Стреножили их быстро, а вот потом и начался совершенно ненужный цирк. Войдя в роль, Игорь начал расстреливать электромотор лодки, как он объяснил: «С целью недопущения возможного побега». Естественно, пальба в ночи разбудила весь посёлок, как и дружно спящий коллектив каравана. На высоком берегу и на дебаркадере вспыхнули огоньки, наши выскочили на место происшествия, чуть ли не в чём мать родила! Быстро разобравшись на месте, я решительно пресёк безобразие с требованием самосуда и озвучиванием возбуждённым сверх меры Васильевым громких киношных требований вздёрнуть пиратов на рее, после чего решил вызвать на буксир старосту.
Мне эта история была в чём-то даже на руку. Отдавая заспанному и ошарашенному Малохольному его флибустьеров-неудачников, я не забыл издевательски указать, что не так уж хороши дела в его анклаве, если его люди в ночи муку тырят.
Утренние переговоры отменил. Посмотрим, что он скажет на обратном пути.
На десерт Майя принесла чай, кофе и заварные печенья, совсем маленькую тарелочку, штучек на семь, наверное посчитав, что жрать экипажу хватит, уснём от сытости. Поставила, улыбнулась всем сразу, и удалилась. Проводив её взглядом, Кофман вопросительно посмотрел на Мозолевского, но тот торопливо затряс щёками и грустно молвил:
— Объелся. Без меня.
— Ясно, слабак и тряпка, — значительно сказал капитан, прислушиваясь к плеску волн за бортом. — Ну, похоже, через час уляжется, тогда и тронемся. А мы пока не торопясь закусим и кофейку попьем, — и он вместе с блюдцем потянул к себе красивую синюю чашку из судового сервиза для особых случаев.
— Тогда я пойду, пожалуй, — решил Тимур, сладкое не жалующий, — Спасибо всем за компанию, хозяйке за обед.
Оценив пирожные, следом и все остальные начали расходиться.
* * *
РДО «База флота» — «Каравану»:
Довожу до сведения, что вчера вечером Ландур вышел в радиоэфир на открытом канале, сообщив о намерениях атаковать суда Арктической экспедиции при возвращении их на базу флота. Штаб разрабатывает комплекс неотложных мер по недопущению диверсий, нейтрализации преступника и обеспечению полной безопасности каравана. Подпись. Храмцов.
РДО «ПДП Дудинка» — «Каравану»:
Сообщаю, что в районе причалов бывшей производственной базы ЗАО «Ванкорнефть» Прилуки, расположенной на левом берегу реки Енисей, в 10 км от порта Игарка и в 180 км от опорной базы нефтепромысла, по оперативным данным, возможны провокации со стороны прилукской общины. Цель: тем или иным путём завладеть частью генерального груза каравана. Имейте в виду, что нефтепромыслы Ванкора законсервированы после подрыва диверсантами магистралей и обстрела комплекса крылатыми ракетами, добыча и транспортировка нефти не производится, персонал отсутствует, а прилукская община выдаёт себя за полномочных представителей уже несуществующего ЗАО «Ванкорнефть». Численность общины ориентировочно оценивается нами в три десятка человек, в основном это бывшие работники охраны. Существует вероятность попыток силового захвата каравана и груза с использованием огнестрельного оружия. В случае возникновения подобной ситуации предлагаю вам незамедлительно дать РДО в «ПДП Дудинка», обещаем действенную помощь.
В устье реки Хантайка вас ожидает малый сухогруз «Айва» под командованием капитана Тереньтьева. Прошу отгрузить ему выделенные посёлку энергетиков Снежногорску материально-технические ресурсы согласно прилагаемому перечню. Там же будет находиться буксир «Кайеркан» службы порта, которому поручено сопроводить караван в Дудинку. Знаковая обстановка на отрезке Хантайка - Дудинка выставлена в полном объёме. Подпись. Начальник производственно-диспетчерского пункта Звягин.
Судовой ход пока жмётся к правому берегу, караван идёт там, а я на «Бастере» пошёл мелким левым. По траверзу левого борта показалась протока Большой Шар, и одноимённый остров, образуемый двумя рукавами Турухана, которыми он впадает в Енисей, быстро и мощно несущий свои воды.
Турухан — река изначальная, навеки вписанная в историю освоения севера Сибири. Слово «Шар», то есть протока, пролив, на Енисее появилось вместе с первопроходцами — архангельскими поморами, наряду со стрельцами, казаками и зырянами, впервые пришедшими на енисейские земли. Когда-то в этом месте мангазейские промысловики и поставили у реки казачье зимовье, превратившееся в Новую Мангазею. Надо сказать, что с местом для жилья казачки промахнулись. Топко, грязно, неудобно выходить в Енисей, да ещё и вода неважная, в селении многие болели… Вскрывается Турухан позднее Енисея, и от напора енисейских вод здесь происходит обратное течение, километров на двести, ни много, ни мало. Ни о каких питьевых качествах такой воды и речи быть не может, бурая грязь. Осенью не легче. Льдом река покрывается в конце сентября - начале октября. В начале залива выпавшие снега сдавливают ещё тонкий лед, и тогда на нём выступает вода, образуются опасные наледи и полыньи, из-за чего езда на оленях невозможна почти до января.
Плохая предварительная разведка и торопливость налицо, неудачный был выбор.
Кругом мели, даже на мелкосидящем катере с подвесным водомётом идти нужно осторожно, лишний раз чиркать днищем по песку не стоит, но я очень хотел вблизи посмотреть на легендарное место.
Вдоль берега под зеленью тянулись массивы песчаников с самыми причудливыми формами выветривания. Попадались ручейки с широкими конусами выноса, хорошо заметными с реки, вода в них блестела серебром и матово мерцала в рассеянном тучами солнечном свете. Надпойменная терраса с небольшим уклоном. За островом знакомым бескрайним частоколом стоит сгоревший лес, мрачный, негостеприимный, лишь в отдельных местах видны группы живых деревьев. И здесь огонь натворил дел без людского присмотра. Подлесок появился, но нежно-зелёные кустики ещё очень малы. На воде было ветрено, хоть и тепло, солнце жарит через тучи. Енисей успокоился, но волна есть.
Ближе к северному выходу Шара я заметил уж как-то очень внезапно появившуюся маленькую деревянную лодку, стоящую на примитивном якоре в полусотне метров от берега сразу за песчаным выносом. В лодке сидел одинокий эвенк с веслом, а на берегу его невозмутимо ждала небольшая лайка. Рядом в волне ныряли ядовито-зелёные поплавки, цепочка была с разрывом. Понятно, рыбак поставил две связанные китайские сетки по двадцать пять метров каждая, наверняка в хорошем, уловистом месте.
Самым малым ходом подошёл познакомиться. Эвенка звали Трофимом, сам он из Селиванихи, там же и небольшая семья. И никого больше, все остальные перебрались в Туруханск. Судёнышко интересное, ныне редкое. По-разному называют эти лёгкие эвенкийские лодки, где погонкой, где веткой. Гребут в ней длинным двухлопастным веслом, очень прочным, которое используют и как шест, отталкиваясь на мелях и перекатах. Такая лодочка очень легко идет против течения, но как он пересекает на ней Енисей, ума не приложу, я бы побоялся!
В погонке лежала видавшая виды мосинская винтовка с классически стянутой изолентой шейкой приклада. Нормально, всякий знает — что обмотано синей изолентой, то служит вечно... Кроме ствола на дне лодки стояли два короба из бересты с плотно подогнанными крышками. Это набирушки. Двойные стенки делают из короба своеобразный термос, не дающий выловленной рыбе портиться. Набирушку можно и через плечо вешать на ремень для пешего хода, а хранят в них не только рыбу, но и ягоды. Говорит, что это баловство, а не рыбалка, настоящая работа начнётся позже, когда наступит осенний ход рыбы, спешащей в Енисей из океана на икромёт.
Из небольшого запаса, хранящегося в рундуке «Бастера» для подобных случаев, я выделил ему пачку соли крупного помола, мешок с табаком и тридцать мосинских патронов, ничего больше Трофим не попросил. Одет рыбак в простую туристическую куртку с утеплителем, а вот штаны у него приметные – замшевые, самодельные. Трофим легко признался, что сейчас и другие эвенки стараются возрождать былые умения, расспрашивают ещё помнящих многое стариков. Абсолютно верное решение. Всё это пригодится, когда на складах закончится гортекс. Колоритный мужик. Стоит ли мне упомянуть о его отношении к спасательным средствам? Думаю, не стоит.
Попрощавшись, я быстро вывел катерок на глиссирование, пересёк Енисей и скоро догнал караван, пристроившись к плавмагазину. Мой верный КС-100 намертво пришвартован к наливной барже, боюсь, что уже надолго. Кофман предупредил, что в низовьях, где Енисей разливается настолько широко, что и противоположный берег не рассмотришь, волна поднимается высокая, шторм может достичь критических значений очень быстро. «Каэску» будет постоянно захлёстывать и заливать, для такой погоды это судно не предназначено.
Долго ли, коротко, караван дошёл до Курейки.
«Аверс» предупредил шкиперов по рации, затем подал сигнал и начал замедляться, вскоре караван тащился фактически со скоростью течения. Кто-то из наших внимательно смотрел в бинокли, но возле места впадения в Енисей притока никого не было.
Эта длинная горно-таёжная река, впервые пройденная геологом Николаем Урванцевым, берёт своё начало в плато Путорана и проходит через несколько проточных озёр. В сотне километров от устья на реке сооружена Курейская ГЭС, предназначенная для энергоснабжения крупнейшего в мире Норильского горно-металлургического комбината, Дудинки и порта Игарки. Надежды оказались напрасными, судя по всему, здесь действительно никто больше не живёт. Ни в посёлке Светлогорск, ни в старинном селе, что расположен напротив устья. Гидроэлектростанция остановлена с постепенным сбросом водохранилища. Значит, каскада Таймырских ГЭС больше не существует, осталась лишь станция в Снежногорске.
Курейскую ГЭС не смогли прикрыть силами ПВО, не успели расширить воздушный щит, которого хватило только для обороны Норильского промрайона и Снежногорска, в итоге крылатые ракеты противника разрушили часть производственной инфраструктуры Курейской станции. Наверное, уже и водохранилища не существует в прежнем виде.
Бедная природа… Словно мало ей было первого тяжелейшего стресса при затоплении огромной территории, после которого река только-только начала адаптироваться и восстанавливаться, теперь запущен обратный процесс — снова всё будет гнить, опять всё живое отсюда уйдёт.
В тесную, не сравнить с буксиром, рубку «Провокатора» набились пятеро — все, кто был на судне. Геннадий Фёдорович первые десять минут вяло и беззлобно ругался, поминая степень переедания у некоторых штатских, а затем, передав управление Игорю, вышел на ходовой мостик. Я следом.
— Говорил же тебе, паря, что напрасно ты надеешься, — проворчал Петляков. — Кто же останется жить в Светлогорске, если при уме? Жуть там, а не экология, и рыбы нету, когда ещё появится… Хорошо, если дежурные наезжают для осмотра.
— Говорил-говорил, молодец. Не ворчи, а? — попросил я. — Проверить всё равно нужно было, объект серьёзный, стратегический.
— Был стратегический, да весь вышел, — вздохнул шкипер «Провокатора». — В деревушке-то тоже шаром покати по переулочкам.
Внешне ничем не примечательное, но от того не менее знаменитое село Курейка, как и большинство енисейских сёл, зрительно тянется вдоль берега в одну улицу, кажется, что все дома расположены прямо на невысоком левом берегу. Избы заброшены, изгороди повалены в мощные паводки при сбросах воды. На подошве террасы криво стояла небольшая баржа, принесённая с верховий, на леерах палубы оржавевшего корпуса в рядок сидели крупные чайки. Чего они выжидают, если людей нет?
— Знаменитая Курейка! — изрёк Фёдорович нарочито громко, чтобы сказанное им хорошо расслышали и те, кто оставался в рубке. — Чуть дальше Пантеон стоял особый и памятник самому, значится, Иосифу нашему Виссарионовичу, знаменитому туруханскому сидельцу... Сейчас там руина. А может, вообще ничего не осталось, увидим.
Когда я в былые времена проплывал здесь на теплоходах, то особого внимания как-то не обращал. По судовой радиотрансляции что-то рассказывают, в окно всё видно, а в последний раз вообще был занят с приятелями, распечатав под водочку банку чёрной икры, купленной с лодок в Потапово.
Сталин вместе со Свердловым прибыли в Курейку, самое северное поселение района, в 1914 году и отбывали тут наказание пару лет, живя в одном доме. Условия были суровые, самые что ни на есть северные, почти в полном отрыве от цивилизации. Восемь месяцев зимы, один приходится на лето, в течение которого в Курейку успевал заходить всего лишь один парроход, всё остальное приходится на распутицу. Как рассказывал сам вождь, делать там было нечего. Они не работали, проживая на три рубля в месяц от казны и помощь от партии. Главным образом промышляли: ловили нельму и ходили на охоту.
— Вон он, смотри! — показав на стену сосен над обрывом впереди, капитан, не глядя, протянул свой восьмикратный «Бушнелл».
В тридцатых годах прошлого века Курейку принялись развивать: появились добротные срубы, электростанция на дизтопливе, больница, школа, клуб и магазины. А в 1934 году было принято решение о создании музея Сталина. Сначала он располагался в избе, в которой тот жил, потом построили двухэтажное деревянное здание. А затем, уже в пятидесятых, приступили к строительству Пантеона из красного кирпича, в который поместили и избушку, и множество других экспонатов. Строили Пантеон заключенные Норильлага. Жители Курейки, большинство из которых были спецпереселенцы, варили уху, которую дети в бидонах приносили заключенным. Затем на стройке произошел какой-то несчастный случай, и детей пускать перестали.
О, все сюда потянулись!
В двух километрах ниже по реке от края села, среди разрывов в стене деревьев виднелись чёрные обгорелый остов некогда величественного сооружения и яркое белое пятно обломка на постаменте перед фасадом.
Ни единой души там. Мёртво.
— Я же его ещё целым видел, когда музей ещё работал! Памятник был высокий, как морской маяк. За ним — огромное серое здание, облицованное благородным мрамором, хитрое такое, сложное, со стеклянным колпаком наверху, с траншеями да подземными ходами...
Позади иронически хмыкнула его жена, и шкипер тут же заюлил:
— Элеонорушка? Ты тут? Ну, как помнил, отец рассказывал, что вместе видели, мал я был ещё. Но ведь что-то действительно вспоминается!
— По рассказам тебе и вспоминается, — строго подчеркнула Элеонора Викторовна. — Специально для отопления музея построили котельную и электростанцию. Тут всё освещались, сотни фонарей горели, чтобы проходящие суда поклонились, гудок подавали. Тогда село и начали благоустраивать.
— Дык не позориться же ей рядом в таком затрапезном виде, нельзя величие губить! — резонно заметил шкипер.
Рядом стала Екатерина, и я, обняв её за плечи, переместился направо, заслоняя её от ветерка. Слышал, что вокруг Пантеона всё заасфальтироли, а красивые голубые ели привезли аж из самой Москвы. Огромные вертикальные окна имели тройное остекление с циркуляцией воздуха, чтобы не замерзали, а на высоком в этом месте берегу установили памятник. Всем капитанам пароходам в обязательном порядке предписывалось делать остановку, во время которой пассажиры с трепетом посещали музей. Таежный дворец просуществовал до 1961 года, когда было принято решение музей Сталина срочно ликвидировать, а памятник захоронить.
Петляков принялся эмоционально рассказывать, как спешно сносили и топили статую из белого гранита.
— Возились они до-олго… Домик разобрали прямо внутри Пантеона и спалили. Потом приняли памятник тросами стаскивать, двумя тракторами. И опять задержка, не даётся статуя! Три часа корячились, так он сопротивлялся. Прорубили прорубь, и давай его тут заталкивать, уже ночью. А он не влезает, глубины мало. Торчит по грудь головой вверх, смотрит на них!
— Ужас какой… — шепнула Катя, крепче прижимаясь ко мне.
— Ни туда — ни сюда! Секретарь туруханского райкома партии чуть с ума не сошёл в своём страхе и ругани! Что делать, срочно запросили у речников батиметрическую карту, выбрали новое место, прорубь на этот раз сделали широченную, будто всей бригадой топиться собрались. Запихали…
— Геннадий Фёдорович, а правду говорят, что статую ещё долго было под водой видать, с палубы? — как-то робко поинтересовалась Катя.
— Истинная правда! — авторитетным тоном гаркнул шкипер «Провокатора».
— Кошмар, — резко сказала его жена, нахмурившись. — Если бы увидела, получила бы инфаркт. Само здание Пантеона ещё долго стояло заброшенным, а в 1995 году по непонятной причине сгорело. Ох, плохое это место, нечистое… — женщина, покачав головой, внимательно посмотрела туда, где когда-то высился единовластный хозяин Енисея.
— Зря его снесли, — сказал я. — Поторопились. Какова бы не была история, её надо знать и помнить. Хотя бы ради заключённых, раз на Енисее любви к Сталину нет. Зэки строили Пантеон не из-за любви к вождю, а из-за страха. Вот он и должен был оставаться памятником им и символом его эпохи.
— Это да, на реке любви к Сталину ещё долго не будет, — поддакнул дед. — Тут все потерпевшие, кроме приезжих.
— Любовь и не требуется, а вот память об одном из своих великих вождей народу нужна, она страну держит, чтобы не рассыпалась в труху, — поддержала меня Элеонора Викторовна. — Восторжествовал вандализм. Не нравится историческая личность и отношение к ней современников — значит, нужно уничтожить. Потому и небылицы всякие начали сочинять, даже в учебниках истории писали глупости о мраморной, а то и бронзовой статуе и такой же лестнице, ведущей от берега. Стоял бы музей, и никто не врал бы.