— Хорошо, мы не поѣдемъ въ Лондонъ, — задумчиво произнесъ онъ.
— Да, правда! Мы не поѣдемъ. Кончилъ ты писатъ «Силу пола?» Господи, меня такъ интересуетъ эта вещь. Ты долженъ скорѣе кончитъ ее и притти къ намъ, Іоганнесъ. Часъ любви, вѣдь ты такъ говорилъ?.. Роскошная папская мантія, красная ночь. Боже мой, я такъ хорошо помню все, что ты мнѣ разсказывалъ. Послѣднее время я рѣдко приходила къ тебѣ; но теперь я буду приходитъ къ тебѣ каждый день и узнавать, какъ подвигается твоя работа.
— Я скоро кончу, — сказалъ онъ, не отрывая отъ нея глазъ.
— Сегодня я взяла всѣ твои книги и перенесла ихъ въ свою комнату. Я хочу ихъ перечесть; это меня нисколько не утомитъ, я Даже радуюсь этому. Послушай, Іоганнесъ, будь такимъ милымъ, проводи меня домой. Я не знаю, могу ли я спокойно дойти до дому. Право, я не знаю. Можетъ-быть, кто-нибудь ходитъ по улицѣ и ждетъ, когда я выйду. Я почти увѣрена въ этомъ…. Вдругъ она разразилась слезами и заговорила, волнуясь. — Я назвала его лгуномъ, но я совсѣмъ не хотѣла этого сказатъ. Онъ ничего не лгалъ мнѣ, напротивъ, онъ все время былъ…. Въ четвергъ у насъ будутъ гости, его не будетъ, но ты долженъ притти, слышишь! Обѣщаешь? Но я не хотѣла дурно говоритъ о немъ. Что ты теперь обо мнѣ подумаешь?
Онъ отвѣчалъ:
— Я начинаю понимать тебя.
Она бросилась къ нему на грудь, прижалась къ нему, дрожа и плача.
— Но я тебя тоже люблю! — воскликнула она. — Ты долженъ мнѣ вѣрить. Я не люблю одного его, это было бы безумно съ моей сгороны. Когда въ прошломъ году ты спросилъ меня, я такъ обрадовалась; а теперъ я узнала его. Я не понимаю. Неужели это такъ дурно съ моей стороны, Іоганнесъ? Я люблю его, можетъ-быть, не много больше, чѣмъ тебя; я не виновата въ этомъ, со мной что-то случилось. О, Боже мой, я не спала столько ночей съ тѣхъ поръ, какъ увидѣла его, и я люблю его все сильнѣе и сильнѣе. Что же мнѣ дѣлать? Ты старше меня, скажи мнѣ. Онъ проводилъ меня сюда и ждетъ на улицѣ, чтобы проводить меня домой; можетъ-быть, онъ озябъ тамъ. Ты презираешь меня, Іоганнесъ? Я не цѣловала его, нѣтъ, этого не было, повѣрь мнѣ; я только подарила ему розу. Отчего ты все молчишь, Іоганнесъ? Скажи, что мнѣ дѣлать, я больше не могу выноситъ этого.
Іоганнесъ сидѣлъ и внимательно слушалъ ее. Онъ сказалъ:
— Мнѣ нечего отвѣтитъ тебѣ.
— Благодарю, благодарю тебя, милый Іоганнесъ, это такъ хорошо съ твоей стороны, что ты не сердишься на меня, — сказала она, вытирая слезы. — Но ты не долженъ думать, что я не люблю тебя. Господи, я буду приходить къ тебѣ какъ можно чаще и дѣлать все, что ты хочешь. Вотъ только одно, что я люблю его больше, чѣмъ тебя. Я не хотѣла этого. Я не виновата въ этомъ.
Онъ молча поднялся и сказалъ, надѣвая шляпу:
— Пойдемъ!
Они сошли съ лѣстницы.
У подъѣзда стоялъ Ричмондъ. Это — молодой человѣкъ съ черными волосами и темными глазами, сіяющими молодостью и жизнью. Щеки его покраснѣли отъ холода.
— Вы озябли? — спросила Камилла, быстро подходя къ нему.
Голосъ ея дрожалъ отъ волненія. Вдругъ она обернулась къ Іоганнесу, взяла его подъ руку и сказала:
— Прости, я не спросила, можетъ-быть, тебѣ тоже холодно. Ты не надѣлъ пальто, хочешь я схожу и принесу его? Нѣтъ? Ну, такъ застегнись, по крайней мѣрѣ.
И она застегнула его сюртукъ.
Іоганнесъ протянулъ Ричмонду руку. Онъ находился въ какомъ-то странномъ состояніи, какъ-будто все происходящее совсѣмъ не касалось его. Онъ неувѣренно, слабо улыбнулся и пробормоталъ:
— Очень радъ васъ видѣть.
Лицо Ричмонда не имѣло виноватаго или смущеннаго выраженія. На лицѣ его мелькнула улыбка удовольствія, когда онъ узналъ Іоганнеса, и онъ вѣжливо поклонился.
— Недавно въ Лондонѣ я видѣлъ въ одномъ изъ магазиновъ вашу книгу, — сказалъ онъ. — Это былъ переводъ. Такъ пріятно было это видѣть, словно привѣтъ съ родины.
Камилла шла между ними и поочереди взглядывала то на одного, то на другого. Наконецъ, она сказала:
— Итакъ, ты придёшь въ четвергъ, Іоганнесъ. Прости, что я думаю только о своемъ, — прибавила она, улыбаясь. Затѣмъ она обратилась къ Ричмонду и просила его тоже притти. Будутъ только хорошіе знакомые и, между прочимъ, Викторія съ матерью.
Іоганнесъ вдругъ остановился и сказалъ:,
— Собственно говоря, я могу вернуться.
— До свиданья, до четверга! — отвѣчала Камилла.
Ричмондъ крѣпко пожалъ ему руку. И двое молодыхъ людей, веселые и счастливые, пошли своей дорогой.
XII
Мать, одѣтая въ голубое, находилась въ страшномъ волненіи, она каждую минуту ждала сигнала изъ сада, а пока мужъ дома, никто не можетъ пройти черезъ него. Ахъ, этотъ мужъ, этотъ сорокалѣтній, лысый мужъ! Какія мысли тревожатъ его сегодня вечеромъ? Онъ сидитъ блѣдный, неподвижно и молча, пристально глядя въ газету…
Она ни на минуту не можетъ успокоиться; часы бьютъ одиннадцать. Дѣти давно уже спятъ, а мужъ все еще не уходитъ. Что, если раздастся сигналъ, дверь отопрется маленькимъ, дорогимъ ключикомъ, — и двое мужчинъ встрѣтятся лицомъ к. ъ лицу! Она боялась довести свою мысль до конца.
Она ушла въ темный уголъ комнаты, ломала руки, и, наконецъ, сказала:
— Уже одиннадцать. Если хочешь попасть въ клубъ, пора итти.
Онъ поднялся, поблѣднѣлъ еще больше и вышелъ изъ комнаты, вышелъ изъ дому.
Выйдя изъ сада, онъ остановился и услышалъ сигналъ, осторожный свистъ. По дорожкѣ раздались шаги, во входной двери, щелкнулъ замокъ, и на занавѣси окна появились двѣ тѣни.
Онъ зналъ впередъ и сигналъ, и шаги, и тѣни въ окнѣ; все это было ему знакомо.
Онъ пошелъ въ клубъ. Онъ былъ еще отпертъ, въ окнахъ былъ виденъ свѣтъ, но онъ не вошелъ. Полчаса ходилъ онъ по улицѣ и кругомъ сада, безконечные полчаса! Ну, пусть подождутъ меня еще четверть часа! думалъ онъ и продолжаетъ ходить. Затѣмъ онъ входитъ въ садъ, поднимается по лѣстницѣ и звонитъ.
Дѣвушка отпираетъ дверь, высовываетъ голову и говоритъ:
— Барыня уже давно…
— Ушла спать, — договариваетъ онъ, — Подите, скажите барышнѣ, что ея мужъ вернулся.
Дѣвушка уходитъ. Она стучитъ въ комнату барыни и передаетъ приказаніе черезъ запертую дверь:
— Мнѣ приказали сказать, что баринъ вернулся.
Барыня спрашиваетъ изъ своей комнаты:
— Что ты говоришь, вернулся баринъ? Кто тебѣ велѣлъ это сказать?
— Самъ баринъ. Онъ стоитъ за дверями. — Изъ комнаты барыни раздается стонъ отчаянія, шопотъ, отворяется и захлопывается дверь и все стихаетъ.
Входитъ баринъ. Жена въ смертельномъ ужасѣ выходитъ ему навстрѣчу.
— Клубъ былъ уже запертъ, — говоритъ онъ сейчасъ же изъ жалости и состраданія. — Я послалъ предупредить тебя, чтобы ты не испугалась.
Она опускается на стулъ успокоенная, чувствуя себя спасенной. Подъ вліяніемъ охватившаго ее счастья, она хочетъ быть доброй и спрашиваетъ мужа:
— Ты такъ блѣденъ. Что съ тобой, милый?
— Со мной ничего, — отвѣчаетъ онъ.
— Съ тобой ничего не случилось? У тебя такой измученный видъ.
Мужъ отвѣчаетъ:
— Нѣтъ, я улыбаюсь. Это у меня такая улыбка. Я теперь всегда сохраняю на лицѣ эту гримасу.
Она слушаетъ эти отрывистые слова и не понимаетъ ихъ. Что онъ хочетъ этимъ сказать?
Вдругъ онъ порывисто, съ безумной силой обнимаетъ ее и шепчетъ ей въ лицо:
— А не наставить ли намъ ему рога, — тому, кто только что ушелъ, — не наставить ли намъ ему рога?
Она вскрикнула и позвала дѣвушку. Онъ выпустилъ ее съ тихимъ, сухимъ смѣхомъ, при чемъ онъ кривитъ ротъ и бьетъ себя по колѣнямъ.
Утромъ доброе чувство одерживаетъ въ женѣ верхъ и она говоритъ мужу:
— Вчера вечеромъ у тебя былъ странный припадокъ; теперь онъ, разумѣется, прошелъ; но ты блѣденъ.
— Да, — отвѣчаетъ онъ, — въ мои годы не слѣдуетъ увлекаться. Этого больше не повторится.
Изобразивъ разные виды любви, монахъ Вендтъ разсказываетъ еще объ одной любви:
— Потому что такая любовь доходитъ до самозабвенія!
Новобрачные только что вернулись на родину послѣ долгаго свадебнаго путешествія и удалились на покой.
Падающая звѣзда скатилась надъ ихъ домомъ.
Лѣтомъ молодые гуляли вмѣстѣ и не разлучались. Они рвали желтые, красные и голубые цвѣты и собирали ихъ въ букеты, они любовались, какъ вѣтеръ колышетъ траву, слушали пѣнье птицъ въ лѣсу, и каждое ихъ слово было лаской. Зимой они катались на саняхъ, и надъ ихъ головами на безпредѣльномъ небосводѣ сіяли звѣзды.
Такъ прошло много, много лѣтъ. У нихъ было уже трое дѣтей, но ихъ сердца любили другъ друга, какъ въ день перваго поцѣлуя.
Но вотъ мужъ заболѣлъ какой-то болѣзнью, на долго приковавшей его къ постели. Терпѣніе жены подверглось трудному испытанію. Когда онъ, наконецъ, выздоровѣлъ и всталъ съ постели, онъ самъ себя не узналъ. Болѣзнь обезобразила его и лишила волосъ.
Онъ долго страдалъ молча. Однажды утромъ онъ сказалъ:
Онъ долго страдалъ молча. Однажды утромъ онъ сказалъ:
— Теперь ты меня, конечно, разлюбила?
Но жена, краснѣя, обняла его и поцѣловала такъ же страсгно, какъ въ дни юности, и отвѣчала:
— Я люблю, люблю тебя. Я никогда не забуду, ты взялъ меня и сдѣлалъ такой счастливой.
И, придя въ свою комнату, она обрѣзала свои золотистые волосы, чтобы походить на любимаго мужа.
Прошло много, много лѣтъ. Молодые люди состарились и дѣти ихъ выросли. Они были счастливы попрежнему; лѣтомъ они ходили въ поля и любовались, какъ колышется трава, а зимой они закутывались въ шубы и катались подъ звѣзднымъ небомъ. И сердца ихъ бились попрежнему горячо и радостно, какъ отъ дѣйствія чудеснаго напитка.
У жены отнялись ноги. Старая женщина не могла ходить, ее приходилось возитъ въ креслѣ на колесахъ, и мужъ самъ возилъ ее. Жена невыразимо страдала отъ своего несчастья и страданіе покрыло ея лицо глубокими морщинами.
Однажды она сказала:
— Мнѣ хотѣлось бы теперь умереть. Я лишилась ногъ и стала такъ безобразна, а ты такъ прекрасенъ, ты не можешь больше цѣловать меня и любить попрежнему.
Но мужъ, дрожа отъ волненія, обнялъ ее и сказалъ:
— Я люблю тебя, дорогая, больше жизни, я люблю тебя, какъ въ первый день, какъ въ первый часъ, когда ты подарила мнѣ розу. Помнишь? Ты протянула мнѣ руку и взглянула на меня своими чудными глазами; роза благоухала, какъ ты, ты покраснѣла, какъ она, и я опьянѣлъ отъ счастья. Но теперь я люблю тебя еще больше, ты прекраснѣе, чѣмъ была въ юности, и мое сердце благодаритъ и благословляетъ тебя за каждый день, прожитый нами вмѣстѣ.
Мужъ идетъ въ свою комнату, обливаетъ лицо сѣрной кислотой, чтобы обезобразить себя, и говоритъ женѣ:
— По случайной неосторожности мнѣ на лицо попала сѣрная кислота, щеки мои покрыты ожогами. Теперь ты, конечно, меня больше не любишь?
— О, ты женихъ мой, возлюбленный мой! — воскликнула старая женщина и поцѣловала его руки. — Ты прекраснѣе всѣхъ на свѣтѣ, твой голосъ еще и теперь заставляетъ биться мое сердце, и я до самой смерти не перестану любитъ тебя.
XIII
Іоганнесъ встрѣтилъ Камиллу на улицѣ; она ѣхала съ матерью, отцомъ и молодымъ Ричмондомъ. Они остановили экипажъ и дружески поздоровались съ нимъ.
Камилла схватила его за руку и сказала:
— Ты не пришелъ къ намъ. У насъ было много народу. Мы ждали тебя до послѣдней минуты, но ты не пришелъ.
— Я былъ занятъ, — отвѣчалъ онъ.
— Прости, что я до сихъ поръ не была у тебя, — продолжала она, — Я непремѣнно приду на-дняхъ, когда уѣдетъ Ричмондъ. Ахъ, какъ у насъ было весело! Викторія заболѣла и уѣхала домой; ты слышалъ объ этомъ? Я собираюсь навѣстить ее. Ей теперь, вѣроятно, лучше; можетъ-быть, она уже выздоровѣла, Я подарила Ричмонду медальонъ, почти такой же, какъ и тебѣ. Послушай, Іоганнесъ, обѣщай мнѣ обратить вниманіе на твою печку. Когда ты пишешь, то забываешь обо всемъ, и у тебя дѣлается страшно холодно. Ты долженъ тогда звать дѣвушку.
— Да, я буду звать дѣвушку, — отвѣчалъ онъ. Г-жа Сейеръ также заговорила съ нимъ, она спрашивала о его работѣ, о его новомъ произведеніи, скоро ли оно будетъ закончено? Она съ нетерпѣніемъ ждетъ, когда оно появится въ печати.
Іоганнесъ отвѣтилъ на вопросы, почтительно поклонился и поглядѣлъ вслѣдъ уѣзжающей каретѣ. Какъ мало ему дѣло до всего этого, до этого человѣка, этихъ людей, этихъ разговоровъ? Холодное равнодушіе охватило его и не покидало всю дорогу. Передъ его домомъ взадъ и впередъ ходилъ какой-то человѣкъ, это былъ его старый знакомый, бывшій учитель изъ замка.
Іоганнесъ поклонился ему.
На немъ было длинное, теплое пальто, старательно вычищенное, на лицѣ его было довольное, самоувѣренное выраженіе
— Вы видите передъ собой вашего друга и коллегу, — сказалъ онъ. — Протяните мнѣ руку, молодой человѣкъ. Съ тѣхъ поръ, какъ мы видѣлись въ послѣдній разъ, судьбѣ моей было угодно измѣниться. Я женатъ, у меня есть свой домъ, маленькій садикъ, жена. Въ жизни еще случаются чудеса. Что вы можете возразитъ на это?
Іоганнесъ съ удивленіемъ глядѣлъ на него.
— Итакъ, слушайте. Я училъ ея сына. У нея былъ сынъ отъ перваго брака; она, разумѣется, уже была замужемъ и овдовѣла. Вы можете возразитъ, что мнѣ не это было предназначено при рожденіи; но я женился на вдовѣ. Мальчикъ былъ отъ перваго брака. Я хожу туда, вижу каждый день садикъ и вдову и, наконецъ, привыкаю къ нимъ. Вдругъ мнѣ пришла въ голову эта мысль, и я сказалъ себѣ: конечно, я предназначался не для этого и такъ дальше, но все-таки я это сдѣлаю потому, что это, вѣроятно, предсказано звѣздами. Видите, какъ все это вышло.
— Поздравляю, — сказалъ Іоганнесъ.
— Стойте! Ни слова! Я знаю, что вы хотите сказать. А та, первая, хотите вы сказать, неужели вы забыли вѣчную любовь вашей юности? Вы хотѣли это сказать. А позвольте, въ свою очередь, почтеннѣйшій, спросить васъ, гдѣ она, моя первая, единственная и вѣчная любовь? Развѣ она не вышла замужъ за полковника артиллеріи? Позвольте задать вамъ еще одинъ маленькій вопрюсъ: видали ли вы когда-нибудь, чтобы мужчина соединился съ той, съ кѣмъ онъ хотѣлъ? Въ одной сказкѣ разсказывается объ одномъ человѣкѣ, мольбу котораго Богъ услышалъ и соединилъ его съ его первой и единственной любовью. Но онъ не былъ счастливъ. — Почему? спросите вы, и я вамъ отвѣчу на это: по той простой причинѣ, что она сейчасъ же умерла, — слишите, тотчасъ же умерла; ха-ха-ха, сейчасъ же. Такъ всегда бываетъ. Обыкновенно, никто не соединяется съ женщиной, которую любитъ, но если это и случается, то она умираетъ. Счастье никогда не бываетъ совершенно. Тогда человѣку только и остается полюбить другую и постараться найти себѣ въ этомъ утѣшеніе, но ему совсѣмъ не слѣдуетъ умиратъ отъ этого. Увѣряю васъ, природа дѣйствуетъ очень мудро, помогая человѣку переносить подобныя испытанія. Взгляните хотъ на меня.
— Вы выглядите очень хорошо!.
— Великолѣпно. Слушайте, чувствуйте, смотрите! Развѣ меня касаются какія-либо заботы? Я одѣтъ, обутъ, у меня есть семейный очагъ, жена, ребенокъ, — я говорю о мальчикѣ. Если вы спросите о моихъ поэтическихъ произведеніяхъ, то я отвѣчу вамъ и на этотъ вопросъ. Ахъ, мой молодой коллега, я старше васъ и, можетъ-быть, отъ природы лучше одаренъ. Бумаги мои сложены въ письменномъ столѣ. Онѣ будутъ изданы послѣ моей смерти. Вы можете возразить, что я не получу отъ этого никакого удовольствія. И опять-таки вы ошибаетесь, ими наслаждается теперь моя семья. Вечеромъ, когда зажигаютъ лампы, я отпираю столъ, вынимаю свои стихотворенія и читаю ихъ женѣ и мальчику. Ей сорокъ лѣтъ, а ему двѣнадцать, они оба бываютъ въ восторгѣ. Приходите какъ-нибудь вечеромъ, я угощу васъ стаканчикомъ грога. Да сохранитъ васъ Господь.
Онъ протянулъ Іоганнесу руку и вдругъ спросилъ:
— Знаете вы что-нибудь о Викторіи?
— О Викторіи? Нѣтъ. Да, я только что слышалъ.
— Развѣ вы не замѣтили, какой у нея болѣзненный видъ и какъ впали ея глаза?
— Я не видалъ ее съ весны. Она все еще больна?
Учитель отвѣтилъ до смѣшного рѣзко топнулъ ногой.
— Да.
— Я только-что слышалъ. — Нѣтъ, я не видалъ, насколько она измѣнилась, я не встрѣчался съ ней. Она опасно больна?
— Очень. Вѣроятно, она уже умерла, понимаете.
Пораженный Іоганнесъ смотрѣлъ то на учителя, то на дверь своего дома, не зная, входитъ ему или стоять здѣсь, потомъ онъ снова взглянулъ на учителя, на его длинное пальто и шляпу; онъ улыбнулся смущенный, страдальческой улыбкой.
Старый учитель продолжалъ угрожающимъ тономъ:
— Вотъ опятъ примѣръ; развѣ вы можете его отрицать? Она тоже не вышла за, того, кого любила, за жениха, назначеннаго ей съ самыхъ дѣтскихъ лѣтъ, за молодого прекраснаго лейтенанта. Онъ отправился однажды на охоту, выстрѣлъ попалъ ему въ голову и раздробилъ черепъ. И вотъ онъ явился жертвой слѣпого случая. Викторія, его невѣста, начинаетъ чахнуть. червякъ грусти точитъ ея сердце; мы, друзья ея, видѣли все это. Черезъ нѣсколько времени она появляется въ обществѣ, въ домѣ Сейеръ, она разсказывала мнѣ, между прочимъ, что и вы должны притти, но вы не пришли. Однимъ словомъ, въ этотъ вечеръ она пересиливала себя, на нее нахлынули воспоминанія о любви, она сдѣлалась нервно весела и танцовала, танцовала цѣлый вечеръ, какъ безумная. Вдругъ она падаетъ, полъ окрашивается кровью, ее поднимаютъ, увозятъ домой. Ей жить не долго.
Учитель подходитъ вплотную къ Іоганнесу и жестко говоритъ ему:
— Викторія умерла.
Іоганнесъ, какъ слѣпой, начинаетъ ощупывать вокругъ себя руками.
— Умерла? Когда она умерла? Викторія умерла?
— Она умерла, — отвѣтилъ учитель. — Она умерла сегодня утромъ, теперь… вотъ только что. — Онъ сунулъ руку въ карманъ и вынулъ толстое письмо. — Она поручила мнѣ передать вамъ это письмо. Вотъ оно. Послѣ моей смерти, сказала она. Она умерла. Я передалъ вамъ письмо. Моя миссія окончена.