Анна. О какой другой жизни вы говорите? Нет никакой другой жизни. Другая жизнь — это жизнь в семье, жизнь матери и жены, но у меня и этой жизни нет…
Сергей. Послушайте, вы не только слепая и глухая, но еще и упрямая! Потрясающий коктейль! Кто такое выпьет — часа не проживет. Странно, что я еще не умер, воюя с вашими жизненными установками.
Анна. Простите… Я действительно неудалая какая-то, слепая, глухая, упрямая… Поэтому меня и муж не любит.
Мама. Сыночка, ну ты зачем Анечку-то обижаешь? Никакая она не слепая, вон она даже очков не носит.
Сергей. О господи, мама… (К Анне) Хорошо, допустим, вы не верите моим умозаключениям, но, как говорят ученые, обратимся к фактам.
Анна (покорно и тупо). Давайте обратимся к фактам. Она мне не перезвонила, вот вам и факт.
Сергей. Не мешайте процессу научного анализа. Для начала процитируем рукопись уважаемой госпожи Ирины Лазаревой. Вот тут где-то это было… где-то было… ага! Вот, нашел. Слушайте внимательно, второй раз повторять не стану. «Анюта Павлова обладает уникальным даром мгновенного и искреннего сопереживания. От нее исходит такое душевное тепло, что любая, даже самая страшная беда словно растворяется в этом тепле, тает и кажется уже не такой острой и болезненной. Есть и еще одна особенность у моей единственной подруги: она всегда собранна, не впадает в панику, умеет не поддаваться эмоциям и потому находит самые неожиданные и эффективные способы решения любых проблем, даже тех, которые кажутся на первый взгляд неразрешимыми. А если проблему и в самом деле разрешить нельзя, Анюта находит такие слова и аргументы, выслушав которые, начинаешь думать: а и вправду, чего это я так расстроилась? Не решается проблема — ну и черт с ней. Все эти необыкновенные качества я в полной мере испытала на себе за те пять лет, которые прошли с момента аварии до возвращения на сцену.» Во как! Слыхали? Вы, дорогая Анна, — необыкновенный человек, наделенным своим особым даром, особым талантом. Да, не тем, о котором мечтали ваши родители и о котором заставили мечтать вас. Другим. И этот ваш дар притягивает к вам людей, заставляет их бросаться к вам с каждой своей проблемой, с каждой бедой. Они нуждаются в вас, они без вас просто пропадут. Гриша уехал в аэропорт и забыл билет! Ах, какой кошмар! Куда кидаться? Известно куда — к Анюте. Она умная, собранная, решительная, она быстро придумает, что делать. И она придумывает, и не только придумывает, но и организовывает выполнение задуманного. Легко, красиво, изящно! Ах, мою любимую чистокровную суку покрыл не тот кобель! Куда кидаться? Опять же к Анюте. Хотя совершенно очевидно, что Анюта ничего, ну ничегошеньки тут уже поправить не сможет, будь она хоть семи пядей в лбу, но все равно бегом к Анюте, а почему? А потому что Анюта сделает так, что проблемы как-будто и нет вовсе. Анюту обожает муж, пылинки с нее сдувать готов, хочет ей райскую жизнь устроить, вместе с ее лучшей подругой готовит своей жене потрясающий сюрприз, ждет, что жена обрадуется. Даже за границу на отдых ради этого сюрприза готов не ехать. А что же наша Анюта? А наша Анюта сидит тут передо мной и льет горькие слезы, потому что она, видите ли, не великая балерина и муж не хочет есть ее борщи, а сын стал самостоятельным и собирается жениться. Вы сама-то понимаете, до какой степени всё это нелепо?
Анна. Что нелепо? Я не понимаю…
Сергей. Всё! Я изнемог. Я исчерпал все аргументы и факты. Мама, может, ты ей объяснишь? Ну так, простым человеческим языком.
Анна. По-вашему, я настолько тупая, что не в состоянии вас понять? Вы очень логично всё излагаете, и я бы со всем этим согласилась, если бы не одно «но».
Сергей. Какое?
Анна. Ира мне так и не перезвонила. Прошел целый месяц, а она даже не потрудилась снять трубку и не поинтересовалась, зачем я ее искала. И вывод из этого может быть только один: я ей не нужна. А в книжке написать можно всё, что угодно.
Сергей. Не знаю, тупая вы или нет, может, это я сам тупой и не умею хорошо объяснять. Но то, что вы меня не понимаете, это очевидно.
Мама. Сыночка, может быть, я не права, но мне кажется, дело не в том, что Анечка тебя не понимает.
Сергей. А в чем же тогда?
Мама. Дело в том, что она тебе не верит.
Сергей. Вот те здрасьте! Почему это она мне не верит? Сначала приходит и просит, чтобы я ей помог, а потом оказывается, что она мне не верит! Вы что, действительно мне не верите, Анна?
Анна молча кивает.
Сергей. Ну тогда я не знаю… У меня нет слов. Что нужно сделать, что вы мне поверили?
Мама. Я знаю. Я знаю, что нужно сделать.
Сергей. И что же?
Анна. Что, Лидия Ивановна?
Мама. А пусть Анечка позвОнит сейчас своему мужу…
Сергей. Мама, позвонИт, а не позвОнит.
Мама. Ну да, правильно, позвонит. Позвонит и спросит, когда он в последний раз разговаривал с этой… как ее… ну артисткой-то…
Анна. С Ирой?
Мама. Ну да, с ней.
Сергей. Зачем это нужно? Я что-то не улавливаю идею.
Мама. А вот представь себе эту артистку. Ей передают, что звонила ее лучшая подруга Анюта, да?
Сергей. Ну. И дальше что?
Мама. А она это Анюте готовит сюрприз. Сыночка, она женщина…
Сергей. Да уж вижу, что не мужчина. Мама, давай без экскурсов, ладно?
Мама. А женщинам очень трудно хранить секреты, уж ты мне поверь.
Сергей. О, вот уж тут я тебе вею на все сто.
Анна. Сергей Петрович, дайте же маме договорить, что вы ее все время перебиваете.
Мама. Да, сыночка, я знаю, что говорю. Женщине трудно хранить секреты. Особенно когда разговариваешь с лучшей подругой.
Сергей. Вот и это правильно, мамуля. Лучшая подруга — закадычный враг, так, кажется, у вас, у девушек, принято?
Анна. Сергей Петрович!
Сергей. Все-все-все, я заткнулся. Давай, мамуля, продолжай учить нас жизни.
Мама. Не хочешь — не слушай, а Анечка пусть послушает, я дело говорю. Если хочешь не проболтаться, лучше уж вообще не разговаривать. А тут подруга сама звонит. А вдруг у нее что-то случилось? А вдруг ей нужна помощь? И звонить вроде надо, и проболтаться жалко, ведь какой сюрприз-то, такой дорогого стоит! Что делать? А очень просто. Надо позвонить мужу этой подруги и спросить, как у нее дела и все ли в порядке, не надо ли чем помочь. А с самой подругой не разговаривать. Я совершенно уверена, что так всё и было. Вот совершенно уверена. Сердцем чувствую, что я права.
Сергей. Мамуля, ты не перестаешь меня удивлять… А ведь действительно, должно же быть какое-то разумное объяснение тому факту, что Лазарева вам не перезвонила. Не может быть, чтобы человек написал про вас в книге такие потрясающие слова, а на самом деле ни в грош вас не ставит.
Анна. Может. Со мной всегда так…
Сергей. Да прекратите наконец! Что вы заладили одно и то же, прямо слушать противно. Берите трубку и звоните мужу. И если он подтвердит то, что предположила мама, у вас не будет другого выхода, кроме как признать мою правоту.
Анна. Он не подтвердит, потому что этого не было.
Мама. А это мы еще посмотрим!
Сергей. Давайте-давайте, звоните.
Анна послушно набирает номер.
Анна. Сашенька? Это я… Я в гостях… Сашуня, тебе Ира Лазарева за последние несколько недель не звонила?… Почему я спрашиваю?… ну, она в последнее время жаловалась, что нога опять побаливает, я ее устроила к одному врачу, хотела узнать, как там дела, а то она давно не звонила, я начала беспокоиться, может, ее снова в больницу положили… Да?… Да что ты?! Ой, как хорошо, как я рада!.. Чему рада? Ну, что у Ирки все в порядке… А почему ты мне сразу не сказал?… Забыл?… Ладно, Сашунечка, целую тебя. Я скоро приду. Ага, целую.
Анна кладет трубку и поднимает на Сергея и его маму сияющее лицо.
Анна. Она звонила! Господи, оказывается, она позвонила в тот же день! Лидия Ивановна, миленькая, дорогая вы моя…!
Бросается к Маме, обнимает ее, целует.
Мама. Ну что вы, Анечка, что вы, я-то тут при чем, это всё ваша подруга и ваш муж, это они вам сюрприз хотели…
Анна. Нет, это только благодаря вам всё прояснилось, это вы придумали, чтобы я мужу позвонила. И вам, Сергей Петрович, спасибо, это же вы заставили меня позвонить, я не хотела, я не верила, а вы меня заставили…
Пытается обнять Сергея, но он уклоняется.
Сергей. Но теперь-то вы мне верите? Теперь вы убедились, наконец, что вы никакая не брошенная кукла с оторванными ногами, а всеми любимая Анна Павлова? Теперь-то вы понимаете, что все ваши причитания насчет ненужности и никчемности гроша ломаного не стоят? Теперь вы видите, что всё написанное в книге Лазаревой — правда?
Анна. Да, да, спасибо вам, спасибо, Сергей Петрович! Она позвонила!.. И вам, Лидия Ивановна, спасибо! Господи, оказывается, Ирка мне перезвонила в тот же день! Боже мой, как хорошо, что я к вам пришла! И как хорошо, что я не ушла, не поговорив с вами.
Сергей. Да уж, это точно. Я очень старался вас выгнать, выталкивал изо всех сил. А вы молодец, что не поддались. Вы умеете добиваться своего, не мытьем так катаньем.
Звонит телефон.
Сергей. Мама, возьми, пожалуйста, трубку. Если это меня, скажи, что я буду позже.
Мама берет трубку.
Мама. Алё… да, Софочка…
Сергей делает ей знаки рукой, чтобы она вышла разговаривать в другую комнату. Мама выходит.
Сергей. Анна, я хотел вам сказать еще раньше, но меня что-то отвлекло…
Анна. Что, Сергей Петрович?
Сергей. Я вообще-то не собирался вам этого говорить, потом решил, что надо сказать, потом снова засомневался…
Анна. Вы о чем?
Сергей. Одним словом… Не знаю даже, как начать.
Анна. Если вам трудно об этом говорить, так, может быть, не надо? Не мучайте себя.
Сергей. Нет, я должен. Я хочу, чтобы вы знали. Никому другому не признался бы, а вам не могу не сказать. Даже моя мама этого не знает.
Анна. Вы меня пугаете… Что же это за страшная тайна, которую даже ваша мама не знает?
Сергей. Ладно, скажу, тем более мама меня сейчас не слышит. В общем, это всё неправда.
Анна. Что — неправда?
Сергей. Вся эта сказка про человека, который рассказал мне свою историю. Не было никакого человека в поезде.
Анна. Как это не было? Не может быть! А чья же судьба описана в вашей книге?
Сергей. А ничья! Почему вы считаете, что писатель должен непременно описывать чью-то реальную судьбу? Для реальных судеб существуют газеты и мемуары. А книга — это книга, это художественный вымысел. Писатель придумывает то, что ему удобно, чтобы сказать в своей книге то, что он хочет сказать.
Анна. А как же его успех, его изменившаяся жизнь? Я ничего не понимаю!
Сергей. Не было никакого успеха, не было изменившейся жизни. Потому что и самого человека не было. Это все вранье.
Анна. Но как же так… Вы же сами это рассказывали, я по телевизору видела вас… я сама слышала…
Сергей. Анна, это трудно объяснить… Понимаете, каждый журналист, и телевизионный в том числе, хочет, чтобы материал получился ярким, интересным. Это нормальное желание, его нельзя за это осуждать. Но иногда приходится прикладывать… как бы это сказать… специальные усилия. Вы понимаете меня?
Анна. Да, кажется… Нет, не совсем. О каких усилиях вы говорите?
Сергей. Да о выдумках я говорю! О выдумках, о вранье, об откровенной лжи! Меня пригласили принять участие в передаче и заранее попросили придумать что-нибудь такое, что будет интересно зрителю. Вспомните, Сергей Петрович, пожалуйста, какую-нибудь интересную историю из своей жизни. Я им говорю: «Я все интересные истории уже десять раз вспоминал и рассказывал, у меня же интервью за два последних года только ленивый не брал.» А они мне в ответ предложили что-нибудь придумать.
Анна. Как — придумать?
Сергей. Ну вот так, взять и придумать историю, которая якобы случилась в моей жизни. Вреда никому никакого, а зрителю интересно. Он и следующую передачу кинется смотреть, а вдруг и там приглашенный гость что-нибудь завлекательное расскажет. Это называется «поднимать рейтинг программы».
Анна. И что вы им ответили?
Сергей. Сказал, что умею придумывать сюжеты для книг, а не истории из собственной жизни.
Анна. А они?
Сергей. А они предложили мне рассказать эту историю про попутчика и про его изменившуюся судьбу. Сами ее придумали. Они вообще мастера на всякие выдумки.
Анна. И вы согласились?
Сергей. Согласился. Знаете, я не собираюсь оправдываться перед вами. Я просто хотел, чтобы вы знали, что я в любом случае не смог бы вам помочь, даже если бы и захотел. Потому я вас и выгонял сначала. Я же понимал, что не смогу изменить вашу жизнь.
Анна. Вы ее изменили. Вы все равно мне помогли. Никто кроме вас не смог бы этого сделать. Вы себе представить не можете, что вы для меня сегодня сделали! Вы и ваша мама, вы вместе. И в ответ на вашу откровеность я тоже вам кое в чем признаюсь.
Сергей. Ну-ка ну-ка, это любопытно! У вас тоже есть тайные грехи?
Анна. Еще какие. Вы все спрашивали у меня, откуда я узнала ваш адрес. Мне очень стыдно… но… в общем, я вас выследила.
Сергей. Это как же, позвольте узнать? Сыщиков нанимали?
Анна. Да нет, я сама. Мне сказали, что вы иногда обедаете в ресторане Дома литераторов, я там проторчала почти две недели, ну и… дождалась. Потом ехала с вами до самого дома, вошла вместе с вами в подъезд, посмотрела на номер ящика, из которого вы почту вынимали.
Сергей. Ничего себе! Вместе со мной в подъезд зашли! Как же это я на вас внимания-то не обратил? Я красивых женщин всегда замечаю.
Анна. Вам не до меня было.
Сергей. Почему вы решили?
Анна. Вы были… ну, вы были не один.
Сергей. Да? И с кем же я был?
Анна. С дамой. А когда вы начали вспоминать, где меня видели, я так испугалась, что вы всё-таки вспомните… Я бы умерла от стыда. Особенно при вашей маме.
Сергей. Ну интересно вы рассуждаете! Самой признаваться в этом, значит, не стыдно, а если бы я вспомнил, так уже конец света! Что-то у вас с логикой, дорогая Анна, туговато.
Анна. Это не логика, Сергей Петрович, это женские эмоции. Ни один нормально устроенный мужчина не в состоянии понять феномен, который называется «женские эмоции».
Анна смотрит на часы, ужасается.
Анна. Боже мой, сколько времени я у вас отняла! Простите, Сергей Петрович. Я уже ухожу. Ничего, если я не попрощаюсь с Лидией Ивановной? Вы ей передадите мою благодарность?
Сергей. Конечно, конечно. Если мама начинает разговаривать с Софочкой, это уже непредсказуемо в смысле времени. Анна…
Анна. Да?
Сергей. Дайте руку.
Анна недоуменно протягивает ему руку. Сергей подносит ее к губам, целует.
Сергей. Спасибо вам.
Анна. За что?
Сергей. Неважно. Я знаю, за что.
Анна. Но я же ничего хорошего не сделала! Ворвалась к вам в дом без приглашения, морочила вам голову своими проблемами целых три часа, разлила ваш кофе, занимала ваш телефон…
Сергей. Вы сделали очень много. Вы даже не представляете, что вы сделали. Спасибо вам, Анна.
Сергей провожает Анну к двери. Оба выходят. Сергей возвращается, садится за стол, обхватывает голову руками. Слышен голос мамы, которая заканчивает разговор по телефону.
Мама. Да, Софочка, я всё поняла, я ему передам… Да, бордовые розы на длинном стебле, одиннадцать или тринадцать штучек… Целую, дорогая моя, целую.
Мама входит в комнату с трубкой в руке.
Мама. А где Анечка?
Сергей. Ушла. Просила передать тебе большое спасибо за чай и за ценные советы.
Мама. Славная она… Да, сыночка, Софочка просила тебе передать, чтобы ты принес ей сегодня розы, бордовые, на длинном стебле. Одиннадцать или тринадцать…
Сергей. Это еще зачем? У нее что, день рождения?
Мама. Нет, день рождения у нее в марте. А сегодня у нее будет в гостях один человек, и ей хочется, чтобы он подумал, будто ты за ней ухаживаешь.
Сергей. Ну это уж слишком!
Мама. Сыночка, ну что тебе стоит? Тебе что, жалко купить ей эти розы? Софочка так много для нас делает, так заботится о нас…
Сергей. Всё! Хватит! Не могу больше этого слышать! Твоя Софочка меня использует, как собственную вещь! А я не вещь, мама, я человек, ты это понимаешь? Я — человек, со своими привычками, вкусами, со своими чувствами и мыслями, в конце концов! Только кого это интересует? Софочку? Я ей нужен как известный писатель Кайдалов, которого она показывает своим гостям. Мне без конца звонят из газет и с телевидения, просят дать интервью, приглашают поучаствовать в каких-то передачах. Думаешь, им интересны мои мысли и оценки? Да ни одной минуты им это не интересно! Им интересно заявить известную фигуру, чтобы газету прочитали, чтобы телевизор смотрели и на другой канал не переключали. Меня зовут на конкурсы, просят быть членом жюри, ты что же думаешь, они считают меня специалистом, который вынесет справедливое суждение? Ничуть не бывало! Им нужно мое имя, чтобы привлечь внимание к конкурсу, поднять его престиж. У меня дома телефон не умолкает, я всем нужен, я у всех нарасхват. Я вот сейчас сидел и подсчитывал, сколько раз мне за сегодняшний день позвонили. Знаешь сколько?