– Так что за повод у твоего парня оказался?
Бойцов в маете великой оглянулся на свою машину. В том, что баба не скажет ему ничего путного, он был почти уверен. Одна надежда оставалась на пальчики на бутылке. Но и тут она его разочаровала, сказав:
– Сам притащил на могилу к жене своей, а сам даже разливать отказался. Лей, говорит, сама.
– А пил хоть? – скуксился совсем Бойцов.
– Пить-то пил, да наливать все время мне приходилось.
– Что, даже за бутылку ни разу не взялся? – опробовал он последнюю надежду. – А доставал когда?
– Достал, как интеллигент, в перчаточках, откупорил так же, не снял их даже. А потом все я наливала. Сволочь он, слышь, хорошенький. Сволочь и жлоб!
– Чего это ты так решила? – уже безо всякого интереса спросил Бойцов и выбрался из укрытия наружу. – Закуски не купил?
– Баба под таким мрамором лежит, а он ее с одним яблоком поминать пришел! Одет хрен во что, а на такси сел и поехал. Если денег нет на ботинки… Видал бы ты войлок, что у него на ногах был, тю-ю-ю, я за ящик водки такой не надену. У меня хоть и старенькие, но кожаные. А он нацепил на себя «прощай, молодость» и, типа, крутой!
– На каком такси он поехал, не помнишь? – потянул последнюю ниточку Бойцов, почти не надеясь на то, что она не оборвется тут же.
– С Вовкой Кисляком он поехал, – деловито сообщила тетка и кивнула Бойцову на карман. – Дай денежку-то, хорошенький!
– Кто такой Вовка Кисляк? – Он снова полез в карман за полтинником.
– Таксист местный. Он все время у ворот тусуется. Народишко снует без конца, он и деньгу сшибает приличную. Один тут обосновался. Пытались еще некоторые к нему пристрять, да быстро он у них охоту отбил. Моя, говорит, это точка, так что отвалите. Дай денежку-то…
Он сунул бабе полтинник, шагнул в сторону. Потом все же спросил:
– А Кисляк – это его настоящая фамилия или кличка?
– Врать не буду, не знаю, – потеряла она к Бойцову всякий интерес после того, как спрятала его полтинник в недрах своей засаленной одежды. – Но ты и сам мудр, узнаешь…
Бойцов зашел в сторожку, потребовал у струхнувших сторожей номер машины таксиста, работающего возле ворот. Потом вернулся на работу. Разослал несколько официальных запросов, касающихся родственников усопших, чьи могилы сегодня посетили. Потом попросил, чтобы ему пробили номера машины того самого таксиста, который увозил бородатого мужика с кладбища. Остаток дня провозился с текучкой, которой скопилось, как всегда, – не перелопатить. И только собрался домой, как позвонила Сонька.
– Привет, – строгим голосом поздоровалась она, сразу ясно, что начнет песочить. – Как жизнь, как настроение?
– Привет, – поскучнел сразу Бойцов. – Жизнь ничего, настроение тоже в норме.
– Ага! – подхватила она. – А совесть как, не мучает?!
– Сонь, ну чего ты, а?
– Ничего, Дима!!! – заорала, не выдержав, сестра. – Сначала ты звонишь и просишь организовать тебе вечеринку. Потом ты являешься… Слава богу, что хоть явился!..
– Вот! Это уже хорошо…
– Кому?! – перебила она его с вырвавшимся матерком, чем не особо удивила – она любила вставлять всякие-разные словечки. – Кому хорошо?! Мне? Так я теперь не знаю, куда глаза девать! Или… Или Тане?!
– А что с ней? – притворно изумился Бойцов.
– А ничего, мать твою!!! – продолжила свирепствовать Соня. – Ты динамил ее почти неделю, Бойцов! Пять дней, понимаешь!!! Зачем, Дим?! Сразу бы сказал, что она тебе не понравилась, зачем было голову ей морочить обещаниями?!
– Я не морочил, и она мне… – Он решил немного приврать для пользы дела и во имя сохранения с сестрой нормальных отношений. – И она мне понравилась. Даже очень.
– Даже очень! – передразнила его Сонька и плюнула прямо в трубку, он даже ухо потрогал, не осталось ли там ее гневного плевка. – Знаю я, когда тебе «даже очень» нравятся бабы, Бойцов! Ты, назначая им свидания изо дня в день, за полчаса до выхода из дома их не отменяешь! Скотина!!!
– Скотина, – согласился он и заскулил, заскулил, надеясь вымолить прощение. – Сонь, ну правда же занят был! Тут такое поднялось в связи с убийством этого Сырникова, что просто хоть вешайся!
– Не верю! – отрезала его сестра. – Когда у тебя все завязывалось с Шурочкой, ты всегда находил время, всегда! А Таня…
Таня, с которой познакомила его Соня, была очень милой. Правда милой и, наверное, очень славной девушкой. Окончила какой-то престижный вуз, он прослушал, какой именно. Устроилась очень удачно на работу по специальности, это он тоже пропустил. Родители помогли ей с жильем, купив просторную квартиру в новостройке. Все, чего ей теперь не хватало для полноты счастья, – это мужа. Причем, как понял Бойцов, муж у Танечки должен был быть непременно привлекательной внешности. Хорошо зарабатывать, быть интеллектуалом, заботиться о ней и их будущих детях. Раз в год – минимум – вывозить всю семью за границу и…
Вот только он не понял – при чем здесь он?!
Он не был уродом, конечно, забота о семье – это святое, но вот на те деньги, которые ему платили, он вряд ли бы мог позволить себе вывозить свою семью ежегодно за границу.
И, кажется, он ненавязчиво дал понять Танечке, что он явно герой не ее романа. А она звонит и звонит ему каждый день! Звонит и звонит! И как-то так умело ведет разговор, что он вынужден мямлить и соглашаться на те свидания, на которые изначально не мог и не хотел являться.
Но попробуй сказать об этом Сонечке! В жизни не поверит и проклянет за то, что он такие гадости говорит о ее подруге. Да и кто знает, к каким уловкам прибегает сама Сонечка, чтобы заполучить мужика в свою холостяцкую кроватку. Обидится на него и за подругу, и за себя, и за весь женский пол, вместе взятый.
– Сонь, притормози чуть-чуть, – взмолился он, наслушавшись о себе всякого. – Таня твоя очень хорошая девушка, и она мне понравилась, но…
– Но любишь ты другую, так? – перебила его сестра, сделав неожиданный вывод.
– Люблю? – изумился Бойцов и почему-то сразу вспомнил про Образцову Жанну.
И не потому вспомнил о ней, что ноги у нее были потрясающими. И темные глаза ее были красивыми, даже будучи заплаканными. А потому, наверное, вспомнилось, что коробила его невольно ее искренняя скорбь по ушедшему в мир иной мерзавцу. Стоял, наблюдал за ней на кладбище и все злился непонятно на кого.
Да на Сырникова, на кого же еще!
Вот, думал Бойцов, гадина же, отпетая гадина, хорошей девчонке жизнь испортил, врал все три года, использовал ее, а она…
Она простить его уже готова. И воскресни он из мертвых, точно простила бы. Это Бойцов по ее глазам уже за столом поминальным понял. И по мимолетной улыбке торжества тоже.
Она решила для себя, что ее Саша вынужден был ей врать, чтобы не сделать больно. Оберегал тем самым, видите ли, он ее! Жена про любовницу знала, а любовница про жену – нет. Это о чем говорит? Это говорит о том, что он ее щадил, стало быть, любил. И чего же его не простить?!
– Да, да, у меня такое впечатление, что ты влюбился, Димка, – подстегнула его задумчивость Соня настырным заявлением. – Причем безнадежно влюбился, безответно.
– Да ладно? – не поверил он ни ей, ни странному толчку своего сердца.
– Точно! Как же это я сразу-то… – К свирепым переливам в голосе сестры добавились мстительные нотки. – Это тебе за всех обманутых, Бойцов, твоя любовь безответная! Как искупление! Это ведь не Шурочка? Да?
– Не Шурочка, – вздохнул он. – Только нет никакой любви, Сонька. Интерес какой-то непонятный есть.
– Непонятный? – хмыкнула Сонька, задумавшись. – Непонятный… Она что у тебя, подозреваемой проходит по делу какому-нибудь, братец?
– Слушай, может, пойдешь ко мне работать, а? – взмолился он. – Все-то ты про всех знаешь!
– Про всех – нет. Про тебя – многое. Мы же с тобой одной крови: ты и я! – захохотала она весело, совсем забыв, как гневалась и ругалась матом на него несколько минут назад. – Она что, убийца, и ты теперь пытаешься ее спасти, да, Дим?! Ну, расскажи, Дим, ну, расскажи, а!!!
– Никого она не убивала, – с уверенностью ответил Бойцов, потеребив макушку. – Она просто…
– Просто что? Что, Дим???
– Она просто любит безумно того, кого убили!..
Глава 11
Почему, когда мы смотрим телевизионный репортаж про жестоких убийц, насильников, грабителей и хулиганов, видим их фотографии, слушаем их исповеди равнодушные и без раскаяния, мы ужасаемся, но никогда не соотносим с собой? Почему считаем себя заговоренными от того, что случается с другими? Почему не пытаемся как-то обезопасить себя хотя бы в малом? Ну, например, надо перестать бродить пустынными улицами поздними вечерами. Не открывать дверь, если в глазок ничего не видно.
Почему мы этого не делаем, наслушавшись страшных новостей? Почему считаем, что уж с нами-то этого точно не случится.
Почему?..
Все эти мысли огненными иглами пронзали ей мозг, когда она влетела в свою квартиру, заперлась на все замки, а потом просидела неизвестно сколько, скорчившись в углу возле двери.
Почему?..
Все эти мысли огненными иглами пронзали ей мозг, когда она влетела в свою квартиру, заперлась на все замки, а потом просидела неизвестно сколько, скорчившись в углу возле двери.
Саша…
Саша ее предупреждал! Он зачитывал ей статьи из своей любимой газеты про мужчину, который нападал на женщин в их районе в темное время суток. А она не верила! Она скандалила с ним!
Так, стоп! Чего это она о нем как о Саше думает, интересно? Он не был никаким Сашей. Сашей он прикидывался, разгуливая по ее дому в вытянутых на коленках трико и читая газетенку посредственного содержания. А на самом деле…
Нет, а что меняется? Саша он или нет, но он предупреждал ее и просил соблюдать осторожность. И вечерами без особой нужды никуда не выходить из дома в одиночку.
Нужды у нее никакой не было в этой поздней вечерней вылазке. Или была? Почему она с плачем вырвалась из своего дома и побежала вниз по лестнице, едва не сбив собачницу со второго этажа? Потому что снова наткнулась на что-то из его вещей в шкафу и уловила его запах? Или потому, что ей вдруг позвонила его вдова и свистящим шепотом опять принялась ее оскорблять?
Так вещи нужно было давно собрать в коробку и деть куда-нибудь. Катька предупреждала, что будет тяжело каждый раз натыкаться на них, а она все откладывала и откладывала. Вот и результат.
Не стоило из-за этого покидать стены родного дома поздним вечером и мчаться по улице непонятно куда.
Вдова позвонила и начала оскорблять?
Так это она могла нарочно делать, чтобы выманить ее из дома. А Жанна, как дурочка, попалась на удочку. Выскочила, рыдая, и побежала. Куда?
Она бродила, пока не промерзла до такой степени, что еле удалось вдавить кнопки кодового замка. Вошла внутрь подъезда. Услышала, как щелкнул замок за ее спиной. И медленно побрела вверх по лестнице, рассеянно удивившись тому, что ни на одной лестничной площадке нет света.
Свет же был, когда она бежала вниз и перепугала своим диким ревом любительницу животных, возвратившуюся с собачьим выводком с прогулки. Точно был. А теперь не было. Почему?
Почему она не испугалась или хотя бы не задалась вопросом – почему в подъезде вдруг стало темно, такого не было уже года четыре, с тех пор как поставили металлическую дверь с кодовым замком?
Не перепугалась особо, когда носок ее зимнего сапога наткнулся на неведомую преграду, не видимую в кромешной тьме. Вздрогнула от неожиданности – и все, вся ее реакция. В следующее мгновение носок второго ее сапога тоже натыкается на что-то, и снова нет испуга. Просто попыталась чуть сдвинуться в сторону и обойти, что бы это ни было. Ну… коробку кто-то от телевизора или холодильника оставил на проходе, потому что внезапно погас свет и…
– Молчи! – приказал ей бесстрастный шепот, и тут же на рот ей легла грубая жесткая ладонь. – Поняла?
Жанна кивнула, запоздало сообразив, что препятствие на ее пути не было оставленной тарой из-под телевизора или холодильника. Никто тут ничего не оставлял, испугавшись темноты. Это было что-то другое. Что-то страшное, обдающее ее лицо прерывистым горячим дыханием. И это что-то, правильнее, этот кто-то приказал ей молчать.
Да она, если бы даже и не приказывали ей, заорать не смогла бы. Окостенела каждой клеткой тела и каждым нервом и, без конца кивая, молча двигалась туда, куда ее увлекало странное бесполое существо. Она ведь даже не смогла понять по шепоту, кто это был: мужчина или женщина. Просто подчинялась чужой воле, чужой силе и двигалась медленно, пока спиной не уперлась в стену.
Это киллер!!! Это точно он! Он узнал откуда-то, что она была у Бойцова и рассказала ему о странном парне у подъезда. В этом парне она узнала того, кто убил ее Сашу. Не по лицу, нет. По походке узнала и по манере сутулиться, пряча подбородок в воротник. Вот он теперь подкараулил ее в подъезде и…
Нет, глупость! Не мог киллер так рисковать и подставляться, появившись в ее подъезде. Пускай свет вырубился, не исключено, что этот мерзавец сам его и вырубил, но ведь он мог в любой момент загореться! Что тогда? Провал?
Или кто-нибудь с площадки верхнего этажа мог спускаться, подсвечивая себе фонариком. И не один мог идти, а целой группой! И вообще, киллеру ничего не стоило убить ее во время прогулки по пустым вечерним улицам.
Она ведь блуждала, не разбирая дороги и не видя никого и ничего перед собой. И была при этом великолепнейшей мишенью.
Нет, это не киллер, решила Жанна, переводя дыхание. Тот не стал бы ее и к стенке припирать, ножом пырнул бы, если пули на нее жалко, и все.
Тогда кто это?!
И вот тут-то, когда человек, навалившийся на нее своим большим телом, принялся шарить в ее карманах и сумочке, она вспомнила и статью из газеты, и Сашины предостережения, которые всегда раздражали.
Вот оно!!! Она попалась!!! Попалась, как одна из тех, у кого отбирали телефоны и кошельки. Она жертва нападения того самого грабителя, в действиях которого ее бдительный Саша, ныне покойный, сумел углядеть серию.
Она замычала, замотав головой, и попыталась вырваться. Но не тут-то было. Мужчина, а это был мужчина, судя по силе, явно превосходившей ее собственную, втиснул свое колено между ее ног, а второй ногой наступил ей больно на пальцы правой ноги и зашипел с такой свирепостью, что она даже зажмурилась. В последнем не было особой нужды. Жмурься не жмурься, ничего все равно видно не было. Но от боли и страха она зажмурилась. Странно, но так почему-то думалось легче.
Он не убьет ее, постаралась она себя немного успокоить. Он никого не убивал прежде. Он просто отбирал сумочки, кошельки, мобильные телефоны, и все. До убийств и насилия дело не доходило.
– Всегда можно оказаться первой в списке, – вспомнилась ей вдруг Катькина загадочная фраза.
Она уж и не помнила, по какому поводу та выдала свое изречение, но в памяти всплыло. И всплыло именно в тот момент, когда этот гад начал задирать на ней юбку. Действовал он неуклюже, поскольку одной рукой все еще закрывал ей рот. Но все равно каждое его движение было сильным и напористым. И он явно спешил. Спешил начать то, зачем явился в их подъезд и подкарауливал ее.
Хотя он мог ждать не специально ее, ему просто попалась она. И она теперь станет первой в списке изнасилованных им жертв. Если до этого момента были лишь ограбленные, то теперь парню захотелось клубнички. Совершенствуется, стало быть. Оттачивает мастерство! А она еще, помнится, жалела его. Считала, что это подросток, которому, может, жрать нечего из-за того, что его родители в длительном запое. А он…
Мобильный телефон зазвонил у него в кармане. И это был ее мобильный телефон. Он уже успел, обшарив ее сумочку и карманы, положить его в свой карман. Жанна узнала мелодию, которую поставила на Катьку.
Подруга проявила дерзкую настойчивость и названивала уже в третий раз, видимо, отчаявшись достать ее по домашнему телефону. Жанна, изловчившись, высвободила рот и зашептала:
– Это моя подруга Катя!
– И чё? – хрипло отозвался напавший на нее маньяк, не переставая рыться в ее одежде.
– А то, что она сейчас вызовет милицию и сама примчится сюда! И такой шум поднимет…
– Думаешь, ей это надо? – вроде бы удивленно спросила наглая сволочь, стаскивая с нее колготки. – А мы все успеем к ее приезду.
– Нет, не успеешь! – яростно завозилась Жанна в его руках. – Она живет совсем рядом. И вообще!.. Может, она уже у подъезда со своим мужем, а он у нее силовым спортом занимается! И она звонила, звонила мне на домашний, не дозвонилась и теперь наверняка у подъезда и…
– Заткнись!!! – зашипел он с такой злостью, что Жанна тут же прикусила язык. – Вякнешь кому про меня, башку оторву, поняла?!
– Поняла, поняла, – неистово закивала она, поняв, что, кажется, пронесло.
Напавший ослабил хватку, потом отпрянул от нее и, пока она размышляла, что ей теперь делать, исчез куда-то. Вот только что, буквально, стоял и дышал ей в лицо, и чертыхался едва слышно по поводу глупых баб, названивающих по поводу и без. Потом звонки от Катьки умолкли, видимо, он отключил телефон, и все. И тишина! Будто никого и не было!
– Эй! – срывающимся сиплым голосом позвала Жанна. – Эй, ты здесь?!
Тишина!
Может, она оглохла от страха? Почему даже собственного голоса не слышно?!
Жанна осторожно вытянула руку из рукава и ущипнула себя за запястье. Странно, но было больно. Значит, она все еще жива. А почему тогда стоит и не двигается? Чего ждет?
Тут внизу с силой громыхнула подъездная дверь, и Жанна словно пробудилась. Как рванула к себе на этаж, как открывала дверь, не помнит точно. Странно, что ключи нашла в сумке. Как-то сразу нашла, едва руку в сумку запустила. Одним скачком перемахнула собственный порог. Пинком захлопнула дверь, заперла ее на все замки. Сползла в углу на пол, скрючилась и замерла.
То, что ей повезло, она поняла минут через двадцать своего тупого, без единого движения, сидения на полу. Он отобрал у нее мобильник, да и черт с ним. А ведь мог отобрать у нее ключи, втащить ее в квартиру, запереть дверь и измываться столько, сколько пожелал бы. Он бы мог даже позволить ей отвечать на телефонные звонки, диктуя текст. Приставил бы к ее горлу нож или пистолет, что там у него имелось в его карманах – она не знала, и диктовал бы ей, что говорить.