«Это еще ничего не значит, — попытался убедить себя Элиот. — Любой может достать фальшивые документы. Но кому это нужно и зачем?»
Хорошенько подумав, доктор решил, что всему происходящему может быть только одно объяснение: его разыгрывает Матт. Некоторое время Элиот прокручивал в голове эту идею. Однако он по-прежнему ощущал беспокойство. Конечно, Матт всегда был не прочь подурачиться и шутки его часто оказывались весьма оригинальными. Но в этот раз он превзошел сам себя.
«И все же на Матта это не похоже, — подумал Элиот. — Он, скорее, привел бы мне десяток стриптизерш и девочек по вызову, чем мужчину шестидесяти лет, который стал бы убеждать, что является не кем иным, как мной».
Раздумывая над этим, Элиот не заметил, что незнакомец совсем близко подошел к нему. Вид у старика был не слишком довольный. Он схватил Элиота за руку и внимательно посмотрел ему в глаза.
— Послушай, парень, как бы странно и невозможно это ни звучало, но я действительно смог найти средство, чтобы вернуться на тридцать лет назад.
— Конечно.
— Ты должен мне верить, черт тебя побери!
— Но то, что вы говорите, просто чушь!
— Тогда объясни, как я смог выйти из туалета в аэропорту так, что ты меня даже не заметил?
На этот раз у доктора не нашлось ответа. Наверняка этот тип был сумасшедший, но говорил он очень убедительно.
— Послушайте, мистер… — начал было Элиот, но тот его прервал:
— Не называй меня мистером, хорошо?
Послышался жалобный лай. Врач удивился. Неизвестно как, но лабрадору удалось подняться на второй этаж. Несмотря на свою рану, пес радостно лаял, оповещая всех о своем присутствии.
— Растакуэр! — воскликнул мужчина, как будто увидел привидение.
Щенок радостно бросился к самозванцу и принялся обнюхивать его и лизать руки — так, словно незнакомец был его хозяином.
— Вы знаете эту собаку? — растерянно спросил Элиот.
— Конечно, это мой пес!
— Ваш?
— То есть наш.
Элиот начинал выходить из себя. Всякому терпению есть предел! Этот тип уже действовал ему на нервы. Надо изменить тактику, чтобы избавиться от этого ненормального. Может, сделать вид, что он во всем с ним согласен?
Элиот немного помедлил и серьезно спросил:
— Так вы правда из будущего?
— Можно сказать и так.!.
Элиот понимающе кивнул головой, а затем прошелся по террасе и облокотился на перила балкона. Он внимательно изучал улицу, будто что-то искал.
— Странно, — наконец сказал он, — я не вижу вашей машины времени. Вы ее припарковали на улице или у меня в гостиной?
Мужчина не смог сдержать улыбки.
— Тебе в голову никогда не приходила идея выступать в театре одного актера?
Элиот решил наконец расставить все точки над «i».
— Послушайте, старина, вы мне не знакомы, и мне не известно, откуда вы явились, но я думаю, что передо мной не настолько безумный человек, как это может показаться. Я более чем уверен, что вы меня разыгрываете.
— А зачем мне это надо, можно узнать?
— Понятия не имею, и, честно говоря, мне наплевать на причины. Единственное, чего я хочу, — чтобы вы убрались из моего дома. Предупреждаю, это была последняя вежливая просьба.
— Не волнуйся, я не задержусь.
Но вместо того чтобы исчезнуть, мужчина устроился в ивовом кресле и порылся в кармане в поисках сигарет. Достал красно-белую пачку с черным логотипом.
Элиот отметил про себя, что обычно он тоже курит эту марку, но такое совпадение его не удивило: в то время сигареты «Мальборо» были очень популярны.
— Заметь, — продолжил мужчина, выдувая колечко дыма и кладя зажигалку на столик перед собой, — я прекрасно понимаю, почему ты мне не веришь. С годами уверенность постепенно уходит, взгляды человека меняются, но я помню, каким был в молодости: ученым с рациональным подходом к жизни.
— А теперь?
— Теперь я человек веры.
Легкий ветерок налетел на террасу. Какой замечательный осенний вечер! Несмотря на загрязнение атмосферы, небо, усыпанное звездами, казалось неестественно прозрачным. Луна, полная и такая близкая, светилась голубоватым сиянием. Очарованный небесной красотой, незнакомец докурил и раздавил окурок в пепельнице.
— Может, пора тебе, Элиот, начать воспринимать меня как друга?
— Да какой вы друг? Вы просто зануда!
— Зануда, который все про тебя знает.
Доктор взорвался.
— Конечно, вы все про меня знаете, ведь вы — это я. Такая уж у вас мания. Но что же на самом деле вы обо мне знаете? Марку сигарет, которые я курю? Дату моего рождения? И все?
Элиот дал волю гневу: он испытывал страх. Подспудно доктор понимал, что правда не на его стороне и что мужчина еще не привел более веских доказательств. И будто в подтверждение мыслям Элиота, тот заговорил:
— Я знаю такое, о чем ты никому не рассказывал: ни лучшему другу, ни любимой женщине.
— Что же, например?
— Ты не захочешь об этом слышать.
— Ну, говорите! Давайте! Мне нечего скрывать!
— Спорим?
— Какую тему вы желаете затронуть?
Мужчина подумал и ответил:
— Может, поговорим о твоем отце?
Вопрос прозвучал как пощечина, которую Элиот никак не ожидал получить.
— При чем здесь мой отец?
— Хотя твой папа никогда в этом не признавался, он был алкоголиком, не правда ли?
— Нет, вы лжете!
— Не спорь, ты знаешь, что я прав. В глазах других людей он был уважаемым бизнесменом, любящим мужем и хорошим отцом. Но ты и твоя мама видели его совсем другим. Разве это не правда?
— Вы ничего об этом не знаете!
— Все я знаю. К старости он немного утихомирился, но, когда ты был маленьким, он тебя сильно бил, помнишь? — Поскольку Элиот ничего не ответил, мужчина продолжил: — Порой такое случалось после нескольких выпитых им рюмок. Будучи пьяным, он быстро выходил из себя, а возможность кого-то побить его успокаивала…
Элиот молча внимал словам незнакомца и чувствовал себя раздавленным.
— Долгое время ты не сопротивлялся, а иногда даже провоцировал побои. Потому что знал: если он отведет душу на тебе, то не тронет мать.
Мужчина помолчал несколько секунд, перед тем как спросить:
— Ты хочешь, чтобы я продолжил?
— Да отстаньте вы наконец!
Но незнакомец зашептал:
— Один раз в обед — тогда тебе было десять лет, — возвращаясь из школы, ты нашел свою мать в ванной всю в крови. Она перерезала себе вены…
— Замолчишь ты или нет, паршивый старикан! — взорвался Элиот, хватая незнакомца за ворот.
— Ты пришел как раз вовремя и успел ее спасти. Помнится, ты вызвал скорую, но мама взяла с тебя обещание никому ничего не рассказывать. И ты сдержал слово. Ты помог ей разбить стекло в ванной, и она сказала врачам скорой помощи, что поранилась, поскользнувшись на мокром полу. Это был ваш секрет. Никто больше об этом не знал.
Мужчины теперь стояли лицом к лицу. Элиот был поражен до глубины души. Он не ожидал разоблачения семейных тайн. По крайней мере, не сегодня вечером и не таким странным образом. Ему казалось, что все эти воспоминания уже давно притупились и ушли в прошлое, однако сейчас он опять чувствовал нестерпимую боль.
Как ножом по сердцу.
— Сначала ты думал, что правильно поступил, когда спас мать от смерти и психиатров. Только потом ты понял, что совершил ошибку. Это все-таки произошло. Через два года твоя мать прыгнула с тринадцатого этажа.
Каждое произнесенное слово было для Элиота ударом.
Впервые за последние годы слезы навернулись на его глаза. Он чувствовал себя уязвленным и пораженным, словно его отправили в нокаут.
— И с тех пор тебя мучает чувство вины за то, что случилось с мамой. Ты думаешь, что все могло быть по-другому, если бы тогда ты рассказал врачам всю правду. Мама нуждалась в помощи психиатра, и ее могли вылечить в специальной клинике. Мне продолжать?
Элиот открыл было рот, чтобы сказать «нет», но не смог произнести ни слова.
Незнакомец казался взволнованным, но он продолжал рассказывать Элиоту всю правду о нем самом, и молодому врачу было больно слушать.
— Ты говоришь, что не хочешь детей потому, что современный мир — небезопасное место и что будущее не обещает ничего хорошего. Но это не правда, Элиот…
Молодой врач нахмурился. На этот раз он не знал, к чему клонит его собеседник.
— Ты не хочешь детей, поскольку всегда думал, что родители тебя не любят. И теперь ты боишься, что тоже не сможешь быть любящим отцом для своего ребенка. Удивительно, как темны закоулки нашего разума, не правда ли?
Элиот не стал спорить. Всего три минуты — и человек, которого он никогда не видел, пошатнул его убеждения и уверенность в себе. «Все мы лишь кучка никчемных маленьких секретов», — горестно подумал он.
Налетел сильный порыв ветра. Незнакомец поднял ворот куртки, подошел к Элиоту и, пытаясь приободрить, положил руку ему на плечо.
Налетел сильный порыв ветра. Незнакомец поднял ворот куртки, подошел к Элиоту и, пытаясь приободрить, положил руку ему на плечо.
— He трогайте меня! — попросил молодой врач, отходя к перилам. Он задыхался, и в голове у него царил хаос. Доктор чувствовал, что от него ускользнуло самое важное: к чему эти откровения? — Допустим, я признаю, что все рассказанное вами правда. Но я не понимаю, чего вы от меня хотите, — произнес Элиот, глядя в глаза таинственному гостю.
Незнакомец лишь покачал головой:
— Ничего, малыш. Сожалею, что так тебя разволновал. Ведь я здесь вовсе не из-за тебя.
— А из-за кого же?
— Я пришел, чтобы увидеть ее…
Он снова достал из кармана кошелек и протянул выцветшую фотографию.
Молодая женщина с сияющими глазами и раскрасневшимися на морозе щеками бросала снежный комок. Ее любимая фотография, сделанная прошлой зимой в Центральном парке… С тех пор как Илена подарила ему этот снимок, Элиот всегда носил его с собой в кошельке.
— Где вы взяли эту фотографию? Только попробуйте подойти к Илене — и пожалеете, что родились на свет…
Но незнакомец не стал слушать угроз Элиота. Он погладил собаку и сделал несколько шагов к окну, как будто почувствовал, что пришло время уходить. Как накануне в аэропорту, перед тем как исчезнуть в туалете, он снова забился в судорогах.
Но на этот раз Элиот не даст ему испариться!
Молодой врач бросился за незнакомцем, чтобы остановить его, но тот уже успел выйти с террасы и закрыть за собой стеклянную дверь.
— Откройте эту чертову дверь! — закричал Элиот, бешено колотя по стеклу.
К несчастью, по задумке дизайнера стекло отливало зеленым цветом, поэтому в темноте окна и дверь превращались в некое подобие зеркал. Закрытый на террасе Элиот не видел ничего, но с той стороны все прекрасно просматривалось.
— Откройте! — потребовал Элиот.
Тишина. И чуть позже голос:
— Не забудь мои слова: я — друг, а не враг.
Но Элиот не собирался упускать страшного типа. Он хотел знать о нем больше. Недолго думая, доктор схватил железный стул и изо всей силы ударил по стеклу. Посыпались мелкие сверкающие осколки. И вот он в доме… Элиот сбежал вниз по лестнице и осмотрел комнаты. Выбежал на улицу.
Никого.
Вернувшись на террасу, доктор увидел, что маленький лабрадор грустно воет на луну.
— Ничего, ничего, не волнуйся, все позади, — успокоил он щенка и взял его на руки.
Но в глубине души Элиот был уверен: это еще не конец.
6
1976 год
Элиоту 30 лет
Взяв щенка на руки, Элиот направился к машине. Он должен был рассказать Матту обо всем, что случилось сегодня. Первым делом надо было позвонить Илене. Однако Купер передумал и повесил трубку до того, как женщина успела ответить. Он собирался описать ей все, что с ним случилось, но так, чтобы она не приняла его за сумасшедшего. Это было непросто. Нет, прежде следует самому все как следует разузнать, а уж затем беспокоить дорогих его сердцу людей.
Элиот открыл дверцу «фольксвагена» и посадил лабрадора на переднее сиденье. Он начинал чувствовать привязанность к маленькому щенку, которого, казалось, сильно взволновало ночное происшествие.
Элиот выехал из приморского комплекса и попал в итальянский квартал. Стояла ночь, машин на дороге почти не было. Доехал на Ломбард-стрит и прошел восемь крутых виражей, следующих один за другим. Из-за них Ломбард-стрит и получила название самой извилистой улицы мира. Красота ее впечатляла, но сегодня вечером Элиот был слишком взволнован, чтобы обращать внимание на клумбы и подсветку.
Молодой человек быстро пересек Норт-Бич, проехал мимо двух башен собора, в котором несколько лет назад Мэрилин Монро обвенчалась с Джо Ди Маггио, и попал на самую вершину Телеграфного холма.
Въехав на холм, Элиот припарковал машину под углом к тротуару, вывернув колеса, как того требовали правила.
— А ты сиди тут, — приказал он собаке.
Щенок недовольно заворчал в ответ, но врач не смягчился.
— Очень сожалею, но это обсуждению не подлежит, — отрезал он, хлопнув дверью.
Элиот стремительно прошел по небольшой дорожке, обсаженной эвкалиптами, сбежал вниз по ступенькам вдоль склона холма. Здесь было красиво и тихо и веяло чем-то деревенским, словно местечко находилось не в самом сердце мегаполиса, а где-то за его пределами. Отсюда открывался прекрасный вид на весь город, а на заднем плане возвышалась светящаяся башня Койт-Тауэр. Обильная сочная растительность служила убежищем для птиц: воробьев, диких попугаев, дроздов-пересмешников… Мужчина пробрался вдоль зарослей рододендронов, фикусов и бугенвиллей по деревянной лестнице. И вот ворота в заброшенный сад. Как всегда, он перелез через них и поднялся на порог деревянного дома, из которого доносился томный припев Марвина Гейя.[11] Элиот собирался было постучать, но, увидев открытую дверь, недолго думая, вошел, сгорая от желания поскорее рассказать другу о ночном происшествии.
— Матт, ты здесь? — крикнул он, входя в гостиную. — Ты не поверишь, что со мной произошло…
Но тут же оборвал себя на полуслове. На столике у окна стояли два бокала с шампанским, рядом — миндальное печенье в вазочке. Приятный запах индийских духов витал по комнате. Элиот нахмурился и обежал взглядом гостиную: туфли-лодочки на высоком каблуке лежали у камина, лифчик пастельного тона был брошен на диване, кружевные трусики зацепились за статуэтку… Похоже, Матт дома не один. Для него же лучше. Если Матт носит все это белье, то он Элиоту больше не друг! Доктор на цыпочках направился к выходу, но вдруг услышал:
— Эй, ты, привет!
Он обернулся, застигнутый врасплох. Перед ним стояла женщина, которую они с Маттом встретили на пляже, но… абсолютно голая.
— Э-э-э… здравствуйте, — отводя глаза, пробормотал в ответ Купер. — Простите, что…
Как будто устыдившись своей наготы, прикрывая одной рукой грудь, а другой низ живота, она грациозно подошла к Элиоту, опьяняя его своей сексуальностью.
— Матт не говорил, что ты тоже будешь участвовать, — задорно сообщила она.
— Не-е-ет… вы ошибаетесь. Я пришел, чтобы…
— Что ты тут делаешь в такое время? — прервал его на полуслове появившийся из спальни Матт, обернувший нижнюю часть тела простыней.
— Мешаю, как видишь…
— Какая проницательность! Но раз уж ты здесь, давай я представлю тебе Тиффани. Она приехала в Сан-Франциско участвовать в отборе на роль очередной девушки Джеймса Бонда.
— Очень приятно, э-э-э… Не буду пожимать вам руку, потому что руки у вас, как я вижу, заняты.
Тиффани улыбнулась, сверкнув безупречно белыми зубами.
Элиот повернулся к другу:
— Послушай, Матт, мне очень нужна твоя помощь!
— Прямо сейчас? Здесь? А до завтра это не может подождать? — поинтересовался француз. Ясное дело, он вовсе не хотел отрываться от такой очаровательной девушки, даже ради друга.
— Ты прав, я позвоню завтра, — согласился Элиот, немного расстроенный. — Прости, что помешал.
Он уже успел сделать несколько шагов по направлению к двери, когда Матт, осознав, что с товарищем действительно случилось нечто из ряда вон выходящее, схватил его за плечо.
— Подожди, дружище, расскажи, что там у тебя.
В другом углу комнаты Тиффани, почувствовав себя ненужной, быстро оделась и собралась уходить.
— Ладно, мальчики, я оставлю вас вдвоем, — сообщила она, собирая вещи. — Если вы предпочитаете общество друг друга…
— Да нет же! — горячо запротестовал Матт, стараясь удержать Тиффани. — Это совсем не то, что ты думаешь. Элиот — мой друг!
— Не волнуйся, дорогой, — заверила она его, — мы же в Сан-Франциско. Я все поняла…
Даже не взглянув на друга, Матт выбежал в сад следом за Тиффани, клянясь всеми богами, что он не гей, и выпрашивая номер телефона. Но молодая женщина, оскорбленная тем, что ею пренебрегли, не соглашалась. Матт с удвоенной настойчивостью спрашивал номер, когда вдруг налетевший с Тихого океана порыв ветра сорвал с него простыню, служившую самодельной тогой. Он схватил первый попавшийся под руку горшок с кактусом и прикрыл им причинное место. Матт еще какое-то время упорно бежал за Тиффани, но та, несмотря на каблуки-шпильки, словно газель, скакала по дорожке. Но тут в соседнем доме зажегся свет. Разбуженная шумом старушка высунула голову в окно. Заметив возмущенное лицо соседки, Матт начал отступать. Он помчался к дому, но, добежав до входной двери, поскользнулся на последней ступеньке и растянулся на пороге. Иголки кактуса впились в его голое тело.