— Прощайте! — сказала она. — До свиданія!
— Прощайте! — отвѣчалъ онъ.
И они разошлись въ разныя стороны. Онъ остановился и оглянулся. Онъ шла впередъ. Онъ протянулъ руки и шепталъ тихо и нѣжно: «я не сержусь на васъ, нѣтъ, нѣтъ, я не сержусь; я все еще люблю васъ, люблю васъ…»
— Викторія! — крикнулъ онъ.
Она услышала, вздрогнула, оглянулась, но продолжала итти дальше.
Прошло нѣсколько дней. Іоганнесъ былъ охваченъ страшнымъ безпокойствомъ, онъ не работалъ, не спалъ, почти цѣлые дни проводилъ онъ въ лѣсу. Онъ поднялся на холмъ, поросшій соснами, гдѣ поднимался флагштокъ. На шестѣ развѣвался флагъ такъ же, какъ и на башнѣ замка.
Его охватило странное чувство. Въ замкѣ, слѣдовательно, ждутъ гостей и на-дняхъ будетъ устроенъ праздникъ.
День стоялъ тихій и жаркій; ручей лѣниво протекалъ среди знойнаго ландшафта. Къ берегу подходилъ пароходъ и оставлялъ на зеркальной поверхности моря бѣлый пѣнистый слѣдъ. Изъ воротъ замка выѣхали четыре экипажа и направились къ пристани.
Пароходъ остановился, съ него сошли мужчины, дамы и сѣли въ экипажи. Изъ замка раздались выстрѣлы; двое людей стояли на высокой башнѣ, заряжали и стрѣляли, заряжали и стрѣляли изъ охотничьихъ ружей. Когда они выстрѣлили въ двадцать первый разъ, экипажи въѣхали въ ворота замка, и стрѣльба прекратилась.
Да, въ замкѣ будетъ устроенъ праздникъ. Гостей встрѣтили флагами и салютами изъ ружей. Въ экипажахъ сидѣло нѣсколько офицеровъ; можетъ-быть, и Отто былъ среди нихъ.
Іоганнесъ сошелъ съ холма и пошелъ домой. Его догналъ слуга изъ замка. Онъ несъ въ шапкѣ письмо, его послала фрёкэнъ Викторія и онъ долженъ былъ дождаться отвѣта.
Іоганнесъ съ сильно бьющимся сердцемъ прочелъ письмо. Викторія въ сердечныхъ выраженіяхъ приглашала его притти. На этотъ разъ она просила его. Посланный долженъ былъ принести отвѣтъ.
Горячее чувство неожиданной радости снова охватило его, кровь прилила ему къ головѣ и онъ отвѣтилъ посланному, что придетъ. Да, онъ сердечно благодаритъ и сейчасъ придетъ.
Онъ далъ посланному до смѣшного крупную монету и поспѣшилъ домой, чтобы переодѣться.
VIII
Первый разъ въ жизни вошелъ онъ въ ворота замка и поднялся по лѣстницѣ въ первый этажъ. Изъ комнатъ доносился смутный шумъ голосовъ, сердце его сильно забилось, онъ постучалъ и вошелъ. Еще нестарая хозяйка дома вышла ему навстрѣчу, ласково поздоровалась съ нимъ и подала ему руку. Она рада его видѣть, она помнитъ его еще совсѣмъ маленькимъ мальчикомъ, а теперь онъ уже взрослый мужчина. — И казалось, что хозяйка дома хочетъ сказать еще многое другое, она долго держала его руку въ своей и пытливо глядѣла на него.
И хозяинъ дома подошелъ къ нему и подалъ ему руку. Какъ сказала уже жена, онъ сталъ большимъ и не только въ одномъ смыслѣ большимъ человѣкомъ. Онъ знаменитость, очень радъ видѣть. — Его представили мужчинамъ и дамамъ, камергеру, увѣшенному орденами, супругѣ камергера, сосѣднему помѣщику и лейтенанту Отто. Викторіи онъ не видѣлъ.
Черезъ нѣсколько времени вошла Викторія, блѣдная, почти смущенная; она вела подъ руку молоденькую дѣвушку. Онѣ шли по залѣ, подходили къ гостямъ, здоровались и болтали. Передъ Іоганнесомъ онѣ остановились.
Викторія улыбнулась и сказала:
— Видите, вотъ Камилла, развѣ это вамъ не сюрпризъ? Вѣдь вы знакомы.
Она постояла съ минуту, поглядѣла на нихъ и вышла изъ залы.
Іоганнесъ въ первое мгновеніе былъ ошеломленъ и изумленъ. Такъ вотъ что за сюрпризъ! Викторія дружески предлагала ему другую вмѣсто себя. Слушайте, идите и берите другъ друга, вы люди! Весна въ полномъ цвѣту, солнце свѣтитъ; распахните окно, изъ сада несется ароматъ, и скворцы поютъ на березовыхъ вѣтвяхъ. Почему же вы не говорите другъ съ другомъ? Такъ смѣйтесь же!
— Да, мы знакомы, — сказала просто Камилла. — Здѣсь вы вытащили меня изъ воды.
Она была веселая семнадцатилѣтняя блондинка, одѣта въ розовато-красное платье. Іоганнесъ стиснулъ зубы и смѣялся, и шутилъ. Но мало-по-малу ея веселость заразила и его, они долго болтали и сердце его перестало биться. Она сохранила милую дѣтскую привычку слушать его, склонивъ головку на бокъ. Онъ узнавалъ ее, она не была для него сюрпризомъ.
Викторія снова вошла, она взяла подъ руку лейтенанта и, подойдя къ нимъ, обратилась къ Іоганнесу.
— Вы знакомы съ Отто, — съ моимъ женихомъ? Вы, вѣроятно, помните другъ друга.
Мужчины вспомнили другъ друга. Они обмѣнялись поклонами, нѣсколькими неизбѣжными фразами и разошлись.
Іоганнесъ и Викторія остались вдвоемъ. Онъ сказалъ:
— Это и было сюрпризомъ?
— Да, — отвѣтила она раздраженно и нетерпѣливо, — я сдѣлала все, что могла, я не знала, что еще сдѣлать. Не удивляйтесь больше, поблагодарите меня лучше; я видѣла, что вы были рады.
— Благодарю васъ. Да, я былъ радъ.
Невыразимое отчаяніе охватило его, онъ поблѣднѣлъ, какъ полотно. Если она когда-нибудь сдѣлала ему больно, то теперь она все вернула и исправила. Онъ, дѣйствительно, былъ ей благодаренъ.
— Я вижу, сегодня вы опять надѣли кольцо, — сказалъ онъ глухо. — Не снимайте же его больше.
Молчаніе.
— Нѣтъ, теперь ужъ я его, конечно, больше не сниму, — отвѣтила она.
Они взглянули другъ другу въ глаза. Губы его дрожали, онъ кивнулъ на лейтенанта и сказалъ сиплымъ, глухимъ голосомъ:
— У васъ есть вкусъ, фрёкэнъ Викторія. Онъ красивый мужчина. Эполеты красятъ его худыя плечи.
Она возразила съ поразительнымъ спокойствіемъ:
— Нѣтъ, онъ некрасивъ. Но онъ благородный человѣкъ. Это тоже что-нибудь да значитъ.
— Это намекъ на меня, благодарю васъ! — Онъ громко засмѣялся и дерзко прибавилъ:
— У него много денегъ, это значитъ еще больше.
Она быстро отошла отъ него.
Какъ безпокойный духъ блуждалъ онъ по комнатѣ. Камилла заговорила съ нимъ, спрашивала его о чемъ-то, а онъ ничего не слыхалъ и ничего не отвѣчалъ. Она снова обратилась къ нему, тронула его даже за руку, но онъ опятъ не слыхалъ вопроса,
— Господи, онъ все ходитъ и мечтаетъ! — воскликнула она смѣлее. — Онъ мечтаетъ, мечтаетъ!
Викторія услыхала это и сказала:
— Онъ хочетъ остаться одинъ. Онъ и со мной не сталъ разговаривать.
Вдругъ она близко подошла къ нему и громко сказала:- Вы, вѣроятно, обдумываете извиненіе передо мной. Но вы можете не безпокоиться объ этомъ. Напротивъ, я должна извиниться передъ вами въ томъ, что такъ поздно прислала вамъ приглашеніе. Это было очень невѣжливо съ моей стороны. Я забыла объ этомъ, я почти совсѣмъ забыла о васъ. Но я надѣюсь, вы извините меня, у меня было столько дѣла.
Онъ молча и неподвижно глядѣлъ на нее; даже Камилла глядѣла то на него, то на нее и казалась удивленной. Викторія стояла передъ нимъ и ея холодное блѣдное лицо выражало полное удовлетвореніе. Она была отомщена.
— Да, вотъ каковы наши современные молодые люди, — обратилась она къ Камиллѣ. — Намъ нечего ждать отъ нихъ. Тамъ сидитъ мой женихъ и разговариваетъ объ охотѣ на лосей, а здѣсь стоитъ поэтъ и мечтаетъ. Скажите же хоть слово, господинъ поэтъ?!
Онъ вздрогнулъ; жилы на его вискахъ налились кровью.
— Отлично. Вы просите меня что-нибудь сказать! Отлично.
— О нѣтъ, не старайтесь.
Она уже собиралась отойти отъ него.
— Пойдемъ прямо къ дѣлу, — сказалъ онъ медленно и улыбаясь, а голосъ его дрожалъ. — Начнемъ съ сути дѣла: давно ли вы влюблены, фрёкэнъ Викторія?
Нѣсколько секундъ длилось молчаніе; всѣ трое слышали, какъ бьются ихъ сердца. Камилла робко замѣтила:
— Конечно, Викторія влюблена въ своего жениха. Они недавно помолвлены, развѣ вы этого не знали?
Двери въ столовую распахнулись.
. . . . . . . . .
Іоганнесъ нашелъ свое мѣсто и остановился передъ нимъ. Столъ качался передъ его глазами, онъ видѣлъ массу людей и слышалъ шумъ голосовъ.
— Прошу васъ, это ваше мѣсто, — ласково сказала хозяйка дома. — Хотя бы всѣ поскорѣе сѣли.
— Простите, — раздался вдругъ за нимъ голосъ Викторіи.
Онъ отступилъ.
Она взяла его карточку и переложила ее на нѣсколько мѣстъ дальше, на семь мѣстъ дальше, рядомъ со старикомъ, бывшимъ учителемъ въ домѣ — который, какъ онъ зналъ, пилъ. Она вернулась съ другой карточкой и сѣла.
Онъ стоялъ и глядѣлъ на все происходившее. Хозяйка дома, непріятно озабоченная, дѣлала видъ, что занята чѣмъ-то на другомъ концѣ стола и старалась не глядѣть на него.
Въ головѣ его еще больше помутилось, и въ страшномъ нервномъ состояніи опустился онъ на свое мѣсто; на его прежнемъ мѣстѣ сидѣлъ товарищъ Дитлефа, пріѣхавшій изъ города молодой человѣкъ съ брилліантовыми запонками въ рубашкѣ. Слѣва отъ него сидѣла Викторія, справа Камилла.
Обѣдъ начался.
Старый учитель зналъ Іоганнеса еще въ дѣтствѣ и между ними сейчасъ же завязался разговоръ. Онъ разсказывалъ, что въ молодости тоже писалъ стихи, они еще цѣлы у него, и Іоганнесъ долженъ когда-нибудь почитать ихъ. Его пригласили теперь на семейное торжество по случаю помолвки Викторіи. Хозяева дома пригласили его въ память прежней дружбы.
— Я не читалъ вашихъ произведеній, — сказалъ онъ. — Когда, мнѣ хочется читать, я перечитываю свои стихи, они хранятся въ моемъ столѣ. Послѣ моей смерти они должны бытъ напечатаны; я хочу, чтобы публика узнала, кѣмъ я былъ. Да, мы старые люди, не спѣшили сейчасъ же все нести въ печать, какъ дѣлаютъ теперь. За ваше здоровье!
Обѣдъ подходилъ къ концу. Хозяинъ дома постучалъ о стаканъ и поднялся. Его важное худое лицо было растрогано и на немъ свѣтилась радость. Іоганнесъ низко опустилъ голову. Его стаканъ пусть и никто не думалъ наполнить его; онъ наполняетъ его до краевъ и снова опускаетъ голову. Теперь начинается!
Онъ сказалъ длинную, прекрасную рѣчь, принятую съ радостнымъ шумомъ; помолвка была объявлена. Со всѣхъ сторомъ стола неслись добрыя пожеланія дочери хозяина дома и сыну камергера.
Іоганнесъ залпомъ выпилъ стаканъ.
Черезъ нѣсколько минутъ нервное состояніе его прошло и онъ успокоился. Шампанское успокоительно подѣйствовало на него.
Онъ слышалъ, какъ отвѣчалъ камергеръ, какъ кричали браво и ура и чокались стаканами. Одинъ разъ взглянулъ онъ на Викторію; она блѣдна, измучена и не поднимаетъ глазъ. Камилла, улыбаясь, киваетъ ему, и онъ отвѣчаетъ тѣмъ же.
Старыя учитель продолжалъ нашептывать ему сбоку:
— Какъ хорошо, какъ хорошо, когда двое молодыхъ людей полюбятъ другъ друга. Со мной этого не случилось. Я былъ молодой студентъ, богато одаренный и съ блестящей будущностью. У моего отца было старинное имя, большой домъ, состояніе, много, много пароходовъ. Я долженъ прибавить, что у меня были даже очень большія надежды. Она также была молода и происходила изъ хорошей семьи. Я пришелъ къ ней и открылъ свое сердце. Она мнѣ отказала. Можете вы это понять? Нѣтъ, она не хотѣла быть моей женой, сказала она. Тогда я сдѣлалъ, что могъ, я продолжалъ работать и велъ себя, какъ мужчина. Но вотъ наступилъ несчастный годъ, пароходы потерпѣли крушеніе, бумаги упали, однимъ словодъ, отецъ разорился. Что же я сдѣлалъ? Я продолжалъ вести себя, какъ мужчина. Теперь мнѣ не приходится ждать дѣвушку, о которой я говорилъ. Она пріѣзжаетъ и отыскиваетъ меня въ городѣ. Что ей было нужно отъ меня? спросите вы. Я былъ бѣденъ, я взялъ ничтожное мѣсто учителя, вся моя блестящая будущность была разбита и мои поэтическія произведенія лежали на столѣ, и теперь она пришла и сказала, что хочетъ быть моей женой!
Учитель взглянулъ на Іоганнеса и спросилъ:
— Понимаете вы ее?
— Но тогда вы отказали ей?
— А развѣ я могъ поступить иначе? Безъ средствъ, безъ будущаго, несчастный учитель, понимаете? Вѣдь я же не могъ согласиться. Но спрашиваю только: можете вы ее понять?
— А что же съ ней сталось потомъ?
— Господи, вы же не отвѣтили мнѣ на вопросъ. Она вышла замужъ за полковника. Черезъ годъ. За артиллерійскаго полковника. За ваше здоровье!
Іоганнесъ сказалъ:
— О нѣкоторыхъ женщинахъ говорятъ, что онѣ ищутъ предмета для своего состраданія. Если человѣку живется хорошо, то онѣ не любятъ его и считаютъ, что онѣ не нужны ему; когда я-же ему становится плохо, когда ему приходится гнуть спину, онѣ приходятъ къ нему и говорятъ: вотъ я.
— Но почему же она не хотѣла знать меня въ мои хорошіе дни? Передо мной открывалась блестящая будущность.
— Она хотѣла дождаться, когда вы упадете въ безсиліи. Богъ знаетъ, чего она хотѣла.
— Нѣтъ, я никогда не падалъ въ безсиліи. Никогда. Я былъ гордъ и отказалъ ей. Что вы на это скажете?
Іоганнесъ молчалъ.
— Можетъ-быть, и вы правы, — сказалъ старый учитель. — Клянусь Богомъ, вы правы, — вдругъ воскликнулъ онъ возбужденно и залпомъ осушилъ стаканъ. — Въ концѣ-концовъ, она вышла за стараго полковника; она ухаживаетъ за нимъ, заботится о немъ и — полная госпожа въ домѣ. Артиллерійскій полковникъ.
Іоганнесъ поднялъ глаза. Викторія держала въ рукѣ стаканъ и глядѣла прямо на него. Она высоко подняла стаканъ. Онъ чувствоваль, что сердце его дрогнуло, и тоже поднялъ стаканъ. Рука его дрожала.
Тогда она громко назвала по имени его сосѣда и разсмѣялась; она назвала имя учителя.
Іоганнесъ смущенно опустилъ стаканъ и нерѣшительно улыбнулся. Всѣ глядѣли на него.
Старый учитель былъ до слезъ тронуть дружескимъ вниманіемъ со стороны своей ученицы. Онъ разомъ выпилъ свой стаканъ.
— А теперь, — продолкалъ онъ, — я доживаю свой вѣкъ одинокимъ, неизвѣстнымь старикомъ. Таковъ мой жребій. Никто не знаетъ, что я переживаю; но никто не слыхалъ, чтобы я ропталъ на свою судьбу. Помните горлицу? Знаете ее? Развѣ не горлица, эта великая печальница, мутитъ свѣжую, холодную воду истрчника, прежде чѣмъ, напиться?
— Не знаю.
— Да, но это такъ. То же самое дѣлаю и я. Я разлученъ съ той, съ которой мечталъ прожитъ всю жизнь, но все-таки не такъ ужъ бѣденъ радостями. Но я омрачаю ихъ. Всегда и вѣчно я омрачаю ихъ. Такимъ образомъ, меня никогда не постигнетъ разочарованіе. Поглядите на Викторію. Она только что пила за мое здоровье. Я былъ ея учителемъ; теперь она выходитъ замужъ, и это радуетъ меня, я испытываю такое же чисто личное счастъе, какъ если бы она была моей ообственной дочерью. Можетъ-бытъ, мнѣ придется быть учителемъ ея дѣтей. Да, въ жизни есть еще много радости. Чѣмъ больше я думаю о томъ, что вы сказали относительно состраданія женщины, и о безсиліи, тѣмъ болѣе я убѣждаюсь, что вы правы. Ей Богу, вы правы, — виноватъ, на одну, минуту.
Онъ всталъ, взялъ стаканъ и пошелъ къ Викторіи. Онъ шелъ, нѣсколько пошатываясь и сильно согнувшись.
Было произнесено много рѣчей, говорилъ лейтенантъ, сосѣдній помѣщикъ поднялъ стаканъ и провозгласилъ тостъ за женщину, и за хозяйку дома въ частности. Вдругъ поднялся съ мѣста господинъ съ брилліантовыми запонками и назвалъ Іоганнеса. Онъ получилъ разрѣшеніе передать юному поэту привѣтъ отъ молодежи. Въ дружескихъ словахъ выразилъ онъ признательность и восхищеніе современной молодежи.
Іоганнесъ не вѣрилъ своимъ ушамъ. Онъ шепнулъ учителю:
— Это онъ говоритъ обо мнѣ?
Учитель отвѣчалъ:
— Да, онъ предупредилъ меня. Я долженъ былъ говорить о васъ, Викторія просила меня объ этомъ сегодня днемъ.
— Кто просилъ васъ объ этомъ?
Учитель пристально взглянулъ на него.
— Никто.
Во время рѣчи всѣ глядѣли на Іоганнеса, даже хозяинъ дома ласково кивнулъ ему, а супруга камергера поглядѣла на него въ лорнеть. Когда рѣчь кончилась, всѣ выпили стаканы.
— Отвѣчайте же ему, — сказалъ учитель. — Онъ обратился къ вамъ съ рѣчью. Слѣдовало бы подумать о старшихъ. Кромѣ того, я съ нимъ во многомъ не согласенъ. Совершенно не согласенъ.
Іоганнесъ взглянулъ черезъ столъ на Викторію. Она просила сказать рѣчь господина съ брилліантовыми запонками; зачѣмъ она это сдѣлала? Сначала она обратилась съ этой просьбой къ другому, уже съ утра думала она объ этомъ; зачѣмъ она это сдѣлала? Она сидѣла и глядѣла прямо передъ собою и лицо ея было безстрастно.
Глубокое, горячее чувство вдругъ затуманило его глаза, ему хотѣлось бы броситься въ ея ногамъ и благодаритъ ее, благодарить ее! Онъ сдѣлаетъ это позднѣе. Послѣ обѣда. Камилла болтала направо и налѣво и все лицо ея было озарено веселой улыбкой. Она была счастлива, ея семнадцать лѣтъ наполняли ее радостью. Она нѣсколько разъ кивнула Іоганнесу и сдѣлала ему знакъ, что онъ долженъ встать.
Онъ поднялся.
Онъ сказалъ короткую рѣчь, голосъ его звучалъ глубоко и взволнованно! На праздникъ, устроенный по случаю семейнаго торжества, былъ приглашенъ и онъ — человѣкъ совершенно посторонній. Онъ хочетъ поблагодарить тѣхъ, кто доставилъ ему этотъ пріятный случай, и того, кто сказалъ ему столько дружескихъ словъ. Онъ считаетъ долгомъ поблагодаритъ также все общество за благосклонное отношеніе къ рѣчи, обращенной къ нему, человѣку совершенно постороннему. Онъ понимаетъ, что приглашенъ сюда только какъ сынъ сосѣда.
— Нѣтъ! — вдругъ прервала его Викторія со сверкающими глазами.
Всѣ взглянули на нее, румянецъ заливалъ ея щеки, грудь волновалась. Іоганнесъ остановился. Воцарилось неловкое молчаніе.
— Викторія! — удивленно замѣтилъ отецъ.
— Продолжайте! — воскликнула Викторія. — Только какъ сынъ сосѣда; продолжайте же!
Глаза ея потухли, она безпомощно улыбнулась и покачала головой. Потомъ, обратившись къ отцу, она прибавила:
— Я только хотѣла поправитъ его. Онъ преувеличиваетъ. Нѣтъ, я не хотѣла мѣшать…
Іоганнесъ услышалъ это объясненіе и нашелъ исходъ. Сердце его сильно забилось. Онъ замѣтилъ, что мать Викторіи со слезами на глазахъ и съ невыразимой нѣжностью глядѣла на нее.
Да, онъ преувеличилъ, фрёкэнъ Викторія права. Она была такъ любезна, что напомнила ему о томъ, что онъ не только сынъ сосѣда, но и товарищъ дѣтскихъ игръ дѣтей замка, и этому послѣднему обстоятельству онъ, конечно, и обязанъ своимъ присутствіемъ на этомъ праздникѣ. Онъ еще разъ благодарилъ ее. Когда онъ жилъ дома, лѣсъ при замкѣ вмѣщалъ для него цѣлый міръ, за которымъ лежали невѣдомыя, сказочныя страны. Въ тѣ годы Дитлефъ и Викторія часто посылали за нимъ, чтобы онъ принялъ участіе въ поѣздкѣ или игрѣ — это лучшія воспоминанія его дѣтства. Позднѣе, вспоминая объ этомъ, онъ увидѣлъ, что эти часы имѣли для всей его жизни значеніе, котораго никто и не подозрѣвалъ, и если его произведенія дѣйствительно, — какъ было сказано, — производятъ иногда впечатлѣніе, то этимъ онъ обязанъ воспоминаніямъ дѣтства, которыя вдохновляютъ его; онъ переживалъ снова то счастье, которое доставляли ему товарищи его дѣтскихъ игръ. Поэтому-то они оказали большое вліяніе на его произведенія. Къ обычнымъ добрымъ пожеланіямъ обрученнымъ онъ хочетъ прибавить личную благодарность дѣтямъ замка за тѣ счастливые годы, когда ихъ ничто не раздѣляло, за тотъ короткій, веселый лѣтній день.