.
Однако он поддался, и его голова оказалась вплотную к ее голове. Ободренная, Эйвери коснулась его губ кончиком языка. У него напряглись мышцы, но это было скорее свидетельство слабости, чем силы.
– Тейт? – Она нежно прикусила его нижнюю губу зубами.
– О Господи!
Его упиравшаяся в стену рука, которая держала его на расстоянии, упала. Всей своей тяжестью он притиснул Эйвери к стене. Одной рукой он крепко обвил ее талию, другой схватил за подбородок, едва не раздавив его в сильных пальцах, и, не отпуская, принялся се целовать. Нежно припав к ее приоткрытому рту, он запустил язык в шелковистые влажные недра.
Не давая ей вздохнуть, он чуть повернул голову и быстрыми, искусными движениями языка стал ласкать ее губы. Она обхватила его лицо ладонями и гладила его копчиками пальцев, сама целиком отдаваясь поцелую.
Он запустил руку ей под юбку, потом в трусики и ощутил в ладони мягкую женскую плоть. Она застонала от наслаждения, когда он, приподняв ее за талию, прижал ее бедра к своим.
Эйвери почувствовала, что у нее внутри все намокло и задрожало. Груди заныли. Соски напряглись. И в этот момент она вдруг оказалась одна.
Она заморгала, стукнулась головой о стену и, чтобы не упасть, ухватилась за нее руками.
– Отлично сыграно, Кэрол, – сказал он без всякого выражения. Щеки у него горели, а зрачки расширились. Он запыхался. – Да, ты не такая вульгарная, как раньше, ты стала выше классом. Другая, но не менее сексуальная. Может, даже более.
Она посмотрела на оттопырившуюся застежку его джинсов, которая говорила красноречивей слов.
– Да, я возбужден, – недовольно проворчал он. – Но пусть я умру от этого – в постель с тобой не лягу.
Он вышел из комнаты. Он не стал хлопать дверью, а оставил ее нараспашку. Это было для нее большим оскорблением, чем если бы он разнес весь дом. Раненная в самое сердце, Эйвери осталась одна в комнате Кэрол, в окружении ее вещей и ее проблем.
В семье все были озадачены поведением Кэрол, а один человек даже не мог сомкнуть по этой причине глаз. Проведя несколько часов в бессмысленном топтании вокруг дома в надежде найти ответ на мучающие его вопросы, он наконец обратил свои взоры к луне.
Чего, собственно, добивается эта дрянь?
Точно обозначить происшедшие с ней перемены нельзя. Внешне они совсем незначительны. Новое выражение ей придавала короткая стрижка, но это не так существенно. Она потеряла несколько фунтов веса и выглядела стройней, но дело не в этом. В физическом смысле она, по существу, не изменилась. Куда заметнее и загадочнее казались перемены иного плана.
Чего добивается эта дрянь?
Если судить по ее поведению, можно подумать, что после того, как она побывала в объятиях смерти, в ней проснулась совесть. Но это невозможно. Она и слова-то такого не слыхала. Она всех прямо растрогала своей доброжелательностью – видимо, на то и расчет.
Может ли быть, чтобы Кэрол Ратледж вдруг переменилась? Чтобы она стала добиваться расположения мужа? Была любящей и заботливой матерью?
Не смешите меня.
Как глупо с ее стороны именно сейчас переменить тактику поведения! У нее отлично получалось то, что ей было поручено, – разбить сердце Тейта Ратледжа так, чтобы, когда у него в голове разорвется пуля, это стало для него почти избавлением.
Кэрол Наварро была создана для такого дела. Нет, конечно, ее пришлось вычистить и отмыть, прилично одеть и научить не засорять речь бранными словами. Но к тому моменту, как капитальный ремонт был завершен, для окружающих она превратилась в удивительную смесь ума, интеллекта, утонченности и сексуальности, против которой Тейт не смог устоять.
Ему было невдомек, что ее остроумие перед этим пришлось очистить от всяких непристойностей, что ее интеллект – не более чем набор модных фраз, утонченность напускная, а сексуальность – следствие моральной испорченности. Как и было задумано, он клюнул на этот набор, потому что в его представлении именно такими качествами должна обладать жена.
Кэрол поддерживала его в заблуждении, пока не родилась Мэнди. Это тоже было предусмотрено планом. Тогда она с облегчением перешла ко второму пункту и завела себе любовников. Ее слишком долго мучили оковы респектабельности. Терпение ее иссякло. Когда постромки ослабли, она быстро вошла во вкус.
Господи, как здорово было видеть Тейта страдающим и униженным!
С того момента, как четыре года назад она была представлена Тейту, упоминание об их тайном альянсе прозвучало лишь однажды – в тот день, когда он пришел к ней в реанимацию. Ни словом, ни делом они не выдали своей тайны, своего преступного сговора, в котором ей отводилась не последняя роль.
Но после катастрофы она стала как-то уклончива. Он пристально наблюдал за ней. Она вела себя странно и совсем непривычно для Кэрол. Странности в ее поведении заметила вся семья.
Может, ей просто захотелось почудачить. Это было в ее духе. Ей, например, нравилось быть порочной просто так. Все это не так важно, но ясно, что она решила взять инициативу в свои руки и переменить план игры без предварительных консультаций.
Может быть, у нее просто не было возможности с ним это обсудить? Может, она знает про Тейта что-то такое, что заставляет ее действовать именно так?
Либо эта дрянь – и это наиболее вероятно – решила, что роль жены сенатора устроит ее больше, чем гонорар, который она должна получить, когда Тейт будет лежать в могиле. Ведь не случайно метаморфоза совпала по времени с предварительными выборами.
Каковы бы ни были мотивы, новое в ее поведении раздражало до безумия. Ей бы следовало поостеречься, не то ее придется устранить. Теперь план может быть осуществлен и без ее участия. Неужели эта дура сама не понимает?
Или до нее наконец дошло, что вторая пуля будет предназначена ей?
17
– Миссис Ратледж? Вот так сюрприз.
При виде Эйвери секретарша в адвокатской конторе Тейта и Джека Ратледжей поднялась ей навстречу. Эйвери, чтобы узнать адрес, пришлось перерыть телефонную книгу.
– Добрый день. Как поживаете? – Она не стала называть секретаршу по имени. На столе стояла табличка «Мэри Кроуфорд», но лучше не рисковать.
– Отлично, а вот вы выглядите просто потрясающе.
– Спасибо.
– Тейт говорил, что вы стали еще красивее, чем раньше, но лучше, как говорится, один раз увидеть…
Тейт так говорил? С того вечера, как они целовались, они ни разу не перебросились и словом. Ей показалось невероятным, что он мог сказать о ней что-то хорошее.
– Он здесь?
– Да. Он здесь.
Она знала это: на стоянке стояла его машина.
– У него клиент.
– Я не думала, что он сейчас ведет какие-то дела.
– Он не ведет дел. – Разгладив сзади юбку, Мэри Кроуфорд опять села. – У него Барни Бриджиз. Вы ведь знаете, что это за человек. Правда, он вложил в предвыборную кампанию Тейта большие деньги, поэтому Тейт счел своим долгом его принять.
– Фу-ты, я столько ехала. Надолго они? Стоит подождать?
– Как вам будет угодно. Присаживайтесь. – Секретарша показала рукой на обитые полосатым вельветом диваны и кресла приемной. – Может быть, чашечку кофе?
– Нет, благодарю.
Теперь ей то и дело приходилось отказываться от кофе: она предпочитала не пить его совсем, чем хлебать переслащенную бурду, которую, видно, любила Кэрол. Расположившись в кресле, она взяла свежий номер «Филд энд стрим» и принялась его перелистывать. Мэри снова занялась печатанием на машинке, от которой оторвалась при появлении Кэрол.
Импульсивный визит к Тейту в контору был, конечно, рискованным шагом, но это был жест отчаяния. Она чувствовала, что если не поговорит с ним, то сойдет с ума. Чем эта Кэрол Ратледж занималась целыми днями?
Эйвери уже две недели жила в усадьбе, но пока ей не удалось обнаружить никаких следов деятельности Кэрол.
Несколько дней у нее ушло на то, чтобы запомнить расположение вещей в комнате Кэрол и других помещениях дома, куда она имела доступ. Ей все время приходилось озираться, так как она не хотела, чтобы кто-нибудь знал, чем она занята. Со временем она освоилась с планировкой дома и расположением предметов обихода.
Постепенно она знакомилась и с окрестностями. Она брала с собой Мэнди, поэтому ее экспедиции выглядели для всех обыкновенными прогулками.
Кэрол водила спортивную машину американского производства. К ужасу Эйвери, она обнаружила, что коробка передач в автомобиле механическая. Она не очень умела с ней обращаться. Выехав в первый раз, она силой заставила себя осваивать новую технику и готова была разнести машину на куски.
Осмотревшись как следует в доме и окрестностях, она стала придумывать себе дела, чтобы выбраться в город. Кэрол вела донельзя скучную жизнь, в ней не было ни разнообразия, ни экспромтов. От скуки Эйвери лезла на стену.
Когда однажды в тумбочке она наткнулась на ежедневник, то прижала его к груди с трепетом золотоискателя, напавшего на самородок. Но, просмотрев его, убедилась, что, кроме визитов к маникюрше и парикмахеру, у Кэрол почти не было дел.