Водитель переключился на низкую передачу и стал поворачивать прямо перед Ричером. Тот ударил по тормозам, надеясь, что цепи на задних колесах удержат «Краун вик», но электроника не позволила заклинить колеса. Машина с громким стуком продолжала катиться вперед. Заправщик также не замедлил движения. Ричер рванул руль, передние колеса потеряли сцепление с дорогой и начали скользить. Переднее левое крыло «Краун вика» разминулось на дюйм с задним бампером заправщика. Грузовик с ревом неспешно покатил дальше, а Ричер наблюдал за ним в зеркало. Наконец «Краун вик» остановился поперек старой дороги, его передние колеса попали в восточную колею, а задние — в западную, и Ричеру пришлось несколько раз переключиться на задний ход, чтобы развернуть машину.
После этого он доехал до Болтона без приключений.
В машине на въезде на улицу Джанет Солтер дежурил Каплер. Он был лучше, чем вчерашний Монтгомери. Каплер внимательно оглядел Джека и только после этого отъехал в сторону, пропуская его автомобиль. Ричер припарковался вплотную ко второй патрульной машине и поспешно зашагал по подъездной дорожке. Его впустила женщина-полицейский из дневной смены.
— Все спокойно? — спросил Джек.
— Пока да.
— А как миссис Солтер?
— Она в порядке.
— Я хочу на нее взглянуть.
Как шеф Холланд вчера вечером, и столь же бессмысленно. Если бы что-нибудь произошло, полицейские бы не сидели без дела.
— Она в библиотеке, — ответила женщина.
Ричер нашел Джанет Солтер в ее обычном кресле. На этот раз она читала книгу без суперобложки, но название было слишком мелко написано, и он не смог прочитать его издалека. Однако пистолет оставался у пожилой леди в кармане — Джек разглядел его очертания. Она подняла голову:
— Со всей деликатностью?
— Ну, деликатности им немного не хватило, но жаловаться мне не на что.
— Вы что-нибудь узнали?
— Очень много.
Он вернулся в машину и поехал в полицейский участок. Петерсон сидел в общем зале.
— Холланд прав, — сказал Ричер. — Они сюда не приедут. Это был блеф. Или кто-то блефовал от их имени. Мы ведь не знаем, кто именно здесь побывал. Это мог быть стрелок, который пытался создать себе подходящие условия и направить вас в ложном направлении.
— Так или иначе, но у них ничего не вышло. А теперь мы можем их арестовать.
— Тогда стоит поспешить. Они собираются уезжать.
— Кто тебе сказал?
— Подумай о звонке из УБН. Ты когда-нибудь продавал дом?
— Один раз.
— Ты привел его в порядок, верно? Чтобы он хорошо выглядел?
— Я покрасил деревянную обшивку.
— А они убирают снег. Все вещи сложены в коробки. У них почти закончились запасы продуктов. Тот, кто владеет тем местом, его продает.
— И когда они уедут?
— Скоро.
— У тебя возникли с ними проблемы?
— Честно говоря, нет.
— Они поверили, что ты представляешь армию?
— Ни на мгновение. Но им сказали вести себя прилично, чтобы не возникло ненужных разговоров. Тот, кто всем там владеет, не хочет, чтобы ему испортили репутацию. Поэтому они вели себя мирно.
— Никто не владеет тем местом. Это общественные земли.
— Кому-то оно приносит прибыль, и он думает, что оно ему принадлежит. Байкеров он нанял, вот и все дела. Рабочие пчелы. А теперь они получили приказ уехать. Их перевели на следующий проект.
— Платон-мексиканец.
— Владелец.
— Ты нашел лабораторию? — спросил Петерсон.
— Я хочу посмотреть на товар, который захватили на парковке возле ресторана.
— Зачем?
— Так работает моя голова. Шаг за шагом.
Петерсон пожал плечами и повел Ричера за собой в коридор, а потом к комнате, где хранились вещественные доказательства. Перед дверью стоял стол, но дежурного за ней не было. Петерсон прошел мимо, вытащил из кармана связку ключей и отпер дверь.
— Подожди здесь, — сказал он.
Он вернулся через десять секунд с большим пластиковым мешком и прикрепленным к нему документом с четырьмя датами и подписями. Внутри Ричер обнаружил пачку, которую описывала Джанет Солтер. Солидный кирпич белого порошка, твердый и гладкий, завернутый в вощеную бумагу. На ней была карандашом нарисована корона, лента, три точки, три шарика, изображающие драгоценные камни.
— Вы проводили тесты? — спросил Ричер.
— Конечно, — ответил Петерсон. — Это метамфетамин. Нет никаких сомнений. Около килограмма, очень высокой очистки, почти лабораторной. Превосходное качество, если тебе нравятся такие вещи.
— И стоит двести тысяч.
— Миллион на улицах Чикаго, после того как порошок разделят на порции и перепродадут.
— Есть идеи относительно рисунка?
— Они всегда придумывают логотип. На этом рынке высоко ценят свою марку.
— А деньги, которые заплатил парень из Чикаго, вы тоже взяли?
— Конечно.
— Могу я на них посмотреть?
— Ты мне не веришь?
— Просто я люблю видеть такие вещи своими глазами.
Петерсон вернулся в комнату для вещдоков и принес Ричеру другой пакет. Такой же размер с такими же документами, прикрепленными к нему. В нем лежали пачки банкнот.
— Теперь доволен? — спросил Петерсон.
— Сколько времени тебе потребуется, чтобы столько заработать?
— С учетом налогов? Я даже думать об этом не хочу.
— А бумага действительно вощеная?
— Нет, нечто вроде целлофана или вощеной бумаги. Он пожелтел, потому что его взяли из старых запасов. Но с точки зрения фармакологии с ним все в порядке. Эта операция проводилась на высоком техническом уровне.
— Хорошо.
— Ты нашел лабораторию?
— Нет.
— А каменное здание видел?
— Только снаружи.
— Ты знаешь, что это такое?
— Нет, но я знаю, чем оно не является.
Ричер вернулся в общий зал и уселся за письменный стол в углу. Он снял трубку, набрал девятку, чтобы выйти на линию, потом номер, который никогда не забывал.
— Да?
— Аманду, пожалуйста.
Щелчок, гудение. Голос. Он показался Ричеру усталым и немного разочарованным.
— Я могла бы уже быть в Афганистане. Более того, если ты не перестанешь мне названивать, я могу подать документы на перевод.
— Еда там вполне приличная. Нет ничто лучше глазных яблок козла в йогурте, — сказал Ричер.
— Ты там бывал?
— Нет, но встречал тех, кто бывал.
— У меня нет для тебя новостей.
— Я знаю. Ты не смогла найти, как деньги попадают в армейский департамент.
— Я пыталась, но потерпела неудачу.
— Вовсе нет. Деньги до армии не доходили.
— Почему?
— Мусор привозят и увозят.
— И что это значит?
— Мы начали с ложного предположения. Мне рассказали о здании, принадлежащем армии. Маленькое каменное строение и дорога длиной в две мили. Я только что там побывал. Это не дорога, а посадочная полоса. И армия тут ни при чем, это база военно-воздушных сил.
Глава 24
— Ну, это кое-что меняет, — сказал голос из Вирджинии.
— До меня дошел еще один местный слух о пластиковых протезах для лиц, — сказал Ричер.
— Да, я видела такую запись. Существует досье. Очевидно, Пентагон получил ряд звонков от жителей Южной Дакоты. От штата и его администрации. Но это чепуха. Пластиковые лица всегда хранились неподалеку от метро. Зачем отправлять их в такую глухомань?
— Зачем они вообще нужны? Если все получат одинаковые ожоги, какое это будет иметь значение?
Ответа не последовало.
— У тебя есть знакомые в военно-воздушных силах? — спросил Ричер.
— Но только если речь не идет о секретных операциях.
— Может быть, там и нет никаких секретов. Возможно, самые обычные дела. Мы вернулись к началу, если строить какие-то предположения.
— Ладно, я сделаю несколько звонков. Но сначала я должна поспать.
— Спать будешь, когда умрешь. Это срочно. Взлетную полосу очистили от снега. Целых две мили. Никто не станет заниматься этим ради развлечения. Значит, кто-то или что-то должно появиться. И я видел заправщик. Возможно, он уже возвращался. Может быть, кто-то планирует отправить оттуда что-то очень тяжелое.
— Что-нибудь еще? — спросил голос после короткой паузы.
— Ты замужем? — спросил Ричер.
— А ты?
— Нет.
— А когда-нибудь был?
— Нет.
— И почему я не удивлена?
Она повесила трубку.
Было без пяти десять утра.
Осталось восемнадцать часов.
Петерсон сидел через два стола от Ричера и заканчивал разговор по телефону.
— УБН не проявил интереса. Их человек мне ничего не сказал, — заявил Петерсон, повесив трубку.
— Почему? — спросил Ричер.
— Он утверждает, что там нет лаборатории.
— Откуда он знает?
— У них есть спутники и термическое формирование изображений. Они изучили всю информацию, но нигде не нашли теплового излучения. И сделали вывод, что речь может идти только о сделках с недвижимостью. До тех пор, пока не будет доказано обратного.
— Лаборатория под землей.
— УБН это отрицает. Их оборудование позволяет заглядывать в подвалы. Они утверждают, что там ничего нет.
— Они ошибаются.
— Но ты не видел лаборатории.
— Если у них есть метамфетамин, значит, есть лаборатория.
— У нас нет оснований считать, что под землей что-то есть. Нет такой уверенности.
— Есть, — возразил Ричер. — Никто не станет просто так строить посадочную полосу длиной в две мили. Там можно посадить любой самолет. Даже бомбардировщик или большой транспортный самолет. Никто не будет этого делать возле небольшого строения. Ты был прав. Здание лишь верхняя площадка лестницы. Из чего следует, что под ним что-то есть, большое и расположенное очень глубоко.
— Но что именно?
Ричер показал на телефон:
— Ты узнаешь, как только узнаю я.
Через полчаса Петерсону позвонили и сообщили, что автострада открыта. Метеорологи доложили, что с запада наступает сильно охлажденный воздух, но серьезных снегопадов больше не ожидается. По всему штату заканчивается очистка дорог от снега, патрульная служба провела совещание с министерством транспорта, и движение по автострадам возобновилось. Потом объявился Джей Нокс, который сказал, что резервный автобус выслали три часа назад. Поэтому Петерсону пришлось связаться с пассажирами и назначить им встречу в полицейском участке на два часа. Всем двадцати человекам. Даже дамы со сломанными костями были в состоянии продолжить путешествие. Таким образом, автобус доставит группу к Горе Рашмор с двухдневным опозданием. Не так уж плохо, если учесть, что они находились в Южной Дакоте, да еще зимой.
Потом он посмотрел на Ричера и спросил:
— Ты поедешь с ними?
— Я заплатил за билет, — ответил Ричер.
— Значит, уедешь?
— Я непоседливый человек.
— Да или нет?
— Это зависит от событий, которые произойдут до двух часов.
Между тем Джанет Солтер решила выйти погулять.
Петерсону позвонила одна из женщин-полицейских и сообщила, что Джанет Солтер вышла из-под контроля и стала крайне раздражительна. Ей надоело сидеть взаперти. Она привыкла к прогулкам, к походам в магазины и рестораны — так она развлекалась. Пожилая дама уже почти неделю сидела взаперти в собственном доме. Она заявила, что серьезно относится к выполнению своего гражданского долга, но долг предполагает наличие прав, а одно из них состоит в возможности вести себя, как свободная женщина.
— Она сошла с ума, — сказал Ричер. — Там же ужасно холодно.
— Она здесь родилась, — ответил Петерсон. — Для нее это нормальная погода.
— Там почти минус тридцать.
Петерсон улыбнулся, как улыбается местный житель чужаку, не знающему здешней жизни.
— Самая низкая температура зафиксирована в феврале 1936 года — минус пятьдесят. А потом, менее чем через пять месяцев, был самый жаркий день — сорок девять градусов тепла.
— Все равно она спятила.
— Хочешь попытаться ее отговорить?
Ричер попытался. Он поехал к Джанет Солтер вместе с Петерсоном. Миссис Солтер сидела на кухне вместе с двумя женщинами-полицейскими из дневной смены. Кофеварка работала на полную мощность, и Ричер уловил аромат горячего кофе и запах алюминия. Она налила ему чашку.
— Офицеры передали мне, что вы рассказали мистеру Петерсону о скором отъезде байкеров.
Ричер кивнул:
— Да, у меня сложилось такое впечатление.
— Значит, я могу выйти на небольшую прогулку.
— Парень с пистолетом — не байкер. Он не имеет к ним ни малейшего отношения.
— Но он не станет караулить меня на улице. Вы сами так сказали вчера вечером. Слишком холодно.
— Там слишком холодно для прогулок.
— Чепуха. Если мы будем идти быстро, то получим удовольствие.
— Мы?
— Я рассчитывала, что вы составите мне компанию.
Было без пяти одиннадцать утра.
Осталось семнадцать часов.
Петерсон составил план, который больше напоминал организацию прогулки президента секретной службой. Он поставил три патрульные машины на южном, западном и восточном въездах в город, которые получили приказ контролировать весь транспорт. Он и две женщины-полицейские из дневной смены будут идти пешком на некотором расстоянии от миссис Солтер. Ричер пойдет рядом с ней так, чтобы находиться между нею и проезжающими мимо машинами. Человеческий щит, хотя Петерсон и не сказал этого вслух.
Они надели всю одежду, которая имелась в их распоряжении, и вышли на улицу. Дул не слишком сильный, но ровный западный ветер. От самого Вайоминга. Он был суровым, но Ричер побывал зимой в Вайоминге и выжил. Он отметил себе на будущее, что больше не следует повторять этот эксперимент. Петерсон шел впереди, одна из женщин сзади, вторая двигалась по противоположной стороне улицы. Ричер оставался рядом с Джанет Солтер. Она закрыла шарфом нижнюю часть лица. Джек этого делать не стал. Пока ветер дул в спину, ситуация оставалась терпимой. Но когда они повернули и двинулись на север, в сторону города, его нос и щеки онемели, а глаза начали слезиться. Он надел капюшон и насколько возможно закрыл лицо, понимая, что ему необходим хороший обзор. Тротуар стал неровным из-за обледеневшего снега, и идти по нему было непросто.
— О чем вы думаете? — спросила Джанет Солтер.
Ее голос заглушал шарф, и слова звучали тихо и глухо, к тому же их почти сразу уносил прочь ветер.
— Я думаю о феврале 1936 года, — ответил Ричер. — Минус пятьдесят градусов, разгар Депрессии, песчаные бури, засухи, вьюги… почему, черт возьми, вы не перебрались в Калифорнию?
— Многие так и поступили. А у других не было выбора, и им пришлось остаться. Кстати, в тот год выдалось теплое лето.
— Да, Петерсон мне рассказал. Стояла жара, которая доходила до сорока девяти градусов.
— А он рассказал вам про чинук?
— Нет.
— Чинук — это жаркий ветер, дующий от Блэк-Хилс. Однажды, в январе 1943 года, его температура составляла минус двадцать градусов, а через две минуты — плюс семь. Изменение в двадцать семь градусов за сто двадцать секунд. В Америке это рекорд. У всех раскололись окна — не выдержали такого перепада.
— Военное время, — сказал Ричер.
— «Петля судьбы»[28], — сказала Джанет Солтер. — Тот самый день, когда немцы потеряли контроль над аэродромами в Сталинграде, который находился в тысячах миль отсюда. Для них это было начало конца. Может быть, ветер знал.
Они с трудом шагали дальше. Петерсон ушел вперед, одна из женщин полицейских отстала, вторая шла по противоположной стороне улицы. Они поравнялись с парковкой ресторана, где толпилось много народа. Все они были одеты как-то слишком легко и выглядели несчастными.
— Посетители тюрьмы, — пояснила Джанет Солтер. — Похоже, у нас самый высокий доход от торговли в штате, если не считать Гору Рашмор.
Ричер сразу вспомнил про автобус из Миннеаполиса, отбывающий в два часа. Он не испытывал особого интереса к монументальной скульптуре, но знал, что там есть дорога, ведущая на юг. А юг — это Небраска, потом Канзас, Оклахома и Техас, где тепло. Или он мог выйти в Канзасе, пересечь Миссури, миновать юг Иллинойса, Кентукки и оказаться в Вирджинии.
— Вы думаете о ней? — спросила Джанет Солтер.
— Нет, — ответил Ричер.
Он всем корпусом повернулся налево, потом направо. Зафиксировал прохожих. Он уже давно не видел таких больших скоплений людей. И машин, медленно кативших по замерзшим дорогам. Огромные пласты льда трещали и разваливались под их весом. Многочисленные угрозы, но погода делала все процессы нарочито медленными. Среди них попадались патрульные машины. Каждый десятый или двенадцатый автомобиль был полицейским — они нарезали бесконечные круги, в них сидели внимательные и настороженные полицейские.
— Куда мы идем? — спросил Ричер.
— А куда бы вы хотели пойти? — ответила вопросом на вопрос Джанет Солтер.
— Это ваша прогулка.
— Болтон — сравнительно скучный город. У нас нет ничего особенно интересного.
— Мы можем пообедать.
— Еще слишком рано.
— Ну тогда поздний завтрак.
— Но я уже завтракала.
— Кофе?
— Сейчас всюду полно народу. В дни посещений тюрьмы всегда возникают проблемы. Нам не удастся найти столик на пять человек.
— Тогда пойдем обратно.
— Уже?
Ричер не ответил. На мгновение ему показалось, что она будет идти вперед вечно, но Джанет Солтер остановилась и кивнула. Ричер попытался свистнуть Петерсону, но у него так замерзли губы, что получилось только тихое шипение. Поэтому они стояли и ждали, когда Петерсон обернется. Ричер махнул ему рукой, и процессия повернула обратно, и теперь впереди шла женщина-полицейский, а Петерсон замыкал шествие.
Пять минут до полудня.
Осталось шестнадцать часов.
А в тысяче семистах милях южнее наступило время ленча. Второй день подряд Платон его пропустил и второй раз подряд нарушил многолетнюю привычку. Он снова позвонил своему человеку в Южную Дакоту, и тот взял трубку. Это вызвало у Платона заметное раздражение; получалось, что его человек не отключил телефон — и не убивает в данный момент проклятого свидетеля.