— Проклятье, кто вы такой?
— Я работал с Холландом и Петерсоном.
— Петерсон мертв.
— Я знаю.
— Вы из военной полиции?
— Да. И мне нужно, чтобы вы меня подвезли.
— Я не могу, — сказала она.
— Тогда почему вы свернули ко мне?
— Я этого не делала; просто еду, чтобы занять свой пост.
— Тюрьма находится в другом направлении.
— Мы должны держать периметр в миле от нее. Мне достался северо-восточный угол. И я должны там быть.
— Что случилось?
— Байкер сбежал. Его камера пуста.
— Нет, — сказал Ричер.
— Что значит «нет»?
— Это невозможно. Обман, ловушка.
— Он либо в камере, либо его там нет, приятель. А они говорят, что его нет.
— Он где-то прячется. В кладовке со швабрами или еще где-нибудь. Это фальшивый побег.
— Чепуха.
— Я видел подобные вещи. Есть две проблемы с побегом. Сначала нужно выбраться наружу, а потом уйти от преследования. Умные сначала прячутся. Внутри. До тех пор, пока охота не прекращается. А потом они убегают. Но этот парень никуда не собирается бежать. Он только спрятался. Это обман.
Женщина ничего не ответила.
— Подумайте сами, — продолжал Ричер. — Сбежать гораздо труднее, чем кажется. Уверяю вас, он еще в тюрьме. Завтра он проголодается и выйдет из своего убежища. С большой улыбкой на лице. Потому что тогда будет уже слишком поздно.
— Вы спятили.
— Он все еще там. Поверьте мне. Рискните. Поставьте все на карту.
— Вы сошли с ума.
— Ладно, предположим, что так и есть. Предположим, байкер сбежал. Значит, он на свободе уже больше пяти часов. Вам это известно. Проклятье, какой смысл теперь охранять периметр?
Женщина не ответила.
Сирена продолжала завывать.
— Пять минут, — сказал Ричер. — Пожалуйста. Больше мне ничего не нужно.
Женщина-полицейский вновь не ответила. Она просто нажала на газ, подняла стекло, и машина тронулась с места. Ричер наклонился вперед, но автомобиль поехал быстрее, задел его бедро, развернул, и он тяжело упал на спину. Ричер лежал на смерзшемся снегу и смотрел, как акр света стремительно удаляется.
«Я знаю, что делать», — сказала Джанет Солтер.
Ричер встал и побрел к перекрестку. Сирена смолкла. Ее последние отголоски отразились ото льда, и наступила ночная тишина. Но это было не мягкое молчание после только что выпавшего снега, а жутковатое потрескивание и шорохи замерзающего мира. Звук его шагов устремлялся вперед по свободным пространствам льда. Ветер все еще дул с запада, бросая тончайшие иглы льда в лицо. Ричер оглянулся. Он прошел всего сто пятьдесят ярдов. Осталось две мили. Дорога была пустой. Он находился здесь один.
И ему было очень холодно.
Ричер наполовину шел, наполовину бежал по колее, оставленной колесами; его каблуки скользили после каждого шага, пока не застревали в трещине, пробитой цепями с задних колес. Он тяжело дышал, ледяной воздух обжигал трахею и легкие. Ричер часто кашлял.
Еще две мили. Около тридцати минут. Слишком долго. Кто-то из них наверняка набрался мужества и остался с ней. Один из семи. Одна из женщин. Будь прокляты правила. Будь проклят план. Петерсон мертв. Его тело еще не остыло. У них появилось оправдание. Наверняка у кого-то хватило мужества, чтобы послать к дьяволу федералов. Хотя бы у одного. Может быть, их оказалось больше. Может быть, их двое или трое.
Может быть, остались все.
Или все уехали.
«Я знаю, что делать», — сказала Джанет Солтер.
Но так ли это?
Сделала ли она то, что должна?
Ричер продолжал двигаться вперед. Один шаг, потом второй, третий. Ветер толкал его в грудь. Кусочки льда стучали по куртке. Он больше не чувствовал рук и ног. Казалось, что вся влага в его глазах замерзла.
Прямо впереди находился банк, одиноко стоявший посреди небольшой парковки. Окраина города. Первое здание. На высокой бетонной колонне висела табличка. Красные цифры. Время и температура. Двадцать минут второго. Минус тридцать четыре градуса.
Ричер ускорил шаг и почувствовал, что он уже в городе. Слева и справа появились здания. Продуктовый магазин, аптека, магазин сувениров, прокат DVD-дисков. Автозапчасти, единая служба доставки посылок, химчистка. Все с парковками. И между всеми большие расстояния. Для клиентов с машинами. Ричер спешил, он вспотел, и одновременно его била дрожь. Расстояния между зданиями уменьшались. Появились вторые этажи. Центр. До большого перекрестка осталось сто ярдов. Направо — к тюрьме, налево — к автостраде. Он срезал угол и перешел на другую сторону улицы. Свернул на юг возле полицейского участка. Ветер завывал в лесу антенн на крышах.
Осталось пройти милю.
Ричер бежал по главной улице. Одинокая фигура. Нескладные короткие шаги. Он поднимал и опускал ноги почти вертикально. Только так он мог сохранять равновесие. Лед не позволял делать длинные уверенные шаги. Перед глазами все расплывалось, горло горело. Все окна вокруг оставались темными. Только он двигался в белом пустом мире.
Ричер миновал семейный ресторан. Он был закрыт, свет погашен. Призрачные перевернутые стулья стояли на столах, словно безмолвная толпа с поднятыми руками. Четыреста ярдов до улицы Джанет Солтер. Сорок секунд для приличного спортсмена. У Ричера ушло две минуты. Патрульная машина на перекрестке исчезла. Осталась только колея — пустая, как железнодорожная развилка. Ричер шел вдоль колеи по улице. Миновал один дом, второй. Ветер шумел в ветвях елей. Земля потрескивала и стонала под его ногами.
Подъездная дорожка дома Джанет Солтер.
Свет в доме.
Никакого движения.
Полная тишина.
Все на месте.
Все спокойно.
Он секунду отдохнул, положив руки на колени, его грудь тяжело вздымалась.
А потом поспешил к дому.
Глава 39
Ричер поднялся на крыльцо дома Джанет Солтер. Дверь была заперта. Он потянул ручку звонка. Провод появился из маленького бронзового глазка. Затем снова скрылся. Звякнул звонок, потом еще раз, вежливо и скромно, где-то глубоко внутри молчащего дома.
Никакого ответа.
Это хорошо. Она не услышит звонок в подвале. И даже если услышит, не выйдет, чтобы ответить.
Он надеялся.
«Я знаю, что делать, — сказала она. — Подвал, пистолет, пароль».
Он заглянул внутрь через матовое стекло. Свет в коридоре все еще горел. Он разглядел комнату. Стул. Столик для телефона. Лестница, ковер, картины. Пустая вешалка.
Никакого движения. Никого внутри. Никаких следов разрушения.
Все спокойно.
Сорок три способа проникновения в дом, по его собственным подсчетам; из них пятнадцать вполне практичных и восемь легких. Ричер отошел от двери, спустился с крыльца и зашагал по глубокому хрустящему снегу вдоль фундамента к задней части дома. Он знал, что на кухонной двери массивный латунный замок с язычком, аккуратно утопленным в пластину, обрамляющую замочную скважину. Пластина заделана в косяк — полоску из столетней мягкой древесины. Косяк был выкрашен, а вдоль двери шла изящная планка из лакированного каштана. Такую будет трудно заменить. Таким образом, учитывая все факты, правильно будет вломиться в дом с заднего хода.
Он отступил на шаг, поднял ногу и ударил каблуком по дереву под замком. Второй попытки не потребовалось. Ричер был крупным человеком, его мучила тревога, он ужасно замерз, терпение подходило к концу. Дверь уцелела, но всю пластину с замком вырвало из косяка, она со стуком упала на пол, и дверь распахнулась.
— Это я, — позвал он. — Ричер.
Джанет могла не слышать звонок, но треск ломающего дерева почти наверняка донесся до подвала. Он не хотел, чтобы у нее случился сердечный приступ.
— Это я, — снова позвал Джек.
Он вошел на кухню и закрыл за собой дверь, однако осталась щель в дюйм. Он вновь услышал знакомые звуки и ощутил запахи. Шипение насосов отопления. Запах остывшей кофеварки. Он вошел в маленький коридорчик и включил свет. Дверь у основания лестницы была закрыта.
— Джанет, — позвал он. — Это я, Ричер.
Никакого ответа.
— Джанет, — громче сказал он.
Никакого ответа.
Он спустился по ступенькам и сильно постучал в дверь подвала.
— Джанет?
Тишина.
Он нажал на ручку.
Дверь открылась.
Джек снял перчатку, вытащил из кармана пистолет и вошел в подвал. Там было темно. Ричер прислушался. Никаких звуков, если не считать шума в котле и попискивания насосов. Он пошарил левой рукой по стене, нашел кнопку и включил свет.
В подвале было пусто. Лишь косые тени на полу от балок потолка. Он прошел через котельную. Пусто. Только шум отопительной системы.
Ричер вернулся к двери. Посмотрел на лестницу через прицел пистолета. Никого. Ни движения, ни звука.
— Джанет? — позвал он.
Тишина.
Бесполезно.
Ричер вернулся на кухню. Прошел по коридору. Все выглядело именно так, как сквозь матовое стекло. Тишина. Стул, столик, ковер, картины, вешалка. Никакого движения. Никаких следов беспорядка.
Ричер вернулся на кухню. Прошел по коридору. Все выглядело именно так, как сквозь матовое стекло. Тишина. Стул, столик, ковер, картины, вешалка. Никакого движения. Никаких следов беспорядка.
Он нашел ее в библиотеке. Она сидела в любимом кресле. На коленях лежит книга, глаза открыты, посреди лба пулевое отверстие.
Точно третий глаз.
Девять миллиметров, почти наверняка.
Разум Ричера оставался пустым долгое, долгое время. Лишь тело испытывало боль. Оно медленно оттаивало. Уши горели так, словно кто-то прижимал к ним паяльную лампу. Потом к носу, щекам, губам, подбородку и рукам. Он сел в кресло в коридоре и, обхватив себя руками, принялся раскачиваться взад и вперед. Заболели ноги, ребра, наконец, кости рук и ног. Казалось, его сломали и растоптали.
У Джанет Солтер был непрочный череп. Пуля пробила его насквозь и застряла в обивке ее любимого кресла.
«У меня будет полно времени для чтения, когда эта суматоха уляжется», — сказала она.
Ричер подпер голову руками. Поставил локти на колени и посмотрел в пол.
«Я удостоена привилегии, — сказала она. — У меня появился шанс поступить в соответствии со своими принципами».
Джек потер глаза. И увидел на руках кровь. Ледяные иголки оставили множество мелких ссадин. Пока лицо не отогрелось, он ничего не чувствовал. А теперь появились тысячи мелких капель крови. Он провел по лицу ладонями, словно мылся, потом вытер руки о брюки. Посмотрел в пол. Отметил все изгибы узора на ковре и поднял глаза. Джанет Солтер смотрела на него. Она сидела по диагонали, напротив. Прямая линия. Вектор. Левее стойки лестничных перил, через дверь до ее кресла. Под пулевым отверстием у нее на лбу образовалась небольшая запятая. Не кровь, немного жидкости.
Он смотрел на нее так долго, сколько мог, потом опускал взгляд к ковру. И снова смотрел.
«Я не люблю проигрывать, — сказал он. — Для всех сторон будет лучше, если я не проиграю».
Служить и защищать.
Всегда на посту.
Пустые слова.
Он оказался обманщиком, фальшивкой и неудачником.
И так было всегда.
Он сел на стул. Никто не приходил. Вокруг гудел дом. Он не знал и продолжал издавать те же самые звуки, ни на что не обращая внимания. По трубам текла вода, стекла дребезжали в рамах, разбитая задняя дверь шевелилась под порывами ветра. Шелестела листва, и вся замершая планета содрогалась и стонала.
Ричер взял телефон. И набрал по памяти номер.
— Вы позвонили в Бюро трудовой статистики. Если вы знаете нужный вам номер, вы можете его набрать.
Он набрал 110.
Щелчок. Гудение.
— Да?
— Сьюзен, пожалуйста.
— Кого?
— Аманду.
Щелчок. Гудение.
— Ричер, — сказала Сьюзен.
Он не ответил.
— Ричер? Ты в порядке?
Он молчал.
— Говори со мной. Или повесь трубку.
— Ты когда-нибудь испытывала голод? — спросил он.
— Голод? Конечно. Иногда.
— Однажды я голодал шесть месяцев подряд. В Заливе. «Щит пустыни» и «Буря в пустыне». Когда нам приказали вышвырнуть Саддама из Кувейта. Мы прибыли туда в самом начале. И оставались до самого конца. И все время голодали. Есть было нечего. Моему отряду, я хотел сказать. И некоторым другим людям тылового эшелона десанта. Мы тогда считали, что это нормально, обычные трудности. При таких больших операциях кто-то должен что-то перепутать. Снабжение всегда проблема. Пусть уж лучше все будет нормально у тех парней, которые сражаются. Поэтому никто не жаловался. Но было совсем невесело. Я сильно похудел. Это было скверно. Когда мы вернулись домой, я жрал, как свинья, и вскоре обо всем забыл.
— А потом?
— Несколько лет спустя мы ехали в русском поезде. Нас кормили американскими пайками. Мне было скучно. Когда мы вернулись, я решил выяснить, что произошло. Ну, нечто вроде хобби. Одно потянуло за собой другое, ниточка довела меня до самого конца. Выяснилось, что один тип из отдела логистики продавал нашу еду в течение десяти лет. Ну, ты понимаешь, немного здесь, немного там — по всему миру. Африка, Россия, Индия, Китай — тем, кто мог платить. Он соблюдал осторожность, и никто ничего не замечал, запасы были огромными. Но в Заливе возникли проблемы. Он отправлял нам продовольствие на бумаге, но мы, в пустыне, голодали.
— Генерал?
— Он недавно получил повышение. Большую часть времени был полковником. Не самый умный парень, но он проявлял разумную осторожность и хорошо скрывал свои следы. Но я не мог так это оставить. Все свелось к одному: он или я. Дело было личным. Мои люди из-за него голодали. Я проверил все его банковские счета. Ты знаешь, на что он тратил деньги?
— И на что же?
— А он их почти не тратил. Откладывал. На пенсию. Однако он купил «Шевроле Корветт»[36]1980 года. Он считал его классическим. Такие покупают коллекционеры. Однако «Корветт» 1980 года худший из всех «Корветтов». Настоящий кусок дерьма. Мощность двигателя составляла сто восемьдесят лошадиных сил. Я бегал быстрее. И в голове у меня что-то щелкнуло. Одно дело — голодать из-за выдающегося преступника, который придумал замечательную аферу. Но голодать из-за полнейшего идиота — совсем другое. Полнейшего, безмозглого, лишенного вкуса, убогого, жалкого маленького идиота.
— И ты его арестовал?
— Я подготовил дело так, словно речь шла об Этель Розенберг[37]. Я сходил с ума. Все перепроверил по многу раз с начала и до конца. Я мог бы выступить с этим делом в Верховном суде. Я его арестовал. Я сказал ему, что расстроен. Он был в парадной форме. Надел все ордена и медали. Он рассмеялся мне в лицо. Я подумал: «Ты купил «Корветт» 1980 года, а не меня, ублюдок. И кто лучше?» Потом я его ударил. Я ударил его в живот, а когда он сложился, принялся колотить головой о свой письменный стол.
— И что случилось?
— Я проломил ему череп. Он провалялся в коме шесть месяцев. И с тех пор так и не пришел в себя. Ты не ошиблась. Меня сняли с должности. 110-й был для меня закрыт. Только тщательная подготовка дела меня спасла. Они не хотели, чтобы его материалы попали в газеты. В противном случае меня бы надолго посадили. И я ушел.
— Куда?
— Я не помню. Мне было очень стыдно. Я совершил плохой поступок. И испортил лучшую команду, которую мне когда-либо удавалось собрать.
Она не ответила.
— Я часто потом думал об этом, — продолжал Ричер. — Ну, ты понимаешь: зачем я так поступил? И не нашел ответа. До сих пор не могу.
— Ты сделал это ради своих парней.
— Может быть.
— Ты пытался исправить мир.
— Думаю, нет. Я не хочу исправить мир. Может быть, мне бы следовало, но я не хочу.
Она не ответила.
— Мне просто не нравятся люди, которые делают мир неправильным. Так лучше?
— Пожалуй. А что было дальше?
— На самом деле ничего. В этом и состоит история. Тебе следует заказать новый стол. В старом нет чести.
— Я хотела спросить, что произошло сегодня?
Ричер не ответил.
— Расскажи мне, — попросила Сьюзен. — Я знаю, что-то случилось.
— Откуда?
— Потому что ты мне позвонил.
— Я много раз тебе звонил.
— Когда тебе что-то было нужно. Значит, тебе что-то нужно сейчас.
— Я в порядке.
— Твой голос.
— Я проигрываю: ноль — два.
— Как?
— Двое погибших в бою.
— Кто?
— Полицейский и пожилая женщина.
— Ноль — два… это не игра.
— Ты прекрасно знаешь, что игра.
— Но это люди.
— Я знаю. На одного из них я смотрю прямо сейчас. И есть только один способ не приставить пистолет к своей голове — сделать вид, что это игра.
— У тебя есть пистолет?
— Лежит в кармане. Старый добрый револьвер калибра 0.38.
— Оставь его в кармане, ладно?
Ричер не ответил.
— Не прикасайся к нему, хорошо?
— Назови причину.
— Калибр 0.38 не всегда дает нужный результат. Да ты и сам знаешь. Мы все видели, как это бывает. Ты можешь окончить свои дни, как тот генерал.
— Я тщательно прицелюсь. По центру. Я не промахнусь.
— Не делай этого, Ричер.
— Расслабься. Я не собираюсь пускать себе пулю в лоб. Не мой стиль. Буду просто сидеть и ждать, когда моя голова взорвется сама.
— Я сожалею.
— Тут нет твоей вины.
— Просто мне не нравится думать об этом как об игре.
— Ты знаешь, что это игра. Должно быть. Только так ситуация станет терпимой.
— Ладно, на какой мы стадии? Последняя четверть?
— Дополнительное время.
— Тогда расскажи все, шаг за шагом. Введи меня в игру. Как если бы мы вместе работали.
— Я бы хотел.
— Но это так. Что у нас есть?
Он не ответил.
— Ричер, что у нас есть?
Джек сделал вдох и начал ей рассказывать, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, вернувшись к тому стенографическому стилю, который помнил еще с тех времен, когда говорил с людьми, понимавшими то, что понимал он, видевшими то, что видел он, и сразу схватывавшими то, что не требовало разъяснений. Он рассказал ей про автобус и метамфетамин, судебный процесс и тюрьму, полицейский департамент и кризисный план, про адвоката и защиту свидетеля, про бунт и Платона, про подземное хранилище, Петерсона и Джанет Солтер.